- Место осмотрим утром, сейчас бесполезно: темно, следы утекли - дождик смыл. Не хочу напрасно гонять наряд. Ну, а вас, - Ходасевич покосился на Каркачеву и Борисова, - попросим переночевать у нас. Утречком все довершим, внесем ясность в общую картину события. Грошев так и не зашел к напарникам после случившегося. Поглядите, мол, на наши будни, прочувствуйте положение.
- Каково, Леонтий Петрович? А ведь мы ехали по тому же шоссе?
- Что ты хочешь услышать? Что пули предназначались нам? - Юзин заскрипел пружинами, забираясь поглубже под одеяло. - Значит, повезло, проскочили.
2
Перед утренней летучкой к Грошеву зашел комендант города Лепетухин. Андрей чуть отодвинул занавеску, осторожно выглянул.
Комендантом оказался майор, брюнет с привлекательной внешностью, брызжущий неистребимой энергией. За ним прошмыгнул мужчина в опрятной выутюженной тройке. Его голова была склонена чуть набок, как будто он тугоух и прислушивается.
- Здорово, Николаич, - приветственно протянул лапищу майор. - Не удержался, заскочил. Прибыл в мою команду Борисов, сказал, что был у вас едва ли не под арестом. Что за катавасия случилась нынешней ночью? Проинформируй городскую власть.
- Обычное дело, Григорий Иванович. Лесная сволочь учинила обстрел. Убит шофер.
- Схватили бандитов?
- Ловим. Кто это с тобой?
- Мой новый переводчик - Иоахим Шеффер. Антифашист.
Шеффер поспешил сообщить:
- Я никогда не был нацистом и внутренне отрицал гитлеровский режим, втайне солидаризуясь с коммунистами.
- Я кого попало не привлекаю, - поддержал его майор.
- Твое дело, Григорий Иванович, ты вправе самостоятельно набирать служащих. И все-таки хочу сказать тебе кое-что наедине. Извините, товарищ Шеффер.
Когда дверь затворилась, Грошев спросил без предисловий:
- Ты раньше встречал Борисова?
- Нет.
- Видишь ли, этот младший лейтенант сел в "пикап" за двадцать-двадцать пять минут до нападения. Правда, не в самом глухом лесу, на развилке дорог, но все-таки тут может быть что-то. Еще одна деталь. Все пулевые отверстия сосредоточены в передней части кабины. Лесные сознательно пытались поразить водителя. Стрельба прекратилась, как только "пикап" проскочил мимо места нападения. На заднем сидении находились Борисов и Каркачева.
- А это еще кто?
- Представитель от комиссии по поискам вывезенных фашистами музейных ценностей. Она не специалист, но ее прислали прозондировать - целесообразно ли переезжать сюда из Кёнигсберга всей комиссии.
- Задал ты мне задачку, Иван Николаевич. Как же быть с Борисовым?
- Пускай работает. Но серьезную документацию ему пока не доверяй. Ставлю тебя в известность, что мы будем проверять его. Пошлем фотографию по месту прежней службы, несколько запросов для подтверждения биографических сведений.
- Долго ждать?
- Недели две, максимум четыре. Поторопим с исполнением. Знаю, тяжело подозревать человека, который работает рядом.
- Будем надеяться, что это случайные совпадения.
- И еще, Григорий Иванович. С учетом учащения бандитских проявлений придется усилить охрану города. Во второй половине дня я к тебе заеду с конкретными предложениями. Будешь свободен?
- Постараюсь. Звякни мне перед тем, как приехать...
Не успела закрыться дверь за Лепетухиным, как в кабинете появилась Каркачева.
Из своей комнатушки Андрей слышал, как Грошев поблагодарил Нарциссу Викторовну за помощь следствию и потом перешел к делу.
- Чем могу служить, Нарцисса Викторовна?
- Дражайший Иван Николаевич, - пел голос Каркачевой, - вы храните самую невероятную информацию. Уделите толику от всеведения, подскажите, с кого начать, к кому обратиться. Мне известно: именно под Зеебургом пропали несколько автомашин с сокровищами, награбленными в наших музеях. Где они? Насколько оправдана моя миссия в ваши владения?
Реплики разговора долетали и до Юзина, знакомившегося с документами и, наверное, раздражали. Однако он лишь изредка иронично хмыкал.
- Мы интересовались этим вопросом и, что касается помощи, поможем. Однако я хотел бы предостеречь вас от самодеятельности. Почаще консультируйтесь с нами. Не выезжайте за пределы города, не уведомив нас. Вы сами убедились - бандиты пошаливают...
- Как замечательно, что я встретила именно вас, Иван Николаевич. Я буду держать вас в курсе своих поисков. Но вы понимаете, я должна торопиться: тают дни, разбредаются свидетели, все неопределеннее следы.
Грошев выдержал паузу и недовольно сказал:
- Уговорили, Нарцисса Викторовна, к добру или худу, не знаю, но уговорили. Я, к сожалению, не могу дать ни одного человека для постоянной помощи. Что касается консультаций по части поисков, обратитесь к Михаилу Антоновичу Митрохину. Он расследовал этот вопрос, и более информированного человека в городе, на мой взгляд, нет.
- Я могу рассчитывать на успех? - тихо спросила Каркачева. - Что показали ваши расследования?
Грошев снова замолчал. Потом, осторожно подбирая слова, ответил:
- Грузовики были сожжены. В отношении груза все-таки полной уверенности нет. Возможно, часть его уцелела...
На летучку Грошев собрал весь оперсостав. Был приглашен и командир пограничников Ходасевич.
- Прибыли, соколики, - произнес Ходасевич после знакомства и начал медленно поправлять перебинтованную руку в перевязи. - Тяжко. В капезе полтора десятка постояльцев, многие захвачены с оружием. Кто похитрее, продолжают мутить воду. Видели вчерашнее? Вот-вот. Пора осветить леса получше, выкорчевать заразу.
- Есть такое намерение, - отозвался Юзин. - Повоюем.
Их прервал Грошев.
- Итак, товарищи, собрались мы, главным образом, из-за нашего пополнения. Пусть почувствуют они себя полноправными членами нашего коллектива, "ощутят" задачи, стоящие перед нами. Сложившаяся обстановка не может нас радовать: мы не предвидим события, а плетемся за ними. Прочитаю для новичков выдержки из наших отчетов: "16 июля. На рабочих по сбору трофейного имущества совершено нападение бандой в количестве 7-8 человек, все в красноармейской форме. Убит боец комендатуры, охранявший имущество, четверо рабочих ранены. Банда скрылась с частью имущества, остальное подожжено". Далее, в этот же день: "На южной окраине Кабаньей пущи снайперским выстрелом убит сержант дорожно-строительного батальона". "18 июля. В районе станции Найденвальде тяжело ранен путевой обходчик". "20 июля. В Словиках расклеены листовки на польском языке, в которых полякам-новоселам предлагается под страхом смерти убираться назад, в Варшаву"... - Капитан взмахнул листками. - Вот она, наша повседневность. Кто-то скажет: "Что стрельба - привыкли к стрельбе". Товарищи, не забывайте, идет третий месяц мира. Сыпь бандитизма - болезнь, которую надо ликвидировать в кратчайший срок. С нас спросится каждая жертва. Обстановка сложная: враг маскируется в потоке возвращенцев, перемещенных лиц, переселенцев. Имеется и языковая проблема. Край населяют немцы и поляки, встречаются литовцы. А переводчиков-то у нас - всего один. Хорошо, что пополнение наше знает языки: Черняк владеет немецким и сносно польским, Юзин - литовским. Обособленность хуторной жизни - также проблема. В каждый не заглянешь, да и учет населения поставлен плохо. Мы в этом недорабатываем...
Грошев сделал паузу и сухо продолжил:
- В край переселяются поляки. Недавно один из новоселов прямо заявил мне: "Немцы должны испытать тот же ад, через который прошли поляки в дни сентябрьской катастрофы". Корни таких настроений, конечно, в оскорбленном национальном чувстве. Местные польские власти постепенно укрепляются. Товарищи по нашей линии, сотрудники польской государственной безопасности - госбеспеки, - прибудут послезавтра, По этому поводу, кстати, был звонок от Ватагина. Работать мы должны в контакте, оказывать максимум поддержки друг другу. Начальником, - Грошев заглянул в бумажку, - будет Тадеуш Дондера. Воевал в Первой польской дивизии. Коммунист. Далее. Не могу не отметить, что хозяйственная жизнь города в основном упорядочена. В городе деловой комендант. Заканчивается расчистка улиц, налажена выпечка хлеба, снабжаются электроэнергией учреждения. Все меры, особенно снабженческие, постепенно снимают настороженность горожан, склоняют их на нашу сторону. Отмечу в заключение, что в районе нет крупных войсковых соединений. Нечисть чует ухоронистые места. Кое-кто, не буду называть этого сотрудника, в первые дни приезда затосковал по казакам-разбойникам; здесь, дескать, санаторный режим. Копнули поглубже - покой оказался обманчив. - Грошев отхлебнул остывшего чая. - Никак не наведем порядка в собственном хозяйстве. Разве не безобразие, что в городе появляются подозрительные люди, проживают в свое удовольствие и благополучно убывают в неизвестном направлении. Может быть, и Кох осчастливил нас транзитом?...
После "распеканции" Грошева, как охарактеризовал потом выступление начальника Митрохин, Бугаков и Ходасевич ушли. Оставшиеся обсудили задачи, связанные с направлением Юзина и Черняка в оперативный поиск. Были выделены для обследования подозрительные районы, намечены "почтовые ящики". Ящики гарантировали связь при невозможности личных встреч. Договорились об условных обозначениях в тайниковой переписке: Грошев становился отныне Ведуном, Юзин - Ткачом, а Черняк - Робинзоном. По городу наметили особые меры заградительного характера, что в немалой степени зависело от КПП и патрулей Ходасевича.
Митрохин, как прилежный стенографист, записывал предложения, чтобы после летучки свести намеченное в отчетливый документ действий.
Спор вызвала заминка с обозначением банды Доктора. Юзин предложил:
- Что мудрить, давайте назовем "Битые". Кратко и приятно для слуха.
Грошеву не понравилось:
- Преждевременно, Леонтий Петрович. Они еще в полном здравии.
Хохотом отметила летучка заявку Митрохина:
- "Мокрицы"...
Опасаясь нарастающей волны шуток, капитан прекратил дискуссию, выбрав, как наиболее подходящее, - "Кроты".
После летучки Черняк и Юзин сели за изучение карты района. На ней Грошевым были густо нанесены пометки у обозначений мостов, фольварков, железнодорожных разъездов. В зонах, прилегающих к Зеебургу, закручивались в плотном хороводе тревожные крестики. Андрей ориентировался в этой карте увереннее, чем Юзин, так как был здесь в летнем лагере абвера с курсантами-морзистами, проводил на местности тренировочные занятия по установлению двусторонней радиосвязи. Поэтому Андрей перешел к делам с текущими материалами, отобранными для них Грошевым. Особо была выделена фамилия хуторянина из мазур, в непосредственной близости от жилища которого планировалась расквартировка напарников, и рукой капитана написано:
"Устанавливать связь только в аварийной ситуации".
В комнатушку время от времени долетал ровный голос Ивана Николаевича: шел очередной допрос. Андрей выглянул в щель: спина Грошева, пересеченная ремнем; мясистое лицо переводчика; у двери - вооруженный солдат. Предосторожность не лишняя, так как допрашиваемый - убийца-одиночка, одичавший во время лесных блужданий. Из сумбурной и сбивчивой речи его Андрей уловил отдельные фразы:
- Жить, убивая других, - принцип звериной свободы. Попробуйте, - говорил убийца, - попробуйте охоту на людей. Это - искусство. Вы не можете не знать этого...
Арестованного увели. Тут же заглянул Митрохин:
- Как в отношении обеда? Не пора, Иван Николаевич?
Обедали в кабинете Грошева. Гороховый суп, скудный гуляш, концентратный кисель. Как и на совещаниях - во главе стола Грошев.
После супа шутливый запал Митрохина настиг невозмутимого Бугакова:
- Все, что расскажу, не для распространения... Сами знаете, волевым указанием начальника группы на меня возложено почетное право составления сводок в отдел. Я незаменим в бумажном деле, но недавно повезло, нашлась работка на периферии. За сводку засел Петя. Я не буду цитировать ее полностью. Составлена она грамотно и основательно, как все, что делает наш Петя. Также решило и наше руководство, подписало, не вчитываясь, и направило в отдел, - Митрохин бросил добродушно-ангельский взор в сторону Грошева. - Через энный промежуток времени слышу: смеется наше руководство редким для себя смехом. "Держу пари, - говорю я Пете, - опять ты что-то натворил". Петя морщит лоб, думает и честно говорит: "Ничего такого за собой не числю"... Как ни печально, именно Петя был причиной смеха. В сводках задержаний, в графе "национальность", помимо русских, поляков и некоторых других, Петя поместил манчжур.
Кое-кто начал улыбаться, догадываясь.
- ...В отделе составили еще один отчет, отправили в Кёнигсберг, оттуда Петины "манчжуры" пошли гулять в Москву. Центр среагировал на них сверхсрочной телеграммой: "Незамедлительно сообщите причину нахождения манчжур на территории Восточной Пруссии". Наш Петя странным образом перепутал манчжур с мазурами, - закончил Михаил.
Хохот был беззлобен: Бугаков - общий любимец, и его добродушие обезоруживало. Соблюдая хороший тон, сконфуженно похохатывал сам Петя.
Обед дарил минуты живого общения: вместе собирались редко. Оперативная работа захватывает человека целиком, многолюдия и гласности не терпит. А личного времени - постоянный дефицит. Поэтому бесценны встречи в товарищеском кругу и так памятны "разрядки".
После обеда Бугаков сел на мотоцикл и направился на место недавнего происшествия: еще раз осмотреть его повнимательней. Митрохин погрузился в бумаги. В кабинете Грошева остались Юзин и Черняк.
- Думаю, что мы предусмотрели многое теоретически, - обратился к ним капитан. - А осложнения придется расхлебывать на месте - практически. Поменьше бы их. Когда решили отправляться?
- Отправимся в чернозорь, по-охотничьи, - решительно сообщил Юзин. - Раньше начать - раньше кончить.
- Хорошо, - согласился Грошев. - Продолжайте изучать материалы. И между делом прислушайтесь: у меня будет занятный гость из тех мест, в каких вам действовать, - путевой обходчик - Хельмут Гайнц. Это он спас французского летчика в сорок четвертом. Прятал на сеновале.
Капитан набрал номер внутреннего телефона, попросил привести посетителя. Черняк вслед за Юзиным скрылся в "хоромине", чуть отодвинул занавеску.
Гайнц вошел за переводчиком и, получив приглашение сесть, прочно устроился напротив капитана - открытое лицо, натруженные руки, крепко сбитое тело привычного к физическому труду человека - все вызывало доверие к нему.
- Слышал о вас, герр Гайнц. Рад возможности поблагодарить лично за спасение союзника. Восхищен вашей смелостью, тем, что вы твердо отстаивали свои убеждения в любые, даже неудобные времена.
- Дать ночлег гонимому - не геройство. Я искупаю вину нации. Теперь надо позаботиться о другом - о том, чем заняты вы. Пора дать покой этой земле.
- Вы верно понимаете наши цели, герр Гайнц. У нас нет иных стремлений.
- Я должен помочь вам, - убежденно сказал обходчик. - Я не слеп, как многие мои соотечественники. Я понимаю опасность коричневой чумы, засевшей в лесах. Обычно стараются продлить жизнь обреченному. Агонию нацистов необходимо ускорить.
- Мы примем любую помощь. Но я хочу предупредить - это опасно.
- Я знаю. Но почему люди должны страдать от фанатизма фашистов? Воду мутят эсесманы и нацистские бонзы. Им не надоела игра в войну!
Обходчик неожиданно замолчал, перевел дыхание.
- Простите, много приходится молчать. По дороге к вам я думал о том, что скажу здесь. Знайте, я - немец, но я не люблю войну. Она до сих пор стучится в мои двери в обличье побирающихся инвалидов и других несчастных. На прошлой неделе заглядывали солдаты, обычные пехотинцы, шедшие на родину - в Мекленбург. Я угостил их молоком, дал хлеба. О таких ничего не скажу. Это жертвы. Те, которых я ненавижу, заходили ко мне вчера - утром.
Сколько их было?
- Четверо. Один высокий, с выпуклыми птичьими глазами, увешанный оружием - отдавал команды. Второй - в старой соломенной шляпе, похоже крестьянин - тыкал мне в грудь автоматом и все глядел, к чему бы придраться. Третий - пухлый и юркий - как женщина, от него пахло духами. И еще один совсем молодой, наверное, недавний гимназист, его окликнули Мареком. Они отобрали у меня всю еду. Сказали: это плата за то, что мы защищаем тебя от коммунистов.
- Видели их раньше?
- Слышал о них. Жаловались люди. Сегодня, по пути в город, вновь встретил "лесных": Марека и мужчину, которого я прежде не видел. Назвать его приметы затрудняюсь - слишком велико было расстояние между нами. К счастью, они не заметили меня, очень торопились.
Диалог сделался отрывистым, напряженным. Грошева заинтересовали последние слова Гайнца, и капитан дотошно выяснял подробности: время встречи с бандитами, их предполагаемый маршрут, детали одежды и поведения. Гайнц уверенно отвечал и, если в чем-то не был уверен, прямо говорил об этом. Капитан был доволен: он проверял обходчика, и быстрые ответы подтверждали - Гайнц искренен. Андрей вспомнил, каким был прежний Грошев: учитель умел прощать и простодушно верить выдумкам провинившихся школьников. Теперь иначе. Проверять и перепроверять - это аксиома оперативной работы.
Обходчик ушел. Из окна Черняк и Грошев видели, как мимо пышного подъезда с бетонными глуповато-устрашающими сфинксами неторопливо прошел Гайнц. В поношенных брюках, форменном кителе с выдранным позументом, неожиданно маленький сверху, он казался Андрею трогательным и самоотверженным чудаком.
- Он не фальшивил, потому что не заискивал, - раздумчиво проговорил Грошев. - Он обладает чрезвычайно редким для нынешних немцев качеством - самостоятельностью.
Капитан советовался с Андреем, как с коллегой. Вроде бы ни одной отчуждающей нотки. Но почему кажется, что они есть? Впрочем, пока Андрей и сам не знает, нужны ли ему сейчас когда-то столь необходимые живые беседы с учителем, те летучие душевные озарения, когда собеседник открывался светлейшими сторонами натуры. Да, так и было: поставлены перед Андреем и Аркадием чашки с чаем, раскрыты страницы только что прочитанной книги, набирает разгон спор. Говорит брат, тихо и настойчиво, упорно отстаивая свои мысли, не соглашается с ним Андрей, вторгается в дискуссию Иван Николаевич, исподволь, без самоуверенного всезнайства вершит свой основательный суд. Смешно они выглядели, но спорили всерьез, до утренних петухов. Лишь тогда Иван Николаевич многозначительно поднимал палец: "Слышите? Надо соблюдать регламент..."
Грошев прервал его размышления:
- Пора в каптерку...
Они прошли по отзванивающему вечерней пустотой коридору. В бывшей учебной подсобке, где сохранились еще схемы артиллерийских механизмов, на столах была разложена одежда.
- Ищите подходящее.
Андрей набросил на плечи брезентовую куртку-штормовку. Коричневато-зеленой раскраской она напоминала кожу ящерицы.
- На случай ненастья лучше не надо. А этот свитер для ночевок: комфорта не будет.
Юзин по тем же соображениям взял ватник.
- Сапоги оставлю свои - разношенные, привык, - бросил он. - А тебе, Андрей, эти скороходы не подойдут?
Леонтий Петрович подал тяжелые ботинки на гвоздястой подошве. На шерстяном носке ботинки сидели как влитые.
С полчаса они старательно вытряхивали из отобранных вещей клочки бумажек, спички, свалявшийся мусор. Смотрели нет ли прорех, где можно обнаружить что-нибудь неожиданное. Гибкими пальцами Юзин прощупал швы ватника.
- Что-то есть, - удивился он.