Пытаться избавиться от второго браслета днем было опасно, но я все же не утерпел и, сидя на ступеньках у входа, несколько раз ударил булыжником по заклепке. Звук получился не очень громким и едва ли мог вызвать у кого-либо подозрение, но я тем не менее всякий раз замирал и прислушивался, не раздадутся ли шаги у двери. Собственно говоря, я не так уж и рисковал, поскольку, по моим наблюдениям, тюремщик был настолько же ленив, насколько и груб, и совершал свои обходы строго по заведенному распорядку, точно караул на Хай-стрит в Эдинбурге; кроме того, при свете дня работать было намного легче, и хоть действовать мне приходилось левой рукой, но зато она была свободна!
Продолжая постукивать камнем по заклепке, я размышлял о том, как мне распорядиться обретенной свободой, ибо избавление от кандалов я воспринимал именно так, хоть и оставался узником, приговоренным к смерти, сидящим в каменном мешке за обитой железом дверью. Я мог, например, оглушив тюремщика, попытаться просто выйти отсюда через дверь, но такой вариант был с самого начала обречен на неудачу, поскольку днем в замке повсюду толпился народ, и тюремщика сразу бы хватились, заметив, что он слишком долго не появляется из моей камеры. Мысли мои все чаще возвращались к замурованному камину: не здесь ли кроется реальный путь к спасению? Ведь коль скоро существует камин, значит, существует и каминный дымоход, и если последний достаточно широк, то по нему можно выбраться на крышу, а оттуда бежать будет уже значительно проще, чем из закрытого со всех сторон двора. Прикинув все "за" и "против", я остановил свой выбор на дымоходе: в конце концов, если он окажется чересчур тесным, то у меня в любом случае остается другой выход, через дверь.
Приняв такое решение, я заметил, что заклепка наручника еле держится в своем гнезде и достаточно одного удара, чтобы ее оттуда выколотить; спохватившись, я не стал дольше искушать судьбу и быстро убрал все следы своего рискованного занятия.
Придав кое-как наручникам относительно нормальный вид, чему в немалой степени способствовали сгустившиеся сумерки, я едва дождался прихода тюремщика и наспех проглотил поздний обед или ранний ужин, как вам угодно будет его называть. Очевидно, в моем поведении было нечто необычное, так как тюремщик, уходя, несколько раз обернулся и подозрительно посмотрел на меня; тем не менее он ушел и запер за собой дверь, приписав, по-видимому, все мои странности неизбежным переживаниям смертника в ожидании казни. Я остался один.
В моем распоряжении были вечер и ночь. Одним ударом я вышиб заклепку из наручника и выломал еще пару камней, что заняло у меня всего несколько минут, расширив дыру в стене до таких размеров, чтобы иметь возможность пролезть в нее. Затем я повесил цепь с наручниками на железный прут в окне, "подсказав" таким образом, каким путем я "улетел" из тюрьмы, а сам протиснулся в нишу бывшего очага, притянув изнутри к стене табурет и кое-как снова заложив дыру камнями, чтобы не сразу можно было обнаружить истинный маршрут моего исчезновения.
"Ma foi, - пробормотал я про себя. - Надеюсь, Джереми Коротышка, на сей раз тебе повезет и дымоход не окажется слишком узким!"
Нет, дымоход был не слишком узок и не слишком широк, но - "Mon Dieu!", как сказал бы де Кьюзак, - можно ли было придумать более мучительную задачу для моих ладоней, локтей и колен, чем карабкаться вверх по этой заросшей сажей печной трубе? Не успел я подняться и на десяток футов, как едва не задохся от копоти, пыли и гари, а штаны мои на коленках протерлись до дыр, что можно было сказать и о локтях; но я тем не менее упорно продолжал свой путь, стараясь производить как можно меньше шума, срываясь, соскальзывая, цепляясь за малейший выступ, пока не уперся в неожиданное препятствие. В этом месте труба моего камина соединялась с другим дымоходом, и выше места соединения его шахта сужалась настолько, что протиснуться сквозь нее было совершенно невозможно.
Я остановился на мгновение, упершись локтями и коленями в стенки дымохода, размышляя, как мне поступить дальше, но тут мои сомнения разрешились самым неожиданным образом: руки мои соскользнули, и я провалился вниз, в новый дымоход, пролетев футов двенадцать, прежде чем сумел остановиться. Остановиться-то я наконец остановился ценою значительной потери кожи на локтях и ладонях, но не ощутил боли в обожженных трением руках, поскольку снизу до меня донеслись мужские голоса, и я похолодел от страха, испугавшись, как бы мои ноги меня не выдали. То, что я услышал в следующую минуту, успокоило меня на сей счет, но зато заставило кровь бурно закипеть в моих жилах, и я почувствовал нестерпимый зуд в пальцах, как во время стычки с де Папильоном, ибо в одном из говоривших я узнал того молодого щеголя, который пинал и оскорблял меня, когда я лежал, беспомощный, на палубе английского военного судна.
"Благодарение Богу, - сказал я себе. - Уж если я не смогу показать ему классический прием де Кьюзака, то хоть оставлю кое-что на долгую память обо мне!" Приняв такое решение, я, соблюдая все меры предосторожности, спустился немного пониже и прислушался к тому, о чем они толкуют.
- Говорю тебе, Нед Солткомб, в дымоходе ничего нет! - утверждал пьяный голос.
- Нет есть!
- Спорю на бутылку хереса, там нет ничего!
- Пари принимается: можешь идти за бутылкой!
- С какой это стати?
- Потому что там полно сажи, дурак, ха-ха!
- Верно, Нед, ты у нас голова! Считай, что ты выиграл пари, и я пошел за бутылкой. Заодно и узнаю, какой пароль на сегодня, иначе тебе придется проторчать здесь всю ночь, и старый Ворчун получит повод прочесть тебе очередную нотацию, э, Нед?
- Черт бы побрал старого Ворчуна, вот что я тебе скажу!
- Охотно повторю это вслед за тобой, парень, хоть он и твой дядя! Но посмей только прикончить бургундское, пока меня не будет, и я раскрою тебе башку!
С этими словами владелец пьяного голоса удалился, бессвязно напевая веселую песенку.
"Джереми, - сказал я себе, - сам Господь посылает тебе этого подлого негодяя, так что не подкачай!"- после чего я спрыгнул вниз так бесшумно, как только мог. Опустившись на колени на плоскую каменную плиту очага, я осторожно выглянул из камина и осмотрелся по сторонам. Я увидал перед собой стол, освещенный масляной лампой, уставленный бутылками и бокалами, позади него - открытую дверь, а у стола - сидевшего спиной ко мне человека, который наливал себе вина, что я определил по звуку струи, льющейся в бокал. В одно мгновение я очутился за спинкой его стула, и он, услышав мое дыхание, обернулся и увидел меня. Он не произнес ни слова, но, выпучив глаза на посеревшем, как пепел, лице, некоторое время в безмолвном ужасе глядел на кошмарное видение, неожиданно возникшее за его спиной. В следующее мгновение рот его раскрылся, готовый издать пронзительный вопль, но я уже схватил его за глотку и сполна расквитался за все причиненные мне обиды. Я сжимал ему шею до тех пор, пока лицо его не почернело и глаза не налились кровью, и затем, не обращая внимания на его судороги и конвульсии - вскоре, правда, прекратившиеся, - снял с его шеи платок и затолкал ему в рот. Наконец я свалил его со стула на пол, закрепил кляп своим ремнем, и тут мой взгляд упал на его шпагу: по крестообразной рукоятке со змеиной головкой на ней я узнал собственную рапиру! Обрадовавшись, я снял ее с моего обидчика вместе с поясом и перевязью, надел на себя, затолкал неподвижное тело подальше под стол, завернулся в щегольский плащ, небрежно перекинутый через спинку стула, нахлобучил на голову лежавшую тут же широкополую шляпу с пером и почувствовал себя готовым к любым испытаниям, уготованным мне судьбой. Поэтому я даже усмехнулся, услышав звук приближающихся шагов, и, поспешно задув лампу, от чего комната погрузилась во мрак, притаился за дверью в ожидании дальнейших событий.
- Хелло, Нед! - послышался пьяный голос. - Угадай, какой сегодня пароль, а? Не больше и не меньше, как "Блуждающий огонек", по названию того проклятого пиратского корыта, которое старый Ворчун отправил чертям на закуску, чем он очень гордится! Но что это с лампой? Эй, Нед!
Говоривший был уже в дверях, и я затаил дыхание, когда он проходил мимо меня, шаря по карманам в поисках трута и огнива, бормоча про себя проклятия, многие из которых были для меня в новинку. Оставив его за этим занятием, я потихоньку выскользнул из комнаты и очутился в коридоре, освещенном единственным фонарем, висевшим на железном крюке под потолком.
Я прокрался вдоль коридора, спустился по лестнице вниз, затем повернул налево и остановился перед небольшой дверцей; она открылась без труда, и я очутился в просторном дворе тюремного замка. Не без умысла оставив дверцу открытой, я прижался к стене и осмотрелся: шел дождь, и ночь, благодарение Господу, была темная, хоть глаз выколи, что придало мне новые силы и уверенность. Придерживаясь тюремной стены, я ощупью стал пробираться вдоль нее и, свернув за угол, нырнул под арку в узкий сводчатый проход, перегороженный решетчатыми коваными воротами; рядом с ними в стене виднелась маленькая дверь, ведущая, очевидно, в караульное помещение, а над ней висел тусклый фонарь, не столько освещая проход, сколько порождая в нем густые тени.
Я вплотную приблизился к воротам и, укрывшись в тени, решил в случае необходимости попытаться перебить охрану; однако я больше рассчитывал на шум и суматоху, которые должны были неизбежно возникнуть после обнаружения полузадушенного племянника капитана Эмброуза: именно с их помощью я надеялся под шумок выбраться за ворота.
Ждать мне пришлось недолго; вскоре в замке послышались крики, призывы на помощь, топот и беготня. С того места, где я притаился, хорошо были видны отблески фонарей и дымный огонь факелов, когда стража от главных ворот поспешила к башне, откуда доносились крики. Дверь караулки рядом со мной распахнулась, и высокий плотный мужчина вышел на порог, прислушиваясь к беспорядку. Он стоял так близко от меня, что мне слышно было его дыхание, но, когда я уже наполовину вытащит шпагу из ножен, чтобы его прикончить, крики и вопли усилились, и мужчина, исчезнув на мгновение внутри караулки, вернулся с фонарем и торопливо промчался мимо меня по направлению к шуму. Я вынырнул из тени и вскочил в караулку, но тут же замер на месте, ибо одновременно с моим появлением из внутренней комнаты вышел грузный здоровяк и уставился на меня пустым, отсутствующим взглядом. По этому взгляду, по его сутуловатой фигуре, отвисшей нижней губе и слюнявому рту я понял, что передо мной ненормальный, чему я - да простит меня Господь! - чрезвычайно обрадовался.
- Скорее, парень! - сказал я. - Где ключ? Мне нужно торопиться!
- Так это ты и есть черт? - спросил он, вытягивая ко мне шею.
Теперь, возвращаясь памятью к тому времени и представляя себе, как я должен был выглядеть - с черным от сажи и копоти лицом, в лохмотьях, но щеголяющий в богатом плаще, со шпагой и в широкополой шляпе с пером, - мне не кажется странным, что подобная идея пришла в его бедную больную голову.
- Совершенно верно, - ответил я. - И заберу тебя с собой, если ты сейчас же не дашь мне ключ от калитки!
- Добрый старый черт, - проговорил он, глупо улыбаясь и пуская слюни.
- Ключ! - сердито рявкнул я. - Иначе…
- Черт ты или не черт, - возразил дебил, - а ключа я тебе не дам, пока ты не скажешь слово, иначе Билл на меня рассердится!
- Слово? - удивился я.
- Ну да, слово!
И тут меня осенило.
- "Блуждающий огонек"- вот твое слово! - выпалил я.
- Добрый старый черт, - опять повторил он и, взяв с полки ключ, вышел из караулки и открыл мне ворота. В следующий миг я схватил его за шею и, отшвырнув в сторону, вытащил ключ из замка и проскользнул в ворота; не успел я захлопнуть их за собой, как дебил прыгнул на меня, фыркая, шипя и царапаясь, как целая дюжина котов, пытаясь вцепиться мне в шею своими длинными пальцами. Счастье еще, что он не кричал, иначе мне пришлось бы его прикончить; а так, отшвырнув его от себя вторично, я схватил несчастного дурачка под коленки и сильным ударом головой в живот сшиб его с ног. Втолкнув беднягу в ворота, я захлопнул их створки, повернул ключ в замке и остановился, отдуваясь и переводя дыхание, так как приключения этой ночи отняли у меня немало сил.
Караульный находился неподалеку, судя по звуку его шагов, и я поспешно отступил в глубь прохода, мрачного, точно могильный склеп, благодаря скудному свету от фонаря, проникавшему сквозь кованую решетку ворот. Шляпу я потерял, но зато расправился со своим недоброжелателем и, главное, выбрался из тюрьмы. Я был свободен!
Не помня себя от радости, я попятился назад в темноту, не отводя взгляда от ворот, и вдруг неожиданно наткнулся на чью-то неподвижную фигуру, молча притаившуюся в тени под наружной аркой; не успел я выхватить шпагу или вообще предпринять что-нибудь для своей защиты, как на моей шее сомкнулись сильные пальцы и я почувствовал себя так, как должен был, очевидно, чувствовать молодой щеголь, полузадушенный мною в замке. Однако, когда шаги караульного протопали мимо и замерли в отдалении, давление на мою гортань ослабело, и нападавший подтащил меня поближе к свету, наступая коленом мне на грудь.
- Клянусь святыми мощами, - проворчал он, - передо мной лежит негр, кожа которого линяет! Кто видел когда-нибудь нечто подобное?
- Вы ошибаетесь, добрый человек, - возразил я. - Я такой же христианин, как и вы.
- Тогда вам следует быть очень хорошим христианином, - усмехнулся он, - потому что я самый святой из всех существовавших до сих пор, а мое платье еще святее!
Что касается первого утверждения, то я имел веские основания усомниться в нем, ибо на меня глядела гнуснейшая рожа бандита с густой копной рыжих волос и бородищей им под стать; однако относительно второго можно было согласиться, поскольку выглядел он, как огородное пугало, какие часто можно встретить на овсяных полях в Файфе.
- Позвольте мне встать, - проговорил я. - Я не сделаю вам ничего плохого.
- Нет, как вам это понравится! Я, разумеется, весьма благодарен, однако вынужден вас немного побеспокоить, - с этими словами он сорвал с меня пояс со шпагой и затянул его на своей кряжистой фигуре; затем он обшарил мои карманы и, не найдя ничего, потер мне лицо рукавом и вновь уставился на меня.
- Пусть меня проглотит Вельзевул, - воскликнул он, - если это не тот самый маленький пират, которого должны завтра повесить!
- Он самый, - подтвердил я, - но который с вашей помощью надеется прожить немного подольше!
- Чтоб мне лопнуть - отважный петушок! Даже жаль, что он должен умереть так скоро!
- В таком случае укажите мне место, где я мог бы укрыться, - взмолился я; в голове у меня помутилось, и я был на грани потери сознания, в то время как издали уже раздавались голоса людей, ищущих меня, и вскоре, как я опасался, весь город будет поднят на ноги.
- Полегче, полегче, - сказал он. - Что мне за резон совать свою шею в одну петлю с вами?
- У меня ничего нет, кроме шпаги, а ее вы уже забрали.
- И очень мудро поступил, ведь я слышал, как вы прикончили некоего француза. Но послушайте, я тоже нахожусь в бегах, а птицы одной породы должны держаться вместе, - он убрал колено с моей груди и помог мне подняться на ноги. - Следуйте за мной! - прошептал он и вывел меня из-под арки в узкий переулок между двумя глухими стенами, а затем, свернув направо, углубился в запутанный лабиринт тесных грязных улиц, пока в конце концов не остановился у низкой двери, которую распахнул резким толчком. - Спускайтесь вниз, - грубовато проворчал он. - И берегите голову!
Мне очень не нравился вид моего провожатого, но оставалось лишь повиноваться, и я спустился вниз по крутой лестнице в зловонный подвал, освещенный двумя сальными свечами. Здесь было душно и сыро, но я ни на что уже не обращал внимания, а, страшно измученный бессонными ночами и пережитыми треволнениями, свалился как бревно на грязную соломенную подстилку в углу.
Рыжий детина запер дверь и спустился вслед за мной; усевшись рядом на солому, он принялся разглядывать мою рапиру, насвистывая что-то себе под нос.
- Отличный клинок! - сказал он. - Французская работа!
- Откуда вы знаете? - с трудом подняв отяжелевшие веки, спросил я.
- Э-ге-ге, если бы вы имели столько дела со шпагами, сколько я, то тоже научились бы кое в чем разбираться! Однако вам лучше поспать, пока я схожу посмотреть, как идет охота. Эти болваны ни за что вас не найдут и только зря потратят время! Но сперва, чтобы вы никуда не сбежали, я на всякий случай вас свяжу.
Он достал из-под соломы моток веревки и примотал мне руки к туловищу; затем он связал мне ноги, после чего встал и набросил плащ Неда Солткомба поверх своего драного камзола.
- Зачем это? - пробормотал я, еле ворочая языком от усталости. - Вот уж совершенно ни к чему!
- Ни к чему было связывать тебя?
- Ну да!
- А зачем я привел тебя сюда, как ты думаешь, дурачок?
- Чтобы спрятать.
- Вот именно, но только до той поры, когда я приведу сюда солдат и покажу им, где ты скрываешься. Да ведь за тебя я получу полсотни крон и полное прощение в придачу! Та-та, скоро увидимся, а пока желаю приятных снов! - с этими словами негодяй поднялся по лестнице и закрыл за собой дверь.
Услыхав скрежет ключа в замке, я повернулся на бок и заплакал впервые после смерти де Кьюзака. И не удивительно - ведь я был еще почти мальчик, и голова моя все еще болела от удара; но хуже всего было страшное разочарование. Совсем уже поверив, будто я нахожусь в безопасности и даже обрел себе сообщника, хоть и немного грубоватого, я вдруг столкнулся с подлым предательством и убедился, что меня все это время, как теленка на бойню, тащили к виселице на рыночной площади. Слезы совсем обессилили меня, и я, несмотря на боль, на стертые до крови коленки и локти, неожиданно погрузился не то в сон, не то в обморок, время от времени просыпаясь в испуге и снова засыпая, пока наконец не был окончательно разбужен грубым пинком. Подняв глаза, я увидел перед собой рыжеволосого бродягу, заманившего меня в западню, а рядом с ним четырех стражников с алебардами; сверху в дверь на меня пялились еще лица солдат.
- Это он, маленький дьявол, собственной персоной! - сказал один из них. - Клянусь моей головой, заставил же он нас побегать!
- Бедняга, - сказал другой. - Я чертовски рад, что он задал такую трепку этому зазнайке Солткомбу. Он постоянно пьянствует с сынком коменданта крепости!
- Немало пройдет времени, прежде чем он снова обретет способность пьянствовать!
- Твоя правда: глотка у него раздавлена вконец. Ну и силища у маленького дьявола!
- О чем вы там толкуете, ребята? - раздался голос сверху. - У нас времени в обрез: мы едва успеем доставить пирата к месту казни. Уже полгорода знает о его побеге, но никто не подозревает, что мы его поймали. Вот будет сюрприз, когда мы приведем его на площадь!
И под хор оживленных голосов меня подняли, разрезали веревки, спутывающие мои ноги, и пинками погнали вверх по лестнице на улицу.