Деловые отношения между господином Келлером и господином де Лоране вскоре переросли в дружеские отношения, крепко связавшие обе семьи. Они длились уже двадцать лет. И ни разу никакое облачко не омрачило взаимного расположения, основанного на сходстве взглядов и привычек.
Господин де Лоране овдовел еще совсем молодым человеком. От его брака у него остался сын, которого Келлеры знали очень мало. Сын этот, женившийся во Франции, приезжал в Бельцинген всего один или два раза. А вот отец навещал его каждый год, это доставляло господину Лоране удовольствие провести несколько месяцев на своей родине.
У де Лоране-младшего была дочь, рождение которой стоило жизни ее матери. И сам он, глубоко потрясенный этой потерей, тоже вскоре после жены умер. Дочь почти не знала отца, так как сделалась круглой сиротой в пятилетнем возрасте. С тех пор из всей семьи у нее остался лишь дедушка.
Последний не преминул исполнить свой долг. Он поехал за малюткой, привез ее в Германию и всецело посвятил себя ее воспитанию. Скажем сразу, что в этом ему очень помогла госпожа Келлер, сильно привязавшаяся к девочке и проявившая о ней материнскую заботу. Нечего и говорить о том, как господин де Лоране был счастлив, что мог положиться на дружбу и преданность такой женщины, как госпожа Келлер.
Сестра моя Ирма, как и следовало ожидать, от всей души помогала своей хозяйке. Сколько раз, я уверен, она нянчила девчушку или укачивала ее на руках, за что дедушка был ей от всей души благодарен. Ну а со временем это дитя превратилось в прелестную девушку, на которую я и смотрел сейчас, впрочем, украдкой, чтобы не слишком смущать ее.
Марта де Лоране родилась в 1772 году. Стало быть, тогда ей было двадцать лет. Довольно высокого для женщины роста, блондинка с темно-синими глазами, прелестными чертами лица, с грациозными движениями и непринужденной манерой поведения, она совсем не походила на тех обитательниц Бельцингена, которых мне довелось увидеть. Я любовался открытым, ласковым выражением лица, ее счастливой улыбкой. У нее были таланты, доставлявшие удовольствие не только ей самой, но и другим. Она премило играла на клавесине, хотя полагала, что не слишком сильна в этом деле. Однако мне, простому сержанту, она казалась первостатейной музыкантшей. Кроме того, она рисовала очень хорошенькие букетики на бумажных экранах.
Нисколько не удивительно, что господин Жан влюбился в эту особу, как и то, что барышня де Лоране, в свою очередь, по достоинству оценила все, что было хорошего и привлекательного в этом молодом человеке. Обе семьи с радостью замечали, как дружба детей, выросших друг подле друга, понемногу превращается в более глубокое чувство. Они очень подходили друг другу и смогли друг друга оценить. И если их брак еще не свершился, то причиной тому была излишняя деликатность господина Жана - деликатность, понятная всем людям с благородным сердцем.
Действительно, как вы помните, положение дел семейства Келлер было весьма неопределенно. Господин Жан хотел, чтобы судебный процесс, от которого зависело все его будущее, был окончен до женитьбы. Если он его выиграет, - тем лучше. Тогда он сможет дать барышне де Лоране определенное состояние. Однако если процесс будет проигран, господин Жан останется без гроша. Разумеется, Марта де Лоране богата и будет по смерти деда еще богаче, но господину Жану претила мысль воспользоваться хотя бы частицей ее богатства. И такие чувства, по-моему, можно только приветствовать.
Между тем обстоятельства складывались так, что господину Жану нужно было поторопиться с разрешением вопроса о браке. Препятствий к тому не было никаких: господин Жан и его невеста исповедовали одну и ту же религию и происхождения были одинакового, по крайней мере в прошлом. Если молодые супруги поселятся во Франции, то дети, которые у них родятся, разве не будут натурализованными французами? Одним словом, как говорится, все было при них.
Итак, важно было решиться на этот шаг, и не мешкая, чтобы предотвратить какие бы то ни было поползновения со стороны соперника господина Жана.
Не то чтобы господин Жан имел основания ревновать, нет! Да и как мог он ревновать, если ему стоило сказать только слово, чтобы барышня де Лоране стала его женой?
Но он испытывал если не чувство ревности, то, во всяком случае, глубокое и совершенно естественное раздражение по отношению к этому молодому офицеру, которого мы повстречали вместе с лейб-полком во время нашей прогулки по бельцингенской дороге.
В самом деле, лейтенант фон Граверт вот уже несколько месяцев как заприметил барышню Марту де Лоране. Принадлежа к богатой и влиятельной семье, он не сомневался, что его знаки внимания почтут за большую честь.
А потому этот Франц надоедал барышне Марте своими ухаживаниями. Он так настойчиво преследовал ее на улице, что она стала выходить из дому только в случае крайней необходимости.
Господин Жан знал это. Уже не однажды он собирался проучить щеголя, пускавшего пыль в глаза в высшем обществе Бельцингена. Но всякий раз его удерживало нежелание впутывать в это дело имя барышни Марты. Вот коли она станет его женой и этот тип не прекратит своих преследований, - тут уж он сумеет поставить его на место! До той поры не следовало обращать внимания на его ухаживания. Лучше было избегать инцидента, который мог бы ранить хрупкую девушку.
Однако недели три тому назад руки барышни Марты для лейтенанта Франца уже просили. Его отец, полковник, явился к господину де Лоране и представился ему. Причем не преминул упомянуть о большом состоянии, титулах и блестящем будущем Франца. Человек он был грубый, вояка, привыкший командовать (все хорошо знают, что это такое), не допускающий ни колебаний, ни отказа, то есть настоящий пруссак от плюмажа до кончика шпор.
Господин де Лоране поблагодарил полковника фон Граверта за оказанную честь, сказал, что весьма польщен его выбором, но что ранее данные обязательства делают этот брак невозможным.
Получив вежливый отказ, полковник удалился, раздосадованный неудачей своей миссии. Лейтенант Франц был глубоко уязвлен. Ему было небезызвестно, что Жан Келлер, такой же немец, как и он, принят в доме господина де Лоране в том качестве, в каком ему, Францу фон Граверту, отказано. Отсюда возникла ненависть, и даже больше чем ненависть - желание отомстить, для чего, несомненно, ожидался лишь подходящий случай.
Тем временем молодой офицер, движимый ревностью, а может быть и злобой, не перестал докучать барышне Марте. Вот почему с того дня девушка решила больше не выходить на улицу не только одна, что допускалось немецкими обычаями, но даже и с дедушкой, и с госпожой Келлер, и с моей сестрой.
Вот все, что стало мне потом известно. Однако вам я решил рассказать это сейчас.
Что касается приема, оказанного мне в доме семейства де Лоране, то трудно было желать лучшего.
- Брат моей милой Ирмы не может не быть нашим другом, - сказала мне барышня Марта, - и я рада, что могу пожать ему руку!
И представьте себе, я не нашелся что ответить! Право, в тот день я был глупее, чем когда-либо. Страшно стесняясь и смущаясь, я молчал. А она так дружески протягивала мне руку!.. Наконец я взял ее и едва пожал, словно боялся сломать. Что же вы хотите! Бедный сержант!
Потом все пошли прогуляться в сад. За разговором я немного пришел в себя. Говорили о Франции. Господин де Лоране спрашивал меня о надвигавшихся событиях. Он, похоже, опасался, как бы они не обернулись совсем плохо и не причинили больших неприятностей его соотечественникам, живущим в Германии. Он и сам подумывал о том, не покинуть ли ему Бельцинген и не вернуться ли навсегда к себе на родину, в Лотарингию!
- Вы собираетесь уехать? - с живостью спросил господин.
- Боюсь, нам придется сделать это, дорогой Жан, - ответил господин де Лоране.
- Но нам не хотелось бы ехать одним, - добавила барышня Марта. - Сколько времени продлится ваш отпуск, господин Дельпьер?
- Два месяца, - отвечал я.
- Так как же, милый Жан, - продолжила она, - надеюсь, господин Дельпьер до отъезда побывает на нашей свадьбе?
- Да, Марта… Да! - Господин Жан не знал, что ответить.
Рассудок в нем боролся с сердцем.
- Барышня, - промолвил я, - право, я был бы так счастлив…
- Милый Жан, - снова сказала она, подходя к нему, - неужели мы не предоставим господину Дельпьеру такого счастья?
- Да… дорогая Марта!.. - повторил господин Жан, и этого коротенького "да" было вполне достаточно для всеобщей радости.
В тот момент, когда мы все трое собирались уже уходить, поскольку становилось поздно, госпожа Келлер, с чувством поцеловав Марту, сказала:
- Дочь моя, ты будешь счастлива!.. Он тебя достоин!
- Я это знаю, ведь он ваш сын, - ответила барышня Марта.
Мы вернулись домой. Ирма ожидала нас. Госпожа Келлер сообщила ей, что теперь осталось только назначить день свадьбы. Потом все отправились спать. Никогда я не спал так превосходно, беспробудным сном, как в ту ночь в доме госпожи Келлер, несмотря на то, что мне без конца снились гласные алфавита.
Глава VII
Проснулся я на следующее утро позднее обычного. Было, по крайней мере, уже семь часов. Я поспешил одеться, чтобы идти "готовить уроки" и повторить все гласные, пока очередь не дошла до согласных.
На нижних ступеньках лестницы я встретил шедшую наверх сестру Ирму.
- Я собиралась будить тебя, - сказала она мне.
- Да, сегодня я припозднился!
- Нет, Наталис, еще только семь часов. Но тебя уже кое-кто спрашивает.
- Кое-кто?
- Да… агент.
- Агент? Черт возьми, не люблю я таких визитеров! Что им от меня нужно?
Сестра казалась взволнованной. В эту минуту появился господин Жан.
- Это полицейский агент, - сказал он мне. - Будьте осторожны, Наталис, не скажите ничего такого, что может вам повредить.
- Вот это будет штука, если он знает, что я солдат! - воскликнул я.
- Это маловероятно!.. Вы приехали в Бельцинген повидать сестру, вот и все!
Впрочем, это было истинной правдой, но я решил проявить крайнюю осторожность.
Я подошел к двери и увидел агента: морда конечно же противная, весь какой-то кривой, несуразный, ноги колесом, лицо пьяницы, как говорится, непросыхающая глотка!
Господин Жан спросил по-немецки, что ему нужно.
- У вас остановился человек, прибывший вчера в Бельцинген?
- Да. Что дальше?
- Начальник полиции приказывает ему явиться в канцелярию.
- Хорошо. Он придет.
Господин Жан перевел мне этот короткий разговор. Я получил отнюдь не приглашение, а приказание явиться. Стало быть, следовало повиноваться.
Ноги колесом ушли. Так-то лучше. Мне вовсе не улыбалось шествовать по улицам Бельцингена в сопровождении этой отвратительной ищейки. Мне скажут, где находится начальник полиции, и я сумею сам найти дорогу.
- Что за тип этот начальник полиции? - спросил я господина Жана.
- Человек, не лишенный известного чутья. Вы должны остерегаться его, Наталис. Фамилия его Калькрейт. Этот Калькрейт всегда старается делать нам гадости, потому как считает, что мы слишком интересуемся Францией. Вот мы и держим его на расстоянии, и он это знает. Я не удивлюсь, если он втянет нас в какую-нибудь нехорошую историю. Так что вы следите за каждым словом.
- Отчего бы вам не пойти со мной в канцелярию, господин Жан? - спросил я.
- Калькрейт меня не вызывал, и, возможно, ему вовсе не понравится мое присутствие.
- Лопочет ли он, по крайней мере, по-французски?
- Он прекрасно говорит по-французски. Но не забывайте, Наталис, хорошенько подумать, прежде чем ответить, и не говорите Калькрейту ничего лишнего.
- Будьте покойны, господин Жан.
Мне указали дом вышеназванного Калькрейта. До него оказалось всего несколько сотен шагов. Через минуту я уже был там. Агент, стоявший в дверях, тотчас проводил меня в кабинет начальника полиции. Похоже, этот тип хотел встретить посетителя Улыбкой, ибо его губы при моем появлении растянулись от уха до уха. Затем Калькрейт пригласил меня сесть - жестом, который, по его понятию, был как нельзя более изящным.
А сам в то же время продолжал листать разложенные на столе бумаги.
Я воспользовался этим, чтобы получше разглядеть моего Калькрейта. Это был здоровый верзила ростом в пять футов восемь дюймов. Сюртук с бранденбургскими застежками болтался на длинном туловище, какое мы называем пятнадцатиреберным. Худой, костлявый, с невероятной длины ногами!.. У него было пергаментное лицо, которое всегда кажется грязным, даже если помыто, огромный рот, желтые зубы, приплюснутый нос, морщинистый лоб, глаза как плошки, сверкавшие из-под густых бровей; одним словом, не лицо, а прямо какая-то маска! Меня предупредили не доверять ему - рекомендация совершенно излишняя. Недоверие рождалось само собой, как только вы оказывались в его присутствии.
Кончив возиться с бумагами, Калькрейт оторвал от них нос, как свинья - от желудей, и, заговорив на чистейшем французском языке, стал допрашивать меня. Однако, желая выиграть время для обдумывания ответов, я притворился, что с трудом понимаю его. Мне даже удалось заставить его повторять каждую фразу дважды.
Вот вкратце что спрашивалось и что отвечалось во время этого, допроса:
- Ваше имя?
- Наталис Дельпьер.
- Француз?
- Француз.
- Каково ваше ремесло?
- Ярмарочный торговец.
- Ярмарочный… Ярмарочный?.. Объясните… Я не понимаю, что это значит!
- Ну… Я объезжаю ярмарки, рынки… чтобы купить… чтобы продать! Короче - ярмарочный, и все!
- Теперь вы прибыли в Бельцинген?
- Как видите.
- С какой целью?
- Повидаться с сестрой, Ирмой Дельпьер, которую я не видел тринадцать лет.
- Ваша сестра - француженка, которая служит в семействе Келлер?..
- Именно так, как вы говорите!
Тут в вопросах начальника полиции наступила небольшая пауза. Затем Калькрейт продолжил:
- Итак, ваше путешествие в Германию не имеет другой цели?
- Никакой.
- А как вы собираетесь возвращаться?..
- Я просто-напросто отправлюсь тем же путем, которым прибыл.
- И прекрасно сделаете. А через какой примерно срок вы намереваетесь уехать отсюда?
- Когда сочту это нужным. Разве иностранец не может приехать в Пруссию и уехать, когда ему заблагорассудится?
- Не всегда! - При этих словах Калькрейт метнул в меня злой взгляд. Мои ответы, несомненно, казались ему более вольными, чем это полагалось. Однако взгляд его был лишь молнией, гром же еще не грянул.
"Стой-ка! - подумал я про себя. - У этого малого вид плута, который, как говорят наши пикардийцы, собирается тебя нагреть! Теперь-то надо быть настороже!"
Спустя минуту Калькрейт снова принялся за допрос и, заговорив слащавым голосом, спросил:
- За сколько дней вы добрались из Франции в Пруссию?
- За девять дней.
- А каким путем следовали?
- Кратчайшим и в то же время лучшим.
- Могу ли я поточнее узнать, где именно вы проследовали?
- Сударь, - спросил тут я, - к чему все эти вопросы?
- Господин Дельпьер, - сухо ответил Калькрейт, - мы, в Пруссии, имеем обыкновение допрашивав всех посещающих нас иностранцев. Это полицейская формальность, от которой вы, разумеется, не намереваетесь уклониться?
- Ладно! Я следовал вдоль границы Нидерландов, через Брабант, Вестфалию, Люксембург, Саксонию…
- Вы, стало быть, сделали большой крюк?
- Почему?
- Потому что прибыли в Бельцинген по тюрингской дороге.
- Верно, по тюрингской. - Я понял, что в своем любопытстве он хорошо знал, куда клонит. Надо было не попасться.
- Не могли бы вы мне сказать, в каком пункте вы перешли французскую границу? - спросил он.
- В Турне.
- Странно.
- Что же тут странного?
- А то, что вас заметили следовавшим по цербстской дороге.
- Это объясняется крюком, который я сделал.
По всей видимости, за мной следили, и шпионом, конечно, был хозяин постоялого двора "Этквенде". Помнится, этот человек видел, как я прибыл, когда сестра поджидала меня на дороге. В общем, было как нельзя более ясно, что Калькрейт хочет выудить у меня сведения, касающиеся Франции. Так что я насторожился еще больше.
Он снова заговорил:
- Стало быть, вы не встретили немцев со стороны Тионвиля?
- Нет.
- И вам ничего не известно о генерале Дюмурье?
- Не имею понятия.
- И ничего о движении французских войск, собранных на границе?
- Ничего.
Тут выражение лица Калькрейта изменилось, и голос его стал повелительным.
- Берегитесь, господин Дельпьер! - сказал он.
- Чего? - осведомился я.
- Сейчас неблагоприятное время для путешествий иностранцев по Германии, особенно если они французы; мы не любим, когда к нам являются смотреть, что у нас тут делается…
- Но сами вы не прочь узнать о том, что делается у других? Я не шпион, сударь!
- Надеюсь, это в ваших же интересах, - ответил Калькрейт угрожающим тоном. - Я буду наблюдать за вами. Вы француз. Вы уже нанесли визит в дом француза господина де Лоране. Вы остановились в доме семейства Келлер, сохранившего связи с Францией. При нынешних обстоятельствах этого достаточно, чтобы находиться под подозрением.
- Разве я не волен был приехать в Бельцинген?
- Вполне.
- Разве Германия и Франция воюют между собой?