Хоремхеб бросил вопросительный взгляд на Хнумоса. Его самого привлекал этот план, и он от него пока не отказался.
- Вероятность этого еще существует, - ответил командир. - Совсем недавно Ай нанес визит царевне в ее резиденции в Нижней Земле.
- Ну и что?
- Точно не известно, что он ей говорил, но слуга царевны сообщил одному из моих людей, что ее силы истощены из-за следовавших одна за другой смертей двоих братьев и Нефертити. Она глубоко страдает и не желает становиться царицей. Она уверяет, что груз такой ответственности ее прикончит.
- Еще одна отказавшаяся от власти! - бросил Хоремхеб.
- Во всяком случае, если мой отец не окажется у власти, он будет еще опаснее, - заметила Мутнехмет, отведав бобов в свином жире. - Слишком долго он о ней мечтал.
Хоремхеб бросил на нее задумчивый взгляд.
- Возможно, это так, - сказал он. - Какое-то время торговцам ядами будет явно недоставать клиентов.
На ее лице молниеносно отразилось неодобрение. Такое замечание в присутствии постороннего! Хоремхеб это осознал и, тяжело вздохнув, продолжил:
- Хнумос мне сообщил, что в последнее время в Фивах и Мемфисе часто видел торговцев ядами, которые представлялись поставщиками опиума и благовоний. Один из них направлялся в Царский дворец незадолго до смерти Сменхкары.
Мутнехмет вытаращила глаза: одно упоминание слова "яд" приводило ее в ужас. Не говоря о том, что этому слову сопутствовали несчастья. Даже то, что она сообщила своей племяннице Меритатон о подозрениях относительно роли Сменхкары в отравлении Нефертити, привело к страшной ссоре между Меритатон и ее сестрой Макетатон, в результате чего последнюю сослали в Северный дворец, а затем она якобы отравилась. Она знала, что в последнее время в истории ее семьи яды играли фатальную роль.
- Все еще неизвестно, что случилось с моей племянницей, царицей? - спросила она, чтобы сменить тему.
- Похоже, она уехала вместе со своим любовником и ребенком.
- Уехала? Куда?
- Никто не знает, кроме, разумеется, твоей племянницы-ведьмы Анкесенпаатон. Маху и Тхуту утверждают, что она отказалась от власти. Подумать только - отказаться от власти!
Казалось, Мутнехмет была чем-то обеспокоена.
- Надеюсь, с ней не случилось ничего плохого, - пробормотала она.
- Если с ней и произошло несчастье, то не по вине твоего отца, - заявил Хоремхеб. - Узнав о ее исчезновении, он пришел в ярость. А ведь, кроме него, у нее не было других врагов.
Мутнехмет отступила; в этот вечер, определенно, откровения лились потоком.
Командир покончил с остатками бобов, а Хоремхеб допил вино. После ужина все пребывали в мрачном настроении.
Мутнехмет думала о своей сестре и умершей племяннице, и о другой племяннице, которая исчезла. Она пообещала себе выпытать все, что знала об этих родственницах еще одна ее племянница, Анкесенпаатон.
Военачальник Хоремхеб размышлял о том, в каком затруднительном положении оказался его победивший соперник.
Командир Хнумос прикидывал, удастся ли военной разведке обезвредить военачальника Нахтмина.
Карлик Меней выкрикнул:
- Лисы охотятся ночью!
Все в удивлении повернулись к нему. Фраза вполне соответствовала их мыслям.
Власть провозглашают днем, но завоевывают ночью.
Жрец Исма попросил Второго служителя храма помешать раскаленные угли под приношениями, сложенными на большом алтаре богини Астарты в Мемфисе: там были четверть барана, застывший в форме статуэтки жир и пиво. От всего этого шел удушливый запах, и Исма отступил от клубов дыма, из-за которых становилось трудно дышать.
Затем два жреца спустились по пяти ступенькам алтаря и присоединились к верующему, который сделал это пожертвование. Он дал каждому из них по три медных кольца, как и было договорено, и трое мужчин молча смотрели на пламя, наконец охватившее пожертвование.
Позади очага, на расстоянии двух локтей от него, чтобы до нее не доходили клубы дыма, триумфально возвышалась статуя богини - втрое больше человеческого роста, полностью обнаженная, с выпуклым лобком и улыбающимся ртом. Лучи заходящего солнца позолотили ее конусообразную грудь. К ее бедрам был прикреплен лук, в правой руке она держала стрелу, а в левой руке - розу.
Утром Астарта была богиней войны, а вечером - богиней любви.
Статуи двух ее слуг-музыкантов, Нинатты и Кулитты, как полагалось, размером вдвое меньше, стояли по обе стороны от нее, один держал в руках лиру, а второй - тамбурин.
- Смотри, вспыхнул огонь, значит, богиня приняла твои пожертвования, - сказал Исма.
- Она более великодушна, нежели Хатор, - откликнулся мужчина.
Жрецы воздержались от каких-либо сопоставлений возможностей богинь; это было неучтиво, ведь Мемфис оказал им гостеприимство. Если бы верховный жрец Пта Нефертеп узнал, что они позволили вести неуважительные речи в отношении богов страны, их бы строго отчитал Начальник тайной охраны культов.
- Я ей трижды делал пожертвования, - сообщил мужчина, - но напрасно. Моя сила не вернулась.
Исма незаметно взглянул на верующего: мужчина был молодым и с виду крепким. В конце концов, у сильных мира сего тоже были свои тайны.
- Наши боги не хотят заниматься нами, - продолжил мужчина. - Они недовольны. Нет порядка в Двух Землях, как нет властителя на троне.
Оба жреца не вымолвили ни слова. В действительности они, как и многие люди в Мемфисе, были согласны с тем, что царский корабль опасно раскачивается.
- Скоро, - сказал Исма, - солнце зайдет, и ты сможешь убедиться в силе Астарты.
- Как?
- Возвращайся сюда ночью, храм будет открыт.
После этого оба жреца засвидетельствовали свое почтение жертвователю и исчезли в глубине храма.
Верующий вышел из храма и двинулся по улице, на которой раздавались крики торговцев, продающих кто пиво, кто дыни страдающим от послеполуденной жары.
Вскоре цвет неба изменился с голубого на черный.
Взошла звезда Астарты.
Храм богини покинула дневная толпа. Но он не был таким уж пустым. Пламя двух факелов на паперти от дуновения легкого вечернего бриза извивалось, как души людей в тисках сладострастия, словно разоблачая помыслы присутствующих. То там, то здесь двигались тени, мелькали отблески пламени. Мужчины, женщины. Это были верующие, которые знали закон Астарты: по крайней мере один раз в жизни всякий поклоняющийся богине должен был явиться ночью в храм и ожидать незнакомца или незнакомку, и этот человек бросит ему колечки и скажет:
- Именем богини я призываю тебя!
И тогда женщина должна отдаться мужчине.
Некоторые жрецы Пта протестовали против такой практики, но, руководствуясь здравым смыслом, именитые люди Двух Земель считали, что это отнюдь не вызывало у девушек желания продавать свою любовь, а у мужчин - стремиться к мимолетным любовным утехам.
Придя в храм, мужчина остановился перед тенью фигуры, сидящей на цоколе статуи богини. Он наклонился вперед, чтобы рассмотреть ее черты и формы, и у него вырвался крик удивления:
- Но ты совсем юная!
- Если ты ищешь старух, тогда тебя самого надо выставить на продажу.
Мужчина расхохотался.
- И у тебя злой язык!
- Не говори плохо о моем языке, он может причинить боль твоему члену.
Снова смех.
- Твой любовник, должно быть, беден, если ты пришла сюда?
- Отнюдь, у него просто нет больше сил.
Он задумался. Затем через какое-то мгновение произнес ритуальную фразу:
- Именем богини Астарты…
Девушка покачала головой и стала рассматривать медные кольца, которые звякнули на каменном полу, затем схватила их и нацепила на палец на ноге. После этого она встала.
Их поглотила ближайшая тень - от часовни, в которой давались обеты.
В ночной тишине слышались учащенное дыхание, сдавленные крики, похожие на всхлипывания, хрипение и радостные возгласы.
- Именем богини, осел! - шептал женский голос.
- Именем богини, осел наконец пробудился!
Взрыв сдавленного смеха приветствовал удачный ответ.
- Завтра я вернусь, чтобы снова принести жертву, - сказал мужчина, выходя из тени и надевая набедренную повязку.
- Лучше приходи послезавтра, - попросила девица. - Дай мне время прийти в себя после такого натиска.
7
КОБРА
"Возможно ли ненавидеть свою собственную кровь?" - думала Анкесенпаатон.
Расположившись на террасе Дворца царевен вместе со своим верным Шабакой, Ай, насупившись, рассматривал кормилицу Сати и Пасара, которые стояли позади Анкесенпаатон.
- Что оправдывает присутствие этих людей? - спросил он властно.
Это единственное замечание заставило Анкесенпаатон забыть о намерениях примириться, что советовал сделать Пасар.
- Моя воля, - ответила она сухо.
Ответ озадачил, а затем вызвал раздражение у деда. Во время своего предыдущего визита в Ахетатон он уже имел возможность столкнуться с наглым поведением своей внучки, но теперь он понял, что наглость стала чертой ее характера.
- Нам необходимо обсудить дела большой важности, - заметил он. - Это не должны слышать чужие уши.
Он окинул Сати взглядом с головы до ног, удивившись тому, что в такую жару на ней была свободная черная накидка, скрывавшая руки. Затем его взгляд переместился на Пасара, о существовании которого шпионы уже доложили Аю.
- Эти дела касаются меня, и так же, как ты привел с собой человека, которого я не знаю, я хочу, чтобы с моей стороны присутствовали Сати и Пасар, - заявила она. - Не забывай о том, что ты подписал документ, принятый Царским советом, согласно которому я обладаю абсолютным правом решать все вопросы, касающиеся моего окружения и персонала дворца, и что моя воля преобладает над твоей.
- Ты еще не царица, - заметил он. - Этот документ пока не вступил в силу.
- И ты пока что не регент, - парировала она. - У тебя нет никаких прав ни в этом дворце, нив каком-либо другом. Ни в Ахетатоне, ни в Фивах, ни в Мемфисе.
Это был вызов. Почувствовав, с какой уверенностью говорила внучка, Ай наклонился вперед и впился в нее взглядом. Его темные глаза полыхали огнем. Если он думал, что сможет испугать ее, то глубоко ошибался; она приняла вызов старика с холодностью, которая, как она знала, раздражала его.
Стоявшие позади нее Сати и Пасар не спускали с него глаз.
Он откинулся назад, сжав челюсти.
- Ты уже проявил неучтивость, - сказала царевна, - не выразив ни единым словом сострадания по поводу смерти моей сестры Макетатон и исчезновения моей сестры Меритатон, что было вызвано известными тебе событиями. Если ты намереваешься стать регентом таким способом, то совершаешь серьезную ошибку, дед Ай, поскольку в случае, если ты не изменишь своей позиции, я не буду вступать в брак с Тутанхатоном, и ты не станешь регентом. Тогда тебе надо будет прибегнуть к другим уловкам, дабы заполучить власть, которой ты добиваешься так давно.
Ай был ошеломлен; на протяжении пятидесяти шести лет его жизни никто никогда не разговаривал с ним таким тоном. Хуже того, эта девчонка, не достигшая еще двенадцати лет, намеревалась провалить его далеко идущие планы. И она могла это сделать.
Он считался мастером маневра, и отлично понимал, к чему это приведет. Она знала его очень хорошо, но и он видел ее насквозь.
Для него невыносимым было осознавать, что в этот момент истинная власть царства находилась в руках этого хрупкого, как цветок боярышника, создания. Деньги, связи, преданные люди ничем не могли помочь. Все, что мог сделать Ай, так это убить ее и сочетаться браком с Бакетатон или самой старшей из трех царевен.
О, если бы он мог жениться на Бакетатон, то уже сделал бы это, но этому помешало одно обстоятельство. Что касается Сетепенры, ей исполнилось семь лет, и династический брак был вполне возможен. Но этот союз вызвал бы у большинства только чувство отвращения и насмешки.
К тому же она знала: теперь Ай подозревался в совершении большого количества убийств. Царский совет вполне мог отклонить его кандидатуру, и именно Хоремхебу досталось бы регентство, а возможно, и трон. Он рисковал даже закончить свою жизнь в тюрьме.
И Шабака присутствовал при его унижении!
Снова в голове раздался крик попугая: "Грязный пердун!"
На какое-то мгновение он задумался. И решил выбрать другую тактику.
Заметив сверкание молнии в ее взгляде, он поднял глаза к небу и воскликнул:
- А ты действительно дочь своей матери!
Затем он рассмеялся, и Шабака тоже разразился резким смехом.
Ни у Сати, ни у Пасара не дрогнул ни один мускул на лице. Но Анкесенпаатон неодобрительно поджала губы.
- Тот же характер кобры.
- Это покровительствующее нам животное.
- Ты права - я не выразил тебе соболезнований, что должен был непременно сделать. Но ты же знаешь, какая меня охватила печаль после смерти Макетатон, и в какое смятение меня повергло исчезновение Меритатон.
Шакал вилял хвостом.
- Все эти события подвергли царство опасности, - продолжил он. - Я брат твоей бабушки Тиу, отец твоей матери, царицы Нефертити. Как мог я не осознавать всю опасность данной ситуации?
Она слушала его, нахмурившись.
- Нет, - заключил он, - я не намерен превращать регентство в дуэль с тобой. Я думал, что разговариваю со своей внучкой, и забыл, что говорю с Третьей царской женой.
- Тогда все в порядке, - сказала она безразличным тоном.
Она повернулась к кормилице и велела подать прохладительные напитки. В дверях террасы появились слуги. Один из них принес высокий стол.
- Что же стало с Меритатон? - спросил Ай.
Она подчеркнула взглядом неуместность вопроса.
- Мне это неизвестно.
- Мне все говорили, что вы были привязаны друг к другу. У тебя должно быть какое-то предположение.
Слуги подали напиток из фиников. Анкесенпаатон снова повременила с ответом.
- Явился убийца, - сказала она.
У всех застыли лица.
- Его труп был обнаружен в саду, - пояснила она. - Я думаю, что именно Неферхеру убил его. Не знаю только, что произошло потом. Меритатон взяла своего ребенка и убежала вместе с Неферхеру.
- Убежала? Ночью? - воскликнул Ай.
Она смотрела на него все так же хмуро.
- Мне это неизвестно.
- Тебе это неизвестно? Неужто она с тобой не попрощалась?
- Мне это неизвестно, - повторила она, повернувшись лицом к Аю. - Да, она не попрощалась со мной.
- Тогда откуда ты знаешь, что она убежала?
- Я думаю, что она испугалась, - ответила Анкесенпаатон с такой яростью, что он вздрогнул.
Разумеется, она знала больше, чем говорила. И он не хотел, чтобы она заявила об этом во всеуслышание. Поэтому он решил больше не задавать вопросов, так как ее внезапное молчание говорило о многом.
- Труп лежал в саду, - сказала она.
Этот сад некогда был местом ее игр с одним мальчиком по имени Пасар, который был выходцем из народа, и вот в этом саду произошло нечто ужасное, после чего нашли мертвого человека с обезображенным лицом и ртом, полным яда.
- Я знаю.
Послеполуденный бриз всколыхнул тишину. Пасар отхлебывал напиток из фиников.
- Ты все же собираешься вступить в брак с Тутанхатоном… - возобновил разговор Ай.
Намеревалась ли она действительно стать его женой? И вновь она подумала о том, что если бы могла убежать с Пасаром, как ее сестра с Неферхеру, то не колебалась бы ни одной секунды.
- Да. И ты будешь регентом.
Ай, тот самый господин Ай, который в своей жизни столько получил и столько нанес оскорблений, думал о том, что у него, вне сомнения, не было врага более грозного, чем эта юная девушка, которая только-только вступила во взрослую жизнь.
- Итак, царство будет сохранено, - сказал он. - Амон смилостивился.
"Амон! - подумала она. - Но ты же всю свою жизнь превозносил Атона, пока это было в твоих интересах!"
Он встал, за ним поднялся Шабака, она также встала, довольная тем, что этот высокомерный старик уходит, наконец, отсюда. Он заключил Анкесенпаатон в объятия, а затем протянул ей тяжелый золотой браслет, на котором был выгравирован глаз Хоруса.
- Держи, милая, в знак моей признательности.
В тот момент, когда он уже собирался выйти с террасы, к нему направилась Сати.
- Господин Ай, - заговорила она, - в лице Меритатон я потеряла дочь, и отныне являюсь защитницей этой девочки.
Он слащаво усмехнулся.
- Я была свидетельницей несчастий, случившихся в этой семье.
Он внимательно смотрел на кормилицу, удивленный тем, что издевательским тоном она говорила о серьезных вещах.
- Если что-нибудь случится с Анкесенпаатон, ее враги за это поплатятся.
Ай закричал, и следом за ним вскрикнул Шабака. Из-под своей черной накидки Сати вытащила кобру.
Вот почему она прятала руки!
Кобра метнула свою овальную голову к застывшему от ужаса Аю.
- Эта Кобра, господин Ай, - хранительница короны, тебе это известно. Ия - одна из служанок Кобры.
Служанки Кобры! Ай от изумления открыл рог. Он знал об этом сообществе колдунов и колдуний, которые официально дали обет защищать честь и верность. Для них не важно было, к какому сословию принадлежала жертва, чье преступление нарушало законы морали. Ни начальник охраны, ни охранник, ни знатный торговец - никто никогда не мог уйти от служителей Кобры, и даже один из его продавцов был ими сильно напуган, когда они обнаружили, что он продавал яды.
- Сати! - испуганно прошептала Анкесенпаатон.
- Кобра, господин Ай, повсюду найдет врагов Третьей царской жены, - произнесла кормилица хрипло.
Ай тяжело дышал. Шабака оцепенел.
- Ты мне угрожаешь? - воскликнул Ай.
- Я? Никогда! Разве посмела бы я угрожать господину, такому, как ты? Это Кобра тебе пригрозила, - сказала Сати, - покачав головой рептилии с лицом властителя.
Ни для кого не секрет: только те, кому было подвластно течение жизни, могли безнаказанно манипулировать кобрами; рептилии их почитали, подчинялись им и даже защищали от воров и убийц. Впрочем, Сати обладала не воображаемыми полномочиями; она действительно являлась одной из служительниц Кобры.
- Спи спокойно, если твоя душа чиста, - продолжила она, - но расскажи всем: Анкесенпаатон под защитой Кобры.
Змея посмотрела направо, затем налево. Сати спрятала ее под своей накидкой. Ай в ужасе вытаращил глаза и быстро пошел к двери в сопровождении Шабаки.
Пасар смеялся во весь рот.