Даже Фрике, который закрывал глаза, чтобы не видеть обезьяньих рук, напоминавших человеческие, тем не менее с наслаждением вдыхал аппетитный запах этого кушанья, и его обоняние восторжествовало над зрением.
- Кроме того, - говорил мальчуган как бы в свое оправдание, - ведь они сюда не положили никакой отравы, а пахнет еда очень вкусно и аппетитно… Куда ни шло! Попробую!
И он с опаской отправил в рот небольшой кусочек.
- О-о… да это превосходно!.. Прямо-таки бесподобно… Я никогда не ел ничего более вкусного… Теперь я не удивлюсь, что все эти люди… лю…
- Хм! - воскликнул доктор, подскочив на своем месте. - Что все эти люди… что?
- Ну да, что все они любители… этих… этих вкусных вещей!..
И Фрике с нескрываемым наслаждением обгладывал руку гориллы совершенно так же, как будто это была свинячья ножка.
Товарищи последовали его примеру сначала из простой вежливости и без особого увлечения, хотя доктор привык ко всякого рода стряпне, а желудок Андре мог переварить и долото. Поэтому их физиономии за столом были совершенно приличны, тем более что предлагаемое им угощение, в сущности, было похоже только внешне на людоедское.
- Вот видите, доктор, - сказал Фрике, обращаясь к своему другу и вставая из-за стола, - мясо гориллы, оказывается, чрезвычайно вкусно. Но мясо негра, мне кажется, должно быть хуже мяса черта. Я положительно не понимаю, как эти дикари едят двуногих людей, когда так много четвероногих обезьян бегает в их лесах. И подумать только, что скоро они наверняка сожрут того пьянчугу, которого убили сегодня… Счастье наше, что завтра мы уже будем далеко отсюда!
ГЛАВА VII
Кем был месье Андре. - Мнение командира Камерона о португальцах. - Прелести экваториальной флоры. - Желтая змея. - Смертельный укус. - Отчаяние. - Борьба великодушия. - Бессилие науки. - Агония Фрике. - Его неустрашимость и мужество перед лицом смерти. - Мажесте действует. - Роет ли он могилу? - Захоронение одной из ног Фрике. - Барометрические цветы. - Лес деревьев без корней. - Таинственное нападение. - Исчезновение. - Признательность есть добродетель чернокожих. - Доктор и Андре среди европейцев. - "Бедный Фрике! Увижу ли я тебя когда-нибудь?"
Ход событий этого рассказа, столь же необычайного, сколь правдивого, был до такой степени быстр, что до сего времени не было возможности сказать хоть несколько слов о высокосимпатичной личности Андре.
Так как его судьба тесно связана с судьбой парижского гамена и так как в дальнейшем он является главным действующим лицом в тех драматических событиях, которые мы решили проследить, то воспользуемся данным моментом, когда караван Ибрагима покинул страну гатамундов и двинулся дальше к берегу океана, чтобы сообщить читателю в нескольких строках, кем являлся в действительности Андре.
Владея большим состоянием в том возрасте, когда юноши только расстаются со школьной скамьей, Андре, оставшись сиротой на восемнадцатом году, вместо того чтобы кинуться очертя голову в веселый водоворот парижской жизни, занялся изучением юридических наук исключительно с целью пополнить свое образование, но не имея ни малейшей претензии выступать когда-нибудь в зале суда.
Став в двадцать лет блестящим адвокатом, серьезный, работящий и высокообразованный, но вместе с тем веселый товарищ и приятный собеседник, Андре благодаря врожденному уму учился жить, присматриваясь к тем непростительным глупостям, какие совершали на каждом шагу его товарищи, и, будучи не в восторге от всех их кутежей и увеселений, решил пуститься в путешествия. Это было разумное и полезное применение денег и накопленных знаний. Он совершил кругосветное путешествие, но не так, как его совершают англичане, одержимые скукой, а как разумный молодой человек, старающийся все увидеть, изучить, принять к сведению и затем извлечь известную для себя пользу из всего, что он видел и слышал.
Объявление войны в 1870 году заставило его спешно вернуться из Мексики, где он в то время находился. Как человек умный, он был, конечно, и человеком сердечным.
Вернувшись на родину, он не стал испрашивать у правительства ни места, ни назначения, ни какой бы то ни было синекуры, а просто взял ружье образца 1869 года и стал в ряды отечественных войск. Из этого рослого молодого человека выше одного метра восьмидесяти сантиметров вышел превосходнейший пехотинец. Свой долг он исполнял просто и честно, как истинный сын родины. Он был ранен, получил благодарность в приказе, но не получил знака отличия. К чему? Он сохранил на память приказ и тот номер газеты "Военный инвалид", где упоминалось о нем, и этого было для него вполне достаточно. Ничего большего он не желал.
По окончании войны он вернулся к частной жизни так же просто, как вступил в ряды защитников отечества, хотя чин лейтенанта, полученный им на войне, был утвержден за ним военной комиссией по проверке.
Впоследствии он часто оказывал людям услуги, не всегда за это получая благодарности.
Очутившись на свободе, Андре стосковался по морю и снова отправился путешествовать. Он посетил Южную Америку, Австралию и Суматру, затем вернулся в Сенегал, куда его призывали коммерческие дела. Его дядя, богатый судовладелец в Гавре, имел в Аданлинанланго крупную факторию, дела которой за последнее время сильно покачнулись. Приведя в порядок дела родственника, благодаря своему труду и энергии Андре намеревался вернуться во Францию, когда шлюп, шедший вверх по течению Огоуэ в поисках доктора Ламперрьера, пристал, так сказать, у его порога.
Положив в свой дорожный чемодан пятьсот патронов и пару фланелевых рубашек, закинув за спину свое ружье центрального боя, он с разрешения командира судна присоединился к экспедиции, во главе которой стоял тот же юный командир судна, его приятель.
Читатель уже знает, каково было его поведение во время событий, рассказанных в начале этой книги.
Атлетически сложенный, с наружностью холодной и решительной, но по натуре чуткий и отзывчивый на все хорошее, способный на великодушные порывы, корректный и выдержанный, как настоящий джентльмен, Андре сразу выделялся среди обыкновенных людей. Его необычайная ловкость в телесных упражнениях, непоколебимое хладнокровие и железное здоровье и ко всему этому удивительно верный и зоркий глаз давали ему громадное превосходство над другими путешественниками и случайными товарищами, с которыми его сталкивала судьба.
Фрике питал к нему чувство, похожее на благоговение. Все, что только говорил месье Андре, было для него словом евангельским; имя его почти не сходило у него с языка.
Другое лицо, о котором мы также в последнее время мало говорили, это Мажесте, "другое я" Фрике.
Прежде всего, надо сказать, что этот чернокожий мальчуган был как бы неразлучной тенью белого мальчугана. Вся его жизнь заключалась в том, чтобы любить Флики, делать, как Флики, смотреть на Флики, если тот молчит, и слушать его, если тот говорит, словом, подражать ему во всем.
Он, как и Фрике, был славным маленьким пареньком. Его образец для подражания ничем дурным не отличался, поэтому маленький негритенок смело мог во всем походить на него. Правда, Фрике не блистал особым воспитанием, но под экватором это и не требуется. Кроме того, так как Фрике всеми силами души любил Андре и доктора, то и Мажесте, со своей стороны, считал, что предан, как собака, Анли и Доти.
Словом, негритенок попал в хорошие руки - эти трое европейцев сделают из него настоящего человека. Уже и сейчас под их влиянием с поразительной быстротой развивались ум и сметливость этого молодого африканца. Фрике был просто на седьмом небе от восхищения негритенком. Ведь это он "изобрел" Мажесте.
Он вполне сознавал, что в былые годы из него бы вышел жалкий ментор, но теперь другое дело.
Главная часть воспитания Мажесте принадлежит ему: он умеет приближаться к уровню его понимания и растолковывать ему все, что мальчугану при случае желают преподать Андре или доктор.
Ну а теперь продолжим далее наше "кругосветное путешествие".
Ибрагим продвигался по направлению к берегу моря. О своих невольниках он заботился не меньше, чем всякий конский барышник о своем табуне. В сущности, он был неплохой господин для своих рабов. Он был чисто коммерческим человеком, вовсе не злым, не свирепым и не жестоким, и если возмутительное занятие - торговля живым товаром, к стыду нашему, находит себе приверженцев и среди европейцев, то что можно сказать относительно этого дикого абиссинца?
Вскоре его товар должен был быть продан экспортерам-португальцам, которые, по словам знающих людей, являются нравственными участниками работорговли. В своих отчетах о путешествии через Центральную Африку бывалые первооткрыватели континента говорят, что португальцы не только умышленно закрывают глаза на эти возмутительные сделки, совершающиеся у них под носом, но еще нередко негласно сами принимают в них фактическое участие.
Караван двигался медленно, но без происшествий. До берега Атлантики было уже недалеко. Впрочем, и все расстояние, которое приходилось пройти каравану, было не особенно велико, всего около ста шестидесяти километров. Караван, отправившийся с верховьев Огоуэ, спустился с севера на юг, следуя почти все время по одиннадцатому градусу восточной долготы.
Верховья Огоуэ, как известно, находятся как раз в том месте, где первый градус южной широты пересекает одиннадцатый градус восточной долготы. Наши путники, проследовав по гористой местности, носящей название Ншави, должны были двинуться дальше по пятой параллели до реки, обозначенной на карте именем Луиза-Лоанго, но которую Ибрагим именовал просто "рекой".
Здесь должна была пройти погрузка живого товара на суда, о чем говорили не иначе как благоговейным шепотом.
Никому из трех друзей не удалось ничего узнать об этом "Крейсере с берега Черного дерева", который должен крейсировать в открытом море, несмотря на английские и французские суда, которым поручен надзор за этим побережьем с целью воспрепятствовать негодяям экспортировать чернокожих. Это таинственное судно носило также несложное название просто "судно", точно так же, как река называлась просто "рекой".
Все необычайные красоты экваториальной флоры оставляли несчастных африканцев совершенно равнодушными, но зато трое европейцев не могли вдоволь налюбоваться ими. При этом доктор имел случай применить свои познания в ботанике и наделял все эти удивительные экземпляры не менее забористыми и зачастую очень странными названиями, ничуть, впрочем, не уменьшавшими восторгов его земляков.
Фрике был очень рад случаю приобрести новые знания, хотя наставник относился к делу несравненно серьезнее, чем ученик.
Вот повстречался красавец-элаист, или гвинейская пальма, с его перистыми грациозными листьями и ярко-красными плодами, из которых добывали пальмовое масло, их вид вызывал у Фрике неприятное воспоминание об экваториальной гавезе для откорма людей. Там - гигантские резиновые деревья с их темно-зелеными блестящими, точно клеенчатыми, листьями красиво переплетаются с изящной бахромой чихрицы, а там дальше - папирус, ротанги, имбирь с их вечнозеленой листвой, представляющие собой типично тропический лес с его влажно-жарким климатом и удушливой атмосферой теплицы.
Здесь же растут и шелковые деревья с их негнущимися стволами, а рядом с ними - фринии, смоковницы и бамбуки. А вот и длинные коренья с фиолетовыми стеблями, красные перцы, гифенеи с крепкими волокнами, черные или железные деревья, сандалы, красные деревья, тамаринды и прочее.
Укажем еще мимоходом и на арековую пальму, заменяющую туземцам табачную жвачку, бесчисленные виды молочаев, ананасы, бананы, кассавы, ятрофы, протеи, сорго, маис и mieina pruricons, страх и ужас туземцев, благодаря той удивительной цепкости, с какой волоски этого растения впиваются в тело человека, причиняя сильную боль.
Все эти растения, деревья, лианы, кусты, травы и злаки, сгибающиеся под тяжестью плодов, или цветков, или зерен, или орехов, сплетаются между собой, образуя колоссальную площадь, на которой ютятся всевозможные живые твари тропической фауны, начиная с громадных и мрачных носорогов, красных и черных буйволов, гиппопотамов и слонов, питающихся на этих обильных пастбищах и ютящихся в их недоступных чащах, из которых с шумом вылетают целые стаи марабу, журавлей, фламинго, гусей со шпорой на крыле, рыболовов, хохлатых цапель, ибисов, колпиц, бекасов и уток.
Змеи здесь также многочисленны и разнообразны: здесь встречаются виды, начиная с боа и питона и кончая маленькой зеленой гадюкой, - все они недобрые соседи для человека и даже для большинства животных, и встреча с ними не желательна ни для кого.
Обезьян здесь также целые стада в несколько сотен голов; и все они приветствуют путешественников самыми оглушительными криками и отвратительными гримасами, а зачастую и градом кокосовых орехов.
Есть здесь и сравнительно редкие черные обезьяны с белыми ошейниками - гверецы, и маленькие серенькие обезьяны, и громадные ревуны, и забавные шимпанзе, и много других.
Как видно, бедному Фрике с большим трудом удавалось классифицировать всех представителей растительного и животного мира и затем изучать под руководством доктора, методически и подробно, так как его наставник давал всему многообразию природы подробные описания, желая, чтобы его удивительно способный ученик надлежащим образом пополнил свои первоначальные естественнонаучные знания, почерпнутые из книг с картинками.
- Видишь ли, матросик, я хочу, чтобы из тебя вышел человек ученый; понимаешь, настоящий ученый. Говорят, что путешествия развивают молодежь; да, но при условии, если она умеет пользоваться тем, чему можно научиться, и я надеюсь, что твое кругосветное путешествие не останется для тебя бесплодным!
- И это только благодаря тому, что мне посчастливилось встретиться с вами, мой милый, добрый доктор! Ведь без вас я, вероятно, изучал бы ботанику на дне судовой угольной ямы или перед раскаленной машинной топкой, а теперь я буду учиться и постараюсь узнать как можно больше обо всем и стать настоящим знатоком!
- Так, так, - одобрил его Андре, радуясь, что мальчуган так серьезно отнесся к преподаваемым ему сведениям. - И знаешь ли, - добавил он, - ведь у тебя феноменальная память! Это большое счастье!
- Это, быть может, объясняется тем, что я ее раньше ничем не утруждал, а теперь мне надо нагонять потерянное время. Кроме того, заниматься с доктором и с вами так приятно, все идет так хорошо.
Действительно, все шло так хорошо, и вдруг…
Однажды утром караван медленно двигался вперед; невольники волочили за собой свои тяжелые деревянные колоды, что-то жалобно напевая. Осанор шел вольно; трое европейцев, желая поразмять ноги, решили пройти часть пути пешком.
Фрике заглядывал туда и сюда, вправо и влево, отыскивая какой-нибудь незнакомый плод или ягоду, цветок или насекомое.
Вдруг он громко вскрикнул.
- Что такое? - спросил доктор.
- Меня что-то укололо в ногу!
- Покажи скорее!
- Пустяки… это, вероятно, большой муравей меня ошпарил… сейчас пройдет… Ах, нет… это не то… доктор, туман мне застилает глаза… Доктор, меня тошнит… Что это такое?.. Ах, доктор… мне холодно… меня знобит!..
- Дитя мое, бедный мой мальчик, что с тобой, говори!
- Тут… тут на ноге… что-то такое так и рвет меня за мясо… я… я…
Он не мог сказать ничего больше, страшно побледнел; голова его откинулась назад; глаза закрылись. Он зашатался и, наверное, упал бы, если бы Андре не успел вовремя поддержать его.
Что же было причиной этого неожиданного внезапного нездоровья? Доктор поспешно откинул бурнус, в который был облечен Фрике, и крик ужаса вырвался из его уст:
- Несчастный мальчик! Это змея!
Выпрямившись, как металлический прутик, на ноге немного выше колена повисла маленькая желтая змея длиной не больше сорока сантиметров; в ее судорожно сжатых челюстях была закушена легкая ткань брючек Фрике, а острые, как иглы, зубы, прокусив ткань, глубоко впились в ногу мальчугана.
Казалось, все силы этого маленького пресмыкающегося были сосредоточены в его челюстях; оно, казалось, замерло в этом укусе, так что ничто не могло заставить его разжать зубы.
С момента укуса едва ли прошло две минуты.
Недолго думая доктор раскрыл под прямым углом свой большой складной нож и, подведя его лезвие под самую шею змеи, быстро нажал пружину складня, который, захлопнувшись, разом отсек голову маленького гада. Тотчас сведенные челюсти разжались, и голова упала на траву возле судорожно извивающегося тела.
Два крошечных укола, совершенно похожих на уколы тонкой булавкой или иглой, ясно виднелись на ноге мальчугана, и окружал эти уколы синеватый круг величиной с пятифранковую монету.
Негры при виде маленькой желтой змейки не могли скрыть ужаса. Было видно, что они считают Фрике безвозвратно погибшим.
Действительно, укус этой змеи смертелен.
- Так было суждено! - холодно и спокойно промолвил Ибрагим, подойдя к группе, образовавшейся вокруг Фрике. - Твой друг умрет! - добавил он, обращаясь к Андре.
Фрике был в глубоком обмороке и ничего не слышал.
- Доктор, друг мой… спасите его! - воскликнул молодой человек сдавленным голосом. - Скажите, что нужно делать?
- Нужно прежде всего спокойствие… очередь действовать за мной! - С этими словами доктор проворно разорвал одежду на ноге мальчика и своим большим складным ножом сделал над укусами глубокий крестообразный надрез, к которому прильнул губами и принялся высасывать кровь, которая, однако, упорно не показывалась, несмотря на то что рана была глубокой. Он напрягал все свои силы, не думая о том, что и сам, в свою очередь, может стать жертвой этого страшного змеиного яда.
Прошло несколько страшных, мучительных минут.
- Ну, теперь мой черед! - сказал Андре.
- Нет, - возразил доктор, - довольно, если погибну я один, трое уж слишком много. Кроме того, я - врач, это моя прямая обязанность…
- А я его друг, это мое право! - сказал Андре. - Я вас прошу позволить мне это.