…Мексика, XVI век. К Эрнану Кортесу, который возглавляет завоевание этой страны, прибывает его жена и вскоре оказывается убитой при загадочных обстоятельствах. Подозрение падает на самого Кортеса. Эта странная смерть породила множество толков и способствовала возникновению разных легенд, связанных с покорением Мексики. Но как будто этого было мало, кто-то похитил несколько необычайно ценных изумрудов. Эрнан Кортес пытается раскрыть тайну и отыскать драгоценные камни. В каждом из них отражается та или иная грань конкисты с ее героизмом и жадностью, верностью и предательством, любовью и ненавистью, а собранные вместе, эти истории подводят к поразительному и неожиданному финалу.
Содержание:
Вступление 1
Глава I, 2
Глава II, 4
Глава III, 6
Глава IV, 6
Глава V, 7
Глава VI, 9
Глава VII, 11
Глава VIII, 14
Глава IX, 16
Глава X, 17
Глава XI, 19
Глава XII, 19
Глава XIII, 21
Глава XIV, 22
Глава XV, 23
Глава XVI, 24
Глава XVII, 25
Глава XVIII, 27
Глава XIX, 27
Глава XX, 29
Глава XXI, 30
Глава XXII, 31
Глава XXIII, 32
Глава XXIV, 32
Глава XXV, 34
Глава XXVI, 37
Глава XXVII, 38
Глава XXVIII, 39
Глава XXIX, 40
Глава XXX, 42
Глава XXXI, 43
Глава XXXII, 44
Глава XXXIII, 45
Глава XXXIV, 46
Глава XXXV, 46
Глава XXXVI, 47
Глава XXXVII, 48
Глава XXXVIII, 49
Глава XXXIX, 50
Глава XL, 51
Глава XLI, 53
ЭПИЛОГ 53
Историческая справка автора 54
Примечания 54
Франсиско Гальван
Изумруды Кортеса
История гораздо долговечнее любого имения: у нее всегда отыщутся поклонники, жаждущие придать ей блеск новизны, ей не страшны ни войны, ни всепожирающее время; напротив, чем старше она становится, тем более ее ценят. Давно исчезли с лица земли могущественные династии Нина, Дария и Кира и великие царства - Ассирийское, Мидийское, Персидское, но их славы не коснулось забвение, ибо имена их хранит история.
Франсиско Лопес де Гомара. Всеобщая история Индий
Вступление
Чем бесстыднее ложь, тем легче она проникает в умы и тем трудней ее опровергнуть. А когда лживые измышления упорно повторяют, со временем их уже начинают почитать за истину.
Казалось бы, всем известно, сколь легко при желании объявить правду ложью, а ложь правдой, но в последнее время, похоже, об этом стали забывать, и вот снова в который раз торжествуют ложь и обман, а истина позабыта и о ней уже никто не вспоминает, по крайне мере когда речь идет об известных событиях из жизни дона Эрнана Кортеса, губернатора и генерал-капитана Мексики.
Разумеется, нет, да и не могло быть найдено никаких доказательств его преступления, однако подозрения, хоть и несправедливые, все же бросают тень на доброе имя дона Эрнана. Обвинение, выдвинутое против него, - одно из самых чудовищных, какие только могли быть предъявлены такому человеку, как Кортес, и заключается оно в том, что губернатору приписывают убийство его первой супруги, доньи Каталины Суарес. Оттого, что все эти лживые и продиктованные низкой корыстью сплетни многажды повторялись в тавернах, в трущобах и на тайных сходках всякого сброда, их стали принимать за правду. Слухи эти ставят под удар влияние и могущество Кортеса, так что его враги совсем потеряли страх и подняли голову, - разумеется, кроме тех из них, кого уже повесили за те самые преступления, в которых ныне пытаются обвинить Кортеса.
Если плутам и злоумышленникам, а также пройдохам-законникам, обвиненным в подобных злодеяниях, нужно только одно, а именно избежать справедливого возмездия, то для людей благородных, для графов или маркизов, доброе имя ценится больше жизни, так что честь их не должна быть задета, и малейшее подозрение, не говоря уж о том, которое пало на Кортеса, причиняет дворянину больше страданий, нежели побои и плети - грубому мужлану.
Оскорбление, нанесенное Кортесу, тем более невыносимо, что деяния этого человека останутся в истории, и не будет преувеличением сравнить его с Цезарем или Александром Македонским, поскольку его свершения ничуть не уступают подвигам этих героев древности. Во главе горстки людей, среди которых я с гордостью числю и себя, хоть я и не был в числе самых первых его сподвижников, Кортес завоевал для нашего императора обширные земли, превосходившие по размерам всю тогдашнюю империю. Благодаря Кортесу великое множество жалких язычников, прежде не знавших истинного Бога и пребывавших во власти дьявола, узрели свет нашей святой веры. А ведь до того, как прийти ко Христу, они поклонялись кровавым идолам, пожирали себе подобных, погрязали в содомии и коснели в других противоестественных грехах, одно упоминание о которых повергает в ужас всех добрых христиан.
Потому-то я и намерен рассказать здесь всю правду, хотя это не будет ни признанием, представленным мирскому правосудию, ни исповедью, предназначенной для святых отцов; это всего лишь повествование, которое поможет мне облегчить душу и внесет свою лепту в торжество справедливости. Покорнейше прошу у ваших милостей позволения изложить все, что мне известно, по своему разумению, следуя духу то комедии, то трагедии, поскольку к тому располагает сама история, придать рассказу живость и сделать его интересным, но не в ущерб истине, которая должна дойти и до отдаленных наших потомков.
Хотя эта история не есть исповедь, в ней все же пойдет речь о реальных людях и будет затронута память многих. Так как описываемые события произошли совсем недавно, рассказ о них наверняка заденет некоторых важных особ, которые, к их неудовольствию, обнаружат, что предстают здесь такими, каковы они суть на самом деле во всей неприглядности своих пороков.
Говорят, Фемида слепа, и поистине это так. Как и положено столь благородной даме, самые жестокие свои наказания она приберегает для бедняков, но неизменно щадит сильных мира сего. Так было от века, и никогда не изменяет она своим привычкам, ни для кого не делает исключений, даже если кто-нибудь злополучный и осмелится возвысить голос, горько сетуя на свою участь. Потому-то я подозреваю, что дама эта лишена не только зрения, но и слуха.
Человек я бедный и боюсь ударов этой капризной и властной особы, а в своем повествовании вынужден буду рассказать о людях влиятельных и знатных, которые с трудом переносят, когда им дерзают перечить. Именно по этой причине я и хочу уберечься от преследований слепой Фемиды, а вовсе не оттого, что история, которую я собираюсь рассказать, исполнена лжи и всяческой кривды или опасных еретических измышлений. Итак, не справедливого наказания стремлюсь я избежать всеми силами, но злобы тех, кого я могу задеть своим правдивым рассказом, а уж им-то ничего не стоит привести в движение машину судебной власти, которая легко перемелет тех, кто окажется им неугоден.
Именно поэтому ради собственной безопасности я скрою свое настоящее имя. Ведь, несмотря на то что со времени описываемых событий прошло уже немало лет, я все еще не уверен, что мне удастся избежать преследований, если я честно опишу все то, что мне известно. Я заверяю ваши милости, что это будет единственным отклонением от истины в моем повествовании, достоверность которого во всем остальном не может быть подвергнута сомнению. Все рассказанное мной - чистая правда, кроме разве что кое-каких мелких подробностей, которые могли со временем стереться из моей памяти. За точность своего рассказа я ручаюсь, так как повествую о событиях, хорошо мне известных, в которых сам принимал участие.
Быть может, ваши милости зададутся справедливым вопросом, каким образом я мог знать, о чем беседовали между собой герои этой истории в мое отсутствие и как до меня дошли слова тех, кто был в то время в других краях, или же тех, кого я вообще никогда в своей жизни не видел. Отвечу так: возможно, не совсем совпадая с теми словами, что были произнесены в действительности, записанные мной речи по своему смыслу и духу подлинные. Если я в чем-то и отклонился от истины, то очень незначительно, так как строго следовал рассказам очевидцев.
Собрав немало сведений из самых разных источников, я предлагаю рассказ обо всех этих событиях, приложив возможное старание, чтобы история вышла занимательной и ваши милости могли прочесть ее не только с пользой, но и с удовольствием. Я ничего не хотел ни убавить, ни прибавить, а стремился лишь призвать на помощь все свое мастерство рассказчика, чтобы угодить любителям чтения.
Прошу прощения, если повесть моя вышла слишком незатейливой и безыскусной - я не обучался специальным наукам и не владею искусством грамматики, а потому не мог украсить и расцветить свой рассказ так, как это делают люди ученые. Я довольствуюсь лишь тем, что освоил письмо и чтение - на что еще может рассчитывать человек низкого происхождения, такой, как ваш покорный слуга, первую половину жизни проведший среди убогих сельчан, а вторую - в далеких краях, в беспрестанных войнах со свирепыми туземцами? Если кому-то мое сочинение покажется наивным, или, напротив, чересчур напыщенным, или написанным неумело, грубым и корявым слогом, то пусть такой читатель отнесется к нему как к простому и ничем не приукрашенному изложению событий, цель которого - защитить честь Кортеса, великого человека и настоящего гранд-сеньора.
Что же касается моей скромной персоны, мне нечего особенно добавить, ибо я уже выразил желание остаться неизвестным. Зовите меня, к примеру, Родриго де Искар, а местом своего рождения я укажу прекрасное селение Медина-де-Риосеко. Правда, однако же, и то, что в очень юном возрасте бедность вынудила меня покинуть родной дом и отправиться в 1502 году от Рождества Христова в Индии вместе с новым губернатором Николасом де Овандо. Когда мятежи туземцев на Карибских островах были подавлены, я обосновался в Баракоа, на Кубе. Позже я поступил на службу к дону Памфило де Нарваэсу, одному из самых богатых людей в Индиях; вместе с ним я и прибыл на материк. Позже, в награду за некоторые услуги, оказанные дону Эрнану Кортесу, о чем речь пойдет впереди, я был пожалован энкомьендой , не слишком богатой, но вполне достаточной для того, чтобы вести спокойную жизнь, которая в состоянии хотя бы отчасти смягчить тоску по далекой милой родине. Однако страдающая душа не найдет утешения ни в каких мирских благах, так что пришлось мне снова пересечь океан и вернуться домой, где я надеюсь завершить начатую мной рукопись, ибо лишь исполнение этого дела способно прекратить мою душевную муку.
Глава I,
в которой рассказывается о том, как летом 1522 года в Мексику с Кубы неожиданно прибыла на корабле жена дона Эрнана Кортеса, в каком обществе она оказалась и с какими почестями встретил ее супруг, вопреки слухам о том, что он не был рад ее приезду
Над горами раздавались раскаты грома, однако дождя не предвиделось - ливень прошел накануне. Казалось, все хляби небесные разверзлись и истощили запасы небесной влаги. Это был настоящий потоп: дороги превратились в грязное месиво, реки вышли из берегов. Грозовые тучи, четыре дня плотной завесой закрывавшие небо, наконец поползли на запад, и в разрывах облаков уже проглядывало солнце.
Гонсало де Сандоваль, самый храбрый капитан дона Эрнана Кортеса, укрылся от грозы в селении Гвасакуалько. Непогода застала его в дороге: он направлялся в индейские деревни, чтобы навести там порядок и устроить на жительство новых испанских поселенцев. Здесь он получил известие, что на реке Айягвалулько в пятнадцати лигах от ближайшего селения вынужден был бросить якорь корабль со многими пассажирами, в числе которых и сама донья Каталина Суарес Пачеко, супруга Кортеса, матушка которой была известна на Кубе как Маркаида, "утопленница" - не знаю, за что ее наградили таким прозвищем, но уж конечно не в знак любви и уважения.
Корабль плыл в сторону Веракруса и должен был причалить к берегу у Рика Вильи, однако разыгралась непогода и ветер был противный, так что пришлось изменить курс, и капитан почел за благо укрыться в устье Айягвалулько - не лучшая гавань, но надежное убежище от бури.
Всегда готовый оказать услугу своему господину, Сандоваль решил лично встретить знатную путешественницу и поспешил отправить срочную депешу в Койоакан: там в это время находилась резиденция Кортеса, поскольку столица, город Мехико, сильно пострадала от войны.
Сеньора со свитой сошла на берег вместе с другими пассажирами корабля и, расположившись под деревьями, отдыхала от длительного путешествия в благодатной тени. Впрочем, место для отдыха было не самое приятное - земля тут покрыта слоем грязной речной тины. Матросы выгружали обильную поклажу, а капитан корабля, некто Косме де ла Карпа, занялся пополнением запасов воды.
Сандоваль послал вперед солдата оповестить, что он спешит к путешественникам, однако в действительности об ускоренном марше не могло быть и речи: дороги были практически непроходимы, а речки и ручейки разлились, превратившись в бурные потоки. Продвигались еле-еле, хотя капитан ехал на своем Мотилье - конь был на зависть многим, равных ему не было даже в Кастилии: быстроногий, резвый, заботливо подкованный, он был незаменим в бою. Гнедой Мотилья, с белой отметиной на лбу, так и рвался вперед, но Сандоваль, которому и самому не терпелось послужить своему господину, сдерживал коня поводьями, заставляя его примеряться к шагу пехотинцев.
Запасы воды на корабле уже были пополнены, когда Сандоваль со своим отрядом прибыл в устье Айягвалулько. Сошедшие на берег полсотни испанцев радостно приветствовали капитана, а тот, проявив отменную учтивость, лично поздоровался с каждым; разумеется, он не пожалел времени, чтобы выказать все необходимое уважение супруге Кортеса. Утомленная долгим путешествием, донья Каталина задыхалась от кашля, лицо ее приобрело болезненный желтоватый оттенок. Позже мы узнали, что она страдает астмой - болезнью, при которой бывает трудно дышать.
- Уже через десять дней мы доставим вас и вашу свиту в Мехико, где вы встретитесь с вашим супругом и моим господином сеньором Кортесом, - церемонно обратился капитан к бедной страдалице. Заметив ее нетерпеливый жест, Сандоваль поспешил успокоить ее: - Разумеется, вам не терпится поскорей увидеть вашего супруга, но все же не стоит слишком торопиться - пока мы будем двигаться в Мехико, вы как раз успеете оправиться от долгого плавания и к вам вернется прекрасный цвет лица.
Перед выступлением в путь для удобства доньи Каталины соорудили носилки вроде тех, на которых обычно путешествовал прежний правитель мексиканских индейцев Монтесума, или Моктекусома, - его называют по-разному, поскольку христианам непросто перенимать трудные для нас туземные слова.
Вместе с супругой Кортеса с Кубы прибыли ее брат Хуан Суарес и сестра Франсиска, миловидная девушка, которая страдала легким заиканием, что, впрочем, не уменьшало ее очарования. Были здесь и другие ее соотечественники из Гаваны, Сантьяго, Баракоа, Тринидада, Пуэрто-де-Каренаса и даже с острова Эспаньола. Почти все приехали целыми семьями, с детьми и родственниками. Это, впрочем, не смутило Франсиско де Луго, Берналя Диаса де Кастильо и других кабальеро из отряда Сандоваля: вдохновленные женским обществом, они тут же принялись любезничать с дамами на глазах у их законных мужей.
Нужно сказать, что почти никто из нас, испанцев, приехавших в эти края, не был женат, но даже те немногие, что успели обзавестись женами, оставили их в Испании или на Кубе и тоже не были защищены от плотских соблазнов, тем более что земля эта изобилует красивыми женщинами, готовыми уступить вам по первому требованию. А ведь солдатская жизнь сурова и переменчива, солдат не знает, куда его забросит судьба и что будет с ним завтра - останется ли он в живых, или ему суждена скорая гибель. Потому-то здесь охотнее, чем в Испании, мы следуем подлинно христианскому правилу - не откладывай на завтра то, что можешь сделать сегодня, и это относится и к тем радостям, которые доставляют нам наши индейские наложницы. Добавлю, кстати, что хотя мы принимаем все предосторожности и перед плотским соитием индеанки обязательно принимают святое крещение, все же сожительство с ними считается греховным. Потому-то дон Эрнан Кортес направил его величеству императору Карлу прошение прислать в эти земли побольше святых братьев из монашеских орденов, а не развращенных чиновников, жадных до золота.
Присутствие испанок (а некоторые из них даже были светловолосы и ясноглазы - большая редкость в этих краях) неотразимо влекло мужчин, которые так и вились вокруг дам, словно осы, почуявшие сладкое. Не был исключением и сам Сандоваль, который в свои двадцать шесть лет все еще оставался холостым и при этом не завел связи ни с какой испанкой или индеанкой, хотя таких возможностей предоставлялось множество, поскольку индейские вожди-касики при заключении мира часто дарили нам женщин, чтобы мы пользовались ими так, как этому учат нас законы нашего естества.