Следует признать, что оба могли бы обойтись и без обмена кисло-сладкими словесами, ни в коей мере не способными изменить положение. Когда-то они считали, что подходят друг другу, но больше уже не подходили. Они согласились на развод - на развязку, которая встречается сейчас чаще, чем свадьба юного героя-любовника и юной примы в старинных пьесах. Поступки, столь скоропалительные в этой великой Республике Союза, где союзы становятся недолговечными, дали свои плоды. Впрочем, похоже, нет ничего проще в такой удивительной стране, как Америка. Здесь рвут связи еще легче, чем устанавливают их. В некоторых штатах - в Дакоте, Оклахоме - достаточно иметь фиктивное место жительства и совсем необязательно лично присутствовать при собственном разводе. Специальные агентства позаботятся обо всем, соберут свидетелей, раздобудут подставных лиц. Для этих целей нанимают посредников. Есть даже целые города, прославившиеся своими агентствами.
Однако мистеру Сету Стенфорту и миссис Аркадии Уокер не требовалось преодолевать такие расстояния, что они, безусловно, сделали бы, возникни в том необходимость. Нет, их реальный дом находился в Ричмонде, где они и совершили все необходимые действия и выполнили предписанные формальности. Одним словом, если они и решили приехать в Уэйстон, чтобы порвать брачные узы, связавшие их два месяца тому назад, то только потому, что хотели расстаться в том самом месте, где соединились, в городе, где их никто не знал. Принимая во внимание кавалерийский способ, к которому они прибегли при совершении акта, обычно считающегося самым значительным в жизни, они даже могли задаться вопросом, вспомнит ли их магистрат, перед которым они вновь собирались предстать.
И разговор между мистером и миссис Стенфорт закончился следующими словами:
- А теперь, сэр, нам осталось сделать только одну вещь…
- Я тоже так думаю, мадам.
- Отправиться в дом мистера Прота, сэр.
- Следую за вами, мадам.
И оба, но не друг за другом, а на одной линии, на расстоянии трех шагов, направились к мировому судье.
Старая Кэт стояла у дверей и при виде приближающейся пары позвала своего хозяина:
- Мистер Прот! Мистер Прот!
- Да?
- Мистер и миссис Стенфорт…
- Они? И что они от меня хотят?
- Сейчас узнаем! - ответила Кэт.
Действительно, посетителям осталось сделать сотню шагов до дома судьи. Старая Кэт впустила их во двор со словами:
- Желаете поговорить с судьей мистером Протом?
- Да, с ним, - ответила миссис Стенфорт.
- По делу?
- По делу, - ответил мистер Стенфорт.
Услышав такой ответ, Кэт, вместо того чтобы ввести мистера и миссис Стенфорт в гостиную (ведь речь шла не о простом визите!), открыла им дверь в кабинет мистера Прота.
Оба сели, не произнеся ни слова, и стали ждать магистрата, который появился через несколько мгновений.
Мистер Прот, по-прежнему любезный и предупредительный, сказал, что счастлив вновь видеть мистера и миссис Стенфорт, и поинтересовался, чем на этот раз мог бы быть им полезен.
- Господин судья, - начала миссис Стенфорт, - два месяца тому назад мы предстали перед вами, чтобы вступить в брак.
- Я счастлив, - перебил мистер Прот, - что познакомился с вами при таких обстоятельствах.
- Сегодня, господин судья, - добавил мистер Стенфорт, - мы предстали перед вами, чтобы развестись.
И хотя судья Прот не ожидал подобных слов, он, будучи человеком опытным, понял, что сейчас не время пытаться примирить супругов, и без всякого замешательства сказал:
- Тем не менее я счастлив возобновить наше знакомство при подобных обстоятельствах.
И обе представшие перед ним стороны поклонились.
- В порядке ли ваши документы? - спросил магистрат.
- Вот мои бумаги, - сказала миссис Стенфорт.
- А вот мои, - сказал мистер Стенфорт.
Мистер Прот взял бумаги, прочитал их и, удостоверившись, что составлены они должным образом, коротко произнес:
- Сейчас я составлю акт о разводе.
А поскольку в свидетелях не было необходимости и все формальности были соблюдены, мистер Прот вывел своим красивым почерком акт, который положил конец семейным связям супругов.
Покончив с делами, он встал и протянул перо миссис Стенфорт:
- Осталось только подписать.
Не сделав никаких замечаний, миссис Стенфорт недрогнувшей рукой подписалась именем Аркадии Уокер.
После нее с таким же хладнокровием поставил свою подпись и мистер Сет Стенфорт.
Затем, поклонившись друг другу и еще раз поприветствовав магистрата, мистер Стенфорт и мисс Аркадия Уокер покинули кабинет и, выйдя на улицу, расстались: один пошел вверх к предместью Уилкокс, а другая направилась в противоположную сторону.
Когда они скрылись из виду, мистер Прот, проводивший их до порога, сказал старой служанке:
- Знаете ли, Кэт, что я должен был бы написать на своей вывеске?
- Нет, сэр.
- Здесь женятся конными и разводятся пешими!
И с философским видом мистер Прот пошел прибирать аллеи своего сада.
Глава одиннадцатая,
- Верно лишь то, - воскликнула, вставая тем утром в семь часов, нетерпеливая Лу, - что до тридцать первого мая осталось всего четыре дня! А тридцать первого мая в половине двенадцатого Фрэнсис Гордон и Дженни Хадлсон выйдут из церкви Святого Андрея мужем и женой.
Девочка была права. Но важно, чтобы до этого не случилось чего-либо серьезного.
Между тем доктор Хадлсон и мистер Дин Форсайт не собирались менять своих отношений. Обмен письмами по поводу полета аэронавта Уолтера Врагга не мог их не ухудшить. Никто не сомневался, что, если бы противники встретились на улице, они принялись бы неистово требовать объяснений, и что бы из этого могло выйти?
К счастью, один совсем не покидал свою башню, а другой - донжон. Безусловно, оба стремились, скорее, избежать встречи, чем столкнуться лицом к лицу. Но всегда следует считаться со случаем, который обыкновенно запутывает, а не распутывает положение. Оставалось ведь всего четыре дня! Именно так говорила мисс Лу, и именно так думали ее мать, сестра и будущий зять.
К тому же казалось, что теперь от болида уже можно не ждать осложнений. Равнодушный и величественный, он продолжал свое правильное движение с северо-востока на юго-запад, не предпринимая до поры до времени ни малейших попыток уклониться от этого направления. На огромной скорости проносился он над задранными вверх головами миллионов человеческих существ. Никогда и никто прежде не всматривался так пристально и заинтересованно в правителя или правительницу самой сильной империи, в певицу самого прославленного театра, в балерину, танцевавшую на самых известных сценах! Известно, что, когда происходит обыкновенное солнечное затмение, число <закопченных> стекол достигает огромной цифры. Но пусть попробуют подсчитать, сколько биноклей, зрительных труб и телескопов было продано в странах, где был виден метеор! И кто знает, не находился ли среди этих неутомимых наблюдателей тот, кто надеялся дополнить открытие, либо уточнив параметры нового астероида, либо определив размеры его золотого ядра?
И разве не этим изысканиям упорно предавались мистер Дин Форсайт и доктор Хадлсон? Принимая во внимание, что первенство открытия будет закреплено за первым или вторым (в том случае, конечно, если такое станет возможно), огромное преимущество получит тот из соперников, кто выведает у метеора какие-либо из его секретов. Разве проблема болида не представляла собой злободневную проблему, проблему, касавшуюся всего земного шара? И если галлы ничего не боялись, разве что на их голову свалится небо, земляне на этот раз горели только одним желанием: им хотелось, чтобы болид, остановившись в движении и уступив силе земного притяжения, обогатил мир на миллиарды своей действительной стоимости!
- Хозяин, - постоянно повторял Омикрон во время долгих ночных бдений на галерее башни, - неужели не удастся вычислить вес нашего болида?
Ему случалось произносить "наш", хотя это притяжательное местоимение неприятно резало слух мистера Дина Форсайта.
- Удастся, - отвечал тот.
- И тогда узнают его стоимость?
- Узнают.
- Ах, если бы это сделали мы…
- Мы или кто-либо другой, Омикрон, не важно! Лишь бы не этот интриган Хадлсон!
- Он?! Ни за что! - заявлял Омикрон, разделявший страсть своего хозяина.
Не приходилось сомневаться в том, что доктор рассуждал аналогичным образом и не собирался допускать, чтобы его противник получил такое важное преимущество.
Правда, публика хотела лишь знать стоимость болида в долларах, гинеях или франках. Ей было абсолютно все равно, кто сделает подобное открытие, лишь бы ее любопытство оказалось полностью удовлетворено.
Пока еще речь шла о любопытстве, а не об алчности, поскольку, как представлялось, никто не сумеет заполучить неуловимое сокровище в свои руки.
Действительно, разве это не было слишком большим искушением для человечества, разве не подвергали его слишком суровому испытанию воздушные миллионы, пролетавшие на высоте 30 километров?
Так или иначе, тот, кто изучил мозги землян, не будет удивлен, что в день, когда распространилась новость о том, что болид состоит из золота, они оказались вывернуты наизнанку. Сколько же было произведено расчетов, чтобы установить его стоимость! Но по-прежнему не хватало основных данных, поскольку размеры ядра только предстояло определить. Ослепленные величественным сиянием, наиболее совершенные приборы не могли пока еще определить его размеры и форму. То, что болид целиком состоял из самого драгоценного металла, сомнений не вызывало. И это подтверждалось ежедневно спектральным анализом его лучей. Но в любом случае, и в этом также не приходилось сомневаться, болид должен был иметь цену, о какой не могли даже мечтать самые амбициозные умы.
В тот же день "Стандард Уэйстон" опубликовала следующую заметку:
Если ядро болида Форсайта-Хадлсона (эта газета присвоила ему двойное название) имеет форму сферы диаметром всего 10 метров, то, будучи образовано железом, оно должно весить 3773 тонны. Но, учитывая, что состоит оно из чистого золота, его вес составляет 10 083 тонны и оно должно стоить 31 миллиард франков.
Как видим, "Стандард", увлекавшийся современными веяниями, взял за основу своих расчетов десятичную систему. Впрочем, в тот период к этой системе уже начали присоединяться и Соединенные Штаты, пользовавшиеся вместо доллара и ярда франком и метром.
Итак, даже при таком незначительном объеме болид должен обладать колоссальной стоимостью!
- Разве это возможно, хозяин? - спросил ошеломленный Омикрон, прочитав заметку.
- Не только возможно, но и достоверно, - ответил мистер Дин Форсайт. - Для определения объема достаточно применить формулу V = πD/6.
Омикрон мог лишь почтительно склониться перед этой формулой, абсолютно для него непостижимой, и ограничился тем, что сказал дрожавшим от волнения голосом:
- Тридцать один миллиард… Тридцать один миллиард!
- Да, - подтвердил мистер Дин Форсайт, - но какая наглость, что газета продолжает связывать мое имя с именем этого типа!
Вполне вероятно, что и доктор думал так же.
А мисс Лу, прочитав заметку в "Стандарде", так презрительно скривила свои розовые губки, будто тридцать один миллиард нанес ей глубочайшее оскорбление!
Известно, что темперамент журналистов, даже Нового Света, инстинктивно заставляет их преувеличивать. Если один сказал "два", то второй говорит "три" - таковы обыкновенные последствия в сфере газетной конкуренции. Поэтому неудивительно, что в тот же самый вечер "Ивнинг Уэйстон" ответила, целиком и полностью встав на сторону донжона, в то время как "Морнинг Уэйстон" отстаивала интересы башни, а "Стандард" объединила имена Хадлсона и Форсайта в единое целое:
Нам неведомо, почему "Стандард" проявила такую скромность, оценивая величину болида. Неужели он так мал в размерах, что его диаметр не превышает и десяти метров? Уместно ли превращать в булыжник астероид, который может быть гигантской скалой? Разве самые авторитетные ученые не приписали 420 метров болиду от 14 марта 1863 года и 500 метров болиду от 14 мая 1864 года? Ну что же. Мы пойдем дальше, нежели "Стандард", и скажем, оставаясь всё же в рамках допустимых гипотез, что мы приписываем ядру болида Хадлсона диаметр в 500 метров. Исходя из подобной цифры, следует считать вес болида, если бы он был из железа, равным 3 773 585 тоннам… Но, поскольку он из золота, его вес равняется 10 083 488 тоннам. А стоить он должен 31 триллион 260 миллиардов франков…
"А еще не надо забывать о сантимах", - шутливо напоминала "Панч", приводя чудесные цифры, которые были едва доступны воображению.
Итак, принять ли данные "Стандарда" или "Ивнинг Уэйстон", речь шла о миллиардах миллиардов, которые каждые 24 часа пролетали над виргинским городом и другими городами, расположенными под его траекторией.
Когда старая Кэт прочла заметку, она сняла очки и спросила у мистера Прота:
- Эти огромные цифры мне ничего не говорят, хозяин. Мне хотелось бы знать, сколько придется на каждого человека, если это сокровище упадет на землю и будет поделено между всеми людьми.
- Действительно, Кэт… Это очень просто разделить, учитывая, что на земле живет полтора миллиарда человек.
- Так много, сэр?
- Да, вы и я - мы всего лишь ничтожные доли от полутора миллиардов!
- А каждый получил бы?..
- Погодите, Кэт, - ответил мистер Прот, - в делителе и делимом столько нулей, я боюсь запутаться и ввести вас в заблуждение.
И сказал, закончив подсчеты на уголке газеты:
- Пришлось бы примерно по двадцать одной тысяче франков на каждого…
- Двадцать одна тысяча франков! - закричала старая служанка, всплеснув руками. - Тогда все стали бы богатыми!
- Думаю, скорее все стали бы бедными! - возразил судья Прот. - Ведь обесценившееся золото не имеет ценности. Оно стоило бы столько же, сколько песчинки на пляже! А если допустить, что оно сохранило бы ценность, сколько бы народу пропило, проело, вмиг промотало свою двадцать одну тысячу франков и вновь превратилось бы в нищих!
И, высказав свое мнение о бездумных сторонниках раздела имущества как Старого, так и Нового Света, философ Прот отправился поливать цветы.
Возможно, вы заметили, что мистер Джон Прот чаще бывал в саду, нежели в конторе мирового судьи. И это обстоятельство свидетельствовало в пользу жителей Уэйстона, по характеру не склонных к судебным тяжбам. Конечно, время от времени случалось, что мистеру Проту приходилось разбирать какое-нибудь серьезное дело. И он судил, опираясь на здравый смысл и справедливость. Не пройдет и двух суток, как дело такого рода привлечет в зал его суда множество любопытных.
Тем временем продолжала стоять прекрасная погода. Казалось, стрелки анероидов окончательно застыли на отметке в 777 миллиметров ртутного столба. Днем и ночью небо оставалось ясным. По утрам и вечерам появлялась легкая дымка, рассеивавшаяся сразу же после восхода и заката солнца. Поэтому, к величайшему удовлетворению астрономов, им было очень легко вести наблюдения.
Верхом их желаний было точное установление размеров ядра астероида. Но из-за сверкающей оболочки слишком трудно было определить его контуры. Это не удавалось даже самым совершенным приборам.
Правда, около 2 часов 45 минут в ночь с 27 на 28 мая мистер Дин Форсайт решил, что сумел установить сферическую форму ядра. На мгновение сияние ослабло, позволяя глазу различить ослепительный золотой шар.
- Омикрон?
- Хозяин?
- Смотри… Смотри!
Омикрон прильнул правым глазом к окуляру зрительной трубы.
- Неужели ты его не видишь?.. - начал мистер Форсайт.
- Ядро?..
- Да… Мне кажется…
- Мне тоже!
- А! На этот раз мы его поймали!
- Ой! - закричал Омикрон. - Его больше не видно!
- Не важно! Я его видел! У меня есть шанс… Завтра же на рассвете надо послать сообщение в обсерваторию Питтсбурга, чтобы поделиться сделанным открытием. И на сей раз этот негодяй доктор не сможет оспорить его у меня!