К восьми часам мы уже были в пути, ведомые Тиной. В этот день мы тщательно обследовали плато, и я совершенно успокоилась, обнаружив, что пищи здесь значительно больше, чем показалось поначалу. Уильям выглядел все таким же несчастным и плелся позади других. Приспосабливаться было трудно всем обезьянам, но для Уильяма это оказалось почти невозможно - он был слишком молод и не привык заботиться о себе. И я решила назавтра отправить его в Абуко вместе с Джоном.
Каждое утро лесничий парка, а чаще Рене, чернорабочий из Ниоколо, шли вместе со мной, так как считалось, что одной опасно брести по лесу за обезьянами. После отъезда Уильяма дела пошли лучше. Обезьяны теперь хорошо строили гнезда и так выбирали место для них, чтобы обеспечить широкий обзор окружающего пространства. Не знаю, было ли это результатом инстинктивной или рассудочной деятельности, но даже Читах вечером перед тем, как сооружать гнездо, обычно забирался высоко на дерево. О дневных гнездах обезьяны меньше заботились: они располагали их гораздо ниже и строили не так прочно, как ночные. Жаркое время дня шимпанзе проводили лежа на ветках, а гнезда сооружали только тогда, когда небо было пасмурным и предвещало дождь или если им нужно было обсушиться после ливня.
В Абуко я никогда не замечала, чтобы шимпанзе так активно перекликались во время сооружения гнезд. Здесь же, когда кто-нибудь из них хотел дать знать, что пришла пора устраиваться на ночлег, то начинал издавать звуки, напоминающие хрюканье, которыми обычно шимпанзе сообщают о лакомой пище. В то же время я здесь никогда не слышала пищевого "щебетания или попискивания" - только гортанное хрюканье. Особенно шумно вел себя Читах и перед строительством, и во время его. Если Тина или Альберт откликались на эти призывы, хрюкающие звуки постепенно сменялись частым шумным дыханием. К Читаху присоединялись другие шимпанзе, после чего обезьяны приступали к сооружению своих постелей. Когда с этим было покончено и все листики и веточки наконец тщательно уложены, раздавался тихий протяжный вздох - как если бы кто-нибудь из обезьян произносил "спокойной ночи". Остальные вторили ему. У меня создалось впечатление, что так они проверяли, все ли члены группы на месте.
Однажды жарким утром мое внимание привлекло низкое предостерегающее уханье. Выглянув из-за валуна, я увидела Читаха, который уже больше не лежал на земле, а стоял, выпрямившись и распушив шерсть, и смотрел на противоположную сторону поляны. Вскоре к нему присоединились Тина и Альберт. Я оставалась за камнем и вначале не могла понять, что их так заинтересовало. Но вот я уловила в кустах какое-то движение, и на поляну вышел водяной козел. Он был под цвет латеритовых плит, и потому я не сразу заметила его. Он видел обезьян и, продолжая смотреть на них, нерешительно ступил на открытое место. Тина и Читах, шерсть которого постепенно улеглась, больше не обращали на него внимания, но Альберт взобрался на ветку, нависавшую над поляной, сильно встряхнул ее и пронзительно ухнул. Антилопа продолжала стоять не шевелясь. И Альберт тоже потерял к ней интерес и спустился вниз. Едва он достиг земли, антилопа издала свистящий звук, изящно ступая, направилась через латеритовое плато к кустарнику и скрылась в нем.
Я с интересом наблюдала за каждой такой встречей с другими обитателями леса: вначале легкая враждебность, потом обе стороны распознают, что опасности не существует, и мирно расходятся. Я начинала понимать, что мои шимпанзе действительно являются неотъемлемой частью этого мира. Мне было хорошо с ними, но я должна была признать, что наши пути расходятся, и помочь им выбраться на собственный путь.
Так прошла наша первая неделя в Ниоколо-Коба. Шимпанзе стали сами находить себе пищу и воду, и, хотя они все еще не пытались играть между собой, было похоже, что им удалось избавиться от своего подавленного состояния. Они стали с большей осторожностью относиться к окружающему их миру. Тина вела себя исключительно бдительно и мудро: где было возможно, она обходила открытые места и держалась леса. Если слышался какой-нибудь шум, она в одно мгновение взбиралась на дерево, а потом уже решала, куда двинуться дальше. К счастью, другие обезьяны внимательно следили за каждым ее движением или предостерегающим жестом. Когда приходилось пересекать открытые, поросшие травой участки парка, Тина каждые несколько минут вставала во весь рост или взбиралась на невысокие кусты, чтобы оглядеться по сторонам. Ее поведение несколько нервировало нас, но это была полезная нервозность, так как после безопасной жизни в Абуко все были настроены благодушно и брели за Тиной, не обращая внимания на то, что происходит вокруг.
На нашу беду французский охотничий парк прислал в Ниоколо-Коба восемь львят. Их подержали некоторое время в огромном загоне рядом с лагерем, а потом выпустили на свободу. Им было от года до полутора лет, они немного привыкли к людям, и трудно было сказать, как они поведут себя при встрече с шимпанзе.
Однажды в полдень во время кормежки Тина и Альберт неожиданно забеспокоились. Они то и дело поглядывали вниз по склону горы, шерсть их медленно поднималась и опускалась. Однако тревожных ухающих криков шимпанзе не издавали. Через несколько часов их нервозность усилилась. Они влезли на маленькое деревцо, перебрались по ветвям на большое фиговое дерево и стали кормиться. Не успела я подойти, как они уже спустились на землю, и я подумала, что фиги еще не созрели. Альберт сидел на камне прямо передо мной и пристально смотрел на меня. На какое-то мгновение я поймала этот взгляд. Но он отвернулся, подошел к краю плато и уселся там.
Только я собралась посмотреть, чем питались шимпанзе, как вдруг показалась Тина. Каждый волосок на ее теле стоял торчком, и когда она выпрямлялась, то казалась огромной. Выставив плечи и уткнув подбородок в грудь, она слегка отвела руки в стороны и с важным видом выступила вперед - точь-в-точь герой итальянского вестерна. Я сидела на корточках и, резко повернувшись, вместо того, чтобы встать на ноги, оказалась на коленях, с ужасом увидев перед собой шестнадцать любопытных кошачьих глаз. Все еще стоя на четвереньках, не в силах оторваться от земли, я следила за великолепным проходом Тины. Молодые львы развернулись и один за другим быстро затрусили через плато к кустарнику. Увидев, что они отступают, Тина опустилась на четвереньки, выбежала на середину поляны, уселась там и громко заухала, глядя в сторону удалявшихся от нас хвостов с кисточками. Альберт и Читах, которые стояли теперь возле меня, вторили ей, как бы вступив в игру. Чары рассеялись, я наконец поднялась на ноги.
Возвращение к естественному образу жизни вызвало любопытные сдвиги во взаимоотношениях шимпанзе. Однажды я наблюдала, как Тина роется среди орехов и печенья, пытаясь извлечь из-под них последний оставшийся плод манго. Наконец ей это удалось. Держа его в одной руке, она осторожно ковырнула кожицу указательным пальцем другой. Альберт, внимательно следивший за ее действиями, спокойно протянул руку и к моему удивлению, взял манго. В поведении обеих сторон я не уловила ни малейшего колебания или намека на агрессивность. Между тем раньше Альберт всегда занимал подчиненное положение. Этим пользовались все, даже подростки, в особенности Флинт. Правда, к концу пребывания в резервате Альберт обрел некоторую уверенность в своих силах, но троица старших шимпанзе - Тина, Уильям и Читах - по-прежнему обижала его. В Абуко Альберт с первого дня жил на свободе и сам целый год заботился о себе. Очевидно, условия жизни в Ниоколо-Коба оказались для него более привычными, чем для Читаха, который прежде почти все время, за исключением утренних прогулок, проводил за оградой загона, был избалован вниманием людей и в большей степени зависел от них. По-видимому, Альберт начинал максимально использовать свое неожиданное преимущество, а Читах, попав в новый, непривычный для него мир, терял прежнюю самоуверенность.
За те пять недель, что я провела с ними, Читах многому научился по части самосохранения и стал меньше рассчитывать на мою помощь, но его зависимость от Тины значительно возросла. Он все время держался возле нее и, сооружая на ночь гнездо, старался оказаться поближе к ней, в то время как Альберт выбирал для ночлега отдельное дерево, хотя и расположенное неподалеку.
В другой раз Тина взяла из принесенного мною пакета гораздо больше печенья, чем ей предназначалось. Альберт заглянул в уже почти пустой пакет, потом посмотрел на горку печенья, лежащую перед Тиной, и направился прямо к ней. Не колеблясь и не спрашивая разрешения, он взял себе немного печенья. Тина злобно схватила его за руку. Оскалив зубы и попискивая, Альберт поглядел на меня. Я не шевелилась, и, насколько могу судить, выражение моего лица тоже не изменилось, но Альберт все же заметил в нем что-то такое, что придало ему решимости наброситься на Тину. Схватка длилась всего несколько секунд, и Тина, к моему удивлению, уступила. Сидя на том самом месте, где она оказалась после очередного кувырка или сальто, она не спускала глаз с Альберта, который, все еще скаля зубы и попискивая, угощался ее печеньем. Это был первый случай проявления агрессии среди шимпанзе после их переезда, и суть его заключалась в том, что кроткий, покорный Альберт постепенно становился доминирующим самцом.
В тот вечер мы расположились у самого края ущелья. Все вокруг было тихо и спокойно. Шимпанзе кормились в рощице молодых деревьев кенно, я сидела, прислонившись спиной к валуну, и с удовольствием наблюдала, как они едят. Вдруг откуда-то снизу раздались глухие хрюкающие звуки. Прямо подо мной был почти вертикальный обрыв трехметровой высоты, потом склон шел более полого, но с моего места не было видно, что происходит в ущелье. Тина, Альберт и Читах молча слезли с деревьев и стали смотреть в том направлении, откуда неслись звуки. Решив, что это могут быть бородавочники, я бесшумно поползла к краю обрыва, но, не успев добраться до него, вдруг увидела в нескольких метрах от себя крупного павиана. Он был напуган не меньше моего. Если вид ползущего человека еще не был достаточной причиной для побега, то появление Тины, которая, вздыбив шерсть, шла прямо на него, окончательно сломило павиана, и он опрометью бросился в ущелье. Увидев, что враг обращен в бегство, Тина залаяла и кинулась было за ним, но на краю обрыва остановилась и села. Я подошла к ней, и мы стали наблюдать, как стадо павианов спускается по склону, время от времени останавливаясь и лая в нашу сторону.
За этой встречей последовали другие, еще более встревожившие меня. Как-то дня через два я от нечего делать рассматривала на обочине дороги какое-то растение. Вдруг тишину нарушил крик Читаха, который через некоторое время повторился, перемежаемый агрессивным лаем и уханьем. Я помчалась в сторону шума. Через несколько минут я добралась до того места, где были шимпанзе, но мне казалось, что прошла целая вечность. Первым я увидела Читаха, который, оскалив зубы, бежал мне навстречу. Тина стояла на песчаной отмели, вздыбив шерсть. Одной рукой она ухватилась за небольшой кустик и с силой трясла его. Потом, раскачиваясь из стороны в сторону, пошла вперед. Я пробежала мимо Читаха и остановилась возле Тины. Метрах в пяти от нее стоял молодой лев из охотничьего парка. Неподалеку я увидела его товарищей, уже уходивших прочь вдоль берега реки. В моем присутствии Тина совсем осмелела и прыгнула на льва, едва увернувшись от тяжелого удара лапой, которым тот хотел наградить ее по спине. Лев глухо зарычал, рассерженный внезапным нападением. Но ее поведение, а также, возможно, близость человека заставили его ретироваться и присоединиться к другим львам. В ознаменование своей победы все шимпанзе неожиданно начали кричать и лаять.
Я думала, что обезьяны будут напуганы этой встречей, но вышло совсем наоборот. Они пришли в прекрасное расположение духа. Увидев водяного козла, который пересек дорогу прямо перед нашим носом, шимпанзе, уже привыкшие не обращать на антилоп никакого внимания, вдруг всполошились. Читах поднялся, стал притопывать ногой и трясти небольшое деревце. Потом он бросился к нам, с силой стуча ногами по земле. Добежав до нас, он начал возиться с Альбертом - это были первые признаки игры со времени нашего приезда.
Очень скоро нам пришлось убедиться, что в этой местности водятся и дикие львы. Однажды вечером я увидела, как Читах, распушив шерсть, нерешительно подбирается к открытой поляне, расположенной немного выше того места, где мы находились. Он почти уже добрался до опушки, как вдруг внезапно развернулся, поспешно скатился вниз и прыгнул ко мне на руки, скаля зубы и попискивая. С плато прямо на нас во весь опор неслась самка бушбока. В последнюю минуту она заметила нас и повернула влево. Следом за ней, перепрыгивая с камня на камень, бежал лев с поднятым вверх хвостом, который служил своеобразным балансиром во время его прыжков. Вся сцена длилась какие-то секунды, и лишь хруст ломавшихся слева от меня сучьев подтверждал, что все это произошло на самом деле, а не привиделось мне. Но даже теперь, стоит мне закрыть глаза, я вижу, как лев с развевающейся золотистой гривой прыгает по камням, спускаясь по склону. Наверное, он не заметил нас, так как был слишком поглощен своей добычей и разбросанными по тропе камнями.
Как только вдали затихли звуки погони, Тина и Альберт спустились с дерева. Читах тоже слез с моих рук и присоединился к ним. Все трое боязливо направились к опушке леса. Нечего и говорить, что ни один из них не выказал желания отправиться по следам дикого льва. Они были явно напуганы и, прежде чем выйти на открытое пространство, долго выглядывали из-за кустов.
Приблизительно в это же время шимпанзе вновь начали охотиться. Однажды, ожидая, пока Читах кончит пить, я вдруг услышала возглас шимпанзе, выражавший гнев, но не испуг. Вслед за ним раздался взрыв агрессивного лая. Когда я подбежала к месту происшествия, Альберт сидел на земле, держа в руках трехмесячную верветку. Зрелище было не из приятных. Ухватив свою жертву обеими руками за голову и плечо, Альберт вцепился зубами в ее мордочку и начал есть, изредка сплевывая мелкие косточки. При этом он не выказывал того истерического возбуждения, которым обычно сопровождались сцены охоты в Абуко. Вслед за тем он приступил к мозгу. Судя по звукам, которые он издавал, последний доставил ему явное удовольствие. Больше Альберт ничего не стал есть и, бросив обезьянку, подошел к сидевшим Тине и Читаху. Те встретили его появление без особого волнения, и вскоре все трое уже кормились на фиговом дереве, по-видимому забыв о верветке.
Рене, находившийся в тот день с нами, рассказал, что произошло. Оставив меня с Читахом у озерка, Тина и Альберт спугнули группу верветок, кормившихся на одном из многочисленных фиговых деревьев, которые росли между дорогой и лесистыми склонами верхнего плато. Детеныш, за которым они погнались, пытаясь ускользнуть, побежал через поросшую травой широкую поляну. Здесь-то они его и поймали. По-видимому, Тина схватила его за голову, а Альберт - за ноги. Услышав вопли своего отпрыска, мать детеныша спустилась с дерева и сделала отчаянную попытку напасть на шимпанзе. Но мужество покинуло ее еще до того, как она приблизилась к ним, и она вернулась под спасительную сень деревьев. По словам Рене, обезьянку прикончила Тина, укусив несколько раз в голову и бок, а потом бросила и ушла, предоставив ее Альберту. Шимпанзе не ссорились между собой за обладание добычей.
В тот вечер Альберт был настроен весьма игриво. Он многократно приставал к Читаху, предлагал ему повозиться, но не встречал поддержки. Потом все трое взобрались на фиговое дерево, кормились и отдыхали там. Альберт начал обыскивать Тину, а Читах тотчас спустился и решительно направился ко мне. Тина, а потом и Альберт последовали за ним и уселись возле меня. Альберт пододвинулся поближе к Тине и снова начал ее обыскивать. Тина приняла позу подчинения, и Альберт спарился с ней. Тогда Читах сел, подняв руку над головой и как бы призывая Тину к себе. Однако она медлила, и он стал хныкать, пытаясь убедить ее. Тина покинула Альберта и быстро перешла к Читаху, который спарился с ней, а потом начал с видом собственника чистить ее шерсть, то и дело поглядывая на соперника.
Пошел сильнейший дождь. Шимпанзе с несчастным видом сгрудились под деревом, но, как только дождь поутих, вышли из своего укрытия и затеяли шумную игру, наверное, для того, чтобы согреться. Они гонялись друг за другом, боролись, взгромоздившись на ветки, в общем всячески развлекались. Уцепившись ногами за сук, Альберт висел вниз головой и беззвучно смеялся, а Читах изо всех сил стаскивал его.
Через час они притомились, и Читах построил высоко на дереве небольшое гнездо. Не успел он улечься в нем, как Альберт принялся колотить кулаками по днищу гнезда, раскидывая листья и ветки, лежащие в его основании. Высунувшийся из гнезда Читах учащенно дышал и, судя по всему, был настроен весьма миролюбиво. Они стали снова возиться с Альбертом и боролись до тех пор, пока в днище не образовалась здоровенная дыра. Читах просунул в нее голову и выпал из гнезда - следующие несколько минут они развлекались тем, что старались по очереди проскользнуть в дыру головой вперед, и занятие это доставляло им обоим массу удовольствия. Тина, сгорбившись, сидела на другом дереве и наблюдала за их возней. Вид у нее был довольно замерзший. Поэтому я обрадовалась, когда Читах, погнавшись за Альбертом, прыгнул к ней и она включилась в игру. Рене подошел и встал под деревом, где резвились обезьяны, чтобы наблюдать за ними с более близкого расстояния. Читах тотчас прыгнул на самый край ветки и с силой потряс ее, обдав Рене водяными брызгами. Реакция Рене, должно быть, доставила ему огромное удовольствие, так как с тех пор он, а вслед за ним и Альберт не упускали случая окатить нас прохладным душем. При этом они учащенно дышали и опрометью убегали прочь.
Между тем соперничество за благосклонность Тины становилось все серьезнее. Однажды вечером Альберт спустился с дерева и подошел к Тине, намереваясь спариться с ней, но Читах преградил ему дорогу. Началась отчаянная потасовка, сопровождаемая громкими криками, В конце концов Читах все-таки отступил, хотя был крупнее и тяжелее Альберта. Он вприпрыжку подбежал ко мне, оскалив зубы и повизгивая. Прося поддержки и утешения, он обхватил меня руками за талию и уткнулся лицом в рубашку. Я принялась успокаивать его, но делала это очень осторожно, так как не хотела, чтобы, осмелев, он вновь ввязался в драку. Так и сидел он возле меня, угрюмо наблюдая, как Альберт, спарившись с Тиной, обыскивает ее. Тогда я тоже стала перебирать шерсть Читаха, чтобы поскорей утешить его.