Четыреста ни в чем не повинных пассажиров "боинга" стали заложниками террористов, которые подчиняются таинственному Калифу.
Командование международной антитеррористической группы "Атлас" собиралось пойти на уступки, но руководитель одного из ее подразделений Питер Страйд отправил своих людей на штурм "боинга" и... спас заложников.
Победа? Проступок?
Нет, должностное преступление, за которое Страйда с позором уволили из армии.
Но он не из тех, кто сдается. Страйд готов продолжить охоту на Калифа - в одиночку.
Уилбур СМИТ
СВИРЕПАЯ СПРАВЕДЛИВОСТЬ
В аэропорте Виктория острова Маэ, входящего в состав Республики Сейшельские Острова, на са–молет "Британских авиалиний" сели всего пят–надцать человек.
В очереди на таможенный досмотр отдельно от остальных расположились две парочки – молодые, загорелые, спокойные, явно довольные своим пребыванием в этом тропическом раю. Среди четверки сразу бросалась в глаза сногсшибательная красотка.
Высокая, длинноногая, с красивой шеей и гордо посаженной головой. Густые золотистые светлые волосы заплетены и уложены короной; кожа сияет на солнце здоровьем и молодостью; движения мягкие, плавные, грациозные, точно у большой хищной кошки. На голых ногах – открытые сандалии, выгоревшие подрубленные джинсы обтягивают крепкие округлые ягодицы, тонкая ткань майки с крупной надписью: "ПОМЕШАНА НА ЛЮБВИ" над изображением большого кокосового ореха обтягивает большие острые груди.
Девушка ослепительно улыбнулась темнокожему сейшельскому таможеннику и протянула ему американский паспорт с золотым орлом, однако, повернувшись к своему спутнику, бегло заговорила по-немецки. Получив свой паспорт обратно, она вместе с остальными прошла в зону спецконтроля.
Здесь она вновь улыбнулась, теперь уже двум сейшельским полицейским, проверявшим наличие оружия, и сняла с плеча сумку.
– Хотите проверить? – спросила она, и все рассмеялись. В сумке лежали самые популярные островные сувениры – два кокосовых ореха, крупные, вдвое больше человеческой головы. Такие же орехи были и у спутников девушки, и полицейские оставили эти более чем знакомые предметы без внимания. Они небрежно провели металлоискателем вдоль сумки, которая представляла основной багаж молодых людей. Прибор загудел, и один из парней смущенно достал и предъявил небольшой фотоаппарат. Снова раздался смех, и полицейский пропустил группу в накопитель.
Там уже толпились транзитные пассажиры, летевшие с Маврикия, а за окном виднелся огромный "Боинг-747 Джамбо", освещенный прожекторами; вокруг него сновали заправщики.
В зале яблоку негде было упасть, и четверо встали кружком под одним из больших вентиляторов: ночь была жаркая, в душном помещении пахло табаком и разгоряченными потными телами.
Блондинка – она была на два дюйма выше обоих мужчин и на целую голову выше второй девушки – весело болтала со своими спутниками, смеялась. Эта четверка стала центром внимания сотни пассажиров. Когда молодые люди оказались в накопителе, их манера держаться едва заметно изменилась: им определенно полегчало, словно они одолели серьезное препятствие, смех выдавал почти лихорадочное возбуждение. Не в силах стоять неподвижно, они беспрестанно переступали с ноги на ногу, поправляли волосы или одежду.
Хотя это несомненно была компания близких друзей, державшаяся особняком, один из пассажиров оставил жену и через весь зал направился к ним.
– Послушайте, вы говорите по-английски? – спросил он, приближаясь.
Это был полный мужчина лет под пятьдесят – густая седая шевелюра, очки в темной роговой оправе; уверенные манеры выдавали человека успешного и состоятельного.
Четверка неохотно расступилась, и высокая блондинка ответила, словно остальные уполномочили ее на это:
– Конечно. Я американка.
– Серьезно? – Мужчина усмехнулся. – Тут вот какое дело... – Он смотрел на девушку с нескрываемым восхищением. – Хотел спросить, что это за штуки. – Он кивнул на сумку с орехами.
– Кокосы, – ответила блондинка.
– Ах да. Я о них слышал.
– Их еще называют "орехи любви", – продолжала девушка, наклоняясь и открывая тяжелую сумку. – Видите почему? – Она показала на один из плодов. Двойные сросшиеся полушария очень походили на человеческие ягодицы. – Вот зад. – Блондинка улыбнулась. Зубы у нее были такие белые, что казались сделанными из прозрачного фарфора. – А вот перед, – она повернула орех и показала мужчине точное подобие mons veneris, вплоть до курчавых волос. Было ясно, что девушка слегка кокетничает, но не без издевки. Она изменила позу, подав бедра чуть вперед, и мужчина невольно увидел ее собственный mons, отчетливо обрисовавшийся под хлопчатобумажной тканью брюк, – треугольник, разделенный складкой ткани.
Щеки пассажира порозовели, губы раскрылись в непроизвольном легком выдохе.
– У мужского растения тычинка – с вашу руку. – Глаза девушки широко распахнулись и стали похожи на фиалки. На другом конце зала жена ее собеседника, предупрежденная извечным женским чутьем, встала и направилась к ним. Она была гораздо моложе своего мужа и двигалась тяжело и неуклюже из-за беременности.
– Сейшельцы говорят, что в полнолуние мужское дерево вытягивает из земли корни и идет совокупляться к женскому...
– Длиной и толщиной с руку... – вторя насмешке, улыбнулась рядом с блондинкой красивая миниатюрная брюнетка. – Вот это да!
Девицы демонстративно уставились на ширинку назойливого пассажира. Тот поежился, и при виде его смущения парни заулыбались.
К мужчине подошла жена, потянула его за руку. Шея у нее покраснела, на верхней губе, как прозрачные волдырьки, выступили капельки пота.
– Гарри, мне нехорошо, – тихонько пожаловалась она.
– Мне пора, – с облегчением пробормотал тот. Вся его самоуверенность исчезла. Он взял жену за руку и увел.
– Узнали? – спросила брюнетка по-немецки, по-прежнему улыбаясь; говорила она еле слышно.
– Гарольд Маккевитт, – на том же языке и так же негромко ответила блондинка. – Нейрохирург из Форт-Уорта. Читал заключительный доклад на последнем заседании съезда в субботу, – продолжала она. – Крупная рыба, очень крупная, – и, как кошка, провела кончиком языка по верхней губе.
В это утро понедельника в накопителе из четырехсот одного пассажира триста шестьдесят были хирургами (среди прочих – врачи с мировым именем из Европы и Англии, Соединенных Штатов и Японии, Южной Америки и Азии) или женами хирургов. Все они участвовали в работе съезда, который завершился двадцатью четырьмя часами раньше на острове Маврикий, в пятистах милях к югу от острова Маэ. Почти все билеты на первый после съезда рейс были закуплены заранее.
– Объявляется посадка на рейс ноль семь ноль "Британских авиалиний" в Найроби и Лондон; транзитных пассажиров просят пройти через главный выход. – В голосе диктора звучал резкий креольский акцент. Все двинулись к выходу.
– Диспетчер, говорит "Спидберд ноль семь ноль", прошу разрешения на взлет.
– "Ноль семь ноль", взлет разрешен с полосы один.
– Прошу внести изменения в полетный план рейса на Найроби. Наш код для автоматического контроля будет четыреста один. Все пассажирские места заняты.
– Принято, "Спидберд", изменение внесено.
* * *
Огромный самолет набирал высоту. В салоне первого класса горели надписи "Пристегнуть ремни" и "Не курить". Блондинка и ее спутник сидели в просторных креслах "1а" и "1б", сразу перед переборкой, отделяющей салон первого класса от кабины пилотов и кухни. Места, которые занимала молодая пара, были забронированы за несколько месяцев.
Блондинка кивнула спутнику, и тот наклонился вперед, заслоняя ее от пассажиров, сидящих через проход. Девушка открыла сумку, достала кокос и положила его себе на колени.
Орех был аккуратно распилен по естественной перемычке, "молоко" и белая мякоть плода убраны, половинки скорлупы снова склеены, так же аккуратно. Место соединения можно было разглядеть только при внимательном осмотре.
Девушка вставила в шов маленький металлический инструмент и резко повернула. С негромким щелчком половинки разошлись, точно створки раковины.
Внутри на полосках пенопласта лежали два гладких, серых яйцевидных предмета размером с бейсбольный мяч.
Это были гранаты восточно-германского производства с маркировкой: "МК1У(С)", принятой в армиях Варшавского договора. Наружная оболочка каждой гранаты представляла собой пластиковую броню того типа, что используется в противопехотных минах, чтобы их нельзя было обнаружить электронными металлоискателями. Желтая полоска, опоясывавшая каждую гранату, указывала, что граната не осколочная, а предназначена для создания сильной взрывной волны.
Блондинка взяла гранату в левую руку, отстегнула ремень и встала. Остальные пассажиры не проявили никакого интереса к тому, что она направилась за портьеру, в кабину пилотов. Однако техник и две стюардессы, тоже пристегнувшиеся ремнями, пристально взглянули на нее.
– Простите, мадам, но я попрошу вас вернуться на место и не вставать, пока горит надпись.
Блондинка подняла левую руку и показала им блестящее серое яйцо.
– Это специальная граната, предназначенная для уничтожения экипажа танка, – негромко сообщила девушка. – Она порвет фюзеляж этого самолета, как бумажный мешок, или убьет взрывной волной всех в радиусе пятидесяти ярдов. – Блондинка следила за их лицами и увидела, как там ядовитым цветком расцвел страх. – Если я отниму руку, через три секунды произойдет взрыв. – Девушка смолкла. Ее глаза возбужденно блестели, дышала она быстро и неглубоко. – Вы, – блондинка выбрала техника, – отведете меня к пилотам, остальным оставаться на местах. Ничего не делать, ничего не говорить.
Когда она вошла в небольшую кабину, с трудом вмещавшую экипаж и огромное количество приборов и электронного оборудования, трое мужчин с легким удивлением оглянулись. Красотка подняла руку и показала, что в ней.
Ее поняли мгновенно.
– Я принимаю командование самолетом, – объявила она и добавила, обращаясь к бортинженеру: – Выключите все оборудование связи.
Бортинженер быстро оглянулся на командира и, когда тот коротко кивнул, послушно начал отключать радио: сверхвысокие частоты, высокие частоты, ультравысокие частоты.
– Спутниковую связь тоже, – приказала девушка.
Бортинженер взглянул на нее, удивленный такими познаниями.
– И не трогайте кнопку.
Он моргнул. Никому, ни одной живой душе, если та не работала в компании, не полагалось знать о специальном реле: стоит ему нажать на кнопку у своего колена, и в Хитроу немедленно получат особый сигнал, объявят чрезвычайное положение и смогут прослушивать все, что делается в пилотской кабине. Инженер убрал руку.
– Уберите предохранитель контура реле. – Блондинка безошибочно указала на ящик над головой инженера.
Тот снова взглянул на командира, но голос девицы ударил, как жало скорпиона:
– Делайте, что я говорю.
Он осторожно извлек предохранитель, и блондинка заметно успокоилась.
– Прочтите разрешение на полет, – приказала она.
– Нам разрешен перелет в Найроби по радару и безостановочный подъем на крейсерскую высоту в тридцать девять тысяч футов.
– Когда следующий сигнал "Все в норме"?
Сигнал "Все в норме" – стандартный сеанс связи с аэропортом Найроби, подтверждение, что полет проходит по плану.
– Через одиннадцать минут тридцать пять секунд. – Бортинженер был молодой, симпатичный, темноволосый и крутолобый, с бледной кожей и быстрыми четкими движениями, выработанными специальными тренировками.
Девушка повернулась к командиру "боинга". Их взгляды встретились, эти двое изучали друг друга. У командира короткостриженные почти седые волосы плотно прилегали к большой круглой голове. Толстая шея, мясистое румяное лицо крестьянина или мясника – но глаза холодные. Держался он спокойно, без суеты; с ним следовало считаться, и девушка сразу это поняла.
– Я хочу, чтобы вы поняли: я настроена решительно, – сказала она, – и с радостью пожертвую жизнью. – Бесстрашно глядя в глаза летчику, она заметила, как в них появляется уважение. Отлично – все, как она рассчитала.
– Верю, – командир кивнул.
– Вы отвечаете за четыреста семнадцать человек на борту самолета, – продолжала она. (Летчик смолчал.) – Они в безопасности, пока вы точно выполняете мои приказы. Обещаю.
– Хорошо.
– Вот наш пункт назначения. – Блондинка протянула маленькую белую карточку с машинописным текстом. – Мне нужен новый курс с учетом метеопрогноза и расчетное время прибытия. Курс измените сразу после очередного контрольного сигнала, через... – она взглянула на бортинженера.
– Девять минут тридцать восемь секунд, – быстро ответил тот.
– ...и измените мягко. Плавненько. Мы ведь не хотим, чтобы пассажиры расплескали шампанское, верно?
За те несколько секунд, что девушка провела в кабине пилотов, у нее установился странный контакт с командиром: открытая враждебность, к которой примешивались невольное взаимное уважение – и сексуальное влечение. Блондинка сознательно оделась так, чтобы ничего не скрывать; от возбуждения ее соски затвердели, потемнели и красноречиво выделялись под тонкой тканью платья. Кабину заполнил мускусный женский запах, усиленный возбуждением.
Несколько минут все молчали, затем бортинженер нарушил тишину:
– Тридцать секунд до контрольного сигнала.
– Хорошо, включи высокие частоты и передай сигнал.
– Аэропорт Найроби, говорит "Спидберд ноль семь ноль".
– Слушаем вас, "Спидберд ноль семь ноль".
– Все в норме, – сказал инженер в микрофон.
– Принято, "ноль семь ноль". Следующий сеанс связи через сорок минут. Отбой.
– Отбой.
Девушка с облегчением вздохнула:
– Ладно. Выключите радио. – И обратилась к командиру: – Отключите автопилот и ложитесь на новый курс. Посмотрим, умеете ли вы быть нежным.
Поворот был выполнен за две минуты и выполнен великолепно: при развороте на 76 градусов стрелка указателя направления не отклонилась ни на волос, и, когда все было кончено, блондинка впервые улыбнулась.
Великолепной солнечной улыбкой, сияя белоснежными зубами.
– Хорошо, – сказала она, улыбаясь командиру в лицо. – Как вас зовут?
– Сирил, – после мгновенного колебания ответил он.
– Можете называть меня Ингрид, – сказала она.
Никакого точного расписания, кроме часов огневой подготовки (пистолет и автоматическое оружие), у Питера Страйда не было. Но в отряде "Тор" от стрельб не освобождали никого, даже техников.
В остальное время Питер постоянно был чем-то занят, и главное место в его непрерывной деятельности отводилось знакомству с новейшим электронным оборудованием связи, установленным в его командирском самолете. Это заняло половину утра, и он едва успел присоединиться к своей штурмовой группе в салоне транспортного "Геркулеса": предстояла тренировка.
Питер ушел с борта в составе первой десятки. Прыгали с пятисот футов, парашюты раскрывались, казалось, лишь за мгновение до того, как люди касались земли. Однако боковой ветер задувал достаточно сильно, чтобы разбросать десант даже при высадке с такой высоты. С точки зрения Питера, первое приземление прошло недостаточно кучно: группе потребовалось две минуты сорок восемь секунд, чтобы проникнуть в покинутое административное здание, одиноко стоящее на территории военной базы на равнине Солсбери.
– Если бы там держали заложников, мы бы успели только подтереть их кровь, – мрачно сказал Питер своим людям. – Повторить высадку!
На этот раз здание окружили за минуту пятьдесят, на десять секунд улучшив результат подразделения Колина Нобла.
Чтобы отметить это событие, Питер с пренебрежением отказался от военного транспорта и пять миль до взлетной полосы отряд бежал – в полной боевой выкладке, с огромными кипами парашютного шелка.
"Геркулес" ждал, чтобы отвезти их на базу, но уже стемнело, когда он приземлился и вырулил на закрытую площадку отряда "Тор" в конце главной полосы.
Питера так и подмывало предоставить подведение итогов Колину Ноблу. Шофер уже должен был забрать на станции Ист-Кройдон Мелиссу-Джейн, и сейчас та ждала Питера в его новом коттедже всего в полумиле от ворот базы – одна.
Он не видел ее уже шесть недель, с тех пор как принял "Тор", поскольку за все это время не дал себе ни дня передышки. Однако, испытывая некоторую неловкость оттого, что потакает своим слабостям, он задержался еще на несколько минут, чтобы коротко переговорить с Колином Ноблом.
– Что думаешь делать в выходные? – спросил тот.
– Сегодня меня ведут на какую-то попсу... На "Живых мертвецов", что ли, – Питер усмехнулся. – Она думает, я жить не смогу, если не услышу "Мертвецов".
– Передай Эм Джи мой привет и поцелуй, – сказал Колин.