Вскоре Уильям нашел себе для игр двух необыкновенно энергичных партнеров - гиен Буки и Бастера. Я очень испугалась, когда впервые увидела Уильяма в их загоне: это были уже совсем взрослые животные, а не те шумливые щенки, которых он когда-то гонял на лужайке перед нашим домом. Мы с Абдули попытались отвлечь его и увести из загона, но безуспешно. Во-первых, ему было очень весело, а во-вторых, он видел, что мы нервничаем, и поступал не так, как хотели мы, а совсем наоборот. Нам даже не удавалось приблизиться к нему.
К счастью, гиены вели себя вполне миролюбиво и не меньше Уильяма наслаждались игрой. Постепенно партнеры стали настолько доверять друг другу, что гиены, перекатившись на спину, разрешали Уильяму таскать их за хвосты, а тот в свою очередь позволял им ухватить себя за руку или ногу и волочить по земле. Раньше мы с отцом часто играли с гиенами, и теперь, наблюдая за их возней с Уильямом, я видела, что они ведут себя с ним почти так же, как вели с нами. Кувырки и прыжки в игре с Уильямом доставляли им даже больше удовольствия. Уильям был прекрасный партнер, живой и ловкий. Вскоре он стал доминирующим членом этой странной группы, и гиены относились к нему с большим уважением.
А я все чаще задумывалась над тем, как выпустить на волю Пуха, Уильяма и Хэппи. В отличие от первой группы шимпанзе им предстояло пройти совершенно иной путь, прежде чем они смогут приспособиться к жизни на свободе. Все трое были пойманы в младенческом возрасте и, за исключением того опыта, который они приобрели в Абуко, вообще не имели представления о самостоятельной жизни. Я знала, что для реализации второго проекта понадобится значительно больше пяти недель.
На это могли уйти годы. Но прежде чем приступить к осуществлению своих планов, я должна была достать необходимые средства. Для организации собственного лагеря и центра реабилитации нужны были машина и оборудование. Требовалось время, чтобы провести тщательные розыски Тины, Альберта и Читаха. Я была уверена, что мне удастся снова установить контакт с ними. К моменту нашей встречи они будут уже опытными обитателями леса, идеальными учителями для Пуха, Хэппи и Уильяма, и тогда наша группа восстановится в прежнем, хотя и несколько усеченном из-за смерти Энн и Флинта, составе. Но для начала я должна была достать денег.
В ответ на мой отчет о выпуске на волю первых трех шимпанзе в Ниоколо-Коба я получила письмо от Джейн Гудолл, в котором она приглашала меня посетить исследовательский центр Гомбе в Танзании. Она сообщила также, что отправила все мои записи в Лондон в издательство "Коллинз", где в свое время была опубликована ее собственная книга. Теперь написать книгу предлагали мне.
Два с половиной месяца, которые я провела в Гомбе, были самыми захватывающими в моей жизни. Я сделала много полезных наблюдений за жизнью диких шимпанзе. Хотя многое в их поведении было знакомо мне, я стала лучше понимать значение каждого жеста и выражения лица.
Больше всего меня занимали матери с детенышами. Воспитывая осиротевших детенышей, я часто пыталась представить, как ведет себя мать шимпанзенка, и старалась во всем подражать ей. И вот теперь я смогла наконец увидеть то, к чему так стремилась с тех пор, когда впервые взяла на руки маленького Уильяма и попыталась успокоить его. Оставаясь незамеченной, я наблюдала за группой шимпанзе, состоящей из матерей с детенышами. Все было так, как я и предполагала: мать относилась к малышу с бесконечным терпением, защищала его, успокаивала и утешала. Когда я увидела, насколько гармоничными были их взаимоотношения, с каким совершенством мать удовлетворяла все потребности своего малыша, я еще раз со всей очевидностью поняла, чего были лишены шимпанзе в Абуко. И хотя условия, в которых у нас жили осиротевшие животные, были, наверное, лучшими из тех, что могли создать люди, это было лишь жалкое подобие материнской заботы и внимания.
Однажды вечером после ужина мы разговорились с Джейн и ее мужем Гуго ван Лавиком о моих планах, касающихся освобождения остальных шимпанзе. Я сказала, что мне хотелось бы посвятить некоторое время поискам Тины, Читаха и Альберта, организовать, после того как я найду их, собственный лагерь и выпустить на волю Уильяма, Пуха и Хэппи. Мы подробно обсудили практическую сторону проекта и те трудности, которые могли возникнуть в ходе его осуществления. Прежде всего нужно было раздобыть лендровер Или другой надежный вездеход. Исходя из своего собственного опыта, супруги ван Лавик перечислили мне тот минимальный набор предметов, который был необходим для организации самого примитивного лагеря. В тот же вечер Гуго помог мне составить смету расходов. Несмотря на то что мы старались быть предельно экономными, итоговая цифра затрат на первый год эксперимента показалась нам огромной. Однако Джейн и Гуго были настроены весьма оптимистично и уверяли меня, что я смогу раздобыть необходимые средства.
Мое пребывание уже близилось к концу, когда пришло письмо из Абуко, омрачившее то радужное настроение, которое я постоянно испытывала, находясь в Гомбе. Отец писал мне, что во время прогулки Хэппи дотронулся до электрического кабеля, протянутого на краю резервата, и получил сильные ожоги. Каким-то чудом он был еще жив, когда его подобрал Абдули, но правая рука очень пострадала. Отец считал, что мне не нужно спешить домой: несчастный случай произошел уже неделю назад и с тех пор благодаря хорошему уходу состояние Хэппи значительно улучшилось. Его жизнь вне опасности, и он скоро начнет поправляться. Прочитав письмо, я почувствовала острое желание оказаться дома, возле Хэппи, чтобы обнять и успокоить его. Спустя несколько дней пришло известие, что Читах снова появился в лагере Ниоколо-Коба. Он был один и страдал сильным поносом. Его накормили, дав вместе с пищей соответствующее лекарство. Через четыре дня он был уже вполне здоров, а на утро пятого ушел из лагеря и побрел по берегу Ниоколо. Последний раз его видели в трех километрах от лагеря.
Читах появился в Ниоколо-Коба в конце июля - спустя год после того, как мы выпустили его на волю в районе горы Ассерик. За все это время никто его не видел. Казалось невероятным, что после года независимой жизни в лесу Читах, почувствовав себя плохо, появился в многолюдном лагере и так же просто ушел оттуда, когда выздоровел.
Новость о том, что Читах сумел уцелеть в первый год жизни на свободе, вдохновила меня. Он успешно перенес все тяготы, связанные с сезонными изменениями источников пищи и воды, и, должно быть, приобрел достаточный опыт, который поможет ему в будущем. Меня тревожило лишь одно обстоятельство: он все еще был одинок. Но я была уверена, что его одиночеству скоро наступит конец. Как только я вернусь в Ниоколо и смогу разыскать его, у него появятся товарищи в лице Уильяма, Пуха и Хэппи, а потом, быть может, и других молодых шимпанзе, которых удастся вызволить из неволи. Эта мысль придала мне решимости во что бы то ни стало найти средства для осуществления моих замыслов.
После Гомбе я провела две недели в Лондоне, пытаясь заручиться финансовой поддержкой. Гуго ван Лавик тоже был в это время там и всячески помогал мне, но число организаций, пожелавших субсидировать мой проект, было крайне невелико, и я начала уже впадать в отчаяние. Все устроилось неожиданно и очень быстро. Владельцы фирмы "Коллинз", будущие издатели этой книги, настолько заинтересовались моими планами, что согласились выдать аванс, который покрывал все расходы на первый год эксперимента. Тем временем Гуго решил снять фильм о моих обезьянах и, продав авторские права, обеспечил проведение второго года исследований. Я была на седьмом небе от счастья. Мало того, что я могу тотчас приступить к осуществлению своего замысла, - один из лучших фотографов-анималистов будет снимать об этом фильм.
Никогда не забуду то удовольствие, которое я испытала при покупке первого своего автомобиля. Им оказался лендровер, ранее принадлежавший ирландской полиции. Я не представляла себе, какие чувства может вызывать безжизненный механизм в душе человека! Свое новое сокровище я назвала "Фелисити".
Будучи в Англии, я посетила доктора Майкла Брэмбелла, курировавшего отдел млекопитающих в Лондонском зоопарке. Он показал мне двух молодых шимпанзе, самца и самку. Их звали Юла и Камерон, и оба они родились в зоопарке. Обезьяны узнали доктора и протянули свои длинные руки сквозь прутья решетки, чтобы дотронуться до его лица. Камерону было 4 года. Сразу после рождения его бросила мать, и он вырос в доме доктора Брэмбелла, а потом его снова отдали на попечение смотрителей. Юлу тоже по каким-то причинам отняли от матери в раннем возрасте. Когда каждому из детенышей было около года, их поместили в одну клетку. С тех пор они и живут вместе. Камерон более доверчив и игрив. Юла, которой тоже исполнилось 4 года, меньше его, очень хороша собой и отличается спокойным нравом; движения ее более медленны и осмотрительны. Своей манерой поведения, в которой сочетались застенчивость и твердость, Юла живо напомнила мне Энн. Камерон принялся играть со мной через прутья решетки, хватая за руки, похлопывая и постукивая по мне. Юла с решительным видом уставилась на меня и начала чистить мое лицо, подцепляя каждое пятнышко или выпуклость кожи длинным ногтем указательного пальца.
Со смешанным чувством удовлетворения и тревоги я выслушала слова доктора Брэмбелла о том, что Юла и Камерон не могут быть включены в группу зоопарковых шимпанзе. "Могут ли, - спросил меня далее Брэмбелл, - рожденные в неволе детеныши шимпанзе приспособиться к жизни в естественных условиях?" Сама постановка вопроса необычайно взволновала меня. Возможно ли это? Конечно, Юла и Камерон будут идеальными объектами для такого эксперимента. Они были родом из Западной Африки и подходили по возрасту.
Мы решили подождать, пока я организую лагерь и посмотрю, как справляются с непривычными условиями молодые шимпанзе из моей группы. После этого я снова свяжусь с доктором Брэмбеллом, и мы обсудим дальнейшую судьбу Юлы и Камерона.
Но тут пришло грустное известие из Гамбии. Однажды днем мне позвонил отец и, покашливая, сказал, что у него для меня плохие новости. В предчувствии беды я крепче сжала телефонную трубку. Речь шла о Хэппи. Казалось, он совсем оправился после несчастного случая. Рука его зажила, и он стал, как обычно, играть с другими шимпанзе. Однако в последнее время он неожиданно начал терять аппетит. Найджел пытался кормить его самой разнообразной пищей, но, даже если Хэппи и съедал что-нибудь, у него тут же начиналась рвота. Ветеринарный врач не мог понять, в чем дело. И вот совсем недавно отец и Найджел заметили, что за ужином Хэппи низко-низко склоняется над столом и с большим трудом берет кусочки пищи. Он стал апатичным и беспомощным. Стоит Найджелу спустить его на землю и отойти на несколько шагов, как он начинает дико озираться по сторонам и безутешно рыдать. Он больше не играет и подолгу сидит, уставившись куда-то вдаль.
После небольшой паузы отец тихо продолжал:
- Стелла, постарайся вернуться как можно быстрее. Хэппи почти совсем ничего не видит. Он выглядит таким несчастным и, если не начнет есть в ближайшие дни, я думаю, долго не протянет. Возвращайся, бедный малыш нуждается в тебе.
Положив трубку, я минут десять сидела не шевелясь, забыв обо всем, кроме раздирающей душу вести. Круглое детское личико Хэппи, обрамленное густыми черными волосами, всплыло в моем воображении. Я вспомнила, как его огромные глаза серьезно смотрели на нас из глубины большой круглой корзины, в которой его принесли. Вот он выглядывает из гнезда Тины, цепко ухватившись за ее длинную шерсть; вот кувыркается и борется с Пухом и Флинтом, задыхаясь от истерического, приглушенного смеха; а вот он лежит больной на постели, протягивает ко мне руки и хнычет, чтобы я взяла его. И наконец я представила, как он сидит сейчас маленький и одинокий, в ужасе от обступившей его черноты, причину которой он не в состоянии объяснить.
Первым же рейсом я вылетела домой. Мне удалось убедить себя, что, стоит мне приехать, и я смогу помочь Хэппи: повезу его в Англию к самому лучшему ветеринару, который поставит диагноз и вылечит его болезнь или сделает операцию, чтобы восстановить зрение.
Примерно через час после приземления я уже была в резервате. Загон для шимпанзе оказался пустым - Пух и Уильям пошли с Найджелом на прогулку. Абдули сообщил мне, что Хэппи теперь почти не выходит из хижины, где ночуют обезьяны, и проводит там большую часть дня. Я вошла в загон и тихо приблизилась к лесенке, ведущей в домик на сваях. Хэппи, по-видимому, услышал шаги и сел на верхнюю ступеньку, Он являл собой печальное зрелище: маленький, худой, совершенно отрешенный. Я произнесла его имя, спросила, помнит ли он меня. Его живейшая реакция глубоко тронула меня: на исхудалом лице появился оскал - подобие улыбки - и Хэппи, почти крича, покатился по лестнице навстречу мне. Его правая рука напоминала неподвижную клешню, он все время прижимал ее к груди.
Я тоже поднялась на несколько ступенек. Мы встретились и горячо обняли друг друга. Я села и стала разговаривать с Хэппи, поглаживая и лаская его. Глаза его, по-прежнему большие и карие, иногда затуманивались странной молочной белизной. Взгляд его был каким-то отсутствующим и устремленным вдаль. По-видимому, мир для Хэппи теперь состоял из расплывчатых теней, и шимпанзе приходилось передвигаться на ощупь или по памяти.
Я вынесла его из загона и направилась к хижине для отдыха. Там я предложила ему фрукты, которые привезла из Англии. Больше всего ему понравился виноград, и мы с Абдули порадовались, что нашли наконец пищу, которая пришлась ему по вкусу. Но наша радость была недолгой: через полчаса у Хэппи началась рвота и он исторгнул из себя всю с таким трудом съеденную пищу.
Сидя в хижине вместе с нами, он все время к чему-то прислушивался и поворачивался в сторону входа. Вдруг он оскалил зубы и издал горловой звук. Через несколько секунд я услышала, как открылись ворота питомника. Реакция Хэппи свидетельствовала о его волнении: он вытянул руки и беспокойно крутил головой, умоляя, чтобы его подняли. Я подхватила его и отнесла к остальным. Пух и Уильям очень обрадовались мне: Пух, как и Хэппи, почти кричал от возбуждения. Хэппи часто дышал и вытянул вперед руку. Поняв его желание, я дотронулась ею до Пуха и Уильяма.
Следовало как можно скорее взять у Хэппи кровь и отправить ее на анализ в Англию. Я думала, что мне удастся уговорить Хэппи и он спокойно отнесется к процедуре взятия крови, однако я ошиблась. Не видя, что творится вокруг и в то же время ощущая присутствие незнакомого человека, Хэппи сделался беспокойным и подозрительным. Пришлось дать ему транквилизирующее средство. Абдули и Найджел держали Хэппи, пока ему делали укол, а я, как только все было кончено, поскорее взяла его на руки и принялась ходить с ним взад-вперед, ласково поглаживая и успокаивая. Он перестал кричать и прижался ко мне. Спустя насколько минут он положил голову мне на плечо и заснул. Мы взяли у него необходимое количество крови и, не теряя ни минуты, отправили в аэропорт.
Поскольку Хэппи все еще находился под действием снотворного, я осторожно отнесла его к себе в спальню. Второй раз за свою короткую жизнь Хэппи без сознания лежал на моей кровати. Самолет, на борту которого находились пробирки с кровью, уже давно вылетел в Англию, а Хэппи все не просыпался. Я в тревоге позвонила ветеринару, и он сказал, что Хэппи слишком ослаблен и лекарство может действовать на него дольше обычного. Стемнело, а Хэппи все не просыпался. К 10 часам вечера я была уже не на шутку встревожена и привела в спальню отца. Он положил свою большую сильную руку на грудь Хэппи, потом осторожно погладил его по голове. Неожиданно Хэппи сел на постели, открыл глаза, кашлянул и снова упал на подушку. Я быстро наклонилась над ним и начала что-то говорить, но Хэппи даже не шевельнулся. И снова рука моего отца легла на его маленькую неподвижную грудь. Я почувствовала, как отец замер, и еще до того, как он принял свою обычную позу, уже знала, что Хэппи мертв.
На следующее утро пришла телеграмма из Англии - у Хэппи был диабет. Если бы он выжил, он навсегда остался бы слепым и постоянно нуждался бы в инъекциях инсулина. Он не смог бы принять участия в моем проекте и был обречен до конца жизни находиться в загоне. И хотя воспоминания о его широко распахнутых глазах и невинном личике были по-прежнему мучительны для меня, я больше не хотела, чтобы он остался в живых.
15
Возвращение на гору Ассерик
Подготовка шла полным ходом. Я собиралась переехать из Гамбии в Сенегал в начале января 1974 года и вплоть до марта заниматься поисками Тины, Читаха и Альберта, а потом, вернувшись в Абуко, забрать Уильяма и Пуха. Сопровождать меня должен был наш садовник Момадо. Первую неделю я решила провести возле деревни Васаду на берегу реки Ниери-Ко. Деревня находилась за пределами парка, в нескольких километрах от того места, где были выпущены обезьяны. Однако в последнее время было получено несколько сообщении, что именно в этом районе видели шимпанзе, необычайно спокойно относившихся к присутствию людей.
В первый же день я нашла пять довольно свежих гнезд, примерно двухдневной давности. Все они были сооружены на деревьях, расположенных по обе стороны перекинутого через реку моста. Обидно, что мы разминулись с построившими их шимпанзе на такой короткий срок.
На следующий день я пошла вверх по реке Ниери-Ко, но, кроме очень старых гнезд, не нашла там ничего обнадеживающего. В течение дня я встретилась с несколькими людьми, собиравшими дрова или рубившими пальмы для постройки хижин. Никто из них не говорил по-английски, но с помощью Момадо мне все-таки удалось расспросить, видели ли они шимпанзе. Один ответил, что их тут сотни, но, как выяснилось, он нас не понял и имел в виду павианов. Другой сказал, что он несколько раз видел шимпанзе, но они лишь на время появлялись в этом районе. Живут же они, по его мнению, где-то возле реки Гамбия.
Следующие три дня я бродила вокруг лагеря, обследуя наиболее вероятные места обитания шимпанзе. Ежедневно мне попадались одно или два гнезда, но все они были, как правило, очень старыми. Более свежие следы пребывания шимпанзе я обнаружила по реке Гамбия, но даже этот район казался давно покинутым.
Огорченные неудачей, мы свернули лагерь и двинулись в Ниоколо-Коба. В тот же день я бродила по берегу Ниоколо и прошла вверх по течению до того холма, который мы назвали Тининой горой. Там до сих пор были остатки гнезд, которые Тина, Читах и Альберт построили почти два года назад. Эти зримые напоминания будили в моей душе острое чувство ностальгии. Больше чем когда-либо я хотела знать, где сейчас мои шимпанзе и что с ними. Я обошла все плато, потом поднялась немного выше по реке, но не обнаружила никаких следов, указывающих на то, что шимпанзе здесь недавно были.
В конце января я обследовала окрестности лагеря Ниоколо, но опять-таки безрезультатно. Судя по числу гнезд, дикие шимпанзе подходили к лагерю гораздо ближе, чем можно было предположить.
В феврале я планировала провести розыски в районе горы Ассерик. Местность там была более холмистой и зеленой, чем в других частях парка. Однако из окна автомобиля я не заметила особенной разницы: земля выглядела такой же выжженной и пустынной, островки густой растительности попадались только в тех местах, где дорога пересекалась с пересохшими речками. Вначале мне даже показалось, что деревьев, на которых могут кормиться обезьяны, здесь не больше, чем в окрестностях Ниоколо.