Они стали пожимать друг другу руки и пока обменивались первыми фразами, без которых не обходится ни одна встреча на всем земном шаре, Филипп повернулся к Селии. Она подошла к нему со сверкавшими в полумраке хижины глазами и вдруг обняла его за плечи. Швед так и застыл на месте, точно вкопанный, а белобородый Армин посмотрел на Селию так, точно не верил своим глазам. Поднявшись на цыпочки, Селия поцеловала Филиппа и затем, повернув голову к старику, но все еще продолжая обнимать Филиппа, она что-то ему сказала, от чего Олаф так и прыснул себе в кулак от изумления, смешанного с восторгом. Затем она отошла от Филиппа и обняла отца.
- Что она ему сказала, Олаф? - обратился к шведу Филипп.
- Что она собирается выйти за вас замуж, если только мы когда-нибудь выберемся из этого кромешного ада, - ответил Олаф. - Ну и подвезло же вам, Филипп! Только представить себе, что Селия Армин и вдруг выходит за такого урода, как вы! Но этому все-таки не бывать. Не угодно ли вам, милейший, посмотреть вот сюда?
Филипп приник глазами к щели между бревнами и увидел перед собою всю тундру и черневшую вдалеке полоску леса. От этой полоски уже открыто бежали к избушке люди и уже не старались больше скрывать своих намерений.
Селия и ее отец насторожились.
- Ну, что ж, - постарался их успокоить Филипп. - Мы им покажем! У нас есть винтовка, револьвер и целых сорок патронов!
Но последние слова чуть не застряли у него в горле. С реки и вдоль тундры, простершейся между нею и видневшимся на горизонте леском, двигались сани, за ними показались другие, потом третьи и четвертые. Рядом с санями бежало рысцой несколько закутанных в меха человек.
- Это Блэк! - воскликнул Филипп.
Андерсон отошел от стены. В глазах у него загорелся своеобразный огонек, а в лице было твердое, как железо, выражение. А в это железо была впаяна незаметно та страшная улыбка, с которой он всегда выходил на бой или встречался лицом к лицу со своим настоящим противником. Он медленно повернулся вокруг самого себя и указал своим длинным пальцем на все четыре стены избушки.
- Прошу приготовиться! - сказал он коротко и повелительно. - Они будут нападать на нас со всех сторон. Только бы нам продержаться до ночи, а ночью они нападать не станут, так как очень суеверны и боятся темноты. Они не сделают этого даже и в том случае, если их к этому будет принуждать сам Блэк. А за этим-то артистом я и гнался по пятам, когда вдруг наткнулся на Армина и его людей. Смелее!
В его голосе прозвучала вдруг какая-то неприятная нота, когда он вновь стал смотреть через щель в стене. Филипп отсчитал поровну снаряды и через всю избушку посмотрел на Селию и ее отца. Оба они прислушивались к тому, что говорил сейчас Олаф, но он знал, что они не поняли ни слова. Он всыпал шведу в правый карман тужурки половину патронов и затем выступил вперед, протянув к Армину обе руки для приветствия. Даже в этот напряженный момент он заметил, как вдруг просияло от удовольствия лицо у Селии. Губы ее зашевелились, она что-то быстро и тихо говорила отцу, то и дело поглядывая на Филиппа. Армин подошел к нему, и руки их встретились. В первую минуту Филипп принял его за старика. Его волосы и борода были совершенно седые, спина у него была сгорблена, и руки казались длинными и худыми. Но зато глаза у него, глубоко запавшие в орбиты, светились молодо и бодро, как у орла. Он пристально глядел ими на Филиппа, расценивая его так глубоко и всесторонне, как только мужчина может оценивать мужчину. Затем он заговорил и только по тому, как вдруг заблистали глаза у Селии, как разжались ее губы и как быстро вспыхнуло румянцем все ее лицо, он понял, о чем говорил ему Армин.
С другого конца избушки вдруг послышался голос Олафа. Вместе с ним донеслось и металлическое щелканье ружья, которое он заряжал. Сперва он поговорил о чем-то с Селией и ее отцом на их родном языке, а затем сказал Филиппу по-английски:
- Вернее будет, если мы теперь же приготовимся к отпору. Скоро они начнут. Вы уже разделили патроны?
- Да, каждому по семнадцати, - ответил Филипп. - У вас в правом кармане.
Филипп осмотрел свое ружье и стал глядеть сквозь щель на тундру. Он слышал, как Олаф тащил к себе собак, чтобы привязать их к ножкам скамьи, слышал, как что-то говорил на своем непонятном языке Армин и как утвердительно ему ответил швед, которого быстро и тихонько переспросила Селия. В тот же самый момент у него сильно забилось сердце.
Враги соединились вместе и перешли в наступление.
- Идут! - обратился он к Олафу.
Швед спокойно подошел к своей щели и направил в нее ружье.
- Не волнуйтесь, Филипп, - сказал он. - Отсюда у нас хороший прицел, и мы можем отлично попрактиковаться сегодня в стрельбе. Вот только бы они подошли поближе!
В эти минуты напряженного ожидания Филипп впервые улучил возможность поговорить со своим соседом. Сперва он сказал:
- Думаю, Олаф, что, быть может, вы и поймете меня. Вместе с этой девушкой мы прошли целый ад, и я полюбил ее. Если нам удастся выбраться отсюда, то она будет моей женой. Она уже обещала мне это, но, к сожалению, я ровно ничего не понял из того, что она говорила мне о себе. В чем дело? Кто она такая? Почему вдруг она оказалась у Брэма Джонсона? Вы знаете их язык и к тому же некоторое время пробыли вместе с ними.
- Вот они сейчас там получают распоряжения, - перебил его Олаф, точно вовсе его и не услышал. - Они затевают что-то особенное. Это все Блэковские планы. Смотрите, как они разбились на группы!
Он глубоко вздохнул и, точно ничего и не случилось, продолжал без малейшей перемены в голосе:
- Калкинс, Гаррис и Офлин погибли в честном бою, тщетно отбиваясь. Но об этом я расскажу вам потом. Целых семь дней я убегал на запад и вдруг наткнулся на лагерь Армина, этой девушки и двух русских. От залива Коронации их вели, в качестве проводников, два эскимоса. Ну а об остальном вы можете догадаться и сами. Эти проводники дали знать о нас Блэку и его шайке два дня спустя, как я познакомился впервые с Армином и его дочерью. Затем вдруг как снег на голову откуда-то появился Брэм Джонсон со своими волками. Он остановился около нас, долго сидел на корточках и что-то бормотал. Тогда я стал за ним наблюдать. Оказалось, что он подобрал один из волосков Селии, который она сбросила во время причесывания с гребешка и когда увидел меня, то зафыркал, как зверь, точно боялся, что я отниму у него этот священный волос. Я понял тогда, что этот волос ему нужен был для силка. Я предвидел, что должно было случиться. Я знал, что Блэк только и ожидал того, чтобы Брэм поскорее уехал и развязал ему этим руки. Поэтому я посоветовал Селии давать Брэму свои волосы добровольно, чтобы задержать его при нас подольше. Она стала давать их ему своими собственными руками, и с этой минуты этот сумасшедший стал следовать за нею по пятам, как собака. Я пробовал было поговорить с ним, но это оказалось невозможным. От него нельзя было добиться ни одного слова. Ну-с, а затем Брэму и его волкам понадобилось мясо, и он все-таки должен был от нас уехать. Тогда Блэк напал на нас. Оба русских были убиты, а я и Армин забились в уголок, прикрыли своими телами Селию и долго отбивались, пока наконец точно снег на голову снова не явился к нам Брэм. Он вовсе не принял никакого участия в этой драке, а просто отнял у нас девицу, посадил ее к себе в сани - и был таков со своими волками! Армин и я впоследствии кое-как добрались до этой избушки и живем в ней вот уже сорок дней и сорок ночей. Сбегал было я сегодня, чтобы достать себе пищи, да вот нарвался опять на этих разбойников и пришлось вернуться назад ни с чем…
Его голос вдруг осекся. Через какую-нибудь сотую секунды вслед за этим грянул выстрел из его ружья, и вслед затем один из эскимосов Блэка повалился на землю.
Послышалась стрельба со всех сторон. Эскимосы бежали к хижине на рысях по открытому пространству и стреляли на бегу. Филиппа удивило их количество. Сердце его замирало от отчаяния даже в тот самый момент, когда, нажав затвор, он сделал свой первый выстрел в нападавших. Что будет с Селией, когда его убьют? А что его убьют, он в этом не сомневался нисколько, так как пули уже давно стучали о бревенчатые стены избушки, точно кастаньеты.
Филипп уже видел, как в нескольких местах пули уже пробили стены и влетели в избушку, и, приставив ружье к косяку, подскочил к Селии и почти на руках отнес ее вглубь и загородил ее скамьей, стоявшею вдоль стены.
- Оставайся здесь! - приказал он ей. - Понимаешь? Здесь!
Она улыбнулась ему и утвердительно кивнула головой. Это была удивительная улыбка, полная нежности, которая говорила ему, что она поняла то, что он говорил ей, и будет ему повиноваться. Она не сделала ни малейшей попытки удержать его около себя, но в этот момент Филипп не мог осилить искушения, привлек ее к себе и поцеловал ее в губы. Армин стоял у двери, держа в руке тяжелую дубину, которая нижним своим концом касалась пола. Он спокойно ожидал заключительной сцены атаки, когда враги будут наконец ломиться в самую избу. А затем случилось то, чего так боялся Филипп. Пули стали пробивать дверь и влетать через окно. Одна из собак вдруг жалобно завизжала и повалилась на пол, начав корчиться от конвульсий.
Олаф отступил назад и посмотрел на Филиппа. Теперь на его лице уже не было улыбки. Оно застыло, как железная маска.
- Ложитесь! - скомандовал он. - Слышите? Ложитесь все!
Он опустился на колени и приказал это сделать и Армину на его родном языке.
- Растянитесь на полу! - продолжал он. - Вытяните ноги по направлению к ним и так лежите, пока они совсем не прекратят стрельбу. Вот так! - И он сам растянулся на полу параллельно полету пуль.
Вместо того, чтобы последовать примеру шведа, Филипп подскочил к Селии. На полпути к ней пуля задела его за ворот. Он опустился перед ней, забрал ее целиком к себе в руки и заслонил ее своим телом от огня. Минутой позже он уже благодарил за это судьбу, так как пули стали влетать в избушку, как крупные капли дождя. Он опять услышал команду шведа, кричавшего ему с пола:
- Нагнитесь ниже! Спрячьтесь за последнее бревно! Вы имеете в своем распоряжении еще восемь дюймов!
То же он приказал, по-датски и Армину.
И вдруг неожиданно, сама собою, пальба прекратилась.
Вместо ружейного огня до них вдруг долетел неожиданный гул голосов, и Олаф вскочил на ноги и радостно вскрикнул. Филипп тоже бросился к нему, и оба выглянули через щель наружу.
- Что такое?! - в удивлении воскликнул Олаф. - Да это никак Брэм Джонсон? Да, да! Так и есть! Это сам Брэм Джонсон!
Даже Селия поняла потрясающее значение этих слов взволнованного Олафа. Неужели это правда? Неужели в самом деле это Брэм Джонсон? Она бросилась вслед за Филиппом и выглянула вместе с ним через щель. Оттуда, от той далекой полоски леса, сюда бежали Брэм и его волки! Вся стая была на свободе и развертывалась, как громадный веер. Она мчалась с быстротою ветра! А за ними едва поспевал на своих лыжах их хозяин Брэм - дикая, чудовищная фигура, выделявшаяся на яркой белизне снега. В руках у него была тяжелая дубина. Он что-то кричал вслед волкам. Этот его вопль покрывал собою все другие звуки, как рев дикого, громадного животного, и они его услышали и повиновались. Они побежали еще скорее, а затем…
Находившиеся в избушке сразу поняли все, и сердца у них остановились.
Брэм Джонсон со своими волками повел атаку на эскимосов.
С безумца-великана, мчавшегося со своими кровожадными зверями через равнину, Филипп перевел глаза на нападавших. Охваченные суеверным страхом, они только смотрели на мчавшихся на них животных и на кричавшего во все горло человека-волка. Никто из них не поднял ружья и не выпустил ни одного заряда. А затем они вдруг пришли в себя и бросились бежать в разные стороны. Волки их уже настигали. Селия закрыла глаза руками. Швед проскользнул мимо нее, откинул засов и распахнул дверь настежь. Филипп последовал за ним.
Еще минута, и все было кончено. Последний из осаждавших скрылся в опушке леса, но волки бросились вслед за ними, а за волками побежал туда же и Брэм.
Филипп посмотрел на Олафа Андерсона. На лице у шведа была его старая улыбка. И несмотря на нее, он все-таки казался взволнованным.
- Мы не последуем за ними, - сказал он. - Брэм и его волки расправятся с ними и затем он вернется, когда все уже будет кончено. А тем временем не отправиться ли нам всем домой? Давайте запрягать собак! Я уже так устал от этой хижины! Сорок дней и сорок ночей - уф! - ведь это ад! Не найдется ли при вас табаку, Филипп? Если есть, то угостите… На чем это, бишь, я остановился, рассказывая вам историю Селии и Армина? Что это, табачок?
Филипп протянул ему свой кисет с табаком и трубкой. Олаф набил ее и закурил, сразу выпустив целое облако дыма.
- Да, на чем, бишь, я остановился? - продолжал он. - Ах да! Этот самый Армин рассказал мне, что, несмотря на то, что он был природным датчанином, его по особым проискам Распутинской партии арестовали и засадили в Петропавловскую крепость, где он протомился несколько лет. Большая часть его друзей тоже оказались кто в ссылке, кто в тюрьме. Некоторые из них, впрочем, заботились о Селии, думая, что он умер. Как только Распутин был убит и еще прежде чем началась революция, они узнали, что Армин был жив и медленно умирал где-то в отдаленных местах Сибири. Мать Селии, тоже датчанка, умерла еще тогда, когда Селия была ребенком. Но некоторые из родных и кое-кто из русских решили вернуть Армина из Сибири, наняли пароход и отправились вместе с Селией на поиски.
Он остановился на минуту, чтобы снова зажечь трубку.
- И они нашли его, - продолжал он. - Они бежали с ним из Сибири раньше, чем узнали о революции, иначе Армин вернулся бы оттуда вместе с другими ссыльными, и ему были бы возвращены его права. По каким-то соображениям они погрузили его на американское китобойное судно, а этот китобой имел несчастье быть затертым льдами и должен был зазимовать в заливе Коронации. Тогда они сошли с него на берег и отправились далее уже на собаках с проводниками. Ну, а остальные подробности вы, Филипп, узнаете, когда научитесь у Селии ее языку, а ее выучите говорить по-английски. Ведь вам придется сделать из нее американку. Не правда ли?
Селия тоже вышла из избушки и стала рядом с Филиппом. Тихая радость, которая светилась у нее в глазах и которой она не скрывала, заставила Олафа слегка засмеяться.
- А она полюбит Америку! - воскликнул он. - Да, милейший, она полюбит ее больше, чем все другие страны на всем земном шаре! Уверяю вас!
В тот же полдень они медленно отправились к югу, держась берега Медной реки, и вдруг неожиданно услышали позади себя вой волков Брэма Джонсона. Он донесся до них только однажды, как отдаленное завывание ветра, и тем не менее, когда с наступлением темноты они расположились на отдых, Филипп был твердо уверен, что сумасшедший со своими волками находился где-нибудь поблизости от них Совершенное изнеможение от усталости сливало для него и для Селии эти часы в одну общую, сплошную массу в то время, как Олаф, одевшись потеплее, всю ночь просидел на страже. Два раза в тишине ночи до него доносились крики. Одним из них был голос человека другим - вой его волков.
На следующий день они расположились на ночлег на опушке леса и разожгли громадный костер. Это был такой огонь, что было видно все на расстоянии пятидесяти шагов и даже больше. И вот именно на этот огонь и явился Брэм Джонсон. Он подошел к костру так неожиданно и так неслышно, что Селия вдруг вскрикнула от испуга, а Олаф, Филипп и Армин в удивлении уставились на него большими глазами. Казалось, что Брэм позабыл обо всем на свете, кроме одной только Селии. Он подошел к ней, долго смотрел на нее, не отрывая глаз, и затем круто повернул назад и исчез во мраке. Швед бросился за ним вслед, но было уже поздно.
В конце концов, много все-таки в жизни разных происшествий и подчас таких странных, что просто разведешь руками. Случай с Брэмом Джонсоном с Крайнего Севера, этим безумным человеком-волком, несомненно, относится к их числу. Среди архивных материалов пограничной стражи в Черчилле в настоящее время хранится объемистый пакет, полный официальных и личных документов. Там имеется, между прочим, краткий и откровенный доклад капрала Олафа Андерсона, есть и более длинное и подробное изложение показаний мистера и миссис Филиппа и Селии Брант и Поля Армина. К этим бумагам приложена также и копия официального распоряжения о помиловании Брэма Джонсона. За ним уже не охотится больше никто. "Да будет Брэм Джонсон на свободе" - вот та фраза, которая объявлена всем чинам пограничной стражи, - и это несомненно разумное и гуманное постановление, так как страна Брэма пустынна и велика, и он никому там не может помешать, охотясь со своими волками при свете полярной луны и звезд.
Примечания
1
Сумасшедший, сумасшедший - он сошел с ума! (дат.).