* * *
Еще вчера семьи офицеров готовились к переходу на корабли, чтобы разместиться в их каютах. Ольга Павловна, волнуясь, уточняла по списку, составленному накануне со Степаном Петровичем, наличие вещей, которые нужно было взять с собой. Ей помогали Ксения и Павел, который был в отпуске. Ведь вот-вот должны были появиться матросы, посланные Степаном Петровичем, чтобы помочь перенести имущество на его эскадренный миноносец.
У входной двери раздался звонок.
- Ну вот уже и матросы прибыли, - взволнованно произнесла Ольга Павловна, поспешно открывая дверь.
Однако в проеме двери был незнакомый ей кадет.
- Разрешите войти?
- Конечно, молодой человек, - с тревогой в голосе ответила она.
В прихожую вышел и Павел.
- В корпусе объявлена тревога для подготовки к эвакуации, и вам, кадет Чуркин, надлежит немедленно прибыть в него! У пристани вас и других кадет ждет наш "трамвай"!
Павел улыбнулся: так в среде воспитанников Севастопольского Морского корпуса назывался вместительный катер с тентом, служивший для перевозки членов корпуса в город и обратно, так как до Графской пристани было около трех километров.
- Добро, сейчас только оденусь по форме.
Ольга Павловна прижала руки к груди: "Вот и Павлика труба зовет, а ему-то всего-навсего четырнадцать лет… - и ее сердце сжалось. - Но ведь я супруга и мать моряков! Такова уж моя женская участь…" - с долей гордости за своих мужчин утешила она себя.
- Ты, Оля, будешь спать с Ксюшей на моей кровати, а я, пожалуй, устроюсь на диванчике, - распорядился Степан Петрович, когда те прибыли в его каюту на "Гневном".
- А почему ты, папа, не хочешь ложиться спать с мамой, как было у нас дома?
Ольга Павловна прикусила губу.
- А ты, Ксюша, не находишь, что нам с мамой будет тесновато на моей довольно узкой кровати?
- Я, папа, спросила тебя об этом потому, что диванчик-то тебе будет явно коротковат, - лукаво ответила та.
- Спасибо за заботу, Ксюша! - благодарно ответил тот, обменявшись с Ольгой Павловной коротким, но красноречивым взглядом. - Однако я откину подлокотник и подставлю под него стул. Думаю, что этого будет для меня вполне достаточно.
- Но ведь тогда у тебя, - не сдавалась та, - останется лишь одно кресло у письменного стола. А если к тебе придет кто-то из офицеров для разговора тет-а-тет?
- Ух ты, моя умница! На этот случай мой вестовой принесет еще два стула из кают-компании.
- А почему это два? - удивилась Ксения.
Степан Петрович улыбнулся:
- Потому что принимать пищу мы будем в моей каюте. А нас ведь теперь как-никак трое.
- Ну, если что так… - наконец согласилась Ксения. - А вот тогда объясни мне, почему у тебя в углу каюты образ Николая-угодника, а не Спасителя, как было у нас дома?
- Потому, Ксюша, что Николай-угодник - защитник путешественников и мореплавателей.
Ольга Павловна истово перекрестилась на икону.
- Одним словом, будем до Константинополя ютиться в моей каюте, - подвел итог Степан Петрович.
- Почему же это "ютиться", папа? - удивилась Ксения. - Мне, например, очень даже нравится здесь. К тому же ты не просто флотский офицер, а командир корабля, у которого довольно просторная каюта. А это ведь далеко не одно и то же. Ведь так?
Тот усмехнулся:
- Ты правильно мыслишь, Ксюша.
- А что будет с нами дальше, Степа? - осторожно спросила Ольга Павловна.
- Дай Бог, Оля, благополучно всей этой армадой добраться до Константинополя, а там будет видно.
И Ольга Павловна снова истово перекрестилась на икону святого Николая-угодника.
* * *
В это же время началась эвакуация и Морского корпуса.
Гардемарины и кадеты переносили на пристань всевозможное корпусное имущество, а некоторые с винтовками в руках несли охрану около него. Чего тут только не было - обмундирование и белье из опустошенного цейхгауза, всевозможные учебные пособия, многочисленные книги из библиотеки, различные приборы, винтовки и, в конце концов, хозяйственная утварь, начиная от походной кухни, сопровождаемой съестными припасами, заготовленными для питания воспитанников, до бочек со смальцем, кулями муки, крупы и прочее и прочее, - ведь они шли куда-то в полную пока неизвестность, а питание-то - очень даже важное дело.
Баржу "Тили", столь ожидаемую всеми, подал к пристани поздно ночью большой буксир, и с раннего утра началась лихорадочная погрузка корпусного добра. Складывали его в порядке по разным местам огромного судна, предварительно очистив его от угольной пыли. Поздно вечером баржа приняла весь груз, включая литографские станки, погруженные тоже, к всеобщему удивлению. А ведь впоследствии как же они пригодились в учебном процессе для печатания учебников и учебных пособий!
На другой день раздались звуки горна и бой барабанов - к пристани с развернутым Андреевским флагом с эмблемой Морского корпуса на нем подходила кадетская рота Севастопольского Морского корпуса во главе с ее командиром капитаном 2-го ранга Бергом. В ее строю, держа равнение и печатая шаг, шел и юный Павел Чуркин, потомственный моряк русского флота. При виде стройных рядов кадет, идущих церемониальным маршем, у людей светлели лица - русский флот жив!
- Смирно! Равнение направо, господа офицеры!
"Господа офицеры" - в первый и последний раз в жизни! Покидая родину навсегда, они были на одно мгновение офицерами для их любимого командира.
Баржа "Тили", приняв воспитанников корпуса, грузно отвалила от пристани за портовым буксиром. И только одинокая старушка на пирсе тихо плакала, утирая концом платка набегавшие слезы, твердо уверенная, что больше уже никогда не увидит своего ненаглядного внука.
Все невольно повернулись к зданию Морского корпуса. Величественный белый дворец, раскинув свои корпуса, как белые крылья, бесстрастно смотрел на них с высоты горы, постепенно уменьшаясь в размерах…
Директор корпуса одобрил предложение деятельных гардемарин увезти с собой всех коров, свиней и овец, остававшихся в подсобном хозяйстве, и всячески содействовал его реализации. Операция была выполнена воспитанниками блестяще. Животных (стадо коров, несколько десятков свиней и восемьдесят баранов) погрузили на поданную к пристани большую баржу, которую к вечеру прибуксировали к борту линкора "Генерал Алексеев". Теперь воспитанники Морского корпуса на многие дни были обеспечены свежими мясными продуктами.
* * *
В своем последнем приказе по армии и флоту главнокомандующий генерал Врангель объявил, что он никого с собой насильно увозить не будет. Пусть каждый выбирает: кто хочет оставаться - может остаться, кто же хочет вместе с ним покинуть Родину - тем он обещает позаботиться о них.
Согласно этому приказу, с линейного корабля "Генерал Алексеев" были отпущены все те, кто по разным личным причинам предпочел остаться на Родине. Они были заменены волонтерами из пассажиров, военных и штатских, с обещанием усиленного пайка. Караульная служба для охраны как имущества, особенно съестных припасов, так и важнейших органов корабля, а именно пороховых погребов, кочегарного и машинного отделений во избежание возможного саботажа со стороны уходивших на берег матросов, была организована из гардемарин и кадет.
То же самое происходило и на крейсере "Алмаз", куда по просьбе его командира капитана 1-го ранга Григоркова были посланы с "Генерала Алексеева" на выручку два взвода гардемарин. Только благодаря этому крейсер и смог самостоятельно выйти в море.
Гардемарины же и на "Генерале Алексееве", и на "Алмазе" исполняли должности сигнальщиков, дабы предотвратить возможность преступного искажения передачи сообщений, в том числе секретных.
* * *
Подбежавший вахтенный рассыльный доложил:
- Ваше высокоблагородие, поступил приказ командующего флотом вывести дивизион эскадренных миноносцев на внешний рейд!
- Добро! - ответил Степан Петрович и, извинившись перед семьей: - Служба! - поспешил на мостик.
- Передайте на миноносцы дивизиона: "Приготовить корабли к переходу на внешний рейд!" - приказал он дежурному офицеру.
И когда замигал фонарь Ратьера, передавая его приказ на эсминцы дивизиона, объявил по громкоговорящей связи:
- Боевая тревога! Корабль к бою и походу изготовить!
И тут же во всех многочисленных помещениях миноносца раздались прерывистые громкие звуки колоколов громкого боя*.
Ольга Павловна, прижав к себе встревоженную Ксению, отошла от борта к надстройкам корабля. Она уже знала, что последует за этими требовательными звонками. Ведь еще в том далеком 1905 году во Владивостоке, когда Александра Васильевна, мать братьев, и Мария с Ольгой посетили крейсер "Богатырь", по настойчивым просьбам дам старший брат Степана Андрей Петрович, командовавший этим кораблем, приказал объявить учебную боевую тревогу.
И женщина не ошиблась. Многие десятки матросов, унтер-офицеров и офицеров выскакивали из внутренних помещений корабля на его верхнюю палубу, разбегаясь по своим боевым постам. Задвигались стволы орудий - комендоры проверяли, а по-флотски - проворачивали - их механизмы. "И ведь всеми этими людьми, готовыми выполнить свой воинский долг, командует мой Степа!" - с гордостью, смешанной с чувством тревоги, подумала Ольга Павловна. А всегда говорливая Ксения притихла, захваченная единым порывом этих многочисленных мужчин, спешивших по своим местам по боевому расписанию. "И все это по приказу моего папы!" - торжествующе подумала она.
Когда же старший механик доложил о том, что котлы находятся под парами, старший офицер доложил:
- Господин капитан первого ранга, корабль к бою и походу готов!
- Добро! Отваливайте от стенки, Владимир Аркадьевич!
Дежурный офицер по его знаку тут же приказал:
- Убрать трап! Отдать кормовые швартовы!*
И когда эти команды были выполнены, последовала следующая:
- Пошел брашпиль!*
Выбирая якорную цепь, корабль сдвинулся с места, подтягиваясь к лежащему на дне бухты якорю. И после доклада главного боцмана: "Якорь чист!", на гафеле* грот-мачты* взметнулся Андреевский флаг, а на флагштоках были спущены кормовой флаг и гюйс*. Корабль был готов к самостоятельному движению, а дежурный офицер стал теперь уже вахтенным офицером.
За "Гневным", идущим под брейд-вымпелом* командира дивизиона, стали сниматься с якорей и остальные эскадренные миноносцы.
Когда проходили мимо линейного корабля "Генерал Алексеев", стоявшего на рейде Стрелецкой бухты, старший офицер удивленно воскликнул:
- Смотрите, Степан Петрович, линкор буквально облеплен с обоих бортов буксирами и баржами!
- Ничего удивительного, Владимир Аркадьевич! Он принимает массу беженцев - ведь его водоизмещение почти в двадцать раз больше нашего. Двадцать четыре тысячи тонн. Каково! К тому же почти половина его команды сошла на берег…
- На "Алмазе", как сказал мне в приватной беседе его старший офицер, мой давний товарищ еще со времен Морского корпуса, на берег сошло уже более половины команды. И главное, почти целиком машинная команда, - удрученно вздохнул тот. - Как они теперь смогут выйти в море - ума не приложу…
- Как мне кажется, это вполне закономерное явление. Ведь не секрет, что на больших кораблях - линкорах и крейсерах - служба для матросов и унтер-офицеров очень тяжелая. Это же плавучие казармы, одним словом. А тут представилась такая возможность сбежать с них! Грех было ею не воспользоваться… Честно говоря, когда меня, еще на Балтике, назначили командиром эскадренного миноносца, однотипного с "Гневным", сразу же после его спуска на воду, то я тоже с легким сердцем покинул крейсер "Богатырь".
А вот у нас, на миноносцах, сошли на берег только механики с "Жаркого", да и то лишь потому, что он стоял на ремонте в доке, - с гордостью констатировал Степан Петрович. - Я уж не говорю о подводных лодках, ибо там весь экипаж - одна семья. Ведь от каждого из них зависит их общая судьба. Допусти ошибку один - могут погибнуть все. Разумеется, вместе с самой подводной лодкой.
- Согласен с вами, Степан Петрович, но не совсем. Ведь, к примеру, на флагманском крейсере "Генерал Корнилов" из его большой команды сошли на берег лишь единицы…
- Я в курсе этого, Владимир Аркадьевич. Очевидно, это надо отнести к частному случаю, в коем, безусловно, "виноват" его командир, капитан 1-го ранга Потапьев, сумевший своим непререкаемым авторитетом сплотить команду. Честь ему и хвала за это!
* * *
Поздним вечером дивизион эскадренных миноносцев под траурный звон колоколов севастопольских соборов и свет пожарищ горевших складов американского Красного Креста, обосновавшегося в большом здании около вокзала, снялся с якорей и вышел в открытое море. За ним последовал крейсер "Алмаз" и потянулись многочисленные транспорты, закончившие погрузку войск и беженцев. Через полчаса, приняв на борт с подошедшей баржи гардемарин, несших патрульную службу в городе, вышел в море и линейный корабль "Генерал Алексеев", за которым последовало и посыльное судно "Якут" с воспитанниками Владивостокского Морского училища, которое дополнительно приняло на борт 150 беженцев и 70 юнкеров Константиновского пехотного училища.
Последним видением родного берега для беженцев стал Херсонесский маяк, чей мерцающий огонь еще долго прощально мигал уходившим в изгнание русским людям, плотно забившим все уголки кораблей и судов Черноморского флота.
И всю эту армаду, растянувшуюся на многие мили*, сопровождали французские военные корабли.
И только 2 ноября главнокомандующий генерал Врангель, объехав на катере с командующим флотом вице-адмиралом Кедровым севастопольские бухты и убедившись, что все корабли и суда с беженцами покинули Севастополь, а на оставшихся транспортах погрузка заканчивается, прибыл с Графской пристани на крейсер "Генерал Корнилов" и буднично, как-то совершенно обыденно скомандовал: "С якоря сниматься!" На борту крейсера находился штаб главкома, штаб командующего флотом, особая часть штаба флота, Государственный банк, семьи офицеров и команды крейсера и пассажиры - всего пятьсот человек. Барон повернулся в сторону севера, перекрестился и низко поклонился, прощаясь с Отечеством. Часы показывали 14 часов 50 минут пополудни. Крейсер покинул рейд - эвакуация из Севастополя завершилась.
* * *
Быстро уходили от беженцев, толпившихся на верхней палубе судов, берега Крыма. Вот и они скрылись из глаз. И только верхушка горы Ай-Петри еще долго блистала на солнце своим снежным покровом, как будто ярче хотела врезаться в их память. Но вскоре скрылась и она. И лишь одна надежда на возвращение в родное Отечество была единственной нитью, связывавшей их с покинутой Россией.
Однако "Генерал Корнилов" взял курс не на Константинополь, а направился в Ялту и Феодосию, где Врангель хотел лично проверить успешность погрузки войск на суда и своим присутствием ободрить и поднять их дух. За ним следовал флагманский корабль адмирала Дюмениля, временно исполнявшего обязанности командующего французской Средиземноморской эскадрой. Ведь это именно он перед началом эвакуации Врангеля из Крыма дал телеграмму Фрунзе*, командующему Южным фронтом Красной армии, в которой предупреждал, что в случае возникновения каких бы то ни было попыток его войск создать помехи эвакуации частям белой армии французское командование предпримет соответствующие ответные меры.
И снимаясь с якоря уже в Феодосийском заливе и беря курс на Константинополь, французский крейсер "Вальдек Руссо" произвел салют наций из двадцати одного выстрела - последний прощальный салют Андреевскому флагу в русских водах. Крейсер "Генерал Корнилов" ответил ему равным количеством выстрелов…
Закончился исход русских кораблей из Крыма. Последними, 4 и 5 ноября, были вывезены войска, отошедшие к Керчи.
Уходивший флот не имел больше национальной принадлежности, поскольку его флаг не принадлежал отныне суверенному государству. Поэтому к Константинополю корабли подходили уже под флагом Франции - страны, предоставившей им возможность базироваться в ее территориальных водах. И только развевающиеся Андреевские флаги на их кормовых флагштоках свидетельствовали о том, что корабли этого многострадального флота покинули Россию.
Глава II
Константинополь
На другой день после выхода из Севастополя ветер посвежел и на пока еще небольших волнах появились белые пенистые барашки. А уже на следующий день разразился жестокий шторм. Вздымались высокие волны, вдоль которых тянулись пенные шлейфы срываемых порывами ураганного ветра верхушек волн.
Командир и старший офицер "Гневного" были на мостике, удерживаясь за планширь* его ограждения, чтобы не упасть при резких кренах корабля, когда палуба уходила у них из-под ног.
- Нам-то, Степан Петрович, еще ничего, - громко произнес старший офицер, стараясь перекричать завывания ветра, - а вот экипажи наших малых миноносцев времен еще Русско-японской войны хлебнут лиха по полной программе. Ведь у них водоизмещение-то почти в пять раз меньше нашего.