Вскоре в банду вернулся ушедший домой неделю назад большеголовый и кривоногий хакас Кокча. В родном улусе Кокчу встретили совсем неплохо. Праздник был по этому случаю. Люди радовались, что наконец-то он вышел из тайги, подарили ему трех овец и телка - живи, богатей на здоровье. Да как на грех кто-то обворовал кооперативную лавку, стали искать, подозрение сразу же пало на Кокчу.
- Милицию обманул мал-мало, бежал, - рассказывал он.
Кокча принес Кирбижекову неприятную весть: чекисты повсюду разыскивают Сыхду, как убийцу трех коммунаров. В улусах устраиваются засады.
- И меня спрашивали, как и где расстрелял Сыхда безоружных людей, - сказал Кокча. - А я что знаю? Я ничего не знаю.
Убийство коммунаров. Это был точно рассчитанный, жестокий удар. Матыга теперь мог радоваться - он добился своего. Сыхда теперь никому не докажет своей правоты. Уж лучше бы убили его тогда, лучше бы отважный коммунар Конгаров, перед смертью открывший в Сыхде друга, сказал Матыге сущую правду.
"Я должен явиться в Чека. Все расскажу, и они мне поверят, в отчаянии думал он. - А если не поверят? У меня ведь нет свидетелей. Против меня покажет любой из бандитов, они слышали предсмертные слова Конгарова".
Нужно было искать какой-то иной способ доказать чекистам, что он тот, кем был всегда. И потерял Сыхда сон, только об этом мучительно думал днем и ночью.
Еще через неделю в банду явился отпущенный чекистами молодой хакас Федор, близкий к Матыге человек. Схваченный чоновцами, он был освобожден под честное слово, что не возьмет больше в руки оружия. Вроде бы и ничего, можно жить, но чекистам недолго и передумать, снова арестовать Федора. Так не лучше ли опять уйти в повстанческий отряд?
Долго по старым базам и самым отдаленным местам искал Федор людей Лешего. И теперь, когда нашел их, пойдет с ними уже до конца. А не примет его Леший в отряд - будет в одиночку скрываться в тайге от Чека.
Сыхда сказал Федору так, чтобы все, кто присутствовал при их разговоре слышали его:
- Ты был в Чека, и мы проверим тебя. Может, ты привез к нам шесть хитростей и семь обманов?
- Правильно. Да как проверишь? - угрюмо бросил Туртанов.
- Найду как, - уверенно сказал Сыхда. И подумалось ему: а не подослан ли Федор Матыгою, во всяком случае, ухо надо держать востро. В самом отряде Сыхды были преданные Матыге люди, которые никому не доверяли, в том числе и новому главарю банды. Пронюхай они хоть что-нибудь о прошлом Сыхды - и за жизнь его никто не даст и копейки.
- Я хочу с глазу на глаз говорить с тобой, - сдержанно сказал ему Федор.
- Говори при всех.
- Мы тоже послушаем тебя, - зашумели жадные до новостей бандиты.
Федор затруднился с ответом - это было видно по его растерянному, подавленному лицу. Но вот спохватился - что-то вспомнил, во взгляде мелькнула лукавая искорка:
- Болтливый вестник на сороку похож. Кому надо услышать, тот услышит. Я привез Лешему слово Матыга, - твердо произнес он, глядя на Сыхду.
- Что ж, поедем поговорим, - согласился Сыхда.
Они сели на коней и направились к широкому выходу из каменистого ущелья.
Ехавший первым на гнедом бегунце Сыхда хорошо знал в ущелье каждый камень и каждый кустик. И когда по правому берегу речки открылась опушенная черемухой обширная, оранжевая от жарков, поляна, он направил коня к ней. В этом месте можно было говорить о чем угодно - здесь их никто не сумеет подслушать. Аднак, подвернувший своего прыткого конька к черемушнику, не в счет: разговорами Сыхды он мало интересовался, да и в одном бою с красными контузило его, с той поры стал туговат на оба уха.
Обо всем этом знал Федор, поэтому его нисколько не сковывало присутствие кирбижековского ординарца. Достав из-за голенища сапога кожаный кисет, Федор принялся скручивать цигарку и заговорил ровным, неторопливым голосом:
- Я понял, однако, как схватили Соловьева. Ты, Леший, забегал в избу. Что там делал?
- Матыгу спроси - он узнавал про все, - с еле сдерживаемой злостью ответил Сыхда и потянулся рукой к колодке маузера.
- Не горячись, Леший, - кивнув на маузер, продолжал Федор. - Убить меня успеешь. Лучше скажи, как удалось тебе навести Чека на последнюю базу Матыга.
- У тебя нет ума, - свирепо выдохнул Сыхда.
Федор рассмеялся:
- Не спорь со мной, Леший. Это сделал не я - значит, ты. Больше некому.
- Глупый баран, это не твои слова! Это слова Матыга! - презрительно сплюнул Сыхда.
- Нет! - Федор кулаком ударил себя в грудь. - Нет! Я не дружок Матыги!
- Чей же ты есть?
- Я дружок Рудакова. Что? Не веришь? Вот и я не верю, что ты убил коммунаров.
"Это обман", - подумал Сыхда. Но разговор нужно было доводить до конца. Федор хоть частью, но откроет свои намерения, настоящую цель своего приезда.
- Если ты дружок Рудакова, зачем объясняешь это мне?
- Затем, что мы оба чекисты.
Сыхда недобро усмехнулся. Этот смех должен был сказать Федору, что пора кончать никчемную игру, что Чыс айну провести не так-то просто.
- Где Матыга? - дернувшись в седле, резко спросил Сыхда.
- Все еще по тайге ходит, язва, - дыхнул дымком Федор. - А кому Щетинкин коня давал? - сощурившись, он спрятал взгляд. - А кто двух казаков убил в Копенах? Кто Рудакову отдал две винтовки, две шашки, наган?
Сыхда поразился осведомленности Федора. Друг Матыги - не цыганка, чтобы мог отгадать, что было с Кирбижековым прежде, когда он еще не стал Лешим. И откуда бы обо всем узнал Федор, будь он бандитом, а не чекистом, засланным в банду?
- Ты погоди, Федор, - Сыхда предупредительно поднял руку. Он решил идти на полную откровенность. Если все же он имеет дело с бандитом, то Федор ничего потом не докажет: говорили-то один на один. Но если это - чекист, то Сыхда наконец получает очень нужную ему связь с Рудаковым.
- Погоди, Федор. - Сказал трудно, вполголоса. - Я хочу точно знать, что ты от Рудакова.
- Вот тебе его записка, - Федор порылся у себя за пазухой и достал тряпку, развернул ее, осторожно подал Сыхде крохотный клочок бумаги.
Сыхда не был силен в грамоте. Но он сумел прочитать слова, написанные достаточно четким почерком: "Шустряк, все объясни этому человеку". И - никакой подписи. Шустряк. А что такое - шустряк? Откуда Сыхде так знакомо это совсем непонятное слово? Где он слышал его, может быть, единственный раз в жизни? И в памяти встал рудаковский кабинет, тесный, пропахший кислым табачным дымом. Без сомнения, это было там. Именно так начальник назвал Сыхду.
- Еще вот подарок тебе - пистолет заграничный, метко бьет. У кого в банде ты видал такой? - Федор на ладони протянул новенький никелированный браунинг.
Сыхда облегченно вздохнул, словно с его плеч свалилась целая гора. Ему захотелось расцеловать Федора - так он д о рог был его сердцу сейчас в этой черной тайге, в бандитском зверином логове. Но, вместо этого, Сыхда заговорил вдруг сиплым, скрипучим голосом:
- Я чекист. Я буду им до конца. Так передай Рудакову. И еще спроси, где он устроит засаду. Туда и выведу всех бандитов.
- Вот так хорошо, Чыс айна, - рассмеялся Федор. - А то бараном меня называл, ругался.
- Так и ты ругался, однако.
12
И они крепко, по-братски обнялись.
- Вот, пожалуй, и все, что известно мне о Сыхде Кирбижекове, - сказал Рудаков, задумчиво потирая ладошкой лоб. - Впрочем, не все. Потом мы снова послали Федора к Лешему. Но они как-то оба сразу пропали. Труп Федора нашли неподалеку от бандитской базы, а о Сыхде в Чека никто более не слышал. Имя его тогда же было проклято. Всем стало ясно, что он переметнулся к бандитам, убил Федора и, боясь расплаты, скрылся.
Капотов и командиры кавалерийского отряда долго молчали под впечатлением истории, рассказанной Рудаковым. Никому из них не хотелось верить, что щетинкинец, вроде бы честный парень, чекист, мог вот так просто изменить народу и революции.
- Видно, обидели мы его своим подозрением, ожесточили, - с горечью сказал Рудаков. - Всякое тогда случалось, потому что трудно было разобраться в друзьях и врагах. Да и какой у нас был опыт чекистской работы? С гулькин нос.
- Вы считаете, что Леший все-таки изменил? - из-под насупленных бровей Антон взглянул на Рудакова.
- Теперь не все ли равно? Сыхду убили десять лет назад. Кто убил? Может, чоновцы, а может, бандиты. Его труп был найден в Белогорье и опознан. Вот так обстоит дело с Лешим.
- А если он жив? - вскочил со стула Чеменев.
- Это исключено, - с явным сожалением ответил Рудаков. Чувствовалось, что он все же не до конца уверовал в предательство Сыхды. А ведь только один из четырех присутствующих здесь чекистов встречался с Сыхдой и, более того, вместе с ним вязал есаула Соловьева.
- Так что же это? Только совпадение? - спросил Дятлов, не проронивший ни слова во время рассказа Рудакова. - Вы считаете, что кто-то взял себе ту же кличку, которую носил Сыхда?
- Почему бы и нет? У хакасов часто вспоминают Чыс айну, лесного черта. А кто он есть, новый Леший, предстоит узнать вам. Но, судя по некоторым данным, он против бандитских зверств, хотя и довольно крут характером.
События десятилетней давности, о которых рассказал Рудаков, сами по себе были интересными, но чем-то помочь чекистам в их сегодняшних заботах они вряд ли могли. А предстояло решить немаловажные задачи, и главная из них - нанести последний удар по банде Турки Кобелькова, крупнейшей в таежных районах Хакасии.
- Теперь я послушаю вас. А ну, что делается по борьбе с бандитизмом? - спросил Рудаков. - Об этом мне придется докладывать в Новосибирске.
- По Кобелькову или вообще?
- Давай пока что узко - по Кобелькову.
"Сколько хлопот может принести людям один такой человек, как Турка", - подумал Дятлов. И вспомнилась ему совсем недавняя встреча с председателем чарковского колхоза Иннокентием Ульяновым.
Ульянову, коммунисту, смелому и доброму человеку, пришлось много повозиться с Туркой. Будь Турка кулаком - иное дело, но он - твердый середняк, жил трудом своей семьи. Был у него работящий отец - апсах Соган, была заботливая, не менее трудолюбивая жена Татьяна да двое сыновей-малюток.
Но сам Турка больше ездил по свадьбам и поминкам, работа ему как-то не шла на ум. Заворачивал, бывало, в правление колхоза к Ульянову, плюхался на диван и, развлекая себя, заводил привычный разговор:
- Устал, однако? - с издевкой спрашивал председателя. - Иди спать, я за тебя начальником побуду.
Ульянов нехотя отрывался от дел и мягко выговаривал Турке:
- Не водись с баями. Вступай в колхоз.
- Водкой поить будешь? Барашка давать будешь? У меня живот о какой - весь колхоз съем, - посмеиваясь, отвечал тот.
Турка говорил не своими словами, в колхозную контору он приносил злобные байские речи. Другой бы поопасался воевать против народа, а Турка был заносчивый и смелый - закусил удила и понесся напропалую. А выселили его вместе с баем Масием Шоевым - где-то под Ачинском спрыгнул с арестантской телеги, и только его и видели.
Теперь уже ничего не изменить: на Турке кровь невинных людей. Теперь не уговаривать его надо, а убивать, как зверя, отведавшего человечины.
- По Кобелькову работу ведем в двух направлениях, - заговорил Капотов. - Малыми группами нащупываем бандитские базы в тайге. А в улусах ищем бандитские явки. - Вот он, - Капотов кивнул на Антона, - этим занимается в Кискаче, где бандит стрелял в участкового. Я вам докладывал про кискачевскую историю...
- Успехи? - Рудаков повернулся к Казарину.
- Кое-что проверяем, сопоставляем, - ответил Антон краснея. Хвалиться ему было явно нечем, но не подводить же Капотова, который верил или, по крайней мере, хотел верить в то, что направление поиска взято правильно, и что Казарин вполне справляется с этой задачей.
Рудаков, очевидно, заметил Антоново смущение и больше не стал задавать вопросов, относящихся к его работе. Он лишь спросил:
- Комсомолец?
- Ага.
- Не пора ли, шустряк, в партию?
За Антона ответил Дятлов:
- Принимать будем.
- Нам можно ехать? - вкрадчиво спросил Дятлов, отметив про себя, что дело завершено, начальство перевело разговор на праздную тему.
Капотов согласно кивнул. Дятлов и Чеменев направились к выходу, а Казарин шагнул к Рудакову:
- Вы вроде бы все растолковали. Но если это разные Лешие, то почему один ухает филином и другой тоже?
- Ты нам это и объяснишь, - положив Антону на плечо тяжелую руку, ту самую которой он скрутил Соловьева, сказал Рудаков: - Скорее всего - совпадение. Хакасы, особенно охотники, любят подражать зверям и птицам.
13
Отдохнули, повеселели бойцы. На тучных таежных травах выгулялись широкогрудые строевые кони. Отряд был готов к стремительному броску в тайгу, в труднодоступное Белогорье. В Чаркове в последний раз обсуждали и уточняли предполагавшиеся маршруты. Споров и предложений было много, так как поисковые группы до сих пор не установили, где главная база Турки Кобелькова. Расчеты строились на случайных встречах охотников и дровосеков с неизвестными, причем неизвестными могли быть в конечном счете обыкновенные мирные люди из соседних улусов, которые в эту пору искали в тайге разные целебные травы и коренья, кислицу и черемшу. И сами охотники, что приходили в отряд и рассказывали о каких-то встречах, не делали ли они этого иногда по указке Турки, чтобы окончательно сбить чекистов со следа?
Дятлов не готовил к походу лишь группу Антона Казарина, она по-прежнему располагалась и должна была оставаться в Кискаче. Чутье бывалого чекиста подсказывало Дятлову, что именно здесь, в подтаежном глухом углу, рано или поздно разыграются события, которым суждено занять важное место в операции, и он лишь подталкивал Антона к более активным действиям. Нужно было разведать тайную тропу в тайгу, к бандитам.
Казарин с утра до вечера ходил по юртам и избам улуса, заводил неторопливые разговоры с пастухами и охотниками о богатом травостое в степи, о приплоде скота, подавал дельные советы, как бы невзначай расспрашивал о соседях и родственниках соседей, каковы у них семьи да чем они занимаются. Бойцы Антоновой группы тоже не дремали - устанавливали слежку за каждым, кто отлучался в тайгу или степь, а заодно изучали окрестности Кискача.
Но все принимаемые меры пока что не давали никакого результата. О бандитах никто не знал. Жизнь улуса шла своим чередом. Кроме того, единственного, случая с участковым, не произошло ничего, что вызвало бы хоть какие-то подозрения.
Антон по-прежнему столовался у Тайки. Невысокая ростом, плотная, с румянцем во всю щеку, она казалась колобком в длинном, до пят, платье, когда то и дело с туесками и чашками бегала из избы к очагу, находившемуся посреди двора. Ребятишки безжалостно тормошили ее, приступая к ней с разными просьбами и капризами. В постоянных заботах о том, как накормить и обстирать бойцов, она выкраивала время хоть мало-мальски обиходить свою сопливую детвору. Иногда она в каком-то исступлении жарко нацеловывала детей. А то вроде бы совсем забывала о них. В эти минуты она, наверное, думала о Константине.
Кое в чем ей помогал Антон. Получил он себе на складе отряда новое байковое одеяло, а старое, еще целехонькое, отдал Тайке. Нашлись у бойцов мешки из-под фуража, раскроили их, Тайка сшила наволочку для матраца, набили ту наволочку свежим сеном, а третье с кровати, кишевшее блохами и вшами, Антон велел сжечь.
Со всей добротой своей отзывчивой души относилась Тайка к Антону. Ему за столом был первый блин и первый кусок мяса, ему же приветливая, чуть диковатая ее улыбка. Завидит его и еще издали призывно машет рукой, а ребятишки гурьбой радостно бегут ему навстречу, словно к отцу.
И все-таки Тайку беспокоила еще не совсем понятная ей причина приезда бойцов в улус. Они здесь кого-то выслеживали, но зачем? Чтобы убить или посадить в тюрьму? Если не так, то к чему им наганы и винтовки? Бойцов, насколько ей известно, никто не обижал, так отчего они должны обижать кого-то? Эта загадка томила и мучила Тайку, и чем дальше, тем больше.
Антон же никак не мог забыть того, еле уловимого смятения, что мелькнуло в черных Тайкиных глазах, когда он вдруг заговорил об отце ее детей. И теперь нет-нет да и заводил он, как бы случайно, речь на эту, явно нелегкую для нее, тему.
Они сидели на березовых чурбаках, заменявших в избе стулья, у стола, друг против друга. Антон молча смотрел на Тайку.
- Где ты похоронила Константина? - неожиданно спросил Антон.
Снова пугливо дрогнули ее густо-черные ресницы, но она тут же нашлась и с явной поспешностью замахала рукой в сторону гор:
- Там, там!
- Кто же тебе сказал, что муж погиб? - допытывался он.
- Не помню уже. Давно то было. Может, охотники сказали, - с той же нервной торопливостью, выдававшей ее, ответила она.
И вдруг Антон произнес мягко и жалостливо, с обезоруживающей душевностью:
- Зачем хоронишь живого мужа?
Конечно, она могла обмануть его - сделать вид, что это ее поразило. Но она отнеслась к его словам спокойно:
- Если он живой, почему не живет с нами?
- Вот и скажи.
- Ничего не скажу. Никакого мужа у меня нет. Разве позволил бы муж, чтоб жена с детьми помирала с голоду?
В мыслях, высказанных сейчас Тайкой, определенно был резон. Даже если муж у нее бандит, отвергнутый людьми, он должен был как-то, через кого-то помогать своей семье. Или уж, как это делали некоторые, навсегда порвать с бандой ради будущего собственных детей.
14
Вскоре в Кискач перебрался и Петр Чеменев с оперативной группой в несколько бойцов. В то время, когда его подчиненные уходили на задания в глубь тайги, сам он обычно не отлучался далее десяти-пятнадцати километров от улуса. А иногда делал ту же работу, что и Антон: знакомился с людьми, запуганными бандитами, и наводил через них нужные отряду различные справки. Большинство коренных жителей Кискача были хакасами, и Дятлов верно рассудил, что хакасу Чеменеву легче объясняться с ними, чем тому же Казарину, многие в улусе совсем не знали русского языка.
Навещая Антона, веселый и общительный Чеменев подружился с Тайкиными ребятишками. Вместе, всей оравой, они ходили купаться на Кискачку, хотя речка и мелка - по колено воробью. Ездили и в ночное. Иногда, сидя у длинноязыкого костра, Чеменев, чередуя речь с гортанным пением, рассказывал Алешке сказки, которые сам любил до смерти, а были то древние сказки про отважных богатырей и про злых ведьм, и мальчишка, раскрыв рот, слушал их и старался запомнить слово в слово.
Но как-то раз, возвращаясь из горной тайги, Чеменев, изнывавший от духоты, остановился на небольшой, голубой от колокольчиков поляне, спутал и пустил пастись своего рыжего мерина, а сам завалился в высокую пахучую траву и мгновенно уснул. Мало ли, много ли проспал, только проснулся от конского топота. Ошалело вскочил, видит меж кустов: конь по поляне скачет, кто-то гонит или ловит его.
"Уж не медведь ли?" - кольнуло в сердце.
Схватил карабин, на бегу щелкнул затвором и прямиком к Рыжке. И едва выскочил из чащи, на другой стороне поляны приметил в подлеске Алешку, в руках у него был мешок с чем-то явно тяжелым. Алешка пытался ухватить коня за гриву, конь шарахался, храпел, норовил лягнуть.
- Лень! - позвал озадаченный Чеменев.