– Вот эти ворота, – Акциан указал на вход в казарму, – отделяют вас от города Помпеи. Это казармы гладиаторов. Здесь вы будете обучаться искусству боя! Отныне ваша удача в ваших руках. Ибо выйти отсюда вы сможете только на арену цирка! А, снискав лавры победителя, сможете получить относительную свободу и получать увольнения в город. Не научитесь сражаться хорошо – вас ждет смерть. А мне выгодно чтобы вы жили. И жили как можно дольше, увеличивая мое достояние своим мужеством и искусством. Так, что наши цели совпадают. Вы принесете мне победы – я вам сытную пищу, сладкое вино и красивых девок. Ваша обязанность слушаться рутиариев и беспрекословно выполнять все их команды. За леность и строптивость вас ждет наказание. За побег или бунт – смерть. Это ясно?
Двадцать пять рабов угрюмо молчали. Для них начиналась совсем новая жизнь, о начале которой призывно возвестили заскрипевшие ворота…
Децебал помылся в бане и ему коротко остригли волосы. Он получил серую накидку, которая пахла старым сукном, как и у других гладиаторов школы Акциана.
Молодой дак выглядел настоящим Гераклом, высокий, плечистый с толстой шеей, грудь двумя мощными выступами выпячивалась вперед. Теперь он совсем не походил на дикого варвара, а напоминал цивилизованного грека.
Затем их отвели в трапезную, где они получили по глиняной чашке с пшенной кашей и по лепешке. Децебал посмотрел на товарищей и сам сделал как они, свернул лепешку совком и стал выгребать ей кашу. Затем, разделавшись с кашей, он быстро проглотил лепешку.
После приема пищи и получасового отдыха прозвучала команда:
– Всем строиться во дворе! Даром жрать кашу никому не дано хозяином нашим и богами Рима! Сейчас на вас посмотрят рутиарии и распределят по группам!
Гладиаторам дали деревянные мечи и разбили по парам, заставив сражаться.
Лысый рутиарий бывший некогда преторианцем взял в руки деревянный меч.
– Берите оружие, – он указал на вываленную на землю груду таких же клинков. – И по одному нападайте на меня. А вы, будете ставить краской знаки у них на хламидах!
Последние слова относились к двум рабам принесшими ведра с краской.
– Вот ты будешь первым! – рутиарий обратился к нубийцу. – В тебе чернокожий, я могу сразу узнать опытного солдата римской пехоты. В каком легионе служил?
– В нумидийском, господин!
– 28-й? Отличный легион. Я знаю, что там умеют сражаться. За что же ты попал в гладиаторы?
– За убийство!
– Вот как? И кого же ты убил, нубиец?
– Своего центуриона. Мечом выпустил ему кишки.
– Посмотрим, что ты за боец! В позицию!
Они схватились и несколько минут сражались с переменным успехом. Преторианец несколько раз пытался задеть нубийца ударами сбоку, но тот ловко отражал их.
– Отличная выучка нубиец! Но почему ты сам не атакуешь? Так совсем нельзя понять на что ты способен по настощему. Атакуй!
Юба пошел в атаку, и она были отбита рутиарием с большим трудом. Тот опустил меч.
– Красная метка! Следующий!
Иудей Давид также проявил редкостное умение драться на мечах и даже сумел дважды задеть рутиария, что считалось чистой победой в учебной схватке.
– Если у вас в Иудее все такие бойцы, то нашим легионам там проходилось нелегко. Мои друзья были тогда в войсках Веспасиана. Мне не пришлось! Я уже стал рутиарием! Красная метка!
Еще троим опытным бойцам, хорошо державшим в руке меч, поставили на груди красные метки.
Затем последовали 11 зеленых меток. Эти гладиаторы были зачислены в разряд средних бойцов, с которыми нужно было работать.
И, наконец, слабые в смысле умения фехтования, получили синие метки на груди. Децебал попал в последнюю категорию, ибо умением фехтовать, пока не блистал.
– Настоящий Геркулес, но не боец! – громко отметил рутиарий.
– Пока не боец, – поправил его Акциан, появившийся в этот момент во дворе казармы. – Но станет им. Он прирожденный воин.
– Однако быть воином мало, чтобы стать отличным гладиатором, господин. Гладиатор сражается, дабы показать всю красоту боя на мечах и потому их искусство должно быть совершенным. Воины этим не занимаются.
– Вот увидишь, как дак себя покажет в будущем. Пусть тренируется до седьмого пота.
– Ты отобрал отличных бойцов, господин и некоторых мы сможем выставить на арену в ближайшее время. С такими работать одно удовольствие.
– А что ты предложишь делать с теми, кто достался мне от старого хозяина школы?
– Гнать их со двора! Продай этих неучей в сельские эргастерии. Пусть солят рыбу или работают на полях. Воинов из них не получиться. Это я тебе говорю как профессионал! Я полюбил искусство боя на мечах с 11 лет и с тех пор непрерывно совершенствуюсь в нем.
– Сделаю как ты советуешь. Как твое имя, рутиарий?
– Марцелин, господин.
– Я вижу в тебе отличного бойца и главное, что ты умеешь разбираться в воинах. Прости, что нагрубил тебе в первую минуту нашей встречи.
– Пустяки, господин. Могу ли я обжаться на своего хозяина?
– Я хочу дать тебе важное поручение. Не согласишься ли ты отбирать для меня хороших рабов? Мне нужны еще бойцы!
– Отбирать? Здесь в Помпеях?
– Нет, Марцелин. Не в Помпеях, а в других городах и в Риме!
– В Риме? Ты не шутишь, господин?
– Нет. Я совершенно серьезно! Я дам тебе тысячу сестерциев на текущие личные расходы. Мне знакомы соблазны большого города!
– Но на хороших бойцов также потребуются хорошие деньги, господин. Этот товар нигде нельзя купить задешево.
– Я и не стану просить тебя покупать дешево. Хоть и деньги транжирить не дам. Мне нужен хороший товар за умеренную цену. Поэтому отбирать нужно таких, что пока еще не бойцы, но станут ими в будущем.
– Я смогу делать такую работу, господин. Но и в эту школу тебе предстоит вложить немало. Прошлый хозяин совсем не следовал ничьим советам, и потому прибыли школа совсем не приносила. По императорскому закону гладиаторские бои здесь были запрещены в течение десяти лет. Я говорил ему, что в момент снятия запрета он сумеет получить немало, если раскошелиться на хороший товар. Но он покупал только отбросы, а не воинов.
– Я стану поступать по-другому. Мне нужно попасть в Рим, – Акциан похлопал Марцелина по плечу….
Потекли дни учения. С упоением Децебал тренировался, предавался борьбе, бою на деревянных мечах и тупых копьях. Он только теперь понял, что раньше в Дакии его совсем мало чему научили, и он абсолютно не понимал что такое боевое искусство. Какими жалкими и смешными казались теперь ему потуги отца, старавшегося его чему-то научить. Он был больше пастухом, чем воином. И потому виновен в неудачах был совсем не юноша, а только тот, кто его учил.
Децебал хотел превзойти всех и быть первым. Он рвался вперед, и его раздражали препятствия. Он преодолевал их с яростью всей его страстной натуры. Никогда не ленился и занимался всегда до упаду.
Так прошло несколько месяцев. Акциана по праву стали называть ланистой, то есть владельцем школы гладиаторов. У этой школы даже появилось несколько филиалов в городках поменьше. Ими руководил его ставленник беззубый Бал. Марцелин же успешно приобрел для ланисты на рынках Рима два десятка отличных рабов-германцев.
В общем дела школы шли хорошо и Акциан готовился принять участие в играх и с триумфом заявить о себе…
Сегодня Дак сражался Юбой во дворе, тренируясь парировать удары. Нубиец был опытным бойцом и отлично дрался на любых видах оружия. Да и на арене был совсем не новичком. Поэтому молодой гладиатор любил тренироваться именно с ним. Больше того, ему нравилось слушать Юбу, у которого всегда был наготове целый каскад интересных историй.
– Ты стал хорошо обращаться мечом, Децебал. Хотя твердости тебе ещё не хватает. Клинок должен стать частью твоей руки. Только тогда, когда ты станешь чувствовать его острие – ты станешь настоящим мечником.
– Я готов тренироваться еще больше. Мне кажется, что боги специально сделали меня рабом-гладиатором, дабы я стал настоящим воином.
– Но не торопись слишком. Всему свое время. И не стоит благодарить богов заранее. Олимпийцы капризны и любят разочаровывать смертных.
– А если это сделали не олимпийцы? – улыбнулся Децебал.
– А кто? Твой Великий Замолвсис?
– Может и он, а может и таинственный бог Давида!
В этот момент кто-то сильно толкнул Децебала сзади. Это был новый рутиарий Квинт, недавно нанятый Акцианом для воспитания новичков. И этот преподаватель фехтования почему-то сразу же невзлюбил Децебала. В прошлом этот человек тоже раб-гладиатор, несмотря на то, что родился римским гражданином. Его продали в рабство за какое-то преступление, и он попал на арену. За несколько лет он стал одним из самых популярных гладиаторов Помпеи, и его имя было не последним, из-за кого тогда шла драка, приведшая к запрещению игр на 10 лет.
Говорили, что Квинта тогда хотели казнить по приказу императора Веспасиана Флавия. Но гладиатор имел могущественных покровителей среди сенаторов в Риме. Они и спасли его от позорной казни на кресте и даже освободили от рабского ошейника.
Теперь он решил вернуться в Рим, и кратчайший путь туда был вместе с ланистой Акцианом. Он слышал, что этот новоявленный содержатель школы, взялся за дело рьяно и стал готовить многообещающих бойцов.
Друзья рекомендовали Акциану Квинта как самого способного воспитателя гладиаторов знавшего их быт и жизнь. Плюс брал за свои услуги он совсем недорого.
– Ты! – Квинт ткнул кнутом Децебала в грудь. – Бросай меч и пойдешь со мной чистить нужники.
– Но я делал это только вчера.
– Что делать, если нужник снова переполнили. Бери свой скребок, и будешь черпать "золото", – рутиарий мерзко захохотал.
– Но почему я должен это делать каждый день? Я ведь не раб-уборщик!
– Ты раб, господина Акциана. И ты будешь делать, то, что тебе прикажут. И сейчас ты пойдешь чистить нужники.
– Послушай, Квинт, – вмешался Юба. – С чего это ты напал на парня? Ведь для чистки нужников есть отдельные рабы. А наша задача – изучать искусство боя. Этим мы и принесем прибыль нашему хозяину. Децебал сможет стать отличным бойцом и ему нужно заниматься на мечах!
– Ты много позволяешь себя, нубиец. Не стоит тебе встревать в чужие дела. Ты еще раб и не смеешь перечить мне! Я римский гражданин! Моя задача не только воспитывать бойцов, но прививать им покорность. Этот раб не понял, куда он попал и постоянно проявляет непочтение.
– Непочтение? – удивился Юба словам рутиария. – Но Децебал один из самых старательных учеников школы! Никто кроме него так не стремиться отдавать себя тренировкам. Он работает до седьмого пота!
– Я знаю о гладиаторах многое, нубиец. Этот дак лезет не туда, куда ему следует лезть. И я покажу ему, где его настоящее место, еще до того, как он сдохнет на арене цирка. Я знаю, что он учиться писать у этой гниды Давида. Грамотным захотел стать? Так?
Децебал действительно в редкие свободные минуты отдавался познанию тайны букв и хотел научиться писать и читать! Он делал это с не меньшим рвением, чем то, с которым постигал искусство боя.
– Да разве это преступление? – спросил дак и рутиария.
– Тебя купил господин Акциан совсем не для этого, раб! Твоя задача угодить римскому народу и подохнуть так, чтобы зрители наградили тебя аплодисментами!
– Да разве умение писать и читать помешает мне в этом? – в голосе дака прозвучал вызов.
– Хочешь стать грамотным? Так? – вскипел рутиарий.
– Хочу! – яростно ответил Децебал.
– Вот я покажу тебе грамоту, – Квинт замахнулся кнутом, думая пугануть раба.
Децебал резко схватил рутиария за руку.
– Ах, ты сучье мясо! Да я тебя сгною! Отпусти!
– Децебал! – Юба схватил его за плечо. – Опомнись! Что ты делаешь?!
Дак вырвал кнут, переломил его пополам и бросил к ногам рутиария…
Дико ныла спина исполосованная розгами, которыми Децебала наказали по приказу рутиария Квинта. Он заставил себя подняться с неудобного деревянного ложа.
Стены подземелья, где он находился уже два дня, были позеленевшими от сырости. Все они чуть ли не до потолка были испещрены надписями. Целые жизни вместились в кривые строчки и отдельные слова. Все это писали узники сидевшие здесь до него много лет назад.
Что они хотели доверить этим стенам? Кто они были? Воины, как Децебал, попавшие в плен, или преступники, осужденные к смерти на арене цирка?
Децебал с трудом стал разбирать буквы письма, которым вечерами учил его иудей Давид. Вот это греческие письмена, а вот латинские. Но в этих он совсем не силен.
"Эти люди начертали свои имена и послания к таким как я, – думал дак. – Стоит почитать".
"Ешьте хлеб из ячменя, – гласила одна из надписей, – и прозвище станет…ячменник…".
Дальше было неразборчиво.
Децебал улыбнулся прочитанному. Гладиаторов кормили хлебом из ячменя, считавшимся более сытным и полезным для здоровья. Отсюда и произошло их шутливое и презрительное название "ячменники".
"Я трижды побеждал на арене, – гласила другая надпись, – но сегодня я удил надсмотрщика. Я поднялся на открытый бунт. Я не простой раб…"
Это была практически его история. Но вот только он не убил Квинта и даже не ударил его. Хотя мог бы. Когда-то он совсем не был таким осторожным. Неужели он стал бояться за свою жизнь? Нет! Децебал решительно покачал головой, отгоняя от себя эти мысли. Он совсем не трус! Ведь если бы это произошло раньше, он мог бы убить римлянина за такое обращение. Ну, во всяком случае, попытался бы это сделать. А сейчас он смолчал. Пересилил себя и смолчал. Но совсем не из трусости и страха за жизнь. Ему еще многое хотелось познать и понять.
"Свобода! Сладкое слово, что пьянит раба не хуже вина! Не умирать на потеху толпе, а сражаться за свободу…" – гласила новая надпись. Её буквы были глубоко врезаны в стену.
Клеон, Дамасий, Гатта, Сир, Монтан, Спартак. Эти имена совсем ничего не говорили Децебалу. Он не знал этих людей и ничего не слышал о них. Они навсегда ушли в прошлое. И он уйдет точно так же, может быть даже не оставив имени на стене. Хотя, что это даст, если он начертит слово "Децебал" рядом с этими каракулями?
Последняя надпись запала даку в душу. Не умирать на арене, а бороться за свободу. Это совсем не походило на то, что твердил нубиец Юба, говоривший о гладиаторах, как о баловнях судьбы и кумирах толпы в римских цирках. Побеждать на арене и завоевать любовь развратных римлян! Это могло дать свободу. Народ в цирке был всесильным. Даже императоры должны были считаться с ним. И народ мог дарить эту волю полюбившимся бойцам. Тем вручался деревянный меч – символ новой жизни без рабского ошейника. Это же говорил и Акциан.
А вот этот на стене призывал к иному. К чему же? Не умирать в цирке, а сражаться за свободу с теми, кто посылал его на арену. А это значит сражаться с той самой толпой. Ведь эта толпа очень любит кровавую потеху!
Что-то здесь не стыковалось. Слова Акциана и Юбы звали его к мужеству и победам в цирке. Это благородно и почетно для мужчины и воина умереть красиво в бою с мечом в руке. И этого дак не отрицал. Разве хорошо ходить по земле немощным стариком, измученным болезнями, с безобразным и дряблым телом? Нет! Он мог сто раз решительно ответить на этот вопрос. Но получается, если взглянуть на это с другой стороны, что они завали его к покорности тем, кто его поработил. Правильно ли это?
А если умереть, бросившись на своих поработителей? Это также будет красивая смерть! Но кто оценит её? Что он докажет этой смертью? Не назовут ли его товарищи по казарме такой подвиг глупостью?
Да и на кого ему кинуться? На Квинта? Но что даст смерть простого рутиария – одного из тысяч подобных жестоких наставников? На Акциана? Но дак совсем не испытывал ненависти к этому мужественному человеку. Больше того он уважал его и даже преклонялся перед ним…
– Децебал! – в слуховом окошке показалась голова Кирна и вывела дака из задумчивости.
– Это ты, Кирн?
– Я. Квинт сильно зол на тебя. Я слышал его разговор с одним из надсмотрщиков. Он требует, чтобы ты просидел в карцере еще неделю и получил пятьдесят плетей у столба позора.
– Но меня уже отхлестали розгами.
– Квинт говорит, что этого мало. Розги, по его словам, существуют для воспитания детей. А для таких как ты, это снова он говорил, нужны плети с таволгой.
– А это еще что за таволга?
– Не знаешь? Крайне неприятная вещь. Прутья с шипами. Когда такая штука врезается в кожу, то выдирает целые клочья.
– Но я ведь ничего не сделал этой свинье. Только кнут его сломал. А нужно было зубы выбить.
– Тогда бы это назвали бунтом и тебя бы насмерть засекли.
– А что же Акциан? Ему то это невыгодно чтобы меня выводили из строя надолго!
– Ему да. Но он бывает в казармах все реже и реже. Квинт и его компания здесь всесильны. Что ему будет, если кто-нибудь из нас подохнет? Да почти ничего. Тебе еду приносят?
– Кусок хлеба в день. Хлеб и вода. Вот и вся моя еда!
– Я принес тебе бобов, – грек бросил в камеру узелок.
– Спасибо, друг. Но не стой здесь долго, а то ещё заметит эта свинья, Квинт.
– До встречи, брат.
На следующее утро за Децебалом пришли два надсмотрщика.
– Выходи, – один из них грубо толкнул гладиатора.
– Что? Мой срок закончился? – спросил дак, вскакивая с лежанки.
– Да. Теперь пришло время угощения, – мерзко загоготал другой.
– Твою спину сейчас немного погладят таволгой.
Уже все было готово для экзекуции. На средине двора в землю был вкопан толстый гладкий столб. К нему привязывали в наказание тех, кто был недостаточно расторопен во время тренировки или дерзок с учителями фехтования. Рядом со столбом позора стояли деревянные козлы, которые вынесли, для того, чтобы растянуть на них тело для порки.
И только за тем Децебала привяжут к столбу. После порки знаменитой таволгой.
Все гладиаторы школы были собраны во дворе. Квинт позаботился о публичности наказания.
– За дерзость и наглость этот раб получит сполна! Я приговариваю его к 50 ударам плетью с вплетенными прутьями таволги! Это урок всем рабам! Ваша главная задача – подчиняться! Инициативу вы можете проявлять только на арене, дабы спасти свои никчемные жизни! – громко провозгласил рутиарий. – За неповиновение – наказание! За злостное неповиновение – смерть! Вы еще не поняли кто вы такие?! Вы варвары, захваченные в плен непобедимыми легионами Рима! Вы дерзнули поднять оружие против священного города, за которого стоят боги!
Толпа гладиаторов угрюмо молчала. Жестокость рутиариев, зачастую вчерашних рабов, была обычным делом в гладиаторских школах. И потому такие речи ни у кого не вызывали удивления.
– Вам сохранили жизни только для того, чтобы вы до конца своих дней развлекали граждан великого Рима и умерли для удовольствия римлян! Это ваш долг и это ваша судьба! Кто не хочет понять этой истины получит смерть! Пусть наказание этого раба станет для всех хорошим уроком!
Квинт жестом указал палачам на Децебала, и они уже кинулись к нему, но в этот момент в ворота в сопровождении охраны вошел сам ланитса Акциан, хозяин школы гладиаторов.
– Что это здесь происходит, Квинт?
– Публичное наказание, господин.