– Здесь текст заявления и список. Сто двадцать девять имен. Все эти люди арестованы бесчеловечным полицейским режимом. В этом перечне – подлинные руководители Южной Африки. – Она бросила конверт. Он упал у ног Питера.
– Второе наше требование – всех указанных в этом списке посадить на самолет, который предоставит местное правительство. Доставить на борт того же самолета один миллион золотых крюгеррэндов. Самолет полетит в страну, на которой остановят свой выбор освобожденные политические лидеры. Золото пойдет на создание правительства в изгнании, пока подлинные вожди местного населения не получат возможность вернуться на родину.
Питер наклонился и поднял конверт. Он быстро подсчитывал. Один крюгеррэнд стоит по меньшей мере 170 долларов. Следовательно, угонщики требуют выкуп по меньшей мере в сто семьдесят миллионов долларов.
Посчитал он и другое.
– Миллион крюгеров весит больше сорока тонн, – сказал он девушке. – Как это можно поместить в самолет?
Девушка замялась. Питер слегка утешился – оказывается, не все так тщательно продумано. Если они допустили одну небольшую ошибку, могли быть и другие.
– Правительство предоставит достаточно транспорта для золота и арестованных, – после недолгого колебания отрезала девушка.
– Это все? – спросил Питер; солнце жгло его обнаженную кожу, капли пота стекали по бокам. Он не ждал такого скверного поворота событий.
– Самолет должен вылететь завтра до полудня, или мы начнем казнь заложников.
Питера захлестнула волна ужаса: "Казнь". Девушка воспользовалась юридическим термином, и Страйд понял, что она выполнит свое обещание.
– Когда самолет с заключенными прибудет в избранный его пассажирами пункт назначения, нам дадут условный сигнал, и мы немедленно освободим всех детей и женщин.
– А мужчин? – спросил Питер.
– В понедельник, шестого – через три дня – Генеральная Ассамблея ООН в Нью-Йорке должна принять резолюцию об обязательных для всех экономических санкциях по отношению к Южной Африке: полное эмбарго на торговлю нефтью и торговлю вообще, прекращение всех транспортных и иных сообщений, блокада границ и портов миротворческими силами ООН. Проведение всеобщих свободных выборов под наблюдением инспекторов ООН...
Питер пытался предугадать требования Ингрид. Он, конечно, знал о проекте этой резолюции – его предложили Шри-Ланка и Танзания. Совет Безопасности ее несомненно отклонит. Однако выбор времени для выдвижения требований натолкнул Питера на новые и чрезвычайно тревожные соображения. У него защемило сердце. Зверь вновь сменил обличье. Захват самолета, вне всяких сомнений, не случайно произошел через три дня после выдвижения проекта резолюции. Вывод напрашивался пугающий, слишком страшный, чтобы задумываться над ним: попустительство – если не прямое пособничество террору – со стороны глав правительств разных стран...
Девушка снова заговорила.
– Если какой-либо член Совета Безопасности ООН – США, Британия или Франция – использует свое право вето, чтобы отклонить резолюцию, самолет и все его пассажиры взлетят на воздух.
Питер, утратив дар речи, оцепенело глядел на светловолосую красавицу – она казалась совсем девочкой, юной и свежей.
Когда способность говорить вернулась к нему, он прохрипел:
– Вряд ли у вас на борту хватит взрывчатки, чтобы осуществить эту угрозу.
Блондинка что-то сказала человеку, стоявшему за ней, и через несколько мгновений бросила к ногам Питера что-то темное и круглое.
– Ловите! – крикнула она, и Питер удивился тяжести этого предмета. Потребовалось всего несколько мгновений, чтобы он понял, что это.
– С электронным взрывателем! – Ингрид рассмеялась. – Их у нас столько, что я могу дать вам образец.
Пилот, Сирил Уоткинс, пытался что-то сообщить Питеру, касаясь груди, но того занимала взрывчатка, которую он держал в руках. Он знал: одной такой гранаты достаточно, чтобы уничтожить "боинг" и всех находящихся на борту.
"Что хочет сказать Уоткинс?"
Пилот дотронулся до своей шеи. Питер посмотрел на шею девушки. Маленький фотоаппарат.
"Что-то связывает этот аппарат с гранатами? Это пытается сообщить пилот?"
Но вот девушка заговорила снова.
– Отнесите это своим хозяевам – пусть трепещут. Их ждет гнев масс. Революция грянула, – сказала она, и дверь самолета закрылась. Питер услышал щелчок замка.
Он повернулся и начал долгий обратный путь, держа в одной руке конверт, в другой гранату. Внутри у него все переворачивалось.
Угловатая фигура Колина Нобла почти полностью загораживала вход в кабину "Хокера". На этот раз его лицо было серьезным, ни следа смеха в глазах или углах широкого дружелюбного рта.
– На связи доктор Паркер, – сказал Колин Питеру, и тот, торопливо застегивая комбинезон, устремился в кабину, их оперативный штаб. – Мы записали каждое слово, и он, считай, присутствовал при этой сцене.
– Дело плохо, Колин, – проговорил Питер.
– Это хорошая новость, – отозвался тот. – Поговоришь с Паркером, сообщу тебе плохую.
– Спасибо, приятель. – Питер протиснулся мимо Колина в кабину и опустился в кожаное кресло командира.
На экране за своим столом, просматривая распечатку разговора Питера с Ингрид, сидел Кингстон Паркер – в зубах погасшая трубка, широкий лоб в хмурых складках. Паркер изучал требования террористов.
Связист предупредил:
– Генерал Страйд, сэр.
Паркер поднял голову и посмотрел в камеру.
– Питер. Мы с вами одни. Я блокировал все остальные каналы связи, а единственную запись мы потом изымем. Мне хочется сперва узнать о вашей первой реакции, а потом уже связаться с сэром Уильямом и Констеблом... – Сэр Уильям Дэвис был английским послом, а Келли Констебл – послом США в Южной Африке. – Мне нужна ваша первая, непосредственная реакция.
– У нас серьезные неприятности, сэр, – сказал Питер, и большая голова кивнула. – Мои специалисты по оружию сейчас занимаются гранатой, но нет никаких сомнений, что угонщики в силах физически уничтожить "ноль семидесятый" со всеми, кто на борту. И, по-моему, не один раз.
– А психологически?
– Думаю, наша террористка – последовательница Бакунина и Жана-Поля Сартра.
Паркер снова угрюмо кивнул, и Питер продолжал:
– Анархисты верят, что уничтожение – единственный созидательный акт, верят, что в насилии человек воссоздает себя. Вспомните слова Сартра: когда революционер убивает, умирает тиран и рождается свободный человек.
– Пойдет ли она этим путем? – настаивал Паркер.
– Да, сэр, – без колебаний ответил Питер. – Прищучьте ее, и она пойдет на любую крайность – вы знаете этот образ мыслей. Разрушение прекрасно, самоуничтожение дает бессмертие. По-моему, она выберет именно этот путь.
Паркер вздохнул и постучал черенком трубки по крупным белым зубам.
– Да, это согласуется с нашими сведениями о ней.
– Вы разыскали данные? – немедленно спросил Питер.
– Мы получили первоклассную запись голоса, и компьютер сопоставил ее с изображением.
– Кто она? – нетерпеливо перебил Питер; ему не нужно было напоминать, что, как только блондинка начала высказывать свои требования, увеличенное изображение и запись голоса ушли в компьютеры разведки.
– Ее настоящее имя Хильда Бекер. Американка в третьем поколении, немецкого происхождения. Отец – преуспевающий дантист, овдовел в тысяча девятьсот пятьдесят девятом году. Тридцать один год...
Питеру показалось, что она моложе: обманула свежая, чистая кожа.
– Коэффициент интеллекта – сто тридцать восемь. В шестьдесят пятом – шестьдесят восьмом годах училась в Колумбийском университете. Магистр современной политической истории. Член СДО – "Студенты за демократическое общество".
– Да, – нетерпеливо сказал Питер, – знаю.
– Активистка антивоенных кампаний периода войны во Вьетнаме. Работала над планом переправки обвиняемых в Канаду. В тысяча девятьсот шестьдесят седьмом году арестована за хранение марихуаны, осуждена не была. Руководила беспорядками в кампусах в шестьдесят восьмом. Арестована за изготовление бомбы в университете Батлера. Освобождена. В семидесятом покинула Америку, чтобы продолжить образование в Дюссельдорфе. С семьдесят второго – доктор политэкономии. Известны ее связи с Гудрун Энслин и Хорстом Малером из группы Баадера-Мейнхоф. После обвинения в причастности к похищению и убийству Генриха Кохлера, западногерманского промышленника, ушла в подполье...
"Ее биография – почти классический пример формирования современного революционера", – с горечью подумал Питер, – прекрасное изображение зверя".
– По-видимому, прошла подготовку в лагерях ООП в Сирии в семьдесят шестом или семьдесят седьмом. С тех пор явных контактов нет. Принимает наркотики – производные каннабиса; бисексуальна, чрезвычайно активна в этом отношении... – Паркер поднял голову. – Это все, что у нас есть.
– Да, – негромко повторил Питер, – такая пойдет до конца.
– Ваши предположения и прогнозы?
– Я считаю, что операция организована на очень высоком уровне, возможно, правительственном...
– Доказательства! – рявкнул Паркер.
– Совпадение во времени с принятием резолюции ООН, предложенной несколькими государствами.
– Хорошо, продолжайте.
– Мы впервые имеем дело с прекрасно организованным и имеющим серьезную поддержку терактом, цель которого ясна и отвечает не только скрытым интересам той или иной группировки боевиков. Нам предъявили требования, по поводу которых сто миллионов американцев и пятьдесят миллионов англичан скажут: "Черт возьми, это разумно!"
– Продолжайте, – сказал Паркер.
– Боевики выбрали удачную мишень – ЮАР, парию западной цивилизации. Резолюция получит сотню голосов, а массы американцев и англичан спросят себя, должны ли они жертвовать четырьмя сотнями жизней своих самых достойных граждан ради поддержки правительства, чья политика им отвратительна.
– И? – Паркер наклонился над столом, внимательно глядя на экран. – По-вашему, они пойдут на сделку?
– Боевики? Могут. – Питер помолчал и продолжил: – Вам известны мои взгляды, сэр. Я вообще против переговоров с этими людьми.
– Даже в таких обстоятельствах? – спросил Паркер.
– Особенно в таких обстоятельствах. Мои взгляды на политику этой страны совпадают с вашими, доктор Паркер. Нам выпало испытание. Какими бы справедливыми ни казались нам требования боевиков, мы должны до последнего противиться той манере, в какой они предъявлены. Если эти люди одержат победу, мы подвергнем опасности все человечество.
– Ваша оценка возможности успешного противодействия? – вдруг спросил Паркер, и хотя Питер понимал, что этот вопрос будет задан, он некоторое время колебался.
– Полчаса назад я ставил бы десять против одного, что смогу осуществить этап "Дельта" ценой жертв только среди захватчиков.
– А теперь?
– Теперь я знаю, что это не одурманенные фанатики. Они, вероятно, подготовлены и вооружены не хуже нас, а операция готовилась годами.
– Каковы же наши возможности?
– Я сказал бы, что золотой середины нет. Потерпев неудачу, мы получим сто процентов жертв. Погибнут все на борту и вся команда "Тора", участвующая в операции.
– Ладно, Питер. – Паркер откинулся в кресле, что означало конец беседы. – Я переговорю с президентом и премьер-министром, они поддерживают со мной связь. Затем поставлю в известность послов и в течение часа вернусь к вам.
Экран опустел, и Питер почувствовал, что сумел подавить свою ненависть. Теперь он был холодно спокоен и готов к эффективным действиям, как скальпель хирурга. Готов к работе, к которой так тщательно готовился, и способен хладнокровно оценивать свои шансы на успех и поражение.
Он нажал кнопку вызова. Колин ждал за звуконепроницаемой переборкой в командной кабине и появился немедленно.
– Парни разобрали гранату. Первый сорт. Предположительно взрывчатка новейшего советского производства, граната фабричного изготовления. Профессиональное оружие – и оно сработает. Сработает, парень, не сомневайся.
Питер в общем-то не нуждался в этом подтверждении. Колин, усевшись в кресло напротив Питера, продолжал:
– Мы пропустили запись через телепринтер Вашингтона... – Он наклонился и проговорил в микрофон: – Пустите запись, вначале без звука. – И мрачно сказал Питеру: – Это и есть дурная новость, которую я пообещал.
На центральном экране пошла запись, сделанная из кабинета, выходящего на зону обслуживания.
Изображение "боинга". Задний план искажен увеличением и волнами нагретого воздуха, поднимающимися от раскаленного бетона.
На переднем плане голые плечи и спина Питера, он идет к самолету. Пленку проматывают с замедлением, так что Питер почти не сдвигается с места.
Неожиданно передняя дверь самолета начала отодвигаться, и оператор мгновенно еще увеличил изображение.
Показались два пилота и стюардесса. Несколько кадров, и изображение опять увеличилось. Объектив быстро приспособился к темноте внутри, показалась голова великолепной блондинки. Но вот эта голова чуть повернулась, милые губы шевельнулись: прежде чем снова повернуться лицом к камере, девушка что-то сказала – как будто два слова.
– Хорошо, – сказал Колин. – Прогоните еще раз, со звуком.
Снова пошла запись: открылась дверь, показались трое заложников, золотая голова повернулась, и на фоне сильного треска и шипения послышались слова Ингрид: "Нет слайда".
– Нет слайда? – переспросил Питер.
– Давайте еще раз и пропустите звук через фильтр, – приказал Колин.
На экране знакомое изображение, золотая голова на длинной шее поворачивается.
– Это слайд? – Питер был не вполне уверен, что расслышал верно.
– Хорошо, – сказал Колин технику. – Пустите снова с резонансной модуляцией.
Снова то же изображение: голова девушки, полные губы раскрылись, девушка что-то говорит кому-то невидимому в салоне.
Теперь слышно было ясно и четко. Террористка сказала: "Это Страйд". И Питеру показалось, что его ударили кулаком в живот.
– Она тебя узнала, – сказал Колин. – Нет, дьявольщина, она рассчитывала, что придешь ты!
Мужчины переглянулись. На красивом жестком лице Питера отразилось дурное предчувствие. "Атлас" был одной из самых засекреченных организаций. Лишь двадцать человек за ее пределами знали о ее существовании. В том числе президент США и премьер-министр Великобритании.
Несомненно, всего четверо или пятеро знали, кто командует отрядом "Тор" в "Атласе". И тем не менее, слова девушки не вызывали сомнений.
– Прокрутите еще раз, – резко приказал Питер.
Они напряженно ждали этих двух слов, и вот свежий молодой голос произнес их.
"Это Страйд", – сказала Ингрид, и экран потемнел.
Питер закрыл глаза и помассировал веки. С легким удивлением он понял, что не спал уже сорок восемь часов, но его беспокоила не физическая усталость, а нежданное и отчетливое сознание предательства и неслыханного зла.
– Кто-то выдал "Атлас", – негромко сказал Колин. – Какой-то подонок. Теперь они должны все о нас знать.
Питер опустил руку и открыл глаза.
– Я должен снова поговорить с Кингстоном Паркером.
Паркер на экране казался рассерженным и взвинченным.
– Вы перебили президента!
– Доктор Паркер, – спокойно сказал Питер, – обстоятельства изменились. По моему мнению, вероятность успешного проведения "Дельты" значительно уменьшилась. Теперь шансы по крайней мере равные.
– Понятно. – Паркер сдержал гнев. – Это важно. Я сообщу президенту.
Сливные баки в уборных давно заполнились, чаши унитазов тоже. Несмотря на кондиционеры, вонь пропитала салоны.
От строгого распределения и ограничения пищи и воды большинство пассажиров впало в оцепенение или страдало от голода, дети капризничали и плакали.
Страшное напряжение начинало сказываться и на похитителях. Они несли без преувеличения непрерывную вахту: четыре часа беспокойного сна, потом четыре часа бдительности и действий. Красные хлопчатобумажные рубашки измялись и – следствие нервного и физического напряжения – под мышками потемнели от пота, глаза налились кровью, настроение упало.
Незадолго до полуночи темноволосая Карен сорвалась – пожилой пассажир не сразу подчинился ее требованию вернуться на место после похода в туалет. Впав в истерический гнев, она несколько раз ударила старика по лицу рукоятью пистолета и рассекла ему щеку до кости. Только Ингрид смогла успокоить ее, увела в отгороженную портьерой кухню туристского салона, ласкала и обнимала.
– Все будет хорошо, liebchen. – Она погладила Карен по голове. – Надо еще чуточку потерпеть. Ты же сильная. Еще несколько часов, и мы примем дозу. Уже скоро.
В течение нескольких следующих часов Карен старательно сдерживала дрожь в руках и, хотя была бледна, смогла снова занять свое место в конце салона.
Казалось, силы Ингрид неиссякаемы. Ночью она медленно расхаживала по проходу, тихонько разговаривая с теми пассажирами, кто не мог уснуть, успокаивая их обещанием немедленного освобождения.
– Завтра утром мы получим ответ на свои требования, и все женщины и дети будут освобождены – все будет в порядке. Подождите немного и увидите.
В самом начале первого к ней в кабину пилотов пришел толстячок-врач.
– Бортинженер очень плох, – сказал он. – Если его немедленно не увезти в больницу, он умрет.
Ингрид прошла к бортинженеру и склонилась над ним. Кожа у него была сухая и обжигающе горячая, дыхание неровное и поверхностное.
– У него отказывают почки, – пояснил врач. – Последствия шока. Здесь мы не можем ему помочь. Его нужно отправить в больницу.
Ингрид взяла бортинженера за здоровую руку.
– Увы, это невозможно.
– Разве вам не жаль его? – горько спросил врач.
– Жаль – но жаль и все человечество, – ответила она. – Он один. А там миллионы.
Гору с плоской вершиной освещали прожектора. Был самый разгар отпускного сезона, и прекраснейший залив мира демонстрировал свои прелести десяткам тысяч туристов и отпускников.
В пентхаусе высокого здания, названного, как многие строения и общественные сооружения в Южной Африке, в честь политической посредственности, допоздна заседал кабинет министров и его советники по особым вопросам.
Во главе длинного стола виднелась плотная, грузная фигура премьер-министра с бульдожьей головой, мощная и неподвижная, как гранитная скала в южноафриканском вельде. Премьер-министр главенствовал в этой большой, обшитой панелями комнате, хотя почти ничего не говорил, лишь изредка одобрительно кивал или хрипло ронял несколько слов.
На другом конце стола плечом к плечу, подчеркивая свою солидарность, сидели два посла. Иногда около них звонили телефоны, и они выслушивали последние сообщения из посольств или инструкции глав своих правительств.
Справа от премьер-министра сидел красивый, с ухоженными усами, министр иностранных дел, человек огромного обаяния, известный своей умеренностью и здравомыслием – однако сейчас он был мрачен и напряжен.
– Ваши правительства не раз заявляли о политике отказа от переговоров с террористами и о полном непринятии их требований – почему же сейчас вы настаиваете на более мягком подходе?