Содержание:
Предисловие 1
ЧАСТЬ 1. СТРЯХНУВ МУЗЕЙНУЮ ПЫЛЬ 1
МЫШИНАЯ НАПАСТЬ 1
КРЕСТНЫЙ БЕГ 5
ДОН ХОАКИНО 10
ЗЕЛЕНАЯ ГВОЗДИКА 14
ХИЖИНА 18
ВЕКОВАЯ МЕЧТА РУССКОГО НАРОДА 22
ЛЕБЕДЬ, ПОПУГАЙ И КУКАБАРРА 25
ЧАСТЬ 2. ПО ТУ СТОРОНУ ПЕДПРОЦЕССА 29
ЗООЛОГИЧЕСКОЕ ДЕТСТВО 29
ПУТИЛОВСКИЕ ЛАГЕРЯ 35
МАНДОЛИНА В ЖЕМЧУГАХ 39
ЭНЦЕФАЛОГРАММА 44
ДОМ С ПРИВИДЕНИЯМИ 46
НИКОЛЬСКИЕ ВЫСЕЛКИ 52
СОРОЧИЙ КАМЕНЬ 58
ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ ПЛЮШЕВОГО МИШКИ 63
ЕГИПЕТСКИЕ НОЧИ 67
Записки орангутолога
Владимир Григорьевич Бабенко, доктор биологических наук, профессор кафедры зоологии и экологии Московского педагогического государственного университета, член союза писателей России, автор более 500 научных, научно-популярных, учебных и художественных публикаций (в том числе свыше 60 книг).
"Записки орангутолога" (2006) продолжает серию книг В. Г. Бабенко "Люди, звери и зоологи" (1991), и "Лягушка на стене" (1998). В предлагаемой книге также рассказывается о людях, посвятивших себя профессии зоолога и о невероятных приключениях которые случаются почему-то именно с ними.
О научной работе зоологов сами за себя говорят монографии, книги, статьи, тезисы и отчеты. А вот как этот материал добывается и что остается "за кадром" и вообще откуда вырастают, как воспитываются, где учатся люди этой редкой и замечательной профессии, известно немногим.
Все истории, написанные в этой книге - подлинные, все они случились с автором, его друзьями, приятелями или знакомыми. Автору оставалось только "сшить" разрозненные эпизоды в единое повествование.
Предисловие
В предыдущей книге "Лягушка на стене" я рассказывал, как однажды экспедиционная жизнь занесла нас с товарищем в небольшой поселок Хабаровского края. Там мы поселились в крохотном общежитии для механизаторов. Мой коллега сообщил коменданту, что наша специальность орнитология, то есть изучение птиц. Однако гостеприимный хозяин общежития никак не мог запомнить название этой науки. И он стал нас называть "орангутологами", старательно выговаривая новое для него слово.
Я решил воспользоваться лингвистическим открытием коменданта и назвать вторую мою книгу, посвященную людям зоологических профессий, "Записками орангутолога" потому, что в этом неологизме дальневосточного служащего, на мой взгляд, удачно сочетаются оба объекта, которым она посвящена. Вроде бы орангутолог занимается животными (правда не ясно - то ли птицами, то ли приматами), и в то же время этот специалист, наверное, связан с изучением людей (ведь по-малайски "оранг" - это просто "человек"). Обе трактовки верны. Я считаю, что люди, посвятившие себя зоологии, отмечены особой печатью. Они пишут умные, а иногда и полезные книги, проводят замечательные экскурсии, охраняют природу, воспитывают и обучают подрастающее поколение. Все это отражено в официальных сводках любого учреждения, где эти зоологи работают.
Но с другой стороны, почему-то именно с зоологами случаются совершенно невероятные приключения, которым могут позавидовать даже журналисты, актеры, геологи или медики. А вот эти события нигде не фиксируются. Поэтому я решил восполнить пробел, с большой теплотой вспоминая всех своих друзей по работе, по зоологическим кружкам и по институту.
Все события, описанные в этой книги подлинные. Однако все названия учреждений и имена людей изменены. Любое сходство того или иного персонажа с реальным человеком случайно.
ЧАСТЬ 1. СТРЯХНУВ МУЗЕЙНУЮ ПЫЛЬ
МЫШИНАЯ НАПАСТЬ
Промозглым столичным осенним утром на улице Колокольникова деревенского вида тетка с огромной сумкой, вздыхая, подошла к входу в большое старинное многоэтажное зеленое здание, фасад которого был перевит облупившимися гипсовыми змеями.
- Кунсткамера, - медленно, почти что по складам прочитала она вывеску. - Мне сюда.
Тетка протянула было ладонь к дверной ручке, но тут неизвестно откуда взявшийся молодой человек, с очень короткой стрижкой, в куртке шинельного сукна (но цивильного покроя), потертых джинсах и десантных сапогах с короткими голенищами, услужливо открыл ей дверь.
- Спасибо, - обомлела тетка. - Это Кунсткамера?
- Кунсткамера, Кунсткамера, - ответил молодой человек, слегка улыбнувшись, и этим проявил на щеке второй шрам. Первый был и так хорошо заметен на лбу. По всем этим полевым признакам сразу можно было узнать Пашу - лаборанта из отдела млекопитающих.
- А вам к кому? - вежливо поинтересовался Паша.
- К директору, - оторопело ответила посетительница, ошеломленная галантностью молодого человека, которая никак не вязалась с его внешним видом "братка" из Малаховки.
- А нет ее, - сказал молодой человек. - Она - в Главном корпусе и будет часа через два-три.
Паша знал это наверняка, так как директриса Кунсткамеры была заодно и начальницей звериного отдела.
- Ну, тогда к заместителю хорошо бы попасть.
- А это - на втором этаже, - сказал Паша. - Пойдемте, я покажу, - и повел посетительницу по коридору мимо огромных картин, на которых были изображены мамонты и тигры, к широкой лестнице. - Кстати, раздеться можете в нашем отделе.
- Спасибо.
На ходу он заглянул в ее сумку. Оттуда высовывались давилки (в обиходе называемые "мышеловками").
Паша, уже с более задушевной улыбкой, произнес:
- А, коллега. Так это вам надо не к заместителю, а к нам, в отдел маммологии.
- Чего-чего? - насторожилась тетка. - Разве это поликлиника?
- То есть в отдел териологии, - быстро вычислил ее эрудицию Паша. - И еще раз взглянув на по-прежнему недоуменное лицо тетки, добавил с улыбкой (на этот раз уже саркастической):
- Там где различных зверушек изучают - кабанчиков, белочек, зайчиков, мышек.
- Во, во, - сказала тетка. - Мне туда. За мышками. Из санэпидстанции я, из службы дератизации.
- Де-эротизации? - ехидно уточнил Паша.
- Да, - не поняла тетка. - Мышей повсюду ловим. А сейчас изучаем замышёванность центра Москвы. Вчера, вот, напротив работала, у милиционеров ловушки ставила. А сегодня ваш черед пришел.
- Ну и как улов у милиционеров? - спросил Паша. - Небось, одни легавые попались?
- Да нет, одни мыши, - отвечала тяжело поднимаясь по лестнице тетка. - Даже крыс не было.
- У нас, наверное, побольше будет, - многозначительно пообещал Паша.
- Посмотрим, посмотрим, - ответила тетка, проходя с ним в отдел териологии.
- Чего смотреть, - ответил Паша. - Сами увидите - грызунов-вредителей у нас море. Так и шастают. У нас такое здесь водится, даже наука не может объяснить, что у нас здесь водится. Сплошные мутанты. И все от нафталина. А один наш лаборант даже водку нафталином закусывает. Тоже мутант. Раздевайтесь. Вешалка вон там.
А сам скрылся в своей комнате.
Паша бросил в угол сумку, снял суконную куртку (изнутри она оказалась подбитая лисьим мехом), кирзовые десантные сапоги, размотал портянки и повесил их на батарею, а потом стал переодеваться в свою утреннюю одежду. И когда готовая к работе тетка-мышатница заглянула в его комнату, она увидела босого, спортивного вида молодого человека, в белом, самодельном, сшитом из вафельных полотенец кимоно, подпоясанного зеленым поясом.
Молодой человек делал каратистские упражнения - ка́та и при фиксировании каждого удара громко, с присвистом, словно дельфин, выдыхал через нос.
- Уже готовы? - сказал Паша, прервав утреннюю разминку. - Вы можете начать с нашего отдела, а можете с подвала.
- Я, пожалуй, с подвала начну, - сказала тетка, опасливо оглядывая похожее на исподнее кимоно.
- А чем вы давилки заряжаете? - спросил босой, но по-прежнему вежливый Паша, провожая ее до дверей отдела. - Наверное, по общепринятой методике - хлебом с постным маслом?
- Да нет, мы по старинке - салом и сыром, - ответила тетка. - Пока продуктами снабжают, слава Богу.
- И то хорошо, а нам, вот, масло и сыр не выдают. Одно молоко за вредность. А проверять давилки, небось, завтра будете? - как бы между прочим поинтересовался лаборант.
- Завтра с утра, то есть ровно через сутки. Есть такая единица измерения замышёванности - "ловушко-сутки". Знаете?
- Ну а как же! Я ведь то же к млекопитающим отношение имею. Доброй охоты! - и закрыл дверь.
Дератизатор, спускаясь по лестнице, услышала из отдела териологии громкий крик "Кья!" и глухой удар.
Она испуганно оглянулась и заторопилась вниз, в подвал. Деревянные мышеловки в ее сумке гремели, как ансамбль лошкарей.
* * *
Паша после разминки не сразу приступил к своей основной работе - написанию этикеток, а пользуясь отсутствием директрисы, занялся любимым делом. Сначала он полчаса лупил руками и ногами по макиваре - специальной обшитой войлоком вертикально стоящей доске, приспособленной для отработки ударов карате (причем каждый удар сопровождался боевым кличем).
После макивары Паша умылся и облачился в рабочую одежду - в совершенно заношенные штаны, синий халат, кеды - и начал оттачивать приемы ведения боя с холодным оружием. Он открыл кабинет директрисы, сплошь увешанный рогами и черепами редких животных, а также другими экзотическими вещами: пробковыми шлемами, вьетнамскими соломенными шляпами, старинными пороховницами. Лаборант достал из угла кабинета начальницы настоящую якутскую пальму́ - полу-копье полу-бердыш тамошних охотников. Это был универсальный инструмент, которым промысловики прошлого века обрубали торчащие на пути ветки, кололи дрова или оборонялись от волков, медведей, злых чужеземцев или таких же соплеменников.
Паша взял оружие, развязал ремешки, которыми удерживалась прикрывающая лезвие дощечка, чтобы в мирной жизни, на марше (когда пальма́ служила просто посохом) не порезаться, и закрыл дверь в отдел на замок. Потом он поставил к двери огромный деревянный щит на котором красной краской был грубо нарисован силуэт человека и, отойдя по длинному коридору на десяток метров, метнул пальму́ в мишень.
Первый бросок не достиг цели - потенциальный противник Паши был поражен только в руку. Лаборант повторил попытку и через пятнадцать минут добился того, что копье попадало только в корпус красного супостата.
Паша удовлетворенно протер лезвие пальмы́ и отнес ее в кабинет директрисы. Но лаборант не торопился убирать деревянный щит, прикрывающий входную дверь, а прикрепил к голове нарисованного силуэта мишень с концентрическими кругами. Потом он извлек из своего шкафа пневматическую винтовку и полчаса упражнялся в стрельбе.
Паша снял с силуэта мишень, с удовольствием рассмотрел пробоины (все пули легли кучно), оттащил деревянный щит от двери и повернув ключ в замке открыл ее. Потом он взял с банку с водой и прошелся по комнатам своих коллег, поливая цветы. На розовом кусте в комнате директрисы начинал распускаться бутон. Паша сначала полил растение, а потом ножницами срезал цветок, отнес его в свою комнату и поставил в бутылку с водой.
И только после этого Паша сел за свой стол, взглянул на стоящий перед ним на полке бюст директрисы, грубо вырезанный им из куска хозяйственного мыла и совсем не похожий на оригинал, открыл коробку с мышиными тушками (особым способом изготовленными чучелами), пододвинул к себе баночку туши, обмакнул туда перо и написал на первой этикетке: "Apodemus sylvaticus". Этим Паша занимался без роздыху два часа подряд. Потом он открыл огромную молочную флягу. Сразу же во всем отделе резко запахло формалином. Лаборант стал корнцангом доставать из недр фляги задубевшие от фиксатора трупы зверюшек, собранные научными сотрудниками в различных экспедициях. Это был бросовый материал с потерянными этикетками, а значит не имеющий никакой научной ценности. Паша выбрал около трех десятков зверьков, помыл их под краном холодной водой, чтобы хоть как-то отбить запах формалина, просушил на батареях, затем сложил всю коллекцию в сумку, прихватил украденную у директрисы и уже начавшую распускаться розочку и пошел в гости - в отдел орнитологии.
* * *
Паша прибыл туда как нельзя удачно - мужская часть отдела работала на хорах, в дальнем хранилище. Там начальник отдела Олег с лицом, напоминающим мишень - круглая лысая голова, круглые очки, круглые глаза, и младший научный сотрудник с лицом мелкого подворотенного хулигана, прозванный Вовочкой за то, что делал работникам Кунсткамеры мелкие, но в основном безобидные гадости, перетаскивали тяжеленные сундуки с тушками птичек.
Симпатичная, в самом расцвете сил лаборантка Людочка (чудом уцелевшая после очередной кадровой чистки директрисы) была в отделе одна и териолог, пользуясь случаем галантно улыбаясь (и этим подчеркивая все боевые шрамы на своем лице) подарил ей розочку.
Людочка, поблагодарив, взяла цветок. Паша прошелся по отделу, заглянув между прочим и в комнату, где сосуществовали Олег и Вовочка.
Над столом Олега висело множество фотографий в рамках - всё орнитологи. На противоположной стене тоже располагались орнитологи, но их было меньше. Любимым занятием Олега было перевешивание фотографий с одной стены на другую, а это случалось после смерти очередного специалиста по птицам.
Олег большую часть свей жизни провел на "северах", где он изучал куличков. Поэтому на стене также висело множество фотографий с суровыми пейзажами Таймыра, Мурмана, Чукотки. С Чукотки, кстати, Олег привез также и различные сувениры. Под потолком на гвозде болтался эпликате́т - пять грузов, выточенных из моржового бивня. С помощью этого снаряда чукчи еще совсем недавно охотились на гаг. Кроме того, на шкафу лежала охапка длинных округлых костей (тоже моржовые сувениры с Чукотки), которыми Олег завалил не только отдел орнитологии, но и всю Кунсткамеру.
Над столом Олега, кроме того, красовалась картина, однажды обнаруженная начальником отдела орнитологии в подвале Кунсткамеры. В этих глубинных запасниках пылилась целая серия картин неизвестного художника-примитивиста. Все они изображали представителей куриных - фазанов, куропаток, глухарей, перепелов - в естественной обстановке. Пернатые были нарисованы маслом на совершенно одинаковых прямоугольных кусках фанеры. Создатель этих шедевров не был ни профессиональным художником, ни профессиональным орнитологом. По картинам было видно, что хотя он птиц и любил, но сам отличался мрачноватым нравом - все пернатые у него выглядели какими-то угрюмыми.
Из этой серии Олег и выбрал одну картину, на которой была изображена белая куропатка в тундре. Надо сказать, что эта птица, пожалуй, была самой неприветливой из всех. Белая куропатка монументально располагалась на переднем плане, заслоняя собой и серо-зеленую тундру, и низкое свинцовое небо. Птица была во всей красе - белая с кроваво-красными бровями. Причем художник "надвинул" брови на глаза куропатки, отчего вид у нее был зловещий. А так как ни масштаб, ни перспектива не были соблюдены, то казалось, что куропатка к тому же имеет гигантские размеры. Поэтому создавалось полное впечатление, что на картине изображена птица Рух (почему-то обитающая в тундре), которая с мрачной надеждой всматривается в горизонт, ожидая увидеть свою излюбленную добычу - мамонта или, по крайней мере, шерстистого носорога.
На столе у Олега лежали тушка кулика и два автореферата диссертаций. Один - о питании клестов в пустыне, другой - о говорящих канарейках. Взглянув на авторефераты Паша подумал, что орнитологией он бы никогда не стал заниматься. Он взял со стола тушку и, как всякий зоолог, первым делом посмотрел на этикетку. На ней было написано Arenaria interpres oahuensis. Паша начал было читать научное название птички вслух, но на третьем слове осекся (на самом деле ничего страшного - просто куличок был впервые добыт на острове Оаху). Но Паша этого не знал и решил, что Олег не совсем еще потерянный человек, если изучает птиц с таким названием.
Стоящий у окна стол Вовочки в отличие от стола Олега не был завален бумагами. Зато там лежало множество желтых трясогузок - словно жарилась огромная яичница-глазунья. На вешалке висел потертый рабочий пиджак Вовочки. На полке стояла огромная стрекозиная голова - старинный, прекрасно сделанный муляж из папье-маше. В отделе энтомологии голову выбросили за ненадобностью. Вовочка подобрал ее и собирался отнести добычу в школу знакомой сокурснице, а ныне учителю биологии.
Паша, осмотрев все это богатство, вернулся к Людочке. Он расспросил лаборантку, посетила ли их отдел тетка с мышеловками. И Людочка показала, где дератизатор расставила свои ловушки.
Паша вытащил из сумки еще слабо пахнущих формалином зверьков, и мертвой мордочкой каждого коснулся приманки - куска сала, со слегка садистской улыбкой пронаблюдав как стальная дужка ловит свои жертвы.
Он уже собирался было уходить к себе в отдел, но снова заглянув на хоры и обнаружив, что Олег с Вовочкой заняты своими сундуками надолго, остался.
Паша еще раз осмотрел их комнату и на минуту задумался, а потом произвел несколько действий. В частности, он взял пару книг, снял с полки стрекозиную голову, с вешалки - Вовочкин пиджак и берет начальника отдела, со шкафа - пару Олеговых (то есть, конечно, моржовых) костей и быстро сконструировал из всего этого добра инсталляцию.
После этого он сходил к Людочке попросил "штрих" (белую краску для затирки ошибок в машинописном тексте), а также и птичку с этикеткой, написанной рукой Олега. Людочка предоставила ему и "штрих", и кулика, добытого начальником отдела орнитологии прошлым летом на Чукотке. Того самого - oahuensis.
Через пятнадцать минут Паша вернул Людочке и куличка, и "штрих", взял свою сумку с грызунами и пошел по другим отделам. А еще через полчаса пришли усталые Олег с Вовочкой.
Оба они были слегка удивлены тем, что за столом Вовочки спиной к ним сидел человек.