16
Послеобеденный сон представителя экономсовета Купцова нарушил стук в дверь. Пробормотав проклятия и повернув ключ, он принял от буфетчика маленький конвертик.
- Извиняюсь, японец с берега принес.
В конвертике оказалась визитная карточка: "Ямагути Сейто. Японский императорский консул на Камчатке". На оборотной её стороне каллиграфическим почеркам было выведено: "Приходите сегодня запросто поужинать, будут интересные люди".
"Какой нахал! - подумал Купцов. - Ведь я с ним совершенно незнаком… Но пойти придется".
…Хозяин, коренастый, склонный к полноте японец лет сорока, с иссиня-черной шевелюрой, с виду добродушный и приветливый, встретил его у порога. Но крепкое рукопожатие дало почувствовать, что за этой внешностью скрывается твердый и решительный характер. Начались обычные при первой встрече представления: председатель Петропавловской городской думы Щипчинский, морской офицер Ямомото, агент фирмы Демби Кумпан, представитель фирмы "Нихон Моохи" Сакуяма и два японских рыбопромышленника, фамилий их Купцов не запомнил. Стол был сервирован вперемежку русскими и японскими блюдами. Пожарские котлеты рядом с сясими, ветчина с зеленым горошком рядом с рагу из трепангов, водка рядом с саке.
Ямагути говорил то по-японски, то по-русски, в последнем случае с трудом подбирая слова. На помощь пришел лейтенант Ямомото. Почти без акцента он произнес:
- Позвольте, господа, я буду вашим переводчиком? - и сейчас же повторил это по-японски.
Все с радостью согласились.
Разговор шел о камчатских реках, о лове рыбы, прибылях, трудностях завоза соли и продовольствия для рабочих. Японские рыбопромышленники настаивали на установлении регулярных грузовых рейсов из Хакодате в Усть-Камчатск и Большерецк, так как фрахтовать суда от случая к случаю и хлопотно и дорого. Щипчинский ругал "бестолковых и упрямых" большевиков, которые тормозят культуру и мешают освоению богатств Камчатки. Эти богатства по праву принадлежат камчадалам, а не пришлым "узурпаторам". Промышленники одобрительно кивали, консул загадочно улыбался.
Купцов решил выяснить мучивший его вопрос:
- А как население? Оно на чьей стороне? За думу или за ревком?
Население в политическом отношении очень инертно. Охотники и рыболовы против всякой власти и хотят восстановить общинный быт с торговлей без посредников.
- То есть как это без посредников? Как практически?
- Торговля без посредников - не новая идея. Она родила кооперативное движение. Но кооперацией завладели большевики и обратили её в государственную торговлю, объединенную в Центросоюз, который вы представляете.
Купцов возмутился:
- А вы сами-то как считаете? Можно хотя бы в масштабе области организовать торговлю посредством разрозненных, не объединенных в союз кооперативов?
Щипчинский несколько смешался:
- Хуже, чем сейчас, не будет. Ведь пока что здешней кооперации государство ничего не дало. Она доживает свой век, расторговывая запасы муки, завезенной сюда еще при покойном императоре.
Купцов возразил:
- Сейчас наступает перелом: мы привезли немного товаров. Самое необходимое. А "Сишан" привезет ещё, значительно больше…
Желая придать беседе другое направление, вмешался консул:
- Вы, наверное, знаете, господин Купцов, почему население Командорских островов в прошлом году не получило не только товаров, но даже угля для зимнего отопления?
- Насколько мне известно, выгрузке помешала штормовая погода, - спокойно ответил Купцов.
Сакуяма встрепенулся и возразил:
- Наша фирма, не считаясь с погодой, могла бы доставить на острова не только уголь, но и богатый ассортимент товаров. Но господин Ларин не хочет заключить с нами договор.
Ямагути с интересом смотрел на Купцова, а тот медленно и веско сказал:
- Ларин не имеет на это права. Снабжать Командоры должно русское государство.
Вмешался Кумпан:
- Вы сами понимаете, господин Купцов, большевистскому государству это не под силу. Москва далеко, ей не до Камчатки: всё население европейской России голодает. Но если другое государство, например Япония, до которой отсюда рукой подать, будет торговать с нашими кооператорами, смею думать, во всей области будет достаточно товаров. И суверенитет России не будет нарушен. Почему же вы этого не хотите?
Купцов задумался, Щипчинский почти кричал:
- Для этого нужно немедленно порвать с Москвой, объявить нашу думу высшим органом власти, а ревком и сгруппировавшихся вокруг него большевиков изолировать!
Промышленники, услышав перевод, обрадованно закивали, консул с тревогой смотрел на завешенные окна.
- Это не так просто, - задумчиво сказал Купцов, - для этого необходимо какое-то событие, чтобы пробудить активность наделения. Да и это лишь первый шаг. А дальше жестокая, не на жизнь, а на смерть, борьба с большевиками. Здесь уж от населения нужно больше - готовность на кровавые жертвы в этой борьбе. Я, знаете, не большевик, но в такую готовность не верю. Не умеем мы, интеллигенция, организовывать и вести за собой население и сами не хотим в первой шеренге идти. А большевики, несмотря на потери, умеют…
Щипчинский смотрел на Купцова волком. На лице Ямомото застыла несколько удивленная улыбка, и он не торопился с переводом. Кумпан переглянулся с консулом и начал примирительно, наклонив голову набок:
- Видите ли, господин Купцов, здесь, на Камчатке, особые условия. Пролетариата - главной опоры большевиков - нет. Настоящих, непримиримых коммунистов не более полутора-двух десятков. А из Владивостока может быть прислано несколько сот закаленных в боях солдат и офицеров каппелевской армии. Вот вам и решение вопроса.
- Какое решение? Во Владивостоке пока Дальневосточная республика. А если будут каппелевцы, то на какой срок?
- Это уж будущее покажет…
Около полуночи гости разошлись, довольные проведенным вечером. Щипчинский и Кумпан торжествовали, что победили в споре центросоюзника Купцова. Купцов тоже был удовлетворен: он знал теперь, на что рассчитывают "автономисты" и что может произойти на Камчатке. Рассказать об этом Якуму? Ведь он сейчас его непосредственный начальник. Нет, не стоит. Это был бы шаг в большевистский лагерь, и тогда повернуть вспять уже трудно. А чем здесь всё кончится, пока неясно. Лучше молчать, а там будет видно…
На подходе к причалу он обогнал Полговского и рассмеялся.
- Чего это вы, Степан Яковлевич? - удивленно спросил Полговской.
- Анекдот, понимаете, вспомнил. Гражданская война, встречаются два тыловика. "Ну как наши? Побеждают?" - "А кто это наши? Красные или белые?" - "Наши те, которые победят".
- Да, - согласился Полговской, - положение теперь такое.
17
Перед отходом на Командорские острова кают-компания "Адмирала Завойко" принимала гостей. За большим столом, заставленным блюдами, бутылками, приборами и рюмками, сидели хозяева и три японских визитера. Предвкушая крупные барыши от меновой торговли, ресторатор не пожалел дорогих вин и закусок, чем заслужил уважение ж симпатию старшего офицера. Японская кают-компания была представлена paymaster, долговязым командиром башни и совсем ещё юношей - младшим лейтенантом. Руководил приемом старший офицер Нифонтов, хозяев представляли: старший механик Заварин, доктор Стадницкий, ревизор Григорьев и штурман.
Нифонтов изо всех сил старался, чтобы всё было так, как в "хороших" кают-компаниях доброго старого времени. Гостей полагалось настойчиво угощать крепкими напитками, которые, в соответствии с возрастом и чином, должен был поглощать каждый морской офицер, независимо от его национальности. Надо заставлять собравшихся веселиться в замкнутом мужском обществе, где женщины присутствуют лишь в воспоминаниях или в мечтах, в компании, собравшейся не по влечению или интересу, а по назначению японского и русского старших офицеров. При этом не должно быть никаких разговоров о политике, службе и предстоящих плаваниях.
Но поддерживать разговор с гостями было вообще затруднительно: японские офицеры с трудом объяснялись по-английски. У хозяев положение было почти такое же: по-английски говорили только штурман и старший механик. Сам Нифонтов сносно понимал английскую речь, но когда пытался говорить, терялся и не мог составить фразы. Ревизор и доктор совершенно не понимали ни английского, ни тем более японского языка. Но Нифонтов сказал, что лучший переводчик - русская водка. И действительно, после четвертой рюмки завязалась шумная, выразительная беседа на трех языках, обильно приправленная жестами. Собеседники мало слушали друг друга, но очень торопились высказаться.
Когда беседа замирала или начинала принимать нежелательное направление, Нифонтов предлагал спеть песенку и сейчас же начинал её сам фальшивым фальцетом, забавно сложив губы трубочкой. Ему вторили доктор и старший механик, а затем присоединялись и остальные. Сначала пели детские песенки с совсем недетскими добавлениями: "Жил-был у бабушки серенький козлик", "У кошки четыре ноги", "Папа любит маму, мама любит папу" и тому подобные. Потом, перехватив инициативу, японские офицеры гнусаво и в унисон исполнили "Катюсу" - песенку о Катюше Масловой из оперы с непристойно звучащим по-русски названием. Это вызвало восторженный смех хозяев, так же как и "Торстойу" - японское произношение фамилии автора романа.
Пока паймастер растолковывал старшему механику и доктору содержание песенки, Беловеский вспомнил этот мотив и то, как четыре года назад чуть не умер от смеха в японском театре, где шла эта опера. Ему особенно запомнился князь Нехлюдов, долго мурлыкавший, истошно кричавший и кривляющийся у ворот тюрьмы. Фрак, котелок и черная борода, как у сибирского чалдона. Самурайская сабля, которой он все время размахивал, - дань представлению среднего японца о русской родовитой знати. Беловеский принес мандолину, и хозяева отблагодарили гостей сатирической песенкой, сложенной вскоре после русско-японской войны.
Потопили в Порт-Артуре целый флот,
А Япония па сушу к нам ползет, –
начал штурман, аккомпанируя на мандолине.
Отчего же так случилось,
Что эскадра потопилась, –
вторил ему Нифонтов.
Отвечайте, отвечайте поскоре-е-е-ей! –
подхватили остальные.
Обрадованные гости вразнобой подтягивали, не понимая слов, но радуясь японской мелодии. Нифонтов был в восторге: вот когда началось настоящее, непритворное веселье! А песенка текла дальше:
Идет славный, православный генерал,
Ни оружия, ни пороха не взял.
Он везет с собой иконы,
Царства русского законы,
Чтоб в Маньчжурии с Оямой воева-а-а-ть…
Услышав имя своего прославленного маршала, гости почтительно закивали, а песенка всё текла:
Расщедрился тут архангел Гавриил
И победу россиянам подарил:
"Садо-мару" потопили,
Лодку пленных захватили
И о том оповестили целый ми-и-и-ир!
Нате вам! Нате вам!
Наше воинство российское
Победу одержало на воде-е-е-е…
Накричавшись вдоволь, хозяева и гости примолкли. На душе русских офицеров стало горько: вот сидят победители, захватившие наш броненосец "Орел". Какое ничтожество! Но сила! И нечего против неё сейчас выставить, кроме маленькой пушечки на паровой яхте.
Почувствовав неловкость наступившей тишины, пай-мастер начал тормошить ослабевших от русской водки сослуживцев и шепнул Беловескому, чтобы сигнальная вахта передала на "Ивами" просьбу прислать катер. Штурман кивнул и вышел. Распорядившись, он вернулся в кают-компанию и обратился к старшему офицеру:
- Николай Петрович! Проводим гостей песней!
Захмелевший Нифонтов медленно встал, поднял рюмку и вопросительно взглянул на штурмана. За ним встали все. Штурман налил себе и сильным голосом начал:
Наверх вы, товарищи, все по местам!
Последний парад наступает!
Офицеры и даже проходившие по коридору матросы дружно и громко подхватили:
Врагу не сдается наш гордый "Варяг",
Пощады никто не желает!
Гости притихли и, разом отрезвев, слушали стоя, с удивленными лицами: в этой песне им слышалась угроза и решимость.
- Пожимая руки провожавшим, паймастер обратился к штурману:
- Я прошу прощения, что это за песня? Я её никогда не слышал.
- Это очень старая песня, - пояснил Беловеский, - наш морской гимн.
- О-о! Гимну! Это оцинь коросо! - отвечал по-русски японский офицер, сходя в ожидавший его катер.
В этот же вечер Якум, вернувшись с заседания партийного комитета, зашел к Клюссу:
- Сюда, Александр Иванович, выехал Гапанович. Он телеграфировал Ларину из Японии, чтобы ревком задержал "Завойко" и вызвал в Петропавловск вольнонаемную команду. Она якобы готова выехать немедленно во главе с капитаном.
- Интересно. А Ларин что?
- Смеется. Говорит, обойдемся без Гапановича.
18
В погожий майский день "Адмирал Завойко" стоял на якоре в обширном Камчатском заливе. С просторов океана лениво катилась крупная зыбь. Выбегая на пологий берег, она пенилась, разбрасывала серебрившиеся на солнце брызги. Вдали, за поросшей кустарником низменностью, высился гигантский конус Ключевской сопки. Покрытый вечным снегом, он напоминал огромную сахарную голову с отломанным концом. Из кратера текла лава и вырывались то клубы черного дыма, то белый пар. У вершины лава сверкала огнем, ниже, встретив снег, исчезала в облаках пара, застывая, обращалась в медленно ползущие бурые потоки. На косе, замыкавшей устье Камчатки, чернели постройки рыбоконсервного завода, вокруг сновали катера и кунгасы. Глухо рокотал прибой.
Моторный катер под управлением Беловеского с Якумом, инспектором рыбнадзора и Павловским на борту отвалил на берег. Якум хотел познакомиться с общественно-политической жизнью Усть-Камчатска, побывать в ревкоме, побеседовать с населением, проконтролировать лов рыбы.
Был конец прилива - самое удобное время для перехода через бар - мелководную преграду из наносов быстрой, многоводной Камчатки.
Катер нырял в провалы между закрывавшими горизонт пенистыми гребнями, фыркал, как морской лев, принимал носом воду. Два матроса с деловитым спокойствием отливали её лейкой и ведром. По лицу вцепившегося в румпель штурмана текли соленые струи, он был серьезен и сосредоточен. Изредка бросал быстрый взгляд на своих пассажиров, спрятавшихся под фордек, и снова сквозь пену и брызги смотрел вперед, прислушиваясь к ритмичному шуму двигателя. Павловский, впервые переходивший камчатский бар, вопросительно поглядывал на Якума.
Наконец мелководье осталось позади, волнение сразу прекратилось, и катер пошел почти вплотную к галечной косе, борясь со встречным течением, которое здесь стало ещё сильнее.
- А в отлив, товарищ Беловеский, ваш катер справится с течением? - спросил Якум, выбираясь из-под фордека.
- Может и не выгресть, Александр Семенович. Да и переходить бар в отлив - безумие: катер обязательно зальет.
- И он утонет?
- Нет, зачем же. Катер спасательный, он непотопляем. Но после такого купания кое-кого можно и недосчитаться.
- Да, здесь нужны прочные закрытые катера с сильными машинами, - вмешался инспектор рыбнадзора, - на открытом катере, как ваш, переходить бар всегда опасно: можно сбиться с фарватера, и тогда конец… Смотрите, сколько здесь нерп. Они жрут не только рыбу…
Когда все вылезли на деревянную пристань, Беловеский тщательно осмотрел корпус катера. Не обнаружив повреждений, он сказал старшине:
- Посмотрю городок, поищу знакомых. Обратно пойдем вечером, когда начнется прилив.
- Товарищ штурман, а нам как? Можно тоже отлучиться? - спросили матросы.
- Можно. Только чтобы на катере всё время был дневальный. Слышите, Орлов? За это вы отвечаете!
- Не сомневайтесь, товарищ штурман. Пусть идут. Я здесь останусь с Губановым, - кивнул старшина на моториста. - Надо для команды свежей рыбой запастись.