- Это верно. Мой отец прогорал ровно три раза и три раза начинал сначала. Но я веду дело по-новому, в ногу со временем. Кастрюлями меня торговать не заставишь, черта с два!
Мы оба посмеялись. Я спросил:
- Ну что ж, будет разговор о настоящем товаре?
- Да… может быть… может быть… - замедленно ответил хозяин и вдруг решительно спросил: - Чем вы платите?
- Товар люкс оплачиваю швейцарской валютой. Но только чистый люкс. Остальное - рейхсмарками, не оккупационными, а рейхе, понимаете?
Хозяин мелко-мелко кивал головой, в это время о чем-то напряженно думая.
- Сколько времени вы можете мне дать? - спросил он.
- Выращивать садик возле отеля не собираюсь, - засмеялся я. - Даю три дня.
- О, мало. Ведь теперь все страшно сложно, люди не верят друг другу, как бывало.
- Да, я забыл сказать. С каждой сделки и в валюте той сделки вы получите десять процентов комиссионных. Но цену мы сбиваем вместе. Этого вам достаточно для восстановления пропавшей веры в людей?
Хозяин блудливо улыбнулся:
- Лично мне достаточно. А какие гарантии?
- Гарантия - первая же сделка. И с клиентом и с вами я буду расплачиваться немедленно и наличными.
В конце концов мы условились, что завтра я зайду к нему в час закрытия магазина.
Да, теперь я держался более правильно. Однако уже было десять минут первого, и я отправился к месту явки…
На парапете сидел человек, который меня ждал. Стараясь не привлечь его внимания, я прошел мимо него и шагах в пятнадцати сел на скамейку. Решил понаблюдать, что происходит вокруг связного. Может быть, он сам не знает, что за ним следят. После возможной неудачи Ивана Ивановича я должен быть настороже вдвойне. Методически просмотрел площадь и садик. Как будто ничего подозрительного не было, но сам связной почему-то вел себя неспокойно. При приближении каждого мужчины он начинал перекладывать молитвенник из руки в руку и все время озирался по сторонам. "Все-таки неправильно, - заметил я про себя, - что на такую ответственную связь, от которой зависит судьба всей подпольной организации, поставили неопытного, да еще, видно, и нервного человека".
Ровно в час тридцать пять связной встал, осмотрелся и пошел к главной улице. А я отправился продолжать знакомство с коммерсантами - это мне нужно было, чтобы в случае чего я мог сослаться на свое с ними знакомство и чтобы освоиться на улицах города. Посетил еще два магазина. Оба они были похожи на тот, где продавалась кастрюля без ручки. Я даже не вступал в переговоры с хозяевами.
Пообедал в фешенебельном кафе. Все тут было на высоком уровне - и меню и цены. Удивило, что кафе переполнено, и не военными, а штатскими. Сидят по двое, по трое, беседуют, осторожно сблизив лица и поминутно оглядываясь. Кто эти люди? Коммерсанты? Чиновники нового порядка? Вылезшая из щелей буржуазия? Поди разберись.
За мой стол села пожилая дама, явно переусердствовавшая по части косметики. Она молчала как пень и только протяжно вздыхала. На двух пальцах ее левой руки были дорогие перстни. Так, не обронив ни слова, мы с ней отобедали и вышли из кафе. Она еще раз вздохнула и пошла налево, а я - направо.
На другой день, согласно расписанию явок, связной должен был прийти на свое место в садике к десяти часам утра. В случае дождя он должен находиться у колонн музея.
И как раз дождь. Хорошо еще, что хоть не холодный. Шагаю, подняв воротник плаща и надвинув шляпу на нос.
Связной, тот же самый человек, исправно стоял, прислонясь к колонне. Я подошел к нему.
- Здравствуйте.
Он не отвечает - по паролю так и надо.
- Не знаете, случайно, где в Вильнюсе можно купить породистых голубей?
Следует установленный ответ:
- Я знаю, где продаются голуби декоративных пород.
Мы пожали друг другу руки.
- Идемте, - сказал связной.
Мы пересекли площадь и вошли в узкую, кривую улочку старого города.
- До меня вы встретили товарища? - спросил я.
- Он не пришел.
Я даже остановился.
- Как - не пришел?
- Так - не пришел. Очевидно, с ним что-то случилось. И, может быть, очень плохое. Наши люди пытаются разузнать.
Мне стало холодно - неужели Иван Иванович схвачен? Не хотелось в это верить. Но что же тогда могло помешать ему прийти на явку? Только какой-нибудь нелепый случай. Именно за это объяснение я и ухватился, чтобы не думать ни о чем другом.
Через ворота, такие маленькие, что в них не могла бы въехать и малолитражка, мы прошли в квадратный тесный дворик, вымощенный каменными плитами. У двери, украшенной художественной поковкой, связной нажал кнопку звонка. Дверь тотчас отворилась. По железной гремящей лестнице мы поднялись на второй этаж и вошли в маленькую, по-мещански обставленную квартирку.
В столовой, наполовину заполненной старинным пузатым буфетом, у круглого стола сидели двое мужчин. Перед ними стояли откупоренная бутылка вина и три бокала. Мы поздоровались. Я сел к столу. Связной из столовой вышел. Мне придвинули бокал и налили в него вина.
- С благополучным прибытием! - Мужчина с острым лицом и орлиным носом улыбнулся и пригубил бокал.
- Что случилось с моим предшественником? - не дотрагиваясь до бокала, спросил я.
- Очевидно, попал в гестапо. Окончательное подтверждение будет завтра вечером.
- С кем я разговариваю? Вы руководитель организации?
- Так и есть, - последовал ответ. - Я руководитель, кличка "товарищ Петер", а это мой заместитель - "товарищ Ян". - Человек с орлиным носом говорил по-русски с отчетливым акцентом прибалтийца.
Я припомнил все, что должен был сказать, и спросил:
- Не появился ли в вашей организации примерно месяц назад человек со следующими приметами: рост средний, возраст сорок - сорок два года, по национальности литовец, широколицый. Возможно, носит усы. Волосы чуть рыжеватые, глаза серые. Главная мета - на спине под левой лопаткой крупная родинка со следами попыток вывести ее. У него должны быть две биографические версии. Обе подтверждаются документами. По первой он постоянно жил в Латвии, был в партизанском отряде, действовавшем в Латгалии, бежал из Латвии в Литву после разгрома отряда карателями. Прилично говорит по-русски. Другая версия…
- Одну минуту, - тревожно сказал товарищ Петер, - у нас есть такой человек.
- Он провокатор.
Товарищ Петер даже привстал:
- Не может этого быть!
- Абсолютно точно. Он подготовлен и заслан к вам гестапо. Москва получила не подлежащие сомнению сведения из Берлина. Что сходится - приметы или версия?
- И то и другое.
- Родинка?
- Этого мы не могли видеть.
- Для абсолютной уверенности надо увидеть и это.
- Все остальное сходится. Невероятно! - Товарищ Петер нервно закурил.
Я сказал, что в гестапо работают не дураки и с этим нужно считаться. Потом спросил, много ли известно провокатору об организации.
- Он знает свою тройку, в которой действует, - ответил товарищ Петер, - знает меня и товарища Яна. Мы с ним, естественно, беседовали сразу после его появления.
Я сказал, что Москва рекомендует установить, как провокатор нашел ход в организацию.
Товарищ Петер и товарищ Ян переглянулись.
- Установить нетрудно, - покачивая головой, сказал товарищ Ян. - Его ввел в организацию Эльгисонис. Он его рекомендовал, ручался за него.
- Значит, он провокатор номер второй, - сказал я.
- Он десять дней назад убит при довольно смутных обстоятельствах, - сказал товарищ Петер. - Но теперь эти обстоятельства проясняются, - видимо, его, как лишнего свидетеля, устранили гестаповцы. Да, да, а он стал их человеком после ареста зимой и довольно фантастического побега из тюремной машины.
- Тройка, в которой действует провокатор, важная? - спросил я.
- У нас все важные.
- Где он сейчас?
- Минувшей ночью его тройка должна была взорвать восстановленную немцами мельницу. Взрыва не произошло. Сегодня в двадцать часов у него явка с моим связным.
- Где?
- На одной из наших квартир.
- Можно его там задержать, осмотреть и, если надо, ликвидировать?
- Можно. Это отдельный домик на окраине. Хозяин домика врач, наш человек, его можно посвятить во все. Мне самому нужно там быть?
- Ни в коем случае, товарищ Петер. Там буду я и ваш связной. Врач абсолютно надежный? Тогда пусть где-нибудь поблизости находится и он. Вы меня представите ему как нового связного.
- Все ясно.
…В домик врача меня привезли в санитарном автобусе. Наверное, водитель этой машины связан с организацией. Автобус въехал во двор и задним ходом подкатил вплотную к крыльцу. Скрываемый со стороны улицы дверцей автобуса, я прошел в дом, и машина тотчас уехала.
Врач оказался совсем молодым человеком, примерно моим ровесником, только ростом он был повыше и скроен покрепче. По-русски он говорил плохо, и мы сразу перешли на немецкий язык.
Я рассказал ему, что́ должно произойти вечером в его доме. Он побледнел.
- Ведь он уже второй раз приходит на явку в мой дом.
- Второй и последний, если вообще придет. Но так или иначе, дом этот вам придется покинуть.
- Только бы пришел… - сквозь сжатые зубы произнес врач.
Я объяснил ему, в чем его роль.
Мы осмотрели дом. Врач показал мне столовую, где обычно происходили явочные встречи. Окна ее выходили на улицу, и, хотя они плотно закрывались внутренними ставнями, я все же решил перенести явку в спальню, единственное окно которой выходило в сад. Кровать оттуда убрали, а из столовой принесли стол и три стула.
Время было еще раннее. Врач приготовил кофе, и мы на кухне мирно толковали о чем придется.
Начало смеркаться. Я попросил врача незаметно понаблюдать за улицей - нет ли там чего-нибудь подозрительного, - а сам стал продумывать, как получше провести эту нелегкую операцию. Продумал все вплоть до того, как поставить настольную лампу и как наклонить ее абажур.
За этим занятием я старался подавить волнение, которое подступало к сердцу.
И вот наконец настал час операции. Пришел связной. Он во все уже был посвящен, и мне осталось только сказать ему, какой помощи я от него жду. По всему было видно, что это опытный человек. Он дал мне несколько дельных советов, и мы вдвоем, если можно так сказать, прорепетировали свои действия.
Ровно в восемь пришел тот, кого мы ждали. Его встретил связной. Из комнаты я слышал, как они весело разговаривали о чем-то в передней. Но вот дверь отворилась, и я увидел его. Он удивленно оглянулся на связного.
- Знакомьтесь, - сказал связной. - Теперь вы будете встречаться с ним, его зовут Михаил.
Мы обменялись рукопожатием, и я пододвинул ему стул, сев на который он оказался в узком пространстве между столом и стеной.
- Ну, как идут дела? - спросил я по-русски, стараясь говорить как можно непринужденнее.
- Сегодня ночью шли плохо, - угрюмо ответил он и замолчал.
Я смотрел на него, и в ушах у меня звучали слова описания примет провокатора, заученные мною, как стихи. Все сходилось.
- Я пойду к доктору, кофе сварю, - сказал связной и вышел из комнаты, не совсем плотно прикрыв за собой дверь.
Провокатор кивнул головой на дверь:
- Он, кажется, не закрыл?
Я махнул рукой:
- Ничего, тут все свои. - Волнение, сковывавшее меня в первую минуту, стало проходить, я совершенно спокойно спросил: - Как было сегодня на мельнице?
Он грустно покачал головой:
- Не повезло. Мины установили, а часовой механизм подключить не успели, подвел третий исполнитель - замешкался. А в это время у корпуса, где мы действовали, появился сторож с собакой, и пришлось бежать.
- Повторить операцию можно?
- Конечно, - обрадованно произнес он. - Ведь самое трудоемкое уже сделано: мины установлены.
- Когда это сделаете?
- Завтра ночью.
- А сегодня нельзя?
- Нет. Тот человек, который помогает нам проникать на территорию мельницы, работает через день.
- Понятно, понятно.
Я делал все, чтобы он успокоился, чтобы в душе его ослабла напряженность, естественная для его двуличной жизни.
- Ну, вот мы и познакомились. Теперь мы будем встречаться часто.
- Вы уже давно в организации? - спросил он.
- Да нет. А вы?
- Тоже недавно. Вы русский, местный?
Я улыбнулся:
- Отнюдь нет, я из Москвы.
В глазах у него зажглось любопытство:
- И давно оттуда?
- Нет.
- Как там, в Москве?
- Порядок получше, чем здесь.
- Воздухом? - Он поднял глаза вверх.
- Что - воздухом? - изобразил я непонятливость.
- Как прибыли сюда?
- А как же еще? Прямые поезда из Москвы сюда пока еще не ходят.
- Это здорово. - Он помолчал. - Ну, а как вам здесь, в организации?
- Пока осматриваюсь. Вы-то подольше меня в организации. К тому же, вы человек с партизанским опытом. Какое впечатление у вас? Правда, какое ваше первое впечатление? Мне… нам это очень важно знать.
Он кивнул головой:
- Понимаю. - И преданно посмотрел мне в глаза. - Берите-ка все это дело в свои боевые, московские руки, вот что я вам скажу. Берите, пока не поздно.
Я выказал крайний интерес к тому, что он говорил. Он привстал и плотно прикрыл дверь.
- У меня такое впечатление, - снова заговорил он, - что организация действует на холостом ходу. А главное, что в ней происходит вообще, узнать невозможно.
- Это же хорошо, - сказал я. - Секретность - наш первый завет.
Он усмехнулся:
- Понимаю. Но, когда люди организации в полном неведении о ходе борьбы, это плохо. Успехи товарищей всегда подогревают других. А тут организация словно нарочно так построена, чтобы ты, кроме того, что делают два человека из твоей тройки, абсолютно ничего не знал.
Я подумал: "Молодцы руководители организации, правильно ее построили, трижды правильно".
- Но это, - продолжал он с улыбочкой, - создает одновременно благоприятные условия для очковтирательства. Ведь руководство в своих рапортах и донесениях может приписать к заслугам организации все, что происходит и даже не происходит в городе. Поди проверь.
- Спасибо за ориентировку. Я подумаю об этом, посмотрю. Вы, я слышал, партизанили в Латвии?
- Так точно, - по-военному ответил он, и я увидел, как он в это мгновение весь подобрался. Он знал, что как бы безупречно ни была разработана его биографическая версия, всегда в ней может образоваться трещина и надо быть начеку. - В лесах Латгалии воевал, хорошие дела мы там совершали. Но пролез провокатор. Сколько погибло замечательных бойцов - страшно вспомнить.
- А как попал в отряд провокатор?
- Очень просто. Задержали в лесу человека. "Иду, - говорит, - к вам". Партизаны есть партизаны. Проверили его кое-как и зачислили в отряд: мол, пусть покажет себя в деле. Вот он и показал.
- Ну что же, провокатор может пролезть и в нашу организацию. И очень хорошо, что она разбита на глухие тройки. Предаст двоих - вот и все его трофеи.
Он чуть смешался:
- Да… В этом отношении - да.
- А организация здесь действует сильная, - продолжал я, не сводя с него глаз. - Ею наверняка интересуются в Берлине. И представьте себе, они с огромным трудом снаряжают сюда провокатора. А тот, кроме как выдать двоих подпольщиков, сделать ничего не может. Нельзя позавидовать тому провокатору. Нет, нет, вы, пожалуй, неправы в отношении троек. Подпольная организация - это не партизанский отряд. Тут действуют свои законы распределения сил и свои законы бдительности.
- Да, да, конечно, - поспешил согласиться он, и я заметил, как он приложил к скатерти, как видно, повлажневшую ладонь.
Ну, что же, пора переходить в наступление.
- Опасность провокации всегда страшна, - сказал я жестко. - Уберечься от нее можно, но это нелегко. Вот вы, например… - Я сделал секундную паузу и заметил, как в глазах у него словно тень метнулась. - Вот вы, например, приезжаете сюда, устанавливаете контакт с организацией, говорите, что вы из Латвии, что вы партизан. А какая гарантия, что вы не являетесь тем самым провокатором?
- Ну, знаете… это… - Он пробовал даже возмутиться. - У меня документы на руках.
Я покачал головой:
- В Берлине делают документы отлично, тем более что в руки гестапо попало немало подлинных партизанских документов. А еще какие у вас есть доказательства, что вы не провокатор?
Теперь он уже догадался, что попал в западню. На висках у него проступили бисеринки испарины. Я пристально следил за его руками. Никогда не забуду эти руки. По ним будто ток пробегал, в них дрожала каждая жилка. Они были готовы на все. Но тот, кому они принадлежали, видел, что моя правая рука в кармане пиджака, а это лишало его тех секунд, какие были нужны ему, чтобы опередить меня. И потому он продолжал навязанную мною игру.
- Всегда можно почувствовать, когда у человека реальная биография, а когда выдуманная, - сказал он устало. - А потом ведь всегда можно провести последующую проверку.
- Это верно, - согласился я. - Но далеко не всегда. Скажем, вашу партизанскую биографию так или иначе можно проверить - это, как говорится, в наших руках. Ну, а вдруг вы предложили бы совсем другую свою биографию? Например, такую… - И я начал рассказывать вторую, резервную версию, разработанную для него в Берлине.
Вот теперь он уже окончательно понял, что находится в западне. Но, как видно, это был человек очень сильной воли. Он даже улыбался.
- Но ведь и у второй стороны можно потребовать доказательств, подтверждающих ее подозрения?
- Вам их еще недостаточно? - мгновенно спросил я.
- Да, недостаточно.
- Ну что же, вот вам еще одно: снимите пиджак и рубашку. Если у вас на спине под левой лопаткой…
Вот тут-то он и сорвался. Сделал стремительное движение правой рукой со стола в карман, но, когда рука его еще была в движении, я выпустил в него три пули из своего "ТТ". Он рывком выпрямился и, замерев на секунду, смотрел на меня бешеными глазами, а потом начал медленно валиться на стол. В комнату вбежали врач и связной.
Врач, наклонившись над телом провокатора, смешно сказал по-русски:
- Уже есть покойник.
- Приговор приведен в исполнение, - торжественно произнес связной, смотря на распластанное тело провокатора. - А может, стоило сперва выбить из него все полезные нам сведения?
- Нет, - ответил я, - такие умеют молчать. Его нужно было ликвидировать, и все.
Итак, задание выполнено. По плану операции, завтра вечером я должен с помощью подпольщиков покинуть город, вернуться на хутор и оттуда - в отряд Деда.
Но вышло все иначе…"