На палубе, у передней мачты, столпились матросы. Впереди стоял Андрей. Он что-то кричал наверх, туда, где на командном мостике должны были находиться капитан и несший вахту старший помощник. Я заметил, что здесь собрались почти все матросы и кочегары "Св. Анны". Задние напирали на передних, обнимая широкие плечи товарищей крепкими закорузлыми, потрескавшимися руками. Глаза смотрели в одну точку. Никто не курил. Это свидетельствовало о высшей степени возбуждения. Но вокруг Андрея сгрудилась только часть команды. Одинокие фигуры стояли в стороне, опершись на леера, другие сидели на скамейке под колоколом или на обтянутых брезентами выходах из трюмов.
Юнга Васильев, мальчишка лет шестнадцати, взобрался на ванты, продел ноги сквозь веревочные ступени и колыхался, как птица, высоко над палубой, в такт покачиванию корабля.
Вся эта толпа притихла, и только голос Андрея звенел в тишине на высоких нотах.
- Требуем повернуть корабль на север и сказать всем, куда идем! - Он обернулся к матросам, - Так я говорю, братва?
- Верно! - загремели голоса. - Дело! К черту Америку!
- Ну, а если я не поверну, так что будет? - раздался спокойный, насмешливый голос капитана.
- Сами повернем, вот что, - выпалил Андрей. - Тебя не спросим.
- Тебе по феске! - завопил кто-то сзади. - За борт!
- Дураки вы, вот что, - еще спокойнее заявил капитан. - Где север, где юг, не знаете, а туда же лезете кораблем управлять. Да вы и карту-то читать не умеете. Ну, да ладно, - переменил он вдруг тон и, словно бросив дурачиться, заговорил серьезно. - Кто вам сказал, что мы идем в Америку? Сюда нас занесла буря. А теперь нам нужно идти в порт Сан-Винцент на островах Зеленого Мыса, потому что угля не больше, как на три дня, а это ближайший к нам порт. Погрузим уголь и решим, куда идти дальше. В Марсель - так в Марсель. Но сейчас идти в Марсель не можем. До Гибралтара семь - восемь суток, а угля на три - четыре. Поняли?
Матросы молчали, видимо, смущенные.
- А вы уже и разорались, - продолжал капитан. - Ни уха ни рыла не понимаете, а туда же...
Теперь все матросы смотрели на Андрея, но он тоже был смущен объяснениями капитана.
- Если кто хочет, я на карте покажу, чтобы поняли, что на север идти не приходится. Идти надо туда, где уголь. Без угля - гибель. - Капитан уже явно глумился над командой.
- А грузы в Америку зачем брал? - спохватился вдруг Андрей.
- Какие грузы? Грузы все на Марсель. Там компания перегрузит на другие пароходы или пошлет в Америку "Святую Анну". Но тогда на ней пойдут только те, кто хочет. Кому не по вкусу будет путешествие, может убираться к черту. Сухопутных моряков нам не надо.
- Вот врет-то, вот врет! - прошипел мне на ухо) Кованько. - И не заикнется. Ах, прохвост патентованный!
- Все он врет, ребята, все заливает, а вы уши развесили, - кипятился Андрей.
- А что врет-то? Ты скажи, если ты такой умный. - По голосу я узнал Фомина.
- Да все врет, все, - продолжал горячиться Андрей. Он закусил теперь удила и сыпал ругательствами без смысла. Матросы в смущении молчали.
- Вот что, ребята! - пользуясь удобным моментом, закричал опять капитан. - Ведь вы за границей пропадете ни за понюшку табаку. С голоду подохнете. Я о вас же забочусь. А вас против меня этот большевик натравливает. Довольно! Хватит! - Голос его поднялся до высоких нот и задрожал. - Вы уже видели, как он вас обманывает. Он хочет повернуть судно в океан, в водяную пустыню. Но ведь на юге в трех - четырех днях пути - большой порт, угольная станция. Такая работа до добра не доведет, ребята! Все люди как люди, а этот прохвост так и норовит бучу на корабле устроить. Я его арестую, а в Марселе отдам под суд. Под суд! - закричал он, стуча кулаками. - И всех, кто станет его защищать, тоже под суд. Поняли? Кашин, сюда! - закричал он. - Двоих часовых! Арестовать Быстрова и - к прочим арестованным. - Голос его несколько спал. - И пусть утешают друг друга!
- Слушаю, господин капитан! - послышался откуда-то голос Кашина.
Матросы растерянно молчали. Андрей смотрел на братву и говорил вполголоса:
- Что же это, братцы? Как же так?
В толпе произошло движение.
- Стой, ни с места! - загремел опять капитан. - Теперь я шутки бросил. Кто двинется, пулю в лоб! Слышали? Лучше миром, ребята! - закричал он опять после паузы. - Суд разберет, кто в чем виноват.
- Ах, сукин сын! - на этот раз громко прокричал Кованько. - Не могу я, Николай Львович, не могу!
Его лицо горело, волосы рассыпались по лбу. Отпустив мой рукав, он выпрыгнул на палубу и закричал громко, словно хотел, чтобы даже волны слышали его:
- Врет он, ребята, все врет!
Матросы все еще стояли в недоумении, но Андрей сразу метнулся к нему.
- Знаю ведь, знаю, что врет. Да как доказать? Расскажите толком, что знаете! - кричал он ему в лицо, схватив обеими руками за плечи.
- Младший штурман Кованько, молчать! Потрудитесь убраться в вашу каюту!
Но Кованько уже овладел собой.
- Нет, не потружусь, господин капитан!
Он повернулся к команде.
- Капитан ведет вас в Америку. Он хочет там продать судно, а вас бросить на произвол судьбы. Он обманывает не только вас, но и компанию. Поэтому он набрал грузов в Чили и Уругвай.
- Врет он все. Говорю вам, что пойдем в Марсель, а сейчас идем только за углем, - надрывался капитан, но теперь его уже никто не слушал.
- А если идти за углем, - все спокойнее и увереннее говорил Кованько, - то зачем идти в Сен-Винцент, когда в трех днях пути к северу Мадейра, на полпути к Гибралтару?
- Ах я дурень, дурень! - хлопнул себя по голове Андрей. - Я ведь думал, что есть какой-то порт к северу, да забыл про Мадейру.
- Я не знаю наверное, - кричал Кованько, - что затеял капитан! Может быть, я и ошибаюсь, но если я не прав, то пусть капитан немедленно повернет на север.
- Верно! - дружным хором орали матросы. - Пусть повернет!
Я тоже вышел на палубу вслед за Кованько. Теперь мне был виден командный мостик. В правом углу маячило злое лицо старшего, посредине возвышалась массивная фигура капитана. Он был без фуражки. Воротник рубахи был расстегнут. Лицо было покрыто крупными каплями пота, глаза сузились и глядели зло, как у дикого кабана, затравленного борзыми.
Андрей опять вышел вперед и громко крикнул:
- Ну, что ж? Будете отвечать, господин капитан?
- Буду, - заорал капитан, - только не так, как ты думал. Кашин, командуй - ружья к плечу! Ну, живо!
Звякнули рассыпанной дробью затворы пяти винтовок.
Капитан выбросил обе руки вперед, - в каждой из них блеснул браунинг.
- Ну, марш по местам, живо, иначе - стреляю!
- Ребята, не расходись! - кричал Андрей. - Неужели стрелять будешь, сволочь?! - обернулся он к Кашину.
- Разойдись! - кричал капитан. - Не допущу бунта!
Беспомощной скорлупой болталась на волнах истрепанная бурей "Св. Анна". С погнутыми леерами, разбитыми стеклами окон, с обрывками такелажа и вантов, с обломком расколотой в щепы передней мачты судно напоминало скорее брошенную людьми барку, нежели морской пароход. Под угрозой обстрела сверху сгрудились на баке матросы. Команда Кашина с ружьями наизготовку выстроилась у правого борта. У левого стояли цепочкой сторонники капитана: Сычев, Фомин, Шатов, механик Сергеев, Глазов. Они держали правые руки в карманах.
"Всех успел вооружить. Перестреляют ребят!" - подумал я и, уже не рассуждая, бросился в гущу людей.
- Сергей Иванович, милый, успокойтесь! Андрей, не доводи дело до драки, - умолял я то одного, то другого. - Смотрите, ведь они окружили вас. Черт знает что будет!
Андрей и Кованько огляделись.
- Что, сволочи, поняли, в чем дело? Мигом по местам! А штурман Кованько в свою каюту под арест. Скажите спасибо, что не перестреляли половину. - Голос капитана звучал теперь нескрываемым торжеством.
Андрей стоял, как в столбняке. Кулаки сжаты, скулы побелели от напряжения. Он понимал, что победа на стороне капитана, и с ненавистью глядел вверх, на блестящие браунинги, зажатые в кулачищах рыжего великана.
Наконец Андрея прорвало.
- Ну, мы еще посчитаемся с тобой! - крикнул он и резко повернулся спиной к мостику.
- Пошли, братва, в кубрик!
Один за другим, стуча каблуками по кованым ступенькам, угрюмые и растерянные, спускались вниз матросы. Андрей стоял у входа и рукой касался плеча каждого, нагибавшегося на пороге, как будто подсчитывал силы своей партии. Капитан словно забыл об Андрее. По-видимому, он боялся разжечь страсти команды арестом Андрея Быстрова.
- Сергей Иванович, Николай Львович, айда к нам! - сказал Андрей. - Там потолкуем. С ними вам больше нечего делать, - указал он на мостик.
Мы оба, словно подчиняясь команде, двинулись ко входу в кубрик.
Действительно, с капитанской каютой и с кают-компанией у нас были покончены счеты.
На пороге я оглянулся назад. На опустевшей палубе оставались только солдаты Кашина и еще несколько человек, сторонников капитана. Оба враждебных лагеря на "Св. Анне" определились до конца.
В кубрике заговорили все сразу. Ругательства сыпались щедрым потоком. Бранили капитана, друг друга, Андрея. Сидели на койках, на длинных скамьях с широко растопыренными ножками, на столе. Все сейчас же закурили, и облака дыма наполнили низкий и тесный кубрик. Здесь собрались не только палубные матросы, но и большинство кочегаров и младших механиков.
Андрей в углу тихо разговаривал с высоким механиком Яковчуком. Кас тут же сосал трубку. Затем Яковчук подошел к столу, забарабанил кулаками по верхней доске, призывая к молчанию, и, когда шум несколько утих, заговорил громко и настойчиво:
- Ну, братва, видали? Теперь кто, выходит, прав? Обвернул вас рыжий вокруг мачты. Давно нужно было его, гада, за борт.
- Говори дело, не лайся, - пробурчал недовольно Жигов.
- Теперь тебе дело говори, - вскипел Андрей. - А кто, как не ты, Степан, говорил, что я балясы точу, что пугаю, что хочу вас на бузу поднять для ради собственного удовольствия? Теперь видел?
- Да ну вас! - отозвался Яковчук. - Наспорились уже, хватит. Капитан всех переспорил. Давай вправду дело, Андрей.
- Дело, дело, черт бы вас побрал! - не успокаивался Андрей. - А где раньше было дело, головы свинцовые, ломовики чертовы? Все не верили, все отмахивались, а теперь давай им дело, когда стукнули по загривку. Дело вот в чем. Все поняли, что без драки дело не обойдется, или еще не все?
- Да все, все, - загудели со всех углов. - Дураков нету!
- Всё суда боялись? Да где он, суд-то этот? В Марселе? Так мы хвостом махнули, да и прощевайте. Нашли чего бояться.
- Ну, ладно, ладно, валяй дальше.
- Так вот, ребята, надо действовать. Галдеж делу не подмога. Давай, ребята, изберем трех человек, да пусть они и подумают обо всем, а что решат, - тому и повиноваться.
- А какая там еще троица?! Вали при всех! - закричал кто-то с верхней койки.
- Нет, ребята. Много ушей - много шума. Давай уж по-организованному, - настаивал Андрей.
- Нельзя иначе. Надо выбирать, - медленно, слово за словом, уронил Кас. Его мрачный голос и уверенный тон произвели впечатление.
- Давай, давай, ребята! - поддержал старый механик. - Выбирать так выбирать.
- Все согласны? - переспросил Андрей. - Чтоб потом отказу не было.
- Согласны, не тяни кота за хвост! - закричали по углам.
- Так еще раз, ребята, предупреждаю: смотри, никому из тех, - он показал на дверь, - ни слова, и что скажут выборные, то и делать.
- Ладно, ладно. Еще одно начальство. Старого не хватает.
- А как величать-то будем выбранных?!
- Довольно, ребята! Не до шуток. Называй, кого будем выбирать. Нет, сначала сколько - трех или пять?
- Три! Пять! Три! - посыпались частые выкрики.
- Так три или пять? - переспросил Андрей.
- Три!.. Пять!.. - поднялся новый взрыв криков, но "три" кричало большинство.
- Так трех? За трех - большинство. Ну, теперь - кого?
- Быстрова, Каса, Быстрова, Яковчука, Жигова, Каса! - Имена сыпались со всех сторон, но все это были имена Каса, Андрея и Яковчука, по-видимому, уже признанных лидеров большинства.
- Еще кого? - вошел в роль Андрей.
- Хватит, хватит!
- Значит, Быстров, Кас и Яковчук. Так, братва?
- Верно, правильно!
- А Сергея Ивановича? - подхватил внезапно матрос Косюра.
- Верно! - загудел весь кубрик. - Правильно!
Кованько поднял руку.
- Нет, братва. Мне кажется, это не нужно. Спасибо за доверие. Я теперь с вами. - Он произнес эту фразу с возраставшим волнением. - Но троих достаточно. Тройка может привлечь к делу кого найдет нужным.
Ну, и меня тоже, и Николая Львовича. Понадобимся - пожалуйста!
- Ну, ладно. Все одно - давай тройку!
- Теперь, ребята, тихо. Давай по местам. Тихо сидеть, а мы посоветуемся. Ты, Загурняк, садись у выхода да следи за тем, что делается на палубе. Да, вот что, чуть не позабыл! Ребята, у кого есть оружие?
- У меня, - сказал старый механик Кириллов, - есть небольшой браунинг. Неважная штука...
- Все равно. Гони его Загурняку. Кто дежурит, тому и передавай, - скомандовал Андрей. - Еще у кого, ребята?
Все молчали.
- Слабо, братва. Эх ты, дьявол. А у вас, Сергей Иванович, Николай Львович?
Увы, наше оружие осталось в каютах.
Быстров, Кас, Яковчук наклонились над столом и что-то зашептали друг другу. Похоже было на то, что Андрей предлагает какой-то план, а остальные только покачивают головами в знак согласия. Когда Андрей кончил, Яковчук с маху шлепнул его широкой ладонью по плечу и сказал:
- Ай, золотая у тебя голова, Андрюшка! Тебе бы земским быть.
Андрей улыбнулся.
- Только бы вышло. Тогда держись, рыжий!
- Слушай, ребята! - вдруг закричал Андрей. - А кто же остался там, а?
- Да, верно. Давай врагов-то сообразим, - согласился Яковчук. - Напоминайте, ребята, - начал он, откладывая по пальцам. - Из матросов - Сычев, Фомин и Глазов, а у нас из машинного - механик Сергеев да два кочегара: Степанов и Ионин. Ну, старших механиков, к думаю, считать не надо. Они действовать против нас не будут. Да я полагаю, что и кочегары там застряли зря. Стояли вахту - там и остались, сюда их не пустили. Я их в капитанской компании не видал! Парни не плохие.
- А кока забыли!
- Да, кок. А может, и он только перебраться не успел? Как теперь узнаешь?
- А кто же при машине там, кто же на вахте? Ведь машина-то стучит, - сказал Загурняк.
- Да, наверное, Степанов да Ионин всё, - сказал Андрей. - Капитан и старших, наверное, приструнил, а то, может быть, и кока от плиты к топке перевел.
- А рулит-то кто?
- Кто? Сычев, конечно!
- Ну, а как же смена?
- А за сменой к нам придут.
- Поклонятся!
- Не ходить, ребята, - твердо сказал Андрей. - Пусть покрутятся, а завтра мы с ними поговорим иначе.
Долгое время никакой связи между кубриком и палубой не было, но, когда стемнело, в кубрик вошел Шатов.
Кубрик встретил его недружественным молчанием.
Шатов постоял у двери, подошел к столу, провел пальцем по цинковому бортику и посмотрел на палец. Затем вытер его о серую грязную штанину и осмотрел хозяйским взглядом кубрик. Матросы молчали.
- Что же, ребята, а вахта-то как? Чего порядок забыли? Не на берегу ведь.
- А что, и без нас, поди, справятся, - ядовито, себе под нос, пробурчал Загурняк.
- Коли в Америку, так нас нет, - поддержал Вороненко.
- Нам не платили ведь, - добавил Санька Кострюковский.
- А мне платили? - вспылил Шатов.
- А то нет? - закричал Яковчук. - Иначе чего же ты стараешься?
- Молод ты, сукин сын, мне такие вещи говорить, - рассердился старик. - Шел бы лучше в свой кубрик.
- А ты стар, да удал, боцман, - выступил вперед Андрей. - Не за страх, а за совесть работаешь. Так заруби себе на носу - на вахту мы не пойдем. Пусть повернет капитан на север да все оружие нам сдаст, тогда поговорим.
- Ишь ты, какой выискался, Аника-воин, - прошипел боцман. - Тебе и оружие сдай, тогда только ты говорить станешь. Вишь, как тебя расперло. Вождь! Сукин сын!
- Ты не ругайся, Шатов, - сказал Андрей. - Не за добром пришел, так проваливай, а то вылетишь рваным пыжом.
- Да что это? - сжал кулаки Шатов. - Да ты грозить? Ах ты, стервец задрипанный!
- Гони его в шею, Андрей! - закричал кто-то в глубине кубрика.
- Вон к черту! В загривок старца! Продажная душа! Подлюга!
Шатов побелел от злости и шагнул к дверям. Андрей за ним.
- Бунтари! - крикнул с нижней ступеньки Шатов. - Висельники! - и выбежал из кубрика.
Матросы долго молчали.
- Ну вот, война объявлена, - сказал, наконец, раздельно и задумчиво Кас.
- Да, - протянул Яковчук. - Погнали мы боцмана здорово. Теперь миру не бывать.
- А вот и манифест услышим! - крикнул Загурняк. - Сам капитан прет.
Глаза матросов поднялись к верхним ступеням лестницы, ведущей в кубрик. Грузная фигура капитана закрыла просвет. Тень от широких плеч легла на пол кубрика. Капитан дошел почти до низу лестницы и стал на одной из последних ступенек. Он нагнулся, подался вперед и просунул голову в кубрик. Во всей его фигуре, громоздкой и неуклюжей, несмотря на высокий рост, чувствовалась необычная настороженность. Прежняя уверенность и презрительное спокойствие оставили его.
Матросы поднялись и встали перед ним, но это не был знак внимания или повиновения. Это было то движение наизготовку, когда напрягаются мышцы и настораживаются нервы. Андрей стоял впереди.
- Слушайте мое последнее слово, - отчеканил капитан. - Мы пойдем туда, куда поведу я. Я один знаю все, что нужно знать человеку, которому доверено судно. Я согласен выбрать комитет из трех человек, с которыми я буду иметь дело. В этот комитет войдут Сычев, Фомин и Шатов. Вы все немедленно выйдете на работу. Андрей, Кас и оба штурмана пойдут под арест. Если же вы не согласны, то подохнете здесь с голоду. Я не выпущу из кубрика ни одного человека. Буду стрелять во всякого, кто высунет нос, а во Французской Гвиане выдам вас властям как бунтовщиков и большевиков. Там вы познакомитесь с работой на ртутных приисках.
Небось, когда кожа будет отходить от костей, "Святая Анна" вспомнится раем. Так вот, выбирайте!
Андрей схватил со стола тяжелую медную кружку и с перекошенным лицом ринулся вперед.
- Так ты еще издеваться, сукин сын! - и он запустил кружкой в капитана. Кружка со звоном пролетела через переднюю часть кубрика и ударила капитана в колено. Капитан выхватил руку из кармана, и сейчас же прогремел выстрел. Пуля впилась в доски пола, и дверь наверху с треском захлопнулась.