- Вы - русские разведчики? Вы пришли на остров, чтобы донести о нас русским? Вы взяли с собой женщин и детей, чтобы не вызвать наших подозрений? А где находятся русские морские офицеры Давыдов и Хвостов? Этого вы не знаете? Ну что же, можете умирать медленной смертью, если не хотите отвечать.
От холода, голода и цинги умерло уже трое мужчин и три жёнщины.
Наконец офицер вызвал всех пленников из барака, велел им стать на колени и сказал:
- Я не могу оживить тех, что умерли. Такова их судьба. Я не могу возвратить вам ваших товаров, - они давно уже проданы. Такова судьба этих товаров. Но я дарю вам свободу, возвращаю байдару и ещё дарю мешок рису. Ступайте домой и благодарите судьбу…
В океане бушевал шторм. Курилы сидели на берегу на чёрных холодных камнях, с надеждой вглядываясь в морскую даль. Временами ветер стихал, но тогда над океаном ложился плотный туман. Так проходили дни.
Утром в середине июня проглянуло солнце, и с первыми признаками долгожданной погоды над ясной линией горизонта курилы увидели силуэт корабля…
…Вопросы мичмана Мура японскому офицеру и его ответы переводил курил Алексей. Головнин не сразу увидел переводчика. Курил стоял на коленях, не решаясь поднять головы, запылённый и чёрный, как камень.
- Прикажите этому человеку подняться, - сказал Головнин. - Где видано такое, чтобы переводчик стоял на коленях?
Мичман резко обернулся, выпрямился, козырнул. Японский офицер понял, что перед ним командир корабля. Он поднял правую руку ко лбу и медленно поклонился, сгибая поясницу. Капитан тоже ответил поклоном. Мичман докладывал громко, взволнованно:
- Переводчик боится японцев. Он не решается подняться с колён… Я думаю, эти курилы, страшно напуганы.
Но японский офицер уже не обращал внимания на курила. Он вдруг стал очень вежливым и, улыбаясь, любезно приглашал Головнина в своё жилище.
В жилище, сидя на циновке, уставленной различными угощениями, японец несколько раз пытался узнать, с какой целью прибыл сюда русский корабль, но Головнин словно не замечал этого.
- Нам нужны дрова и пресная вода, - сказал он.
Японец что-то ответил огорчённо.
- Дров нет, воды нет, - перевёл Алексей и добавил от себя: - Он только говорит так. Надо быть осторожным, начальник…
Головнин обернулся к курилу. Тот смотрел растерянно.
- Он есть плохой…
Через несколько минут капитан поднялся с циновки.
- Очень жаль, - сказал он, обращаясь к японцу, - что вы не можете снабдить нас дровами и пресной водой. Нам придётся поискать другую, более подходящую бухту…
Он не был уверен, что Алексей с точностью переведёт эти слова. Но японец понял и спросил озабоченно:
- Куда вы собираетесь идти?
- На поиски нужной нам бухты.
- Вам нужно идти на западный берег острова, посоветовал японец, - в Урбитч. Там есть и вода, и дрова, и магазины…
Переводя его совет, Алексей снова добавил:
- Там есть много солдат япони…
Уже в шлюпке, по пути к "Диане", Головнин заметил Новицкому:
- Для нас самое главное, чтобы японцы не знали об истинных целях нашего прибытия. Нисколько не сомневаюсь, что они сделали бы все возможное, чтобы помешать нашей работе.
В течение трех суток "Диана" курсировала вокруг острова Уруп, и Головнин успел положить его на карту, исправив неточности прежних описей. Была нанесена на карту и часть острова Итурупа. В этом южном районе гряды у экспедиции оставалась ещё очень важная задача: опись гавани и пролива, отделяющего остров Кунасири от Мацмая. Никто из опытных моряков в этом проливе не бывал, а на картах русских промышленников, составленных на глаз или по памяти, имелись грубые ошибки.
На обратном пути к Итурупу шлюп вошёл в густую пелену тумана. Весь дальнейший путь лежал во мгле.
Огорчённый потерей времени, Головнин решил отыскать гавань Кунасири, где, кстати, как уверял оставшийся на шлюпе курил Алексей, можно было получить пресную воду и купить продукты.
Непроглядный туман стеной отгородил от шлюпа берег, и только по гулу прибоя Головнин и Рикорд, почти бессменно дежурившие на мостике, определяли расстояние, отделявшее судно от берега.
Вечером в начале июля "Диана" осторожно вошла в пролив Кунасирской гавани и остановилась. Головнин решил ждать до утра.
Прошло немного времени и на обоих мысах, справа и слева от шлюпа, вспыхнули высокие костры.
- Гавань оберегается, как видно, очень зорко, - заметил Рикорд. - Устроились на чужой земле и чувствуют себя, конечно, неспокойно: а вдруг опять нагрянут решительные люди вроде Давыдова и Хвостова?..
В сутеми вечера Головнин пытался рассмотреть в подзорную трубу селение в глубине гавани, но видел только дальние силуэты.
Костры у входа в гавань полыхали до самого утра. А когда с восходом солнца шлюп двинулся по спокойному разливу бухты к берегу, оттуда одновременно грянули две пушки. Ядра вспенили воду далеко от шлюпа.
- Что это означает? - изумлённо спросил Рикорд, вглядываясь в крепость, видневшуюся на взгорке.
- Не думаю, чтобы это был салют, - заметил капитан.
- Значит, угроза? "Не приближайтесь"?
- Сейчас выясним обстановку, - сказал Головнин. - Прикажите спустить шлюпку. Со мной отправится штурманский помощник Средний, четыре матроса и переводчик.
- А если это связано с опасностью, Василий Михайлович?
- Мы не можем отказаться от описи гавани. И второе: нам нужно пополнить запасы. Неужели эти непрошенные гости откажут в продаже хотя бы небольшого количества продуктов?
Шлюп отдал якоря в двух километрах от берега. Утро было ясное, тихое, необычное для этих мест. Дальние горы, казались сложенными из синьки.
Стремительно разрезая волны, шлюпка приближалась к молчаливому берегу, на котором, сколько ни всматривался Головнин, не было заметно ни единого человека.
До линии слабого прибоя оставалось не более пятидесяти саженей, и Головнин уже наметил место для высадки, когда над самой шлюпкой с урчанием пронеслось ядро… Все батареи крепости открыли огонь, - высокие всплески окружили шлюпку, что-то глухо ударило в подводную часть борта.
"Наверное, пробоина", - подумал Головнин и приказал грёбцам развернуться. Послушная вёслам, шлюпка круто развернулась и понеслась обратно к "Диане". А вокруг ложились ядра.
- Плохо… Очень плохо стреляют, - сказал капитан, усмехнувшись матросам. - Такую близкую цель с первого залпа следовало бы накрыть! И заряжают очень медленно… Ну, подлые пираты, было бы у меня на то разрешение, - проучил бы я вас!
Навстречу капитанской шлюпке от "Дианы" уже мчались вооружённые гребные суда. При первом залпе японских пушек Рикорд послал их на выручку Головнину. Помощь, однако, уже не требовалась, - шлюпка вышла за дистанцию обстрела неповрежденной.
Японцы, конечно, видели из крепости, что теперь ядра их делают недолёт, но, тем не менее, они продолжали ожесточённую пальбу, и Головнин удивился этому безрассудству.
- Вот "рыцари"! А ну-ка, Рикорд, пошлите им один "гостинец", да так, чтобы обязательно в крепость угодил!..
На шлюпе прозвучал сигнал боевой тревоги; комендоры метнулись к пушкам… Позже Головнин не мог вспоминать без волнения эти несколько секунд, когда корабль словно замер, и люди на нем будто затаили дыхание. Именно в эти секунды решался исход дальнейших событий. Грянул бы выстрел, и многое изменил бы он к лучшему в дальнейшем плавании "Дианы", в судьбе самого Головнина.
Но выстрел не грянул.
- Повремени-ка, братец, - сказал Головнин комендору, быстро поднимаясь на палубу шлюпа. - Мщение? Они его заслужили. Но начинать военные действия без воли правительства мы не должны. - И, обращаясь к Рикорду, спросил: - Ваше мнение, капитан-лейтенат?..
- Правильно… И все же обидно. Очень обидно, Василий Михайлович!..
- Терпение, Пётр, терпение и выдержка, - медленно, глухо проговорил капитан. - Если мы окажемся в положении, когда необходимо будет защищаться, мы им дадим урок настоящего боевого огня. А пока - пушки накрыть. Шлюп отвести дальше от крепости. Ещё раз попытаемся объясниться.
В молчаливом огорчении комендоры отошли от пушек. С берега прогремел последний выстрел, и окутанная дымом крепость затихла.
И снова на мысах всю ночь горели огни. В текучих отблесках, что дробились на зыби, чёрными тенями шныряли японские лодки. Но ни одна из них не приблизилась к "Диане"…
А утром через своих посыльных японцы передали, что обстрел шлюпки был ошибочным, что они очень сожалеют о случившемся и приносят извинения… Посыльные уверяли, будто комендант крепости сам опасался нападения, но теперь он готов лично принять капитана и оказать экипажу посильную помощь…
Мичман Федор Мур упросил Головнина взять и его в крепость.
Дозорные в крепости следили за капитанской шлюпкой с той минуты, когда она отходила от борта "Дианы". Три важных чиновника, облачённые в парадные халаты, заранее вышли из ворот крепости и спустились на берег, чтобы встретить гостей…
Головнин решил высадиться у самой крепости и теперь внимательно рассматривал её с близкого расстояния. Крепость была маленькой, построенной наспех.
Штурман Андрей Хлебников, сидевший у руля, рыжеватый мускулистый человек с внимательным взглядом и застенчивой улыбкой, даже пошутил:
- То ли осиное гнездо, то ли муравейник! А расковырять такую хламиду и со шлюпа немудрёно…
- Немудрёно, штурман, сделать глупость, - строго сказал Головнин. - Доброе дело труднее удаётся…
- Вот именно! - запальчиво воскликнул маленький Мур. - И нужно забыть подобные разговоры!..
Хлебников удивлённо взглянул на него, пожал плечами и ничего не ответил.
После очень длинного приветствия, в котором рядом с фамилией капитана торжественно вспоминались и солнце, и звезды, и луна и которое Алексей полностью не смог перевести, японец сказал, что будет счастлив развлечь дорогого гостя разговором, пока в крепости закончатся последние приготовления к встрече.
Разговор, однако, не клеился. Головнин спросил чиновника о названии отчётливо видневшегося отсюда мыса, которым оканчивался на севере остров Мацмай, но тот, вздохнув, ответил, будто он никогда не интересовался подобными названиями. Не знал он также, какова ширина пролива, глубок этот пролив или мелок, имеются ли течения и насколько они опасны для мореходов.
В этой скучной беседе прошло больше часа. Наконец-то из крепости дали сигнал, и чиновник сказал, что теперь он может сопровождать милых его сердцу гостей.
Головнин приказал матросам вытащить шлюпку на берег. Поняв его распоряжение, японец с улыбкой поклонился. Алексей перевёл его слова:
- Очень хорошо! Мы вполне доверяем друг другу…
У шлюпки Головнин оставил одного матроса. Кроме мичмана Мура, штурмана Хлебникова и переводчика Алексея, с ним были ещё три моряка, матросы первой статьи: Спиридон Макаров, Дмитрий Симанов и Григорий Васильев.
Капитана и его спутников поразило количество солдат, разместившихся в тесном дворике крепости. Не менее четырехсот человек, вооружённых ружьями, саблями, копьями, кинжалами и луками с набором стрел, сидели вокруг площади, словно ожидая какого-то уже известного им приказа.
- Не может быть, - негромко сказал Хлебников, - чтобы столько военных постоянно находилось в этой малой крепости… Наверное, их собрали со всего острова…
- Пожалуй, - согласился Головнин. - Посмотрим, к чему собрана эта ватага…
Посредине площади была раскинута просторная полосатая палатка. Ни на минуту не задерживая гостей во дворе, чиновник провёл их в эту палатку.
Начальник крепости, с сонным лицом, важно восседал на высоком стуле, держа в руках металлический жезл, от которого через плечо тянулся шёлковый шнур. Одет вельможа был в дорогие шелка, на поясе его висели две золочёные сабли. Три свирепого вида оруженосца разместились за его спиной. Рядом, на стуле пониже, сидел помощник начальника, уже знакомый Головнину, тоже охраняемый тремя оруженосцами. По сторонам палатки сидело восемь чиновников, не сводя с вельможи робких взглядов.
Головнин слегка поклонился. Оба начальника встали, подняв левую руку ко лбу и как бы переламываясь в пояснице.
Капитан присел напротив старшего вельможи. Мичман, штурман, переводчик и матросы заняли скамьи несколько позади.
- Мне очень приятно, почтеннейший капитан, - звонким голосом произнёс вельможа, пристально оглядывая Головнина, - видеть вас под этим кровом… Надеюсь, ваше здоровье вполне благополучно?
Головнин ответил, что он тоже рад видеть столь знатного начальника.
Слуги принесли чай, а потом табак и трубки. Отхлёбывая из фарфоровой чашки несладкую зеленоватую жидкость, вельможа как будто между прочим спросил:
- Сколько же людей у вас на корабле?
Головнин ответил, увеличив количество команды почти вдвое.
- Наверное, это самый большой русский корабль? - осведомился японец.
- О нет! - сказал Головнин. - У нас имеются корабли и впятеро большие.
- Разве у России много кораблей?
Головнин улыбнулся:
- У берегов Камчатки, в Охотском море, в океане, у Русской Америки плавают десятки наших кораблей.
- Э! - воскликнул вдруг начальник и оглянулся на своего помощника. Тот встал и вышел из палатки. Через несколько минут он вернулся и что-то шепнул вельможе. Начальник еле заметно кивнул головой и снова обратился к капитану.
- Как это хорошо, что вы пришли ко мне в гости. К чему нам враждовать? Мы можем всегда оставаться друзьями. Слово рыцаря, - ни один волос не упадёт с вашей головы, потому что вы мои дорогие гости.
Он встал, собираясь выйти из палатки. Головнин тоже поднялся. Японец улыбнулся.
- К чему спешить, капитан? Мы же ещё не договорились о самом главном.
- Если вы собираетесь уйти, - с кем, кроме вас, мне договариваться?
- Нет, я ещё побуду. Я угощу вас прекрасным обедом, какой только можно было приготовить в этих бесплодных местах…
И снова, обернувшись к помощнику, он произнёс с оттенком нетерпения:
- Э!..
Помощник опять поспешно вышел. Слуги внесли обед. На больших деревянных лакированных подносах едва помещались десятки блюд: рыба, соусы, зелень, какие-то корни, студни, приправы и особенно много хмельного саке.
- Рановато обеду быть, - осторожно заметил Хлебников. - Или, может, обедают у них с утра?
Мур ответил ему тоном поучающего знатока:
- Торжественный обед может быть подан в любое время. А после обеда, как видно, будет парад.
- Из чего вы это заключили? - спросил Головнин.
- О, я все примечаю. Помощник начальника дважды уже выходил, и когда у входа полог откидывали, я приметил, что они раздают солдатам обнажённые сабли. Это, конечно, к параду!..
- Как знать… - молвил с сомнением Хлебников.
Помощник вельможи возвратился ещё более радостный, чем прежде. С аппетитом закусывая и запивая, Алексей передал его вопрос:
- Нравится ли достопочтенному капитану угощение? Он сам присматривал за поварами. Эту честь оказывают только самым высоким гостям.
Мур осмелел и попросил Алексея перевести японцам его слова:
- Теперь мы видим, что наши опасения были напрасны. Вы - благородные, честные люди…
Придерживая сабли и не выпуская из руки свой железный жезл, старший начальник встал со стула и сказал, что он должен взглянуть на гавань.
- Я тоже должен взглянуть, - воскликнул Головнин, поднимаясь. - В гавани мой корабль…
Маслянистое лицо японца нахмурилось. Оруженосцы переглянулись. Молчание длилось долгую минуту.
- Передай капитану, - сказал начальник, обращаясь к Алексею, - что снабдить его корабль я ничем не смогу. Я жду ответ на моё донесение губернатору острова Мацмай. Пока ответ не поступит, один из русских офицеров должен остаться в крепости заложником…
Головнин насмешливо взглянул на Мура.
- Вот они, благородные люди… Но сколько же дней придётся ждать ответ губернатора?
- Пятнадцать, - сказал японец, зачем-то поднимая свой жезл. - Однако возможно, что губернатор запросит правительство.
Головнин, казалось, не удивился. Оба начальника и все их оруженосцы теперь внимательно всматривались ему в лицо. Собрав всю волю, чтобы не выдать волнения, он ответил тоном спокойным и ровным, словно продолжая прежнюю приятную беседу:
- Согласиться на такое длительное ожидание без совета с офицерами, которые остались на корабле, я не могу. Оставить у вас офицера я просто не хочу. Не забывает ли начальник, что перед ним сыновья могущественной страны - России? Не забывает ли он, что в России найдутся силы, которые вступятся за нас? Не берет ли на себя начальник слишком большую ответственность за попытку поссорить два государства? Наконец, известно ли ему, что такое измена? Завлечь безоружных людей в крепость, диктовать им свои условия и угрожать, - это и есть измена.
Моряки "Дианы" встали одновременно. Японец пронзительно вскрикнул и схватился за саблю. Но в глазах его был испуг. Вот почему он дважды пытался выйти из палатки: он боялся в эти заранее рассчитанные минуты за свою жизнь! Но оглянувшись на вооружённую охрану, он осмелел и начал говорить крикливо и запальчиво.
Лицо Алексея побелело, губы и веки дрожали.
- Какое несчастье, капитан!.. Мы не уйдём отсюда… Они нас убьют…
Из всей длинной речи японца Алексей понял только одно: если начальник выпустит хотя бы одного русского из крепости, ему самому вспорют брюхо.
- Ясно, - сказал Головнин. - Бежим! К шлюпке!
Отбросив приземистого копейщика, он выбежал из палатки. В крепости поднялся вой и визг. Могучим ударом Хлебников опрокинул нескольких японцев. Близко грянул выстрел.
Капитан выбежал в ворота. Вой и визг в крепости стали ещё яростней и громче. Выстрелы защёлкали теперь очень часто. Над головой просвистело несколько пуль. Из неглубокого овражка поднялась вдруг многочисленная засада. Головнин увернулся от удара, выхватил из рук солдата копьё. Рядом оказался Хлебников. Он прорвался к своему капитану сквозь толпу. Подхватывая камни, работая кулаками, сюда же пробивались матросы Васильев и Шкаев. Мичмана Мура, матроса Макарова и Алексея на откосе не было видно. Их схватили ещё в крепости. Но четверым все же удалось вырваться. Берег был совсем близко…
Но что же случилось со шлюпкой? Она была у самой воды, а теперь оказалась в добрых пяти саженях от неё. Головнин увидел покрытые водорослями, мокрые камни и понял: был отлив. И им не сдвинуть эту тяжёлую шлюпку.
"Значит, все кончено!" - подумал Головнин и посмотрел на рейд, где виднелся стройный корпус "Дианы".
Дозорные "Дианы" доложили Рикорду, что в крепости происходит какая-то сумятица: японские солдаты поминутно вбегали в ворота и возвращались.
Рикорд, Рудаков и другие офицеры поспешили на мостик шлюпа. В подзорные трубы они видели, как геройски пробивались к шлюпке четверо русских, а пятый бежал им навстречу, швыряя в японцев камнями…
Рикорд узнал капитана и штурмана Хлебникова, стоявших перед слабой полоской прибоя в ожидании своей судьбы. Он видел, как окружила их толпа и в солнечном воздухе засверкали сабли.
До боли сжав кулаки, стиснув зубы, чтобы сдержать рыдание, он долго не мог сказать ни слова. За синеватым кругом стекла толпа японцев медленно удалялась. Солнечный берег вскоре опустел.
- Всех офицеров срочно на совет, - приказал Рикорд.