– Сегодня у меня неприятная встреча состоялась, – сказал Вовка Полине. – После работы ходил в милицию отмечаться. Осадок не хороший остался. Можно было посидеть подольше в ресторане с Максимом, поговорить с ним о, наболевшем. Он дядька грамотный, и с понятиями.
– Ты, я смотрю, любишь общепит, – сменила она тему. – Не увлекайся ресторанами, я знаю многих завсегдатаев, которые потеряли семьи и свой человеческий облик, не вылезая из ресторанов. Есть такие гурманы по ресторации, которые придут, закажут бутылку пива, а потом ходят по всем столикам и пристают к посетителям, чтобы им налили. А в ресторане весь народ в основном щедрый. Вот они и катятся по наклонной.
– Я до такого не дойду, уверяю тебя, – заверил он Полину.
– Надеюсь! – поверив ему, ответила она.
Он ей рассказал о разговоре с Ланиным:
– Мне тревожно стало после твоего рассказа. Этот Ланин тебя в покое не оставит. Неужели таких нечистоплотных людей допускают к службе в милиции. Мне просто не верится. А ты меня не обманываешь? – с недоверием спросила она.
– Какой мне смысл тебя обманывать, я тебе говорю, как оно есть, – грубо оборвал он Полину.
После чего они шли, молча несколько минут, не произнося ни одного слова. Первой тишину нарушила Полина:
– Может тебе стоит за помощью или советом обратится к Ивану Романовичу.
– Кстати, Максим, с которым мы, сейчас, простились, с моим родным братом одногодки. И до меня они с Серёгой ухаживали за его голубями и собаками, – сообщил Колчак.
– А вы с ним чем – то похожи, я сразу обратила внимание, – отметила Полина.
– Иван Романович в городе известный человек, но к нему обращаться ещё рано, – сказал Вовка.
– Ты должен всё напрочь забыть и больше думать обо мне, а я всегда буду рядом с тобой, и буду максимально помогать тебе во всём, – прижавшись к его плечу, ласково сказала она.
Проходя мимо вечного огня, Колчака окликнула толпа парней, где был Лука, Джага, Марека и все остальные парни со двора. В центре их стоял Володя Назаров, – больной на голову мужчина. Его все в городе называли юродивым. Отличительная особенность Володи была; он ходил до первого снега в военном кителе, который был увешан разными знаками. Он цеплял туда всё, что ему дарили, от октябрятских звёздочек, до ударника коммунистического труда. Своими "наградами" он очень дорожил. Смотреть разрешал, но руками трогать не позволял. И ещё он любил ходить по отделениям связи, где с умным видом садился за стол и писал письма Хрущёву и Брежневу, которых не было давно в живых. У Брежнева он просил, чтобы ему, как покорителю целинных земель тот выслал все его авторские книги, а Хрущёву писал. "Я Америку пропивал, Англию пропивал, а тебя Никита Сергеевич и подавно пропью, потому, что, я не коров пасу, а тебя пасу".
Все эти письма он естественно не куда не отправлял, а оставлял на столе, которые читали посетители.
В этот вечер Юродивый был в центре внимания, ребята стояли и потешались над ним.
– Колчак, ты послушай, что он нам прикалывает, после вина. Не спеши, тебе интересно будет послушать, – сказал Марека.
– С ним японская императрица рядом находится. При ней я не буду, говорить о своей тайне, – не соглашался повторять историю Володя Назаров.
– Давай Володя рассказывай? – мы с ней в сторону отойдём, – подгонял его Лука.
Когда Лука с Полиной отошли в сторону, Марека принудил Володю, пообещав ему ещё налить вина, чтобы он пересказал Колчаку свою тайну.
– Налей вначале, не – то обманешь потом? – сказал Володя.
Марека достал из кармана складной стакан и бутылку вина. Налил Володе меньше пятидесяти грамм, которые он без промедления опрокинул себе в рот. Володя вытер губы после вина, и поблагодарив Сашку, затем начал поведывать таинственную историю своего невольного бесчестия:
– Это случилось в ночь на Новый 1991 год. По китайскому календарю, начался новый век. Во многих домах на нашей улице погас свет, как и у меня. Я заглянул в окно. На улице шёл крупными хлопьями снег, я это отчётливо помню. Прощелкав всеми выключателями вхолостую, я пошёл в сени и достал керосиновую лампу. Слышу, в дверях кто – то скребётся, и жалобно просит:
"Володя, пусти ради бога? – плакал он, – не дай замёрзнуть, двери захлопнул в доме. Я только с больницы сегодня выписался".
– Я открываю двери, и вижу передо мной, стоит мой сосед – милиционер Ланин, в одних трусах, пальто и тапочках. Я знал, что он в больнице лежал. Говорит мне, дай я у тебя посижу, мать подожду, а то во двор пошёл и дверь захлопнул. А мать утром с дежурства придёт, двери откроет. Я и положил его на диван, а он ночью весь мой суп сожрал из копчёных рёбер и украл дорогую икону. Я когда проснулся, Ланина уже не было в доме. Я к нему домой с претензиями пошёл. А он мне сказал, что в эту ночь инопланетяне рейд делали по холостым мужчинам. Выкидывали из дома лишнее, что может навредить здоровью. И сказал, что это они так поздравили меня с Новым годом. Пьяный он был в ту ночь поросёнок этакий. Я знаю, мой суп у него в брюхе переварился, а икону спрятал в сундук.
Колчак, улыбаясь, слушал Володю, не придав никакого значения его рассказу. Затем его внезапно осенило, и он спросил Володю:
– А причём здесь невольное бесчестие?
– А кровь – то думаешь, мне на простынь инопланетяне вылили?
– Володя да тебе уже лет семьдесят наверно, может это просто скверный сон у тебя по пьяной лавочке был.
– Ничего мне не приснилось, – перекрестился он, – зад – то болит, спасу никакого нет. У доктора был, он мне сказал. Здоров!
Вовка, задумался:
– А Ланин, где живёт?
– Улица Первомайская, дом сорок семь, а я в доме сорок пять. Через забор, от него, – по – военному отрапортовал он.
– Всё правильно он говорит, – подтвердил Петька Лазарев, – я на работу хожу мимо их домов. Часто Ланина вижу там, на импортном мотоцикле. Мальчиков он на нём катает
.А зимой, он использует для этих целей своего Жигулёнка. У Ланина гараж больше, чем его дом. Но я слышал, что Назаров Ланину приходится единственным дальним родственником.
– У меня родственник знаменитый авиаконструктор Александр Сергеевич Назаров, а Ланин мне чужой. Он меня в психушку пытается сдать, чтобы мой дом к рукам прибрать. Наши дома все на снос идут. Набережная на этом месте будет. Хочет, чтобы ему две квартиры досталось. И вместо таблеток приносит мне яд. Но я их не пью, за иконку складываю. Теперь иконки нет.
– Володя, если ты на почте перестанешь писать идиотские письма Брежневу и Хрущёву, а будешь писать конкретные жалобы на своего соседа Ланина, начальнику областного УВД, или мэру нашего города, – я тебе непременно подарю офицерский китель, с наградами и аксельбантами. Писать надо в точности так, как ты нам сейчас рассказывал. И про таблетки пиши.
– Завтра будет китель, завтра будут, и жалобы на почтах лежать, – сказал Володя.
– Я смотрю, ты не такой и глупый, больше под придурка косишь, чтобы харчеваться за государственный счёт.
– Я далеко не дурак, в кремле раньше в охране работал. Оберегал от воров оружейную палату, – сказал он, чем ещё раз насмешил парней. Все знали, что за свою жизнь он нигде не работал, не смотря, что имел высшее образование. Вызывался только присматривать за коровами и козами, которые паслись, у него за забором. За это его соседи кормили и давали ему молоко.
Выслушав Володю до конца, Колчак взял Полину под руку, и они пошли домой.
Пацаны по просьбе Колчака в ближайшие дни организовали Володе Назарову солдатский, добротный китель и навешали на него значки, по разнообразной тематике. Вскоре на почтах стали попадаться смешные письма – заявления с интересным текстом. Володя своим доступным языком рассказывал, о том, как у него Назарова Володи на китайский новый год, получился казус с майором милиции Ланиным. Володя в подробностях излагал, как начальник уголовного розыска жульническим путём съел у него в доме не прокисший суп, целую кастрюлю. Похитил дорогостоящую икону старинную, а покидая дом, без разрешения лишил мужской чести, инвалида третьей группы, – то есть Назарова Владимира Васильевича. Все письма были написаны, начальнику УВД и членам политбюро КПСС, которого к этому времени уже не существовало.
Прерванные воспоминания
Иван Романович Беда сидел на своём любимом столбике, продолжая листать события давних лет. Этот столбик он для себя называл островком воспоминаний Ямал. Он вспомнил, как в этот день появились на свет Катя и Софья. Ещё три года он поиграл за команду, но семья и работа отнимали много времени и, ему пришлось оставить футбол. Старший сын Альберт был на год старше своих сестёр и больших хлопот уже не причинял. А вот племянник Сергей, который носил его фамилию, и которого сестра Клавдия воспитывала одна, придавал достаточно забот всей родне. Футбол он по рекомендации врачей забросил, перешёл на борьбу, но главным увлечением его была улица и конечно книги. Иван неоднократно разговаривал с племянником и вроде он его понимал, но обстоятельства заставляли Сергея принимать решения по своему усмотрению. Воспитание – воспитанием, но работа всех больше забирала времени. И всё – таки Сергея где – то не усмотрели, один раз был осужден на три года, теперь в два раза больше срок получил. А Иван Романович после окончания школы мастеров продолжал трудиться на своём родном заводе начальником участка. Работа была ответственная, и когда намечалось спускать на воду очередное судно, он неделями пропадал на заводе. Его тогда все уважительно называли Иван Романович, а близкие Иваном.
Сергей Беда был младше дядьки на одиннадцать лет и называл его только по имени. Их отношения скорее носили родственно – дружеский характер. А главное совместное хобби было у них голуби.
Иван любил голубей и свою страсть передал Серёжке.
В их голубятне Серёжка в хламе найдёт золотой брегет – подарок Часовщика. Брегет лежал в старом чугунном утюге, куда его спрятала Манана. Он тогда в этот же день его переложил в шкатулку. Но Манана вновь спрятала его, но уже в спортивный кубок, который был намертво прикреплён к полке на балконе. Сегодня прогнившая полка упала вместе с кубком, в котором лежал брегет, спрятанный в детскую меховую варежку. Мелочь, но приятно. Приятно то, что стало символикой в один и тот же день обретать вновь своей утратой.
И вновь у Ивана Романовича в голове что – то щёлкнуло, и страницы истории перенесли его в настоящее время.
…То, что брегет ему вернула милиция, никто об этом не знал. Он ни своему другу Лёне Савельеву – покойному, ни Часовщику не рассказывал, что лейтенант Ситнов возвратил ему брегет в день рождения Софьи и Катерины. Он одно время хотел его продать, – чтобы избавиться от плохой памяти, но голос разума ему подсказывал, что этому брегету есть хозяин из рода Тургеневых. Это был Вовка Колчин, бегавший когда – то по двору с мячом его племянник, родной сын сестры Клавдии и брат Сергея Беды.
"Он единственный законный наследник остался в нашем городе, – думал Иван Романович. – Все разъехались жить за границу. Живёт в городе один столетний Василий Николаевич. Да и ни к чему ему эта диковинка. А Вовке на ноги надо вставать. Парень жениться надумал, работает. Пять дней назад в университет поступил на заочное отделение. Явно в тюрьму назад видимо не собирается".
Пока часы лежали в утюге, за это время не стало не только их уютного дворика, но также убрали с новых географических карт Горький и Куйбышев, вернув им старые исторические названия Нижний Новгород, и Самара.
С Самарой у него были связаны плохие воспоминания о часах. Пока он не видал их то и воспоминаниям не предавался.
А сегодня Ивану Романовичу этот брегет взбудоражил всю его память. И он уже планирует, что с ним сделать и естественно наплывали мысли неприятного прошлого.
В этот миг Иван Романович не подразумевал, что этот золотой брегет ему аукнется ещё раз. И принесёт много хлопот всей его родне.
Сидя на своём островке, он принял твёрдое решение, – на Новый год подарить брегет Вовке Колчаку.
– Иван Романович, ты всё на своём Ямале сидишь? – раздался голос за его спиной.
– Это ты Ирина Ильинична, сзади пугаешь меня? – обернулся он. – Всё молодишься, – сказал ей Беда.
– А что мне, я ещё замуж мечтаю выйти. Хочешь, за тебя пойду?
– А куда я Манану дену? Да и куда тебе замуж. Ты, когда кашляешь или чихаешь, у тебя вставные челюсти вываливаются изо рта. А у меня все зубы свои. Не было бы Мананы, я естественно себе молодку нашёл с аппетитным багажником. А у тебя попка, как у узницы Бухенвальда. Одни слёзы, самому плакать хочется.
– Когда спину некому растирать меня зовёшь, ни на попу, ни на зубы не смотришь. Ты забыл, какая я в молодости фартовая Крынка была? Вань, при нашей жизни беззубых жён выгодно содержать, они меньше едят, на зубную пасту не надо тратиться, а главное никогда не укусят. И насчёт багажника ты не прав. Он у меня как у балерины Галины Улановой. Как ляжешь со мной в постель тогда поймёшь, разницу между мной и досей из хлева. Я мало кушаю, поэтому миниатюрно сложена.
– Ты только про себя не говори, я знаю твои аппетиты. Раньше свинину терпеть не могла, а сейчас, если даже ты челюсти в стакан положишь, то будешь рычать от разыгравшегося аппетита, но хавронью всё равно одними дёснами прикончишь.
– Ты чего Иван Романович, какой злой сегодня? – Спина опять болит? – спросила она. – Манана ещё не приехала с Канады?
– Манана до сентября будет гостить у детей. И никакой я не злой, у меня наоборот праздничное настроение. Жду Колчака Вовку, они мне сюрприз какой – то обещал сделать.
У нас сегодня с ним праздник, – день физкультурника. Парад ветеранов спорта на Спартаке прошёл. Из футболистов я был самый молодой. А самый старший Миша Тарбеев. Он в футбол начал играть, когда мячи шили наши местные сапожники. Девяносто лет, а бодрячком держится. Знамя на параде нёс как пушинку.
Он с ног до головы осмотрел Ирину:
– Садись, не стой, – показал Иван, Ирине на пустующий рядом столбик, – я тебе сейчас что покажу.
Ирина села, поставив возле себя пакет с продуктами.
– Вон видишь мой подъезд, – показал он ей рукой.
– Да я его каждый день почитай вижу, – ответила Ирина.
– Не тем глазом ты смотришь Ирка. У тебя ни памяти, ни воображения нет. Тридцать лет назад в этот день, ты из этого подъезда выкатила коляску с моим Альбертом. У меня был красивый футбол в тот день, после чего мы жарили дома уток, и пили с тобой вермут, а Лёнька пил чай. В этот день у меня родились дочки, а Софье ты приходишься крёстной матерью. Теперь я приглашаю тебя ко мне домой, отпразднуем с тобой дату великую и мой праздник, только предупреждаю тебя, уток диких сегодня нет. Будем жарить ножки Буша с грибами, и пить водку.
Иван Романович поднялся и размеренным шагом направился к своему подъезду. Ирина ринулась за ним, приговаривая:
– Потом опять будешь кричать, спина болит.
– Когда заболит, тогда я голос подам, а сейчас поспешай.
Она словно молодая козочка бежала вприпрыжку впереди Ивана.
– Ты мне прервала приятные мысли, теперь вдвоём будем предаваться воспоминаниям у меня дома, – кричал он ей в спину, – мальчика только дождёмся.
– Нашёл мальчика, – засмеялась Ирина Ильинична, – да твой Вовка, поди, зачал уже детишек на каждой железнодорожной станции, а если к этим станциям приплюсовать автобусные остановки, – она покачала головой. – То быть тебе дедом – героем благодаря этому мальчику. Ты посмотри, как за ним девки увиваются.
– А тебе завидно, – съязвил Иван Романович, – сама – то комолой всю жизнь прожила. Никакого следа в истории не оставила.
– Ваня да рада я за тебя и за себя тоже. Все дети наши будут! Я же знаю, что ты меня сватать сегодня будешь, но вот за кого?
Иван Романович резко остановился и повернулся лицом к своей спутнице:
– Ты считай, двоих похоронила, вначале Лёню, потом Захара.
– Ну, Захара ты хоронил, а не я. Хотя врать не буду, в гости он ко мне захаживал. Молодой красивый от такого леденца я бы не отказалась. Ты мне, наверное, такого же нашёл женишка?
– И с чего ты взяла, что я тебя сегодня обрадую?
– Я не взяла, я вижу.
– Что ты видишь?
– Одет, ты сегодня как сват и если бы рядом около нас был гармонист ты и его бы домой к себе пригласил. Обещал же мне найти ладного мужчину!
Иван хотел ей ответить, но в горле что – то сдавило и он, махнув рукой, пошёл вперёд.
– Ты рукой не маши, – кричала она ему в спину. – Что это за сватовство без гармошки!
…Иван Романович, открыл дверь своей квартиры, пропустив впереди себя Ирину, а затем зашёл сам, плотно закрыв за собой дверь. Бросил ключи на трельяж, стоявший в прихожей, и прошёл в кухню:
– Ты Ирина мне про Захара не ври, весь двор знает, что он жил у тебя.
– Да пошутила я. Не жил он у меня Ваня, а прятался три месяца. И в это время ни одна душа не знала, что он у меня находиться. Хороший и деликатный был мужчина. Много чего рассказал про свою не лёгкую жизнь. Хлебанул он горя вдоволь, но пожил на свободе, как миллионер на широкую ногу. По секрету тебе скажу, – мне он тоже отщипнул зелёной бумаги толстую стопочку. А Вовке он просил передать, чтобы то место где он найдёт обувную коробку, обследовал тщательней. А его тут вскоре посадили, и я про наказ Захара забыла, а ты мне сегодня напомнил.
– Вот он сейчас придёт, ты ему и расскажешь про ваши секреты с Захаром, – сказал Иван Романович.
Вовка не заставил себя долго ждать. Он появился с бутылкой Янтарного вина и коробкой лимонных долек.
– Я видел вас с тётей Ирой в окно, – сказал Вовка, – ждал, когда мне мама сорочку погладит. Она сейчас вам составит компанию. Уже собирается. Вино и дольки от неё, а я попозже зайду с другим напитком.
– Теперь только тебя и видали, – обижено сказал Иван Романович.
– Я обязательно буду и не один, а с Полиной. Только с работы её встречу. Она до четырнадцати часов работает. А пока обещанный сюрприз. Вовка запустил руку в карман сорочки и достал оттуда печатку с крестовой воровской мастью:
– Это наследство Захара, – сказал Вовка. – Просил передать тебе Иван Романович, – соврал он.
– Богатый перстень! – с восхищением сказал Иван Романович. – Спасибо Вовка! Мечтал когда – то приобрести такой, но всё как то не складывалось. Угодил ты мне вместе с Захаром.
– Кум, ты передай ему весточку от Захара, – подала голос Ирина Савельева.
– Ах да, – вспомнил Иван, – дядя Захар, через тётю Иру просил тебя тщательно осмотреть место, где лежала коробка от обуви. Я ваших секретов не знаю, а ты должен знать.
– Я примерно знаю, о чём речь идёт, – задумался Вовка, – но если там спрятан для меня очередной срок, я туда не полезу.
– Ты вот что Вовка, если дело опасное, – без меня никуда не лезь.
После чего он одел печатку на палец.