❖
На десятый день Крис и Джонни вновь ехали в машине, и Джонни укачивало. Они подъехали к мосту через Залив, и, как и в первый раз, Джонни стошнило в переноске. Крис застонал при мысли о том, что придется убираться.
Теперь они направлялись не в Окленд, а на пустую парковочную площадку в Беркли. Именно там "Отповедь" проводила воскресные занятия с собаками. Зрелище было своеобразное: пятьдесят или шестьдесят питбулей, группами по десять-двенадцать собак, стояли по периметру прямоугольной площадки.
Крис не мог дождаться, когда начнутся занятия. Дело в том, что он решил, что разрешит Джонни общаться с Лилли только тогда, когда они пройдут пять занятий. Собаки продолжали совместные прогулки, и Крис видел, что им хотелось вместе поиграть, но их приходилось держать порознь. Один раз они даже пошли в парк с Мелвином, питбулем, который был на передержке у Криса несколько лет назад, а сейчас жил неподалеку. Тогда Джонни, похоже, понравилось быть в стае, и вечером они с Лилли сидели рядышком на заднем дворе, пируя сыромятной кожей.
Крис видел, что за первую неделю Джонни сделал большие успехи, и хотел показать малыша Тиму Рейсеру и Донне Рейнолдс, которые вели занятия в парке. Особым предметом его гордости была лестница. Для выполнения всех упражнений в больших количествах требовалось лакомство, однако Коэну удалось приучить Джонни чувствовать себя спокойно на улице. Обучение команде "рядом" продвигалось вполне успешно, и они уже почти освоили команду "сидеть". Конечно, Джонни все еще был непоседлив и несдержан, но он сейчас в десять раз больше походил на собаку, чем десять дней назад.
Они провалились.
Джонни был таким возбужденным, что не мог ни на чем сосредоточиться. Здесь было столько новых людей, новых собак, новых запахов, столько новых предметов, на которые нужно было непременно задрать лапу. Он забыл или попросту не хотел выполнять то, что они с Коэном разучивали. Единственное, с чем он справился, это хождение по кругу, но к концу занятий и это уже давалось ему с трудом. После часа, во время которого на него сыпались команды и требования, Джонни так устал, что плелся по площадке, шатаясь, словно пьяный матрос.
Тим и Донна заверили Криса, что они понимают, как много он работает, и что его усилия в конечном счете окупятся, однако Коэн расстроился. Садясь в машину, он чувствовал себя так, словно наградой за все его труды стала эта долгая дорога домой с собакой, которую, вероятно, опять стошнит.
29
Извилистое двухполосное шоссе, что ведет в приют для животных под названием "Лучшие друзья", спускается в Эйнджел-каньон, обширную равнину, окруженную величественными, иссеченными ветром скалами, красными от содержащейся в горной породе окиси железа.
Приют раскинулся на тридцати трех тысячах акров и предназначен для содержания почти двух тысяч животных, среди которых не только собаки и кошки, но также лошади, мулы, козы, кролики и даже свиньи. В конце декабря 2007 года сюда привезли еще двадцать две собаки. Это была конечная остановка в долгом путешествии, которое началось на Мунлайт-роуд, 1915. В этой группе были самые сложные собаки, спасенные из дома Вика.
Когда фургон прибыл, работники приюта перенесли собак в их новые дома. Приют "Лучшие друзья" состоял из восьмиугольных построек, внешне очень похожих на пригородные домики. Внутри каждого домика от центральной рабочей зоны лучами отходили клетки. Внутренние пространства были соединены через навесные дверцы с большими внешними коридорами (10x20 футов). Собаки имели возможность входить туда и выходить, когда им этого хотелось. Места было достаточно, и собаки обычно жили по двое-трое в одном отсеке с клетками.
Однако поселить туда собак Вика было невозможно - они должны были помещаться отдельно. Перед их приездом рабочие установили большие клетки внутри каждого отсека и разделили внешние коридоры на секции так, чтобы каждая собака имела в своем распоряжении отдельную клетку и отдельную секцию, но не могла войти и выйти из них без посторонней помощи. Работникам приюта это не нравилось, но в качестве временной меры представлялось необходимым.
Два инструктора провели две предыдущие недели в Вирджинии, знакомясь с собаками. Теперь они присутствовали здесь и помогали остальным советами. Диапазон собачьих характеров и темпераментов был необычайно широк. Некоторые собаки стояли в клетках, готовые выйти и встретиться с людьми, стремящимися им помочь. Другие лаяли, третьи сидели и терпеливо ждали. Были и такие, кто забился в глубину клетки, испуганный и неуверенный.
Инструктор подошла к загону и подняла табличку с именем, висящую на внешней стороне клетки, чтобы прочитать: Малышка Рыжик. Это была та самая собака, с которой Николь Раттай провела так много времени в приюте в Южной Вирджинии. За шесть недель общения с Николь Малышка Рыжик превратилась из забитого существа, которое даже не подходило к дверце клетки, чтобы взять лакомство, и которое выносили на улицу на руках, в собаку, которая самостоятельно выходила из клетки, просила, чтобы ее погладили, и так любила общество людей, что частенько слонялась по приюту.
Сейчас, как это случилось со многими собаками, она вернулась в прежнее состояние. Инструктор открыла переноску и попыталась выманить оттуда Малышку, но собака прижалась к задней стенке. Инструктор протянула руки, вытащила Малышку и, пристегнув к ее ошейнику поводок, поставила на землю. Она направилась к помещению приюта, уговаривая собаку следовать за ней, но Малышка встала как вкопанная, а затем осела на землю. Инструктору пришлось на руках нести ее в новый дом, большую проволочную клетку, расположенную между двумя такими же.
Собак разместили в двух восьмиугольных строениях, и к тому времени, как все было закончено, уже наступил вечер. Служители вывели каждую собаку на прогулку, а затем стали готовить их ко сну. Они вытащили лежаки, подстилки и матрасики и положили их в центре каждой секции или в клетке. Собаки смотрели на них с недоумением.
Работники приюта делали то, что считали частью своей работы, заботясь об удобстве и спокойствии каждой собаки. Здесь были очень энергичные собаки, которых они постарались разделить так, чтобы они не подавляли более робких. Весь вечер они продолжали тасовать собак, стремясь найти наиболее приемлемые сочетания.
❖
Утром началась настоящая работа. Сотрудники приюта занялись оценкой каждой собаки, выявлением ее сильных и слабых сторон и составлением индивидуальных планов для каждой собаки. Они также отражали ментальное и эмоциональное состояние каждой собаки на графике по десятибалльной шкале и шести параметрам: уверенность, страх, энергия, интерес к людям, индивидуальный прогресс, жизнерадостность.
Около половины собак были запуганы, и среди них Малышка Рыжик. В первую неделю она только и сидела в глубине своего загона и лаяла на всех, кто подходил к нему. Пожаловаться на недостаток внимания она не могла. В "Лучших друзьях" организовали работу так, что на каждые пять собак Вика приходился один работник приюта, при том, что обычно в его ведении находилось пятнадцать-двадцать собак. Круглосуточно с собаками находился как минимум один служитель.
Одной из тех, кто ухаживал за Малышкой Рыжиком, была Карисса Хендрик, которая несколькими годами ранее уволилась из приюта "Лучшие друзья", чтобы переехать в штат Мэн. Теперь она вернулась специально, чтобы работать с собаками Вика. В первые дни она заботилась о Малышке - кормила, гуляла. В другое время ей редко удавалось видеть собаку. Все остальное время Малышка скрывалась в своей клетке. Иногда Хендрик замечала, как из клетки выглядывает собачья голова, словно перископ над поверхностью океана, и тут же быстро скрывается обратно.
Хендрик старалась находиться вблизи Малышки, чтобы собака привыкла к ней, не беспокоясь о том, что от нее в этот момент что-то потребуется. Эта тактика оказалась успешной, и вскоре она начала заниматься с Малышкой общим курсом дрессировки и развивать ее. Она также отвела Малышку к ветеринарам. Те осмотрели шерсть Малышки, которая была редкой и пятнистой, а также сетку шрамов на ее морде.
Врачи установили, что собака больна бабезиозом, кровепаразитом, от которого обычно страдают бойцовые собаки потому, что заражение происходит через глубокие колотые раны. Собака может стать вялой и больной, и, если пока у Малышки этих симптомов не наблюдалось, за ней нужно тщательно присматривать.
Хендрик старалась, чтобы Малышка могла преодолеть свой страх. Постепенно собака начала привязываться и доверять ей. Хендрик не знала о Николь Раттай, однако, без сомнения, ее работа с Малышкой дала свои всходы. Малышка уже понимала, что люди могут быть добрыми. Она научилась доверять им, пусть немного.
К концу второй недели Малышка стала выходить из клетки. Она была особенно дружелюбна и спокойна с тремя-четырьмя людьми, которые работали с ней постоянно. Она даже стала немного улыбаться. Малышка растягивала уголки пасти и поднимала верхнюю губу, показывая зубы. Разумеется, это был жест покорности и волнения, однако он так подкупал, что благодаря ему Малышка даже прославилась в приюте.
Для Хендрик это была своего рода метафора, относящаяся ко всем собакам Вика. Они столько повидали, столько пережили, однако выжили. И даже научились улыбаться. Натянуто и неуверенно, но улыбаться. Она надеялась помочь Малышке обрести счастье и улыбаться по-настоящему.
Для этого Хендрик стала пользоваться различными предметами - игрушками, одеяльцами. Они занимались основами дрессировки, но прошлый опыт Малышки в значительной степени этому препятствовал. Обучение всегда начинают с команды "сидеть", но Малышка отказывалась ее выполнять.
Обычно инструктор заставляет собаку выполнить необходимую команду и поощряет ее за выполнение лакомством. Собака вскоре начинает связывать команду с действием и с угощением. Если собака испытывает затруднения, то инструктор обычно держит лакомство над головой собаки. При попытке взглянуть на лакомство собаку обычно усаживают, но с Малышкой это не проходило. Стоило занести руку у нее над головой, как она пугалась и съеживалась.
Еще один прием, к которому любят прибегать инструкторы, это войти утром в загон к собаке с миской, полной еды, и дать команду, а затем просто стоять и ждать, когда собака ее выполнит. После этого инструктор ставит миску на пол. И это также оказалось бесполезным с Малышкой. Она попросту отказывалась садиться, и Хендрик или кто-то другой могли стоять с миской в руках минут двадцать пять - тридцать. Доходило до того, что, стоило хвосту Малышки оказаться вблизи пола, они опускали миску и выходили.
В конце концов, по прошествии двух месяцев, что было на удивление долго, до Малышки Рыжика дошло, что подразумевает команда "сидеть", и, поняв это, она словно вообще осознала, что от нее требуется. Она теперь знала, что если ее просят что-то сделать и она это делает, то за это непременно следует награда. После этого обучение пошло быстро, и вскоре она даже догнала собак, опережавших ее в учебе. Она научилась выполнять команды "стоять", "лежать" и "ко мне". Теперь она ходила на поводке, что поначалу также отказывалась делать.
Ей нравилось в "Лучших друзьях", где был большой отсек, в котором собаки могли побегать, полоса препятствий, которую надо было преодолевать, карабкаясь и ползком, а также снаряды для аджилити: бревна, барьеры, туннели. Помимо разминки и забав, они помогали собакам приобретать уверенность в себе.
Однако в "Лучших друзьях" не стремились форсировать события. Здесь не было необходимости спешить, поскольку даже самым успешным собакам придется провести здесь целый год, прежде чем будет решаться вопрос об их переводе в дома на передержку. Кроме того, даже те собаки, которые добьются огромных успехов в приюте, после пребывания на передержке должны будут пройти тест для получения сертификата "Образцовой городской собаки". Такова была конечная цель, и в приюте понимали, что идти к ней придется долго. Некоторые собаки так никогда ее и не достигнут, поэтому сотрудники приюта, не теряя из вида будущее, сосредоточились на настоящем.
Программа реабилитации запуганных собак включала знакомство их с новыми местами и ситуациями, чтобы они потихоньку приходили к пониманию, что мир не так к ним враждебен. Вскоре начались длинные прогулки с собаками по Эйнджел-каньону.
Настал день, когда Малышку повели по тропинке, начинающейся от здания приюта и петляющей по новым местам. В другой раз она попала в "собачий парк", на поляну площадью в два акра, обнесенную забором, где ее спустили с поводка, и она играла и резвилась. Она могла взобраться на горку или сесть у дороги и смотреть на проезжающие машины. Малышка Рыжик привыкла. Она делала успехи, может быть, не такие впечатляющие, но порой более значительные, чем другие собаки. Некоторые собаки были так запуганы, что, если какую-нибудь из стоящих вдоль дорожки скамеек переставляли, это выбивало их из колеи и они отказывались мимо нее проходить.
Малышка очень хорошо относилась к людям, которых знала. В первые полгода сотрудники приюта по ночам спали в здании, где находились собаки Вика. Каждую ночь они брали к себе на ночь одну из собак. Для первой такой ночевки Хендрик привела Малышку. Она не ошиблась в выборе - собака свернулась калачиком и спокойно спала всю ночь. Очень скоро за Малышкой закрепилась репутация одного из лучших ночных компаньонов, и служители часто приводили ее с собой на ночные дежурства.
Показатели ее поведения и отношения раз от раза улучшались. Оцениваемый по десятибалльной шкале, в первые месяцы ее индекс страха колебался от пяти до десяти. Сейчас, спустя полгода, несмотря на некоторые колебания, его среднее значение держалось в пределах четырех. Индекс уверенности Малышки также достиг четырех и стремился к пяти. Те же самые показатели наблюдались по статьям "энергия", "прогресс" и "жизнерадостность".
На бумаге и в пределах нового, но уже освоенного мирка Малышка Рыжик становилась жизнерадостной и уверенной в себе, однако до сих пор она не общалась с другими собаками. Сотрудники приюта "Лучшие друзья" решили, что пришло время познакомить Малышку с соседями. Они стремились приучить собак друг к другу, чтобы, как и остальное собачье население приюта, они могли жить в типовых блоках по двое или трое. Этот процесс уже начался и успешно шел в отношении некоторых других собак Вика.
Теперь подошла очередь Малышки, хотя она представляла собой особый случай. Множественные шрамы и спиленные зубы рождали подозрение, что ее использовали как "спарринг-партнера" для натаскивания других бойцовых собак. Когда собака с таким опытом чувствует угрозу, она может напасть первой. Страх и неуверенность могут привести к агрессии, и она первой бросится на противника в целях самообороны.
Работники приюта хорошо понимали, чем рискуют, когда привели Малышку на огороженный участок, где уже находился Черри Гарсиа, еще одна собака Вика, известная своим спокойным характером. Увидев Черри, Малышка Рыжик, эта сладкая соня, одаривающая людей улыбками, насторожилась. Обе собаки смотрели друг на друга.
30
Попрыгун наконец вернулся на землю, и посадка эта стала жесткой. В первые дни пребывания в доме Мартины Макклей большой увалень не знал, где он и что ему с собой делать. К еде он интереса не проявлял. Все свои нужды он справлял в клетке. Выпущенный из клетки, он принимался носиться из одного конца дома в другой, и так до бесконечности. Наблюдая за его беготней, Макклей думала, что он в буквальном смысле сбрасывает с себя напряжение.
Вечерами она сажала его в клетку, приглушала свет, заводила тихую музыку и усаживалась рядом. Через пять дней он уселся рядом с ней, но очень ненадолго. Она пыталась легонько поглаживать его, что ему, похоже, понравилось, и он выпрашивал ласку, вертясь под ногами. Он не умел держать лапами и грызть игрушки и, пожевав их немного, терял к ним интерес.
Попрыгун не проявлял интереса к другим собакам Макклей. Он не демонстрировал ни страха, ни агрессии, лишь намек на подозрительность. На нем были не очень заметные шрамы, особенно на передних лапах, и в присутствии других питбулей он настораживался. Макклей нуждалась в других собаках. Она начала заниматься с Попрыгуном с первых дней, и другие собаки были частью ее обучающей программы.
Макклей родилась в Уичите, штат Канзас, но еще ребенком переехала в Пало-Алто в Калифорнии. У них в семье жили немецкие овчарки, и одним из ее самых ранних воспоминаний было прикосновение рукой к собачьей шерсти. Позднее у них появились доберманы, и Мартина подружилась с заводчиком собак, который учил ее, как их дрессировать. Его метод основывался на негативном закреплении. Для того чтобы купировать нежелательное поведение, он прибегал к помощи цепочки-удавки и строгого ошейника, который впивался в шею собаки, если за него потянуть. Макклей не нравился такой подход, однако он приносил результаты, и она не знала ничего лучше.
Подростком она провела три лета подряд в Учите, где занималась с лошадьми и участвовала в соревнованиях по "слалому" на лошадях и прыжках через бочки. Там она почувствовала себя увереннее с большими животными и много узнала об их поведении. Занимаясь с лошадьми, она поняла, что должны существовать более приемлемые способы дрессировки собак. Через несколько лет, когда у нее появилась собственная собака, метис австралийской овчарки по кличке Поко, она учила ее, используя положительное закрепление.
Тогда она не подозревала о том, что столкнулась с основной проблемой, по отношению к которой проходит водораздел между дрессировщиками собак. Сейчас удавки используют в работе с собаками лишь немногие, тем не менее существует подход к собакам как к стайным животным, и соответственно, чтобы добиться от них того, что вам надо, вы должны стать для них своего рода альфа-собакой. Под этим подразумевается, что инструктор должен демонстрировать доминантное поведение, ставя собаку в подчиненное положение. Сторонники такого подхода считают, например, что человек должен первым проходить в дверь, первым есть и даже заставлять собаку ложиться на спину и подставлять живот.
В другом лагере дрессировщиков осуждают такие методы и пропагандируют положительное закрепление навыков с помощью лакомств и похвалы. Они также часто используют так называемую кликер-дрессировку, когда инструктор держит в руке небольшое устройство, издающее щелчки. Каждый раз, когда собака делает то, что от нее требуется, раздается щелчок. Собака начинает связывать звук с выполнением команды, и этим методом можно добиться от собаки самых различных действий.
Макклей занимала промежуточную позицию. Работая с Попрыгуном и другими жившими у нее собаками, она прибегала к положительному закреплению навыков, тем не менее признавая значение стайного инстинкта. Именно поэтому в дрессировке Попрыгуна ее собственным собакам отводилась определенная роль. Они должны научить Попрыгуна быть собакой.