Дорога Скляра и Васильева оказалась тяжелой. Лошади, не привыкшие к ходьбе по кочковатой тундре, то и дело вязли в трясине. Скляр ехал впереди, стараясь заставить свою лошадь ступать на кочки, а не между ними, но из его попыток ничего не выходило, так как лошадь у него была молодая и горячая. Она шла как-то рывками и поэтому скоро выбилась из сил. Через каждые 50–60 метров приходилось делать передышку. Конь Васильева был стар и более опытен. Первые два-три километра он шел вслед за лошадью Скляра, а потом стал выбирать дорогу самостоятельно. За 8-10 последних дней тундра сильно "изменилась: сочные ягоды морошки и голубицы уже осыпались, и только брусника краснела отдельными островками. На сером фоне тундры прятались куропатки, вылетая целыми стаями из-под ног лошадей. Подошли к болоту. Скляр направил свою лошадь вперед. Она отошла метров десять и стала, пугаясь зыбкой почвы. Скляр слез и повел лошадь в поводу. За лето болото оттаяло настолько глубоко, что и без груза животное по брюхо уходило в вязкий ил. Васильев тоже повел своего "старичка", но и он также безнадежно увяз. Выяснилось, что люди еще могли кое-как держаться, но провести через болото лошадей было абсолютно невозможно. Решили поискать перехода в другом месте, отыскивая в бинокль более сухие участки. После полудня в воздухе почувствовался сильный запах гари, встречный ветер приносил едкий дым. Поднялись на холмик, и перед глазами открылась горящая тундра. Маленькие язычки пламени перебегали с одной кочки на другую, и полоса пожарища быстро разрасталась вширь. Гарь решили обойти стороной. Справа расстилалась безрадостная трясина, уходящая в сторону Анадырского лимана. Оставался один исход - обойти болото стороной, как бы далеко на юг оно ни простиралось. С этим решением разведчики повернули к лагерю. Пожарище снова преградило путь, огонь охватил площадь в несколько квадратных километров, так что казалось, что горит вся тундра. Столб серого, смрадного дыма поднимался к небу. Оказалось, что мокрая тундра таила в себе неисчерпаемый источник горючего материала в виде верхнего слоя торфа, кустиков голубицы, карликовой березы, лишайников и ягеля. На месте пожарища пастбище восстанавливалось лишь много лет спустя.
Обойти пожарище по болоту было невозможно, путники решили прорваться в другую его сторону по горам. Кое-как удавалось миновать горящие кочки, но совершенно некуда было спрятаться от окутывавшего со всех сторон едкого дыма. Он лез в горло и немилосердно ел глаза. Лошади теряли способность ориентироваться и начинали крутиться на одном месте. Вперед пошли наугад, ведя лошадей на поводу, и кое-как вышли из пожарища. Солнце уже давно скрылось за горизонтом, когда разведчики достигли лагеря. Чукчи их встретили весьма недружелюбно. Они что-то громко говорили переводчику, все время показывая пальцами на работников экспедиции, и казалось - вот-вот пустят в ход кулаки.
- Чего они хотят от нас, Гриша? - спросил Скляр.
- Они говорят, что вы тундру подожгли и теперь им негде будет пасти оленей.
- А! Вот оно в чем дело! Гриша, передай им, что тундру не мы подожгли. В этом, вероятно, виноваты их же пастухи, пусть на них и сердятся, а теперь приглашай их ужинать.
Наутро всех разбудил странный вой. Две старухи-чукчанки, страшные, грязные, косматые, с отвислыми грудями, вывалившимися из вырезов керкеза, ползали около палаток, собирая руками и ртом ягоды, в изобилии росшие повсюду, и дико выли однотонными голосами. Это не было похоже ни на плач, ни на песни.
- Что они, спятили, что ли?
- Зачем спятили! Это они поют от радости. Пьяны ведь!
- Да откуда ж они водку взяли?
- Хы… откуда им водку взять? Гриб такой есть, мухомором называется, варят они его, и водка получается, да еще покрепче будет. Я вчера был у них, пробовал, - сознался Гриша.
Из мужчин в этот день в лагерь никто не пришел - все стойбище было вповалку пьяно.
Вьючка лошадей отняла несколько часов, - лошади долго не шли на приманку. Скляру для разведки предоставили огромную лошадь с такими хорошими карими глазами и чистой, гладкой шерстью, что невольно думалось, что свои лучшие годы она провела в кавалерии. Остальных лошадей связали звеньями. Расплатившись с "капитаном" и поручив ему доставить оставленное снаряжение в Ново-Мариинск, отряд тронулся в путь. Василий Гаврилович шел напрямик, не обращая внимания на болото. У него был изумительно размеренный шаг, "топографический", по определению Первака. На работе он не спеша устанавливал свою треногу, спокойно визировал, но как это делал - оставлял в секрете. Здесь каждая кочка была сестрой своей соседки, и ориентироваться среди них было невероятно трудно.
Отряд переходил болото, придерживаясь пятен красного мха, ибо практика показала, что на зеленых луговинах была зыбкая топь. Трудно сосчитать, сколько раз за этот переход пришлось развьючивать и вытаскивать завязших лошадей. В час шли не более километра. На лошадей было больно смотреть - и ноги, и животы, и даже головы были у них в грязи, колени дрожали. На беду пошел все усиливающийся, холодный мелкий дождь.
- Стоп! - закричал Скляр, - на сегодня довольно. Осень началась, - добавил он, слезая с измученной лошади. Мокрые палатки пришлось ставить прямо в болоте. Вдалеке было видно чукотское стойбище. Скляр был мрачнее тучи, он видел, что при создавшихся условиях далеко не уйдешь.
Для облегчения партии был отдан приказ оставить из вещей только по смене белья, одной паре запасных сапог, постели и теплую одежду. Продовольствия урезать с таким расчетом, чтобы на каждую лошадь пришлось не более 2½ пудов. Из продуктов взять наиболее легкие: макароны, печенье и сухари. Консервов, как основную тяжесть, оставить самое минимальное количество. Весь остальной груз упаковать и свезти к чукчам.
Дождь барабанил по палатке. До рассвета краснел огонек папиросы в том углу, где лежал Скляр. Остальные тоже плохо спали, один только Гриша, беззаботно храпел на всю тундру.
Спозаранку прибежали чукчи. Пока перепаковывали вьюки, они привели лодку для оставленного им груза. Днем прошли девять километров. На западе показались вершины хребта Рарыткин.
Ночью снова выл ветер, бросая потоки мелкого, нудного дождя.
Наконец стало ясно, что болото тянется до самого Анадырского лимана, представляя собой остатки протоки, соединявшей некогда воды Анадыря и Канчалана. Вскоре открылся и сам лиман, по-осеннему серый и безрадостный. Налетающие шквалы гнали косые полосы до лсд я. Шквал проходил, наступала маленькая передышка, иногда проглядывал солнечный луч, и снова было видно, как с запада надвигалась новая дождевая завеса. Скляр терпеливо ловил моменты, когда можно было фотографировать. Некованые лошади с трудом преодолевали валунные россыпи размытых морен. По твердому прибрежному грунту итти оказалось все же легче, чем по раскисшей тундре. Немного не дойдя до низины, по которой протекала небольшая речка, лошадь Скляра снова увязла. Дальше шла топь, не выдерживавшая даже тяжести человека. Пришлось снова итти в обход вверх по речке, зыбкие берега которой не подпускали к себе ни человека, ни лошадь. Прошли километров пять-шесть, и снова путь перерезал крошечный, но такой же непроходимый приток речки. Один из рабочих хотел было его промерить, но сразу же настолько увяз, что еле сапоги вытащил, да и то при помощи остальных спутников. Быстро надвинулись сумерки.
- Развьючивай!
Сеня Бессарабец попытался провести лошадей на водопой, но они артачились, так как берега колебались, как опара. Пришлось поить лошадей из ведра. Эту ночь спали как в люльках. Под тяжестью человеческих тел в грунте образовались углубления, в которых каждый спал, убаюкиваемый зыбуном, как ласковой матерью. Жалобно кричали гагары и разная болотная птица, еще не успевшая улететь на юг.
Наутро все кругом было покрыто инеем. Зима посылала свой первый привет и первое предупреждение. Скляр очень обрадовался морозу и поехал искать переправу через речку. Его попытка оказалась неудачной. Скляр выкупался сам, измучил лошадь и через пару часов вернулся ни с чем. Решено было обследовать самое устье реки. Предполагалось, что при отливе обнажались галечные отмели и по ним будет можно переправиться на противоположный берег. В новую разведку поехали Скляр, Гаврилыч и Мария. Отлив угнал воду лимана далеко от берега и обнажил метров на 200–250 дельту речки, представлявшую собою тот же ил с редкими пятнами галечника. Промер поручили сделать Марии, так как она была легче весом. В лимане воды осталось немного выше пояса, но илистое дно жадно засасывало босые ноги; Мария только с колоссальным трудом перебралась на противоположный берег, тщательно осмотрев полосу обнаженного дна, отделявшего реку от твердого, коренного берега. Переход показал, что поверхность дельты была неровная и имела различную плотность грунта. Кое-где дно было твердо, как камень, а в одном месте Мария сразу провалилась по колени. Тем же бродом Мария перебралась обратно, и, взяв иод уздцы Пегашку, вновь начал переправу. Лошадь была малорослая и, судя по прежним переходам, достаточно храбрая. Оказалось, что мелкая галька лишь только сверху неровным тонким слоем покрывала ил. Лошадь сразу же увязла передними ногами. Под ее копытами зловеще, с каким-то всхлипыванием чавкала бурая масса.
- Шагай, дурак! В этом только твое спасение, стоять нельзя, сам видишь! - подбадривала дрожащую лошадь Мария, стараясь сдвинуть ее с места.
Как бы поняв ее слова, Пегашка делает шаг, другой и идет на длинном поводу за Марией, которая тщательно ощупывает ногой каждый вершок пути. К несчастью, там, где проходил человек, лошадь, как правило, проваливалась. Бедный Пегашка даже уже на берегу долго дрожал, прижимая уши к затылку. Не найдя перехода через лиман, пошли обратно к Нерпичьей Кошке, где, по словам Григория, находилось чукотское стойбище и рыбалка АКО.
- Далеко ли до рыбалки, Гриша?
- Совсем близко, товарищ начальник. В полдень там будем.
Шли от зари до зари и только на закате увидели яранги, похожие издали на копны сена, и белые пятна палаток рыбалки. Ветер доносил шум мотора катера, стоявшего у берега. Скляр пустил свою лошадь в галоп.
- К рыбалке кунгас добывать! - крикнул он на скаку.
Однако вскоре Скляр вернулся мрачный и разозленый.
Катер собирался буксировать в Ново-Мариинск два пустых кунгаса, но старшина наотрез отказался помочь экспедиции.
- Без начальства не могем, так что уж лучше не просите. Сказал не дам - и точка!
Как бы в подтверждение рассказа Скляра в сгустившейся темноте завыла сирена, и бортовые огни пошли прочь от берега, уводя с собой желанные кунгасы. Было видно, что старшина, опасаясь надвигающегося шторма, несмотря на ночное время, удирал в свое логово в Ново-Мариинск.
ГЛАВА III
Работе на лошадях пришел конец. Надо было думать о том, как бы до сильных заморозков добраться по реке в селение Марково. Скляр решил послать Васильева в Ново-Мариинск к начальнику экспедиции для получения соответствующих указаний. С трудом удалось уговорить местных чукчей переправить Васильева, Первака и Григория на другой берег, откуда они могли бы пешком добраться до Ново-Мариинска. Чукчи уселись в байдару, взяв с собой топор, веревку и чугунный котел, словно собирались ехать на неделю. На всякий случай с собой захватили парус. Двое чукчей сели на весла, третий пристроился у руля. Когда в байдаре разместились пассажиры, она глубоко села в воду; стало очевидным, что при малейшем волнении она начнет черпать бортами. На деле так и вышло. Уже первая волна метрах в пяти от берега плеснула через борт. Чукчи переглянулись и круто повернули назад.
- Что случилось?
- Надо ждать, пока лиман утихнет, - перевел Гриша пояснения чукчей.
- А долго ли ждать придется?
- Да они говорят, что часа через три должно стать потише. Сейчас прилив, а когда начнется спад воды, тогда можно будет попробовать перебраться на тот берег. Они тогда пришлют за нами ребятишек.
Во второй раз переправа началась как будто бы удачнее. Рулевой сразу взял курс на противоположный берег. Волнение было слабее, но… надо же было этим любителям чая забыть на берегу котел! Когда выяснилась эта "беда", чукчи, не медля ни минуты, повернули обратно к берегу.
Снова байдара начала переправу. Волны подбрасывали ее, как щепку, но рулевой ловко лавировал между белыми гребнями, гребцы нажимали на весла. Вышли на фарватер, волнение усилилось, встречный ветер, казалось, держал судно на месте. Неожиданно с моря налетел шквал, вода закипела. С берега было видно, как байдара временами скрывалась за высокими пенистыми гребнями. Чукчи опять повернули назад, наотрез отказавшись продолжать попытки перебраться через лиман.
На рассвете следующего дня пришел катер за пустыми кунгасами, которые он должен был сейчас же отвести обратно. Васильев, Первак и Григорий, примостившись на корме катера, тронулись в путь.
В Ново-Мариннске гостей не ждали. У начальника экспедиции при встрече на лице был написан сильный испуг.
- Что случилось? Откуда пришли, где остальные, как лошади? - посыпались вопросы.
Васильев подробно рассказал обо всем случившемся и просил помочь переправить лошадей, для чего требовалось не менее двух Ю-тонных кунгасов. За помощью обратились в АКО, но ни в этот, ни в последующие дни АКО кунгасов не предоставляло, отговариваясь тем, что им самим не хватает пловучих средств для заброски грузов на фактории. Стало совершенно ясно, что рассчитывать на кунгасы нельзя, а следовательно нельзя доставить лошадей на зимовку в Марково. Начальник экспедиции решил продать лошадей окрисполкому, который нуждался в транспорте для вывозки угля с мыса Телеграфного.
Во второй половине сентября в этих местах наступает уже глубокая осень. Температура на берегу моря редко поднималась выше нуля. Часто разыгрывались штормы, тяжелые тучи непрерывно плыли по небу, шли дожди, грязь и слякоть затопили весь поселок. В один из таких дней АКО неожиданно сообщило, что не сегодня-завтра вверх по реке отправится караван в составе двух катеров и трех кунгасов, из которых один может быть предоставлен экспедиции.
На другой день Баклан и Первак, нагрузив 5-тонный кунгас до самого верха, спустились но речке Казачке и направились в лиман, где их подхватило течение и быстро понесло в море. На берегу раздался крик:
- Кунгас несет в море! На катере! Помогите!
Один из катеров погнался за кунгасом и подвел его к месту погрузки каравана. Ободренные неожиданной удачей, рабочие решили попытать счастья и во второй раз, чтобы самостоятельно переправиться на рыбалку, где и взять вторую часть груза экспедиции. Разгруженный кунгас перебросили туда с попутным катером. Дождавшись отлива, Баклан п Первак оттолкнули его от берега и направили вниз по течению. На берегу в Ново-Мариинске за ними следил Васильев. Вот показалась чуть заметная точка. В бинокль было видно, как двое людей налегают на весла, пытаясь побороть течение и подвести тяжелый кунгас к берегу, что было, конечно, явно безнадежно при быстром отливном течении. Васильев поднял крик:
- Спасай кунгас! Людей уносит в море!
Вторично за кунгасом понесся катер, и вскоре вторая часть груза была доставлена к месту погрузки всего каравана судов.
Из третьего места экспедиционный груз был доставлен, примерно, таким же образом. С очередным приливом караван пошел вверх но реке.
Скучное место поселок Усть-Белая. Слабо всхолмленная тундра вплотную придвинулась к реке. Вокруг ни деревца, ни кустика. На берегу голая галька без всяких признаков какой-нибудь жизни, лишь кое-где попадается выброшенный штормом полусгнивший плавник или обглоданный чайками и временем рыбий костяк. К маленьким озеркам, разбросанным в тундре, не подойти, - их водное зеркало лежит в оправе болотистых берегов. Птицы давно улетели. Правда, иногда нивесть откуда промчится стайка уток или появится нырок из зарослей осоки. Вода не в каждом озере была пригодна для питья. Случалось так, что ведро наполнялось таким густым торфяным настоем, как будто бы в него был налит крепчайший чай.
В расстоянии километра от селения, на сухой косе, в месте соединения ее с берегом выстроились чукотские яранги. Коса представляла собой узкую галечную насыпь, метров на двести вытянувшуюся в реку. На самом ее конце расположился деревянный летник с плоской крышей, служивший летом жильем для рыбаков, а зимою - для хранения юколы. Сейчас часть рыбы оставалась еще на вешалах, образуя густую бахрому из вяленой, разрезанной на пластины кеты.
С террасы, под защитой которой приютились палатки экспедиции, низвергались потоки воды, излишки которой тундра отдавала реке. Во избежание сырости, палатки были окопаны канавами, но это мероприятие помогало в общем мало. Непрерывный дождь сменился пургой, и вскоре тяжелый, мокрый снег толстым слоем придавил скаты палаток. Уже 13 сентября пришлось лопатой разгребать глубокие сугробы снега. 14-го ветер стих, и над тундрой занялось яркое, свежее утро. Выглянуло солнце, и начался форменный "всемирный потоп". Снег невероятно быстро таял, давая начало бесчисленным ручьям.
Как только ветер слегка подсушил тундру, отряд отправился в поход, по направлению к морене, замеченной на пути в Усть-Белую. Вскоре путь преградил огромный оползень, выдвинувшийся метров на десять в волны реки. Обвал произошел недавно, во время шторма, так как всего еще несколько дней тому назад партия беспрепятственно проходила это место. Вся масса обвала, состоявшая из глины, ила и кочкарника, продолжала медленно сползать вниз, заполняя прибрежную часть реки. Задняя стенка, от которой отделился поток плывуна и торфа, представляла собой амфитеатр, в нижней части которого выпуклым щитом матово поблескивал сплошной лед, покрытый грязными струйками талой глины. Это был так называемый "материковый лед", являющийся загадкой Севера и приводивший многих исследователей к самым разнообразным гипотезам. Лед мог сохраниться в условиях вечной мерзлоты, как часть некогда бывшего здесь мощного ледника, оставившего свой несомненный след в виде морены. Во всяком случае, ни один геолог не проходит мимо выходов материкового льда, не отметив его своим вниманием.
В поисках удобного места для производства съемки и зарисовок Скляр залез в такую кашу из глины и торфа, что безнадежно оставил в ней свой сапог. Пришлось итти к нему на выручку, после чего все оказались в глине до самых бровей.
Следующие дни опять шел дождь. Пришли катера и взяли с собой камчадалов и сезонных рабочих. На берегу остались только чукчи и работники экспедиции. Сплошные тучи опускались все ниже и ниже и плакали неисходным дождем. Наступила настоящая анадырская осень.
В первые же дни выяснилось, что местный врач напрасно запугал Скляра рассказами о тяжелых условиях жизни в Усть-Белой. В распоряжение отряда был предоставлен небольшой домик; на лучшее никогда никто и не рассчитывал, поэтому было решено, что Скляр с Марией и рабочими останутся в Усть-Белой, а Васильев отправится в Марково, чтобы сделать астрономические определения для работ отряда Меньшикова, который должен был еще зимою пройти вверх по Анадырю в селение Еропол.