- Это и есть сон, - спокойно согласился МакКрэкен. - Хотя на самом деле это скорее легенда: гуаарибы говорят, что в самом начале земля была безжизненным местом, но однажды золото (представлявшее солнце) и алмазы (представлявшие лед) решили соединиться на вершине Священной Горы. Золото растопило жаром своей любви холодное сердце алмазов, и это дало начало воде, которая через Мать всех рек наполнила жизнью поля, и тогда родились растения, которыми позже стали питаться животные и люди.
- Красивая легенда! - заметил Джимми Эйнджел.
- И, как любая легенда, она имеет под собой реальную почву, - заметил шотландец. - Кое-кто утверждает, что туземцы попали в Америку из Азии через Аляску. А там, на Аляске, горы покрыты льдом до тех пор, пока его не растопит весеннее солнце, превратив в воду, которая пробуждает к жизни поля. Отсюда, по всей вероятности, и берет начало легенда о Аукайме.
- Определенная логика в этом есть, - согласился собеседник.
- И говорят, будто всякого, кто увидит, как рождается Мать всех рек, преследует проклятие и в следующее полнолуние он умрет. - Он долго молчал, словно погрузившись в далекое прошлое. - Эл Вильямс умер в полнолуние через несколько дней после того, как, по его словам, увидел эту реку.
- Вы что, правда верите в такие предсказания?
- У кого больше оснований в них верить, чем у меня? - парировал шотландец. - Я потерял лучшего друга, а это тяжелейшее испытание для любого человека… - Он показал на ведра: - Поэтому я возьму с собой лишь столько, сколько мне необходимо, чтобы безбедно прожить остаток дней. Не хочу, чтобы на меня обрушились новые проклятия.
- Ерунда! - запротестовал американец. - Мы можем взять на борт гораздо больше.
Джон МакКрэкен помедлил с ответом. Провел рукой по заросшему подбородку, поморгал, что можно было счесть как за выражение усталости, так и за нервный тик, и решительно покачал головой.
- Нет! - сказал он. - Этого больше чем достаточно. Алчность обычно губит человека, а я никогда не был алчным.
- Но если оставить все здесь, это никому не принесет пользы!
- Знаю! Однако, если Богу вздумалось хранить эти сокровища здесь, так тому и быть. Возможно, однажды они послужат наградой какому-нибудь страдальцу, который, как мы с Элом Вильямсом, в поисках богатства пройдет через все муки ада.
- Я этого не понимаю! - растерянно воскликнул Джимми Эйнджел. - Правда, не понимаю! Еще час - и добычу можно было бы удвоить, а вы собираетесь оставить все в таком месте, куда наверняка больше никогда не поднимется ни один человек.
- Вот именно! - согласился МакКрэкен. - За час я мог бы удвоить добычу. А за два - утроить. И так до бесконечности, потому что жадность не имеет предела. - Шотландец взглянул на собеседника в упор. - Но я всегда терпеть не мог подобную ненасытность и больше всего на свете презираю жадных людей.
- Не то чтобы я считаю себя жадным… - с некоторой досадой заметил пилот. - Только мне это кажется несправедливым, потому что в конце концов я получу всего десять процентов от того, что находится в этих ведрах. А по всей видимости, в двух шагах отсюда можно набрать по крайней мере еще столько же.
Вновь возникла пауза. После некоторого размышления МакКрэкен сказал:
- Я беру себе девяносто процентов, потому что довольно большая часть моей жизни ушла на поиски этого места. Тем не менее предлагаю вам сделку: ваши десять процентов в обмен на шесть часов. Идите и ищите. То, что найдете, ваше, но если ничего не обнаружите, потеряете все.
Король Неба долго смотрел на него, и то, что увидел, вероятно, ему не понравилось, потому что он неожиданно широко улыбнулся:
- Вот черт! Жадность, как известно, фраера сгубила. Решили мне доказать, что, пожелав большего, я могу остаться с носом… - Он поднял трубку и, пожав плечами, начал ее раскуривать. - Ладно! - согласился он. - Ваша взяла. Я согласен на десять процентов: это намного больше того, что я ожидал, и я смогу устроить свою жизнь, если буду действовать с умом. Каковы наши дальнейшие действия?
- Попытаемся вернуться в цивилизацию.
Пилот посмотрел по сторонам, несколько секунд раздумывал и наконец встал и потянулся:
- Туман может длиться и час, и три дня, а поскольку нам, чтобы взлететь, все равно: видеть или действовать вслепую, - лучше отправиться прямо сейчас.
Они начали складывать брезент и освобождать аппарат от пут. Когда, обливаясь потом, они стали разворачивать самолет носом к обрыву, американец с ухмылкой спросил:
- Скажите же мне как на духу! Сколько времени мне бы понадобилось, чтобы отыскать месторождение?
Шотландец хмыкнул:
- В солнечную погоду, если бы вам улыбнулась удача, месяц. Без солнца и без удачи вы не нашли бы его никогда.
- Каков мошенник! Значит, это было все равно что поставить все состояние на один номер лотереи?
- Примерно так.
- Хорошенькое дело!
Джимми Эйнджел взобрался в свое кресло, махнул рукой, чтобы шотландец крутанул винт, и позволил двигателю постепенно разогреться. Затем, когда они уже заканчивали сборы, пилот как бы между прочим сказал:
- У нас слишком мало места для разгона, а это значит, что, когда мы достигнем края, самолет будет пикировать почти пятьсот метров. Постарайтесь не шевелиться: важно, чтобы самолет двигался по прямой, чтобы, когда мотор выведет нас в полет, нас не повело в сторону и мы не врезались в откос. Если неожиданно подует боковой ветер, нас развернет задницей.
- Вы хотите сказать, что мы не спланируем?
- Для того чтобы биплан вроде нашего спланировал, необходима определенная инерция, а у нас тут нет места, чтобы набрать достаточную скорость.
- Вы что, решили меня напугать?
- Вовсе нет! - сказал американец. - Я только хочу обратить ваше внимание на то, что у нас есть все шансы приземлиться на крону какого-нибудь дерева.
- Ну тогда мы будем самыми богатыми обезьянами на свете, - весело сказал шотландец, который раскладывал содержимое ведер по бархатным мешочкам - коричневым и черным, смотря по тому, золото это было или алмазы.
Неожиданно он прервал это занятие и стал внимательно рассматривать самородок размером семь сантиметров на четыре, напоминавший по форме цаплю ярко-желтого цвета, расправляющую крылья.
- Это вам! - сказал он и засмеялся. - Прямо готовый значок. Значок Эскадрильи Золотой Цапли.
- Звучит неплохо, - согласился пилот. - Однако, если старая утка не сумеет набрать высоту, это будет эскадрилья, которая побьет рекорд самого короткого существования в истории авиации. - Он с удовлетворением рассмотрел "цаплю" и, кивнув, заверил: - Обещаю, что отныне она всегда будет летать со мной.
Когда Джон МакКрэкен вручил ему три коричневых и один черный мешочек, он прикинул на ладони их вес и тут же заметил:
- Сдается мне, что тут больше десяти процентов.
- Наверно, потому, что под рукой не было хороших весов, - ответил шотландец, пожав плечами. - Мне хватит того, что у меня есть. Полетели?
- Что еще остается! Здесь, наверху, сервис - хуже некуда.
Туман по-прежнему был таким густым, что в трех метрах едва можно было разглядеть человека, но поскольку было ясно, что, куда ни кинь, впереди - пропасть, видишь ты или не видишь дальше носа самолета, это не имело особого значения.
Перед тем как влезть в кабину, Король Неба повернулся к своему спутнику и протянул ему руку, которую тот крепко пожал.
- Что бы ни случилось, - сказал летчик, - я хочу, чтобы вы знали, что мне было приятно с вами познакомиться и я не жалею о том, что впутался в эту историю.
- Что бы ни случилось, - отозвался шотландец, - я хочу, чтобы вы знали, что мне тоже было приятно с вами познакомиться, и я уверен, что мне никогда не удалось бы найти пилота лучше и храбрее… Удачи!
- Удачи! Пристегните ремень, держитесь крепче и, пожалуйста, не двигайтесь! - напомнил Король Неба напоследок. - Кричите сколько угодно, только не дергайтесь.
Они устроились в креслах и пристегнулись. Их окутывал густой туман, который впитывался в кожаные комбинезоны, и в результате от тех разило козлятиной. Они неподвижно сидели минут пять - пилоту требовалось время, чтобы перебрать в уме последовательность действий, которые предстояло выполнить, как только самолет тронется с места.
Его можно было сравнить со спортсменом, готовящимся прыгнуть с трамплина, который, стоя на вышке, с закрытыми глазами, мысленно представляет себе каждый поворот и каждый пируэт, чтобы с их помощью вертикально - гвоздем - с легкостью войти в воду бассейна.
Наконец он глубоко вздохнул.
- Готовы? - спросил американец.
- Готов! - ответил ему спокойный голос.
- Хорошо! - крикнул он. - Поехали!
Старина "Бристоль-Пипер" белого цвета проехал сквозь облака, завладевшие вершиной тепуя, покатился вперед по черной поверхности с ее трещинами, камнями и бедной мшистой растительностью, заскрежетал, словно многострадальный пропеллер вращался вхолостую, поднатужился, робко подпрыгнул и наугад бросился в бездну.
Смерть раскрыла свой черный плащ и тоже сиганула вниз, пытаясь схватить самолет костлявой дланью.
Часть вторая
Ничего не было видно.
Совсем ничего.
Высоко в небе, наверно, ослепительно сияло солнце, однако здесь, у самой земли, в поезде, свет не был светом, скорее грязным полумраком, из которого предметы выплывали и тут же исчезали, словно в каком-то жутком калейдоскопе.
Джон МакКрэкен был поглощен созерцанием этой кошмарной картины.
Так прошло где-то около часа, и тут пожилая дама, сидевшая напротив, сняла очки в круглой оправе и, протирая их с величайшей осторожностью, проговорила, не глядя на него:
- Когда я была девчонкой, путешествовать на поезде в этих краях было одно удовольствие. Все вокруг было зеленое-зеленое, луга без конца и края, с россыпями цветов, ярко-голубое небо и белые облака, образующие причудливые фигуры - мы с братьями еще придумывали им названия. А иногда можно было увидеть стада бизонов…
Она долго молчала, потом вздохнула и, снова надев очки, подняла голову и пристально посмотрела на шотландца.
Тот не произнес ни слова, ограничившись вежливой улыбкой, в то время как она продолжала:
- Я тогда даже не могла себе представить, что люди способны столь варварски разрушить одно из самых прекрасных творений своего Создателя.
- Люди? - удивился ее единственный попутчик. - Чем провинились бедные люди, которые страдают от бесчинства ветра и пыли?
- Да всем.
- Всем? - насмешливо и в то же время недоверчиво переспросил Джон МакКрэкен.
- Всем!
- Что же все-таки они сделали? Дули изо всех сил?
- Полно, молодой человек, нечего насмехаться! - осадила его разговорчивая дама; впрочем, в ее тоне не было и тени суровости. - Я вам в матери гожусь, уже одно это о чем-то говорит, ведь вы тоже далеко не мальчик, и поверьте, я знаю, о чем толкую. Когда я путешествовала здесь впервые, на нас напали индейцы.
- Это невозможно!
- Говорю вам! Мой отец влепил одному из них пулю пониже спины.
- Никогда бы не подумал. В моем представлении последние мятежные индейцы исчезли…
- Когда я родила уже второго ребенка, молодой человек, - перебила его собеседница. - И не пытайтесь учить меня истории моей страны. Судя по акценту, вы англичанин.
- Шотландец.
- Да вы одним миром мазаны! Как вы понимаете, я вовсе не хочу вас обидеть… - Словно желая доказать свое дружеское расположение, дама протянула руку, взяла лежавшую рядом с ней коробку и, открыв ее, предложила собеседнику: - Хотите шоколада?
Джон МакКрэкен принял предложение - больше из вежливости, чем по какой-то другой причине, - однако, разворачивая конфету, не сводил взгляда со старушки и при этом почти безотчетно качал головой.
- Я вовсе не собирался учить вас истории вашей страны, - сказал он. - Я не вправе этого делать, однако я немало попутешествовал и пришел к убеждению, что человек ничего не значит по сравнению с огромной мощью природы. - Он кивнул в сторону окна, за которым не на чем было остановить взгляд, и добавил: - И если здесь и сейчас природа упрямо желает, чтобы ветер дул и дул, вздымая столько пыли, что она застилает даже солнце, мы-то, бедные, что можем поделать?
- А не буди лиха, - был лаконичный ответ.
- Это ветер, что ли? - хмыкнул шотландец. - Как его можно разбудить? Шаманским камланием?
Элегантная дама с короткой стрижкой - венчиком белых, как пух, волос, - в отлично сшитом сером шелковом платье с кружевной отделкой на груди и на рукавах смерила взглядом представительного иностранца в безукоризненном темном костюме, узорчатом жилете, с массивной золотой цепью от дорогих карманных часов и, вероятно решив, что он стоит ее внимания, с расстановкой спросила:
- Вам на самом деле хотелось бы это знать или просто стараетесь проявить любезность по отношению к бедной старухе, у которой, по-вашему, явно не все дома?
- Ехать-то нам долго, - сказал собеседник, словно они обговорили это заранее. - И раз уж во время длинного путешествия, когда из-за пыли не полюбуешься видами за окном, представился случай узнать что-то новое, с моей стороны было бы глупо им не воспользоваться, как вы считаете?
- Вы сами сказали… было бы глупо. - Неожиданно удивительная дама открыла сумочку, достала изящный портсигар, а из него - длинную сигару. - Курите? - спросила она.
- Нет, благодарю.
- Не возражаете, если я закурю?
Оторопевший собеседник с явным беспокойством посмотрел на необычную сигару: вид у нее был внушительный, - а затем воскликнул с деланым безразличием:
- Абсолютно!
Дама, которой, судя по всему, давно перевалило за восемьдесят, поискала спичку, откусила кончик сигары и закурила - с наслаждением, ловко и непринужденно, словно заядлый курильщик, отработавший каждое движение за свою страшно долгую жизнь.
- Вот, только эта вредная привычка у меня и осталась, - заметила она, выпуская дым после первой затяжки и на секунду прикрыв глаза, словно неожиданно впав в транс. - Мои внуки уверяют, будто табак постепенно меня убьет, но он явно проявляет терпение… - Она помолчала, с легкой улыбкой благодарности проследив за тем, как кольцо дыма возносится к потолку, и, вновь повернувшись к иностранцу, спросила: - Так на чем мы остановились? - Она ткнула сигарой в сторону почти невидимого пейзажа. - Ах да! Я пыталась доказать вам, что ужасная катастрофа, которая творится здесь и которая привела часть страны к полной разрухе, дело рук человеческих. - Она снова вздохнула - на этот раз очень глубоко - и добавила с оттенком гордости в голосе: - Мой муж, Царство ему Небесное, предсказал это больше тридцати лет назад.
- Ветер тоже виноват в разрухе и депрессии? - изумился Джон МакКрэкен, едва сдерживая смех. - Как это возможно? Он что, выдул в окно акции на нью-йоркской бирже во время краха в двадцать девятом?
- Не так буквально, конечно. В тот день в открытые окна бросались только люди вниз головой. Однако на практике так оно и вышло.
- И на чем же основано столь рискованное утверждение?
- Вам на самом деле интересно? Может, желаете продолжить чтение или пропустить рюмочку в вагоне-ресторане?
- Уверяю вас, я умираю от любопытства - так хочется узнать вашу теорию. Я действительно никак не мог взять в толк, как получилось, что экономика самой богатой страны в мире вдруг взяла и в одночасье рухнула в тартарары. В Великобритании подобное коллективное помешательство просто немыслимо.
- Потому что там ухаживают за газоном.
- Простите, что вы сказали?
- Что у вас в стране ухаживают за газоном - за травой, если точнее. А мы, в Соединенных Штатах, никогда не умели этого делать.
- Не понимаю, о чем вы.
- О газоне. О траве, сплошь покрывавшей эти луга, по которым мы едем уже несколько часов и которые, как я вам говорила, во времена моей юности были самым красивым и уютным местом на свете. - Дама вновь затянулась и откинулась на спинку кресла; казалось, она собирается вернуться в свое очень далекое детство. - Бог создал здесь рай для бизонов, - очень тихо проговорила она. - Здесь были несметные стада бизонов. Они паслись, как только они умеют это делать: щипали траву, а не вырывали ее с корнем, и постоянно кочевали, благодаря чему она успевала вырасти снова. - Рассказчица вытянула руку, словно пытаясь охватить безграничность невидимого пейзажа, и добавила: - А еще по всей территории текли широкие реки; глубокие озера вбирали в себя излишки воды, и она распределялась равномерно, с сохранением баланса. Так было испокон веков - до того времени, когда я стала взрослой.
- И что же тогда случилось?
- А то, что пришел Буффало Билл.
- Буффало Билл? Знаменитый Буффало Билл, герой цирковых представлений?
- Да уж, герой!.. Этот шут гороховый устроил свой балаган из настоящей трагедии. Он был падальщиком, вроде гиены. Этот клоун вскарабкался к славе по трупам бизонов, уничтоженных его предшественниками - настоящими браконьерами. Сто миллионов замечательных животных, истребленных безо всякой пользы!
- Сто миллионов? - изумился ее попутчик. - Вы хотите сказать, что истребили сто миллионов бизонов?
- Что-то около этого. Миллионы тонн превосходного мяса - хватило бы утолить голод всех горемык, которые теперь мотаются семьями по стране в поисках куска хлеба. За то время, как я из девочки превратилась в женщину, здесь сгноили столько еды, что ее хватило бы, чтобы прокормить целое поколение американцев.
- Но почему?
- Потому что какому-то недоумку генералу пришла в голову идиотская идея, что лучший способ покончить с индейцами - это лишить их основного источника питания. Оказалось, что намного труднее и опаснее сразить одного индейца, чем тысячу бизонов, вот почему он приказал их истребить.
- Какая дикость!
- Так вот за этот приказ и пришлось заплатить самую высокую цену в истории человечества…
Хрупкой даме, по-видимому, потребовалась передышка, поскольку она очень осторожно положила сигару в пепельницу, порылась в сумке, вынула плоскую фляжку и два серебряных стаканчика и, наполнив их (сосредоточив на этом все свое внимание), предложила:
- Коньяку?
- Благодарю.
Они наклонились вперед, молча чокнулись и выпрямились, чтобы сделать глоток, и вновь откинулись на спинки кресел со стаканчиками в руках.