Через минуту Хансен был готов к вылазке в турбинный отсек. А еще через пять минут он уже снова стоял с нами на центральном посту и стаскивал с себя кислородный аппарат. Его бледное лицо было сплошь усеяно бисеринками пота.
- Пожар действительно произошел в турбинном отсеке, - мрачно доложил он. - Сейчас там похлеще, чем в преисподней. Но ни огня, ни искр я почему-то не заметил. Хотя, впрочем, там столько дыма, что ни черта не разглядишь.
- Роулингса видели? - спросил Свенсон.
- Нет. А что, он разве не звонил?
- Раза два, но… - слова капитана прервал звонок. - Ну вот. С ним все в порядке. Что там в кормовом, Джон?
- Полно дыма и видно хуже, чем здесь. Раненым очень плохо, особенно Болтону. Дым, похоже, проник туда еще до того, как они успели задраить все двери.
- Передайте Гаррисону, пусть включит воздухоочистители. Но только в дозиметрической лаборатории.
В течение следующих пятнадцати минут телефон звонил трижды. Затем открылась дверь, ведущая в кормовые отсеки, - и на центральном посту снова стало черно от дыма.
Это вернулся Роулингс. Он едва держался на ногах и даже не мог снять с себя комбинезон с кислородным аппаратом. Лицо у него было мертвенно-бледного цвета, волосы и одежда так намокли от пота, как будто его только что вытащили из воды. Но, невзирая на перенесенные тяготы, Роулингс радостно улыбался.
- Утечки пара нет, капитан, голову даю на отсечение, - выдавил из себя Роулингс, сделав предварительно три глубоких вдоха. - Очаг пожара - внизу в машинном отделении, там повсюду летают искры. Огонь есть, но немного. В турбине высокого давления по правому борту горит обшивка.
- Считайте, что медаль уже у вас в кармане, Роулингс, - пообещал Свенсон, - даже если мне придется отлить ее самому.
Затем он повернулся к прибывшей на центральный пост пожарной команде и сказал:
- Вы что, не слыхали? Огонь в турбине правого борта! Разбейтесь на четверки. Работать по пятнадцать минут, не больше. Лейтенант Рэберн возглавит первую группу. Вперед!
После того как аварийная команда ушла, я спросил Свенсона:
- Это серьезно? Сколько времени уйдет на тушение, пожара? Десять-пятнадцать минут?…
Свенсон безрадостно воззрился на меня:
- В лучшем случае часа три-четыре. Машинное отделение - гигантский запутанный лабиринт, начиненный трубами, радиаторами, конденсаторами, да еще этот растреклятый паропровод в несколько миль длиной, не считая огромного корпуса турбины…
- Но из-за чего все-таки произошел пожар?
- Самовозгорание обшивки. Такое бывало уже не раз. Лодка прошла больше пятидесяти тысяч миль - за это время, я думаю, обшивка успела насквозь пропитаться маслом. Покинув "Зебру", мы шли на предельной скорости - вот от переизбытка тепла эта штуковина и загорелась… - Джон, как там Картрайт?
- Пока ни слуху, ни духу.
- Он уже торчит там добрых двадцать минут, если не больше.
- Вот именно. Когда я уходил, они с Рингменом только надевали комбинезоны… Сейчас позвоню в кормовой. - Набрав номер, Хансен послушал, ответил и с мрачным видом повесил трубку. - Из кормового сообщают, что их уже нет двадцать пять минут. Может, сходить проверить, сэр?
- Нет, оставайтесь здесь. Я не…
Капитан осекся на полуслове, услыхав, как со скрежетом отворилась дверь в кормовой отсек. На центральный пост, шатаясь, ввалились два человека. Один из них поддерживал другого - тому, видно, было совсем худо. Когда с обоих сняли кислородные маски, в одном из них я признал матроса, сопровождавшего Рэберна. Вторым же оказался командир группы главных двигателей Картрайт.
- Лейтенант Рэберн отослал нас сюда вместе с лейтенантом Картрайтом, - выдохнул матрос. - Похоже, ему плохо, капитан.
Картрайт, казалось, вот-вот потеряет сознание. Однако, являя собой пример завидного мужества, он из последних сил выговорил:
- Рингмен… Пять… пять минут назад. Мы уже возвращались…
- Так что же случилось с Рингменом? - мягко вернул ею к исходной мысли Свенсон.
- Он свалился вниз. В машинное отделение. Я… я кинулся за ним - попробовал поднять его по трапу. А он как закричит. О Господи, он так кричал! Я… он…
Картрайта вдруг повело в сторону, и, если б его вовремя не поддержали, он упал бы со стула. Тогда я сказал:
- Так-так… Скорее всего, у Рингмена внутренние ушибы или даже переломы.
- Тысяча чертей! - чуть слышно выругался Свенсон. - Проклятье! Переломы. Да еще там, внизу. Джон, проводите Картрайта в столовую команды… Переломы!
- Прошу вас, принесите мне комбинезон и кислородную маску, - сказал вдруг Джолли. - А я пока сбегаю в лазарет за аптечкой первой помощи.
- И вы туда же! - Свенсон покачал головой. - Чертовски благородно с вашей стороны, Джолли. Я ценю вашу самоотверженность, но не позволю…
- Хотя бы в виде исключения, старина, наплюйте на устав, - мягко перебил его Джолли. - Не забывайте, капитан, что мы все в одной лодке… и либо вместе пойдем на дно, либо поплывем дальше. Я говорю вполне серьезно.
- Вы же понятия не имеете, как обращаться с дыхательным аппаратом.
- Но ведь вы меня научите, правда? - не без иронии сказал Джолли, потом развернулся и вышел.
Взглянув на меня, Свенсон было перебил:
- Вы думаете…
- Джолли, безусловно, прав. У вас нет выбора. Вы же прекрасно понимаете - будь Бенсон здоров, вы бы отправили его туда, не мешкая. И потом, Джолли первоклассный врач.
- Просто вам никогда не приходилось бывать в машинном отделении. Там совершенно негде развернуться. Он даже палец не сможет перевязать…
- А кто вам сказал, что Джолли будет кого-то перевязывать или обследовать? Он сделает Рингмену обезболивающий укол, чтобы облегчить страдания, когда его будут поднимать наверх и нести сюда, только и всего.
Свенсон кивнул и, сжав губы, отошел взглянуть на эхоледомер. А я между тем обратился к Хансену:
- Как ужасно все складывается, вы не находите?
- И не спрашивайте, дружище. Хуже не придумаешь, тем более, если учесть, что воздуха нам хватит от силы на несколько часов.
- Звучит весьма обнадеживающе, - заметил я, - а сколько времени уйдет на то, чтобы снова запустить реактор?
- По меньшей мере час. Но сначала надо потушить огонь и отладить систему безопасности. Так что на все, про все - час.
В это время на центральный пост с медицинской сумкой в руке, кашляя и отплевываясь, вошел Джолли. Хансен наспех показал ему, как пользоваться кислородным аппаратом, и Джолли тут же натянул на себя комбинезон и дыхательную маску. В сопровождающие ему выделили Брауна, который перед тем доставил на центральный пост Картрайта, потому что Джолли никогда бы не нашел трап, что вел из турбинного отсека в машинное отделение.
- Пошевеливайтесь там, Джолли, - напутствовал его Свенсон. - И не забывайте, доктор, что у вас нет специальной подготовки для работы в таких условиях. Я буду ждать вас через десять минут.
Они вернулись ровно через четыре минуты, без Рингмена, причем Браун тащил на себе обмякшее, бесчувственное тело Джолли.
- Не могу сказать точно, что произошло, - задыхаясь, начал Браун. - Он и сам чуть не падал: ведь Джолли весил больше его футов на тридцать. - Не успели мы зайти в турбинный отсек - я шел впереди, - как вдруг доктор Джолли свалился на меня сзади, видать, обо что-то споткнулся. И мы оба грохнулись на палубу. Потом я, конечно, поднялся, а он лежит, не шелохнется. Я посветил на него фонариком - кислородная маска съехала на сторону. Я, как мог, надвинул ее на место и вытащил доктора из отсека.
- Право слово, - в раздумье проговорил Хансен, - должность врача у нас на борту не самая безопасная. Надо же, было целых три костоправа, и всем троим досталось, да еще как. Тут уж, и правда, ничего не скажешь, да, капитан?
Свенсон промолчал в ответ. А я сказал:
- Рингмену нужен обезболивающий укол. Вы умеете делать уколы?
- Нет.
- А кто-нибудь из команды?
- Не знаю, доктор Карпентер.
Я открыл медицинскую сумку Джолли, порылся в груде склянок и в одном из отделений крышки наконец обнаружил то, что искал. Наполнив шприц, я ввел иглу себе под кожу в области левого предплечья и сделал инъекцию.
- Обезболивающее, - сказал я, - чтобы можно было работать и левой рукой.
Бросив взгляд на Роулингса, который вроде бы уже оклемался, я спросил:
- Как самочувствие?
- Лучше не бывает. - Он встал со стула и стал натягивать на себя комбинезон. - Будьте спокойны, док. Торпедист первого класса Роулингс с вами.
Он широко улыбнулся, и лицо его тут же скрылось под маской. Через пару минут мы вдвоем уже были в турбинном отсеке.
Здесь было настоящее пекло. А дыма скопилось столько, что даже при свете мощных фонарей ничего не было видно на расстоянии вытянутой руки. Но мой кислородный аппарат работал нормально, и особых неудобств я не испытывал. Поначалу.
Роулингс взял меня за руку и повел к трапу, спускавшемуся в машинное отделение. Перегнувшись через трап, я услышал внизу яростное шипение огнетушителя.
Человек с огнетушителем - это был Рэберн - заметил нас. Мы быстро спустились в машинное отделение, и Рэберн повел меня по лабиринту, облепленному трубами и проводами, туда, где находился Рингмен. Тот неподвижно лежал на спине, но был в сознании. Нагнувшись к нему, я крикнул:
- Что, нога?
Рингмен кивнул.
- Левая?
Он снова кивнул. Я открыл аптечку, достал ножницы и распорол комбинезон у него на плече. Потом сделал укол. Спустя две минуты Рингмен уже спал. Следом за тем с помощью Роулингса я наложил ему на сломанную ногу шину и накрепко перетянул бинтом. Вскоре подоспели два человека из пожарной команды, они помогли нам поднять Рингмена по трапу в турбинный отсек, а дальше мы понесли его уже вдвоем с Роулингсом. К тому времени дыхание у меня сбилось окончательно, ноги тряслись, а тело взмокло от пота.
Когда мы наконец добрались до центрального поста, я, не успев сорвать с себя кислородную маску, зашелся от кашля, из глаз у меня ручьями потекли слезы. За время нашего отсутствия дыма здесь изрядно прибавилось.
Свенсон сказал:
- Благодарю вас, док. Ну, как там, в машинном?
- Довольно паршиво. Не то, чтоб уж очень… Пожарные группы надо бы менять каждые десять минут.
- Людей у нас сколько угодно. Согласен, пусть работают по десять минут.
Два дюжих матроса подняли Рингмена и понесли в лазарет. Роулингс отправился отдыхать в столовую команды, но прежде он решил заглянуть вместе со мной в лазарет. Посмотрев на мою забинтованную руку, он заметил:
- Три руки все равно лучше, чем одна, даже если две из них принадлежат такому бестолковому малому, как я.
Бенсон лежал на койке, время от времени вздрагивал и бормотал что-то невнятное. Он все еще был без сознания. Капитан Фольсом спал крепким, безмятежным сном, что меня премного удивило, поскольку кругом царил страшный переполох; однако Роулингс объяснил, что лазарет - единственное место на корабле, где нет репродуктора селекторной связи, и что дверь и стены здесь не пропускают ни единого звука.
Мы уложили Рингмена на стол для обследования, и Роулингс, вооружившись хирургическими ножницами, разрезал ему штанину на левой ноге. Все оказалось не так уж безнадежно: у Рингмена был ярко выраженный перелом большой берцовой кости.
Мы с Роулингсом едва успели обработать и закрепить ногу Рингмена в удобном положении, как вдруг зазвонил телефон. Роулингс, в мгновение ока, пока не проснулся Фольсом, схватил трубку, послушал, что-то бросил в ответ и дал отбой.
- Центральный пост, - сказал он. - Его лицо обрело серьезное выражение, и я понял, что сейчас он сообщит мне какую-то дурную весть. - Специально для вас. Болтон, один из тех двоих, которых мы вчера перенесли с "Зебры" и положили в дозиметрическую лабораторию… Так вот, он умер. Пару минут назад. - Роулингс отчаянно замотал головой. - Боже мой: еще одна смерть.
- Нет, - возразил я. - Еще одно убийство.
XI
"Дельфин" превратился в холодную, точно лед, гробницу. Как корабль он перестал существовать: все звуки, свидетельствующие о нормальной жизнедеятельности лодки, о том, что сердце ее бьется, разом стихли. В наступившей тишине слышалось лишь хриплое прерывистое дыхание людей, борющихся за воздух, а стало быть, - за жизнь. Главная угроза их жизни заключалась в том, что в большинстве отсеков стал скапливаться смертоносный угарный газ, без цвета и запаха.
А еще было ужасно холодно. Как и предвидел капитан Свенсон, отключение электричества, а следовательно, и всех обогревательных систем привело к резкому падению температуры на борту.
За исключением травмированных, меня и Хансена, а также тяжелораненых полярников, все члены команды "Дельфина" спускались по очереди в турбинный отсек и машинное отделение и вели жестокую схватку с готовым всех нас сожрать огненным демоном.
В ту роковую ночь я непрестанно думал о докторе Джолли. Как ни странно, он довольно быстро пришел в себя после того, что с ним случилось в турбинном отсеке. Едва я закончил перевязывать Рингмену ногу и вернулся на центральный пост, как следом за мной там появился и Джолли. Весть о смерти Болтона, как мне показалось, потрясла его до глубины души, однако он ни словом, ни взглядом не дал понять ни мне, ни Свенсону, что усматривает в этом и нашу вину, потому как именно мы настояли на том, чтобы Болтона перенесли на борт и, таким образом, поставили его жизнь под угрозу. Думаю, Свенсон был благодарен ему и за это и наверняка принес бы свои извинения, если бы в ту минуту на центральный пост не примчался матрос из пожарной команды, который доложил, что кто-то из его товарищей поскользнулся в машинном отделении и то ли вывихнул, то ли сломал лодыжку. Джолли, не долго думая, схватил лежавший поблизости кислородный аппарат и, прежде чем мы успели его остановить, скрылся за дверью, что вела в турбинный отсек.
За эту страшную ночь Джолли совершил по меньшей мере пятнадцать вылазок в зону пожара и постоянно оказывал помощь морякам, пострадавшим от ожогов, даже после того, как сам получил травму, крепко ударившись головой. Часов около семи утра на центральный пост буквально на четвереньках вполз старший торпедист Паттерсон. Он весь трясся от холода и дышал с большим трудом.
- Надо срочно что-то делать, капитан, - прохрипел он. - Двенадцать моих людей в носовом торпедном отсеке лежат без сознания. Там совершенно нечем дышать.
Захватив с собой единственный оставшийся кислородный аппарат, я отправился вместе с Паттерсоном в носовую часть корабля. Я надевал маску лежавшим без сознания матросам по очереди, чтобы они могли подышать, хотя бы с минуту. Но проку в том было мало: через некоторое время после того, как с них снимали маску, они опять падали в обморок. Удивляюсь, как я сам еще держался.
Я кинулся опять на центральный пост. Свенсон сидел на прежнем месте, прислонясь спиной к штурманскому столу. Когда я опустился в кресло рядом с ним, он вымученно улыбнулся.
- Ну, как они, доктор? - с трудом проговорил он.
- Почти у всех глубокий обморок, - сказал я. - Не пройдет и часа, как они погибнут от удушья - большинство отсеков заполнены угарным газом.
- Неужели у нас в запасе остался только час? - удивленно спросил капитан, но в голосе его слышалось, скорее, тревога, нежели удивление. - Джон, - обратился он к Хансену, который сидел тут же, неподалеку, - где командир группы главных двигателей? Пришло его время.
- Пойду поищу, - сказал Хансен и начал с трудом подниматься, точно дряхлый, обессилевший старик, как вдруг открылась дверь, ведущая в турбинный отсек, и перед нами предстали несколько человек в перепачканных копотью комбинезонах.
Свенсон обратился к одному из них:
- Это ты, Уилл?
- Да, сэр. - Лейтенант Рэберн, штурман, сорвал с головы маску и тут же мучительно закашлялся.
Подождав, когда он придет в себя, Свенсон спросил:
- Как дела там внизу, Уилл?
- Огонь сбили, капитан. - Рэберн утер взмокшее от пота лицо, покачнулся и опустился на пол там же, где стоял. - Пожар, похоже, ликвидирован. Обшивка турбины больше не дымится.
- Сколько нужно времени чтобы снять с турбины все, что от обшивки осталось?
- Бог его знает. В нормальных условиях на это ушло бы минут десять. А так - час, если не больше.
- Спасибо за все, ребята, - едва заметно улыбнувшись, поблагодарил подчиненных Свенсон и, увидев, как из заполненного черным дымом коридора возникли Хансен и Картрайт, прибавил: - А вот и командир группы главных двигателей. Можно запустить турбогенератор прямо сейчас?
- Не знаю, капитан. Надо поглядеть.
С этими словами Картрайт снова скрылся в черном от дыма коридоре.
Свенсон тяжело встал - за все время он ни разу так и не воспользовался кислородной маской, - попросил включить трансляционную сеть, взял в руки микрофон и, стараясь, чтобы голос звучал ясно, твердо и спокойно, произнес:
- Говорит капитан. Пожар в турбинном отсеке ликвидирован. В настоящее время ведется подготовка к запуску энергоустановки и турбогенераторов. Приказываю открыть во всех отсеках водонепроницаемые двери и ждать дальнейших указаний. Благодарю всех за работу. - Повесив микрофон, он повернулся к Хансену и сказал: - Худшее позади, Джон, - если, конечно, нам удастся запустить главные двигатели.
- Да нет, - возразил я. - Худшее еще впереди. На запуск турбогенераторов уйдет по меньшей мере час. А сколько времени нужно на то, чтобы нейтрализовать угарный газ?
- Полчаса, как минимум. А может, больше.
- Вот видите. Выходит, на все про все - полтора часа. Нет, это только начало. Через полтора часа, капитан, "Дельфин" превратится в плавучий гроб - каждый четвертый из нас будет труп.
Свенсон улыбнулся - о Боже, он, наверное, совсем тронулся рассудком, подумал я, - и невозмутимо сказал:
- Не волнуйтесь, доктор. Мы останемся целы и невредимы. Во всяком случае, смерть от удушья нам не грозит. Через четверть часа на корабле будет свежий воздух.
Мы с Хансеном недоуменно переглянулись. Капитан, похоже, впрямь тронулся умом. Уловив наше недоумение, Свенсон было разразился смехом, но тут же закашлялся.
- Поделом мне, - спустя время, все еще задыхаясь, проговорил он. - Доктор, на вас лица нет. Как вы думаете, зачем я приказал открыть везде водонепроницаемые двери?
- Понятия не имею.
- А вы, Джон?
Вместо ответа Хансен покачал головой. Свенсон посмотрел на него с нескрываемой усмешкой и сказал:
- Позвоните в машинное отделение. Пусть запускают дизель.
- Слушаюсь, сэр, - без малейшего удивления в голосе ответил старпом. Однако сам так и не двинулся с места.