* * *
– Последний боевой эпизод оказался для нас крайне неудачным, – командующий Объединенным Флотом мрачно посмотрел на своих коллег-адмиралов. – Но его результаты закономерны. И так будет происходить регулярно, если мы продолжим воевать прежними методами.
Вопрос о "новых методах" читался в глазах каждого из присутствующих, но все терпеливо ждали продолжения мысли адмирала Того.
– Ловить русских по всему Японскому морю – занятие неблагодарное. И в этом мы лишний раз убедились. По мнению моему и адмирала Като, необходимо повторить опыт порт-артурской блокады: базируясь на маневренную базу неподалеку от Владивостока, контролировать действия русского флота и по возможности затруднить выход отдельных кораблей или малых отрядов в открытое море и тем более в океан. Я хотел бы услышать ваше мнение на этот счет.
Первым взял слово Симамура, заменивший прежнего командующего второй эскадрой:
– Мы все выполним ваш приказ, но, во-первых, где будет находиться эта временная база, а во-вторых, русские же теперь имеют возможность выйти своей эскадрой и снова навязать нам генеральное сражение, в котором мы находимся в заведомо проигрышной ситуации.
– Не стоит просто считать количество вымпелов. – Того был готов к такому вопросу. – Наши с вами отряды, а также отряд вице-адмирала Дева всегда могут уклониться от боя с превосходящими силами противника. К тому же реально русские могут вывести в море не более семи броненосных кораблей, и ни один из них не способен догнать даже наш самый тихоходный отряд из "Сикисимы", "Якумо" и "Адзума". А быстроходные крейсера русских вполне могут связать боем "Кассаги", "Читосе", "Цусима" и "Нийтака" и дождаться поддержки ваших кораблей, адмирал Симамура. Так что русский флот сможет выходить на наши коммуникации только полным составом, что будет весьма разорительно для них самих: пусть жгут уголь, изнашивают механизмы, утомляют людей…
– Простите, – вмешался вице-адмирал Катаока, – но ведь у нас тоже есть относительно тихоходные отряды…
– Именно поэтому вы, адмиралы Уриу и Ямада, вместе со своими кораблями будете не блокировать Владивосток, а обеспечивать перевозки в Маньчжурскую армию на юге. А может быть, на что я очень надеюсь, и десантную операцию на Сахалин. Ждать уже недолго – пара месяцев и Владивостокский порт замерзнет.
Тогда у империи будут дополнительные козыри на будущих мирных переговорах.
– И еще один момент, – продолжил командующий после некоторой паузы. – Прошу не забывать, что орудия на русских кораблях в значительной степени расстреляны, в то время как практически весь наш флот заменил стволы. Так что можно смело считать, что каждая наша пушка точнее и дальнобойнее, чем аналогичная у противника. А в том, что артиллерия главного калибра "Полтавы", "Пересвета" и "Победы" находится в совершенно изношенном состоянии, я уверен практически абсолютно. Так что в случае встречи наших шести броненосных кораблей со всеми русскими даже от боя уклоняться необязательно. Имея превосходство в скорости, вполне можно даже атаковать хвост или голову вражеской колонны, не особо рискуя.
Я, разумеется, не планирую сейчас какое-то конкретное сражение, просто хочу показать, что даже битва с главными силами русских для нас совсем не безнадежное предприятие, хотя и не является главной задачей.
В первую очередь нужно не выпустить их крейсера на наши коммуникации и затруднить подвоз грузов во Владивосток с моря. Прошу учесть, что запасы угля у противника невелики, по железной дороге поставки будут ничтожны для такого количества кораблей, а даже на стоянке русский флот будет сжигать ежедневно огромное количество топлива – по несколько сотен тонн в сутки. Так что даже если перехватывать значительную часть транспортов, идущих к врагу, то достаточно быстро он станет малобоеспособен. Какие еще вопросы?
– Разрешите? – поднялся вице-адмирал Катаока.
– Слушаю.
– Вы собрали нас, чтобы сообщить окончательный план действий, или это совещание, где наше мнение может повлиять на стратегическое планирование?
– Разумеется, мы выслушаем и учтем мнение любого из присутствующих. Вам есть что сказать?
– Если позволите.
– Прошу.
– Мне, во всяком случае пока, кажется не совсем правильным решение отправить на юг отряды мой и адмирала Уриу. В районе Цусимского пролива реально можно опасаться только вспомогательных крейсеров русских, но ведь немало и наших аналогичных судов участвуют в перевозках. Вооружены они не хуже, чем соответствующие корабли противника, так что вполне способны и за себя постоять, и сопровождаемый транспорт прикрыть. Кроме того, там будут "Фусо" и канонерки контр-адмирала Ямада. Они могут противостоять не только вспомогательным, но и, возможно, малым крейсерам специальной постройки.
Кроме того, лучше не выпустить русских из Владивостока, чем ловить их в окрестностях Японии, и семь дополнительных крейсеров для этого будут весьма нелишними. Ведь кораблям вице-адмирала Дева придется очень нелегко, если они будут практически бессменно блокировать подступы к Владивостоку, и либо наши лучшие бронепалубные крейсера достаточно быстро износят свои машины, либо блокада будет весьма "прозрачной".
Наши же суда хоть и имеют меньшую скорость по сравнению с лучшими ходоками русских, но для того, чтобы они оказались в опасной ситуации, нужно очень уж маловероятное стечение обстоятельств вроде неожиданной встречи в тумане. Во всех остальных случаях мы будем иметь достаточно времени, чтобы уйти под прикрытие более мощных кораблей. Под Порт-Артуром мой отряд вполне спокойно участвовал в блокаде…
– В Порт-Артуре были иные русские, – перебил Того своего подчиненного, – но ваше мнение заслуживает внимания. Что скажет флагман четвертого боевого отряда?
– Полностью согласен с вице-адмиралом Катаока, – немедленно отреагировал Уриу. – Прошу оставить мои крейсера под Владивостоком.
– Хорошо, – задумчиво промолвил командующий, – мы еще подумаем над этим вопросом. О решении вы узнаете завтра. Все, кроме контр-адмирала Като, могут быть свободны.
Глава 18
– Поднять британский флаг! – немедленно отреагировал командир "Риона", как только услышал, что приближающийся дым принадлежит пассажирскому пароходу. – Проходим мимо без досмотра.
– Черт его принес! – кивнул лейтенант князь Кекаутов. – Будем надеяться, что они примут нас за аналогичное судно – благо пушки прикрыты, а расстояние весьма приличное.
– Думаю, что беспокойство излишне, – вступил в разговор лейтенант Исаков, старший офицер крейсера, – мы подходим к Токийскому заливу, здесь такого добра, как пассажирские лайнеры, предостаточно, так что, думаю, этот не последний из тех, кого мы встретим.
– Все это так, Владимир Федорович, но не забывайте о досмотренном вчера американце – теперь наше присутствие у восточного побережья Японии наверняка не секрет для Того. Жаль, что потопить этот пароход с шелком было нельзя.
– Скорее всего, вы преувеличиваете, Павел Аркадьевич, – уверенно возразил кавторангу старшой, – не будет же он специально разворачиваться обратно в Японию ради того, чтобы доложить японцам о нашем присутствии. Янки хоть и на стороне нашего противника в этой войне, но не до такой же степени. А станции беспроволочного телеграфа на том судне не было.
– Да я не сильно и расстроюсь, если узнаю, что нашим узкоглазым друзьям известно о присутствии "Риона" в этих водах. Наша задача не столько отлавливать контрабанду, сколько показать купцам всего мира, что везти эту самую контрабанду в Японию чревато…
Залив Сагами и его окрестности – это, пожалуй, район, где насыщенность судоходства одна из самых высоких на планете, со всего мира везут пароходы грузы в Иокогаму, Иокосуку и Токио. Именно здесь сходятся пути всех маршрутов, ведущих из Европы, обеих Америк, Австралии, Индии и Китая. Именно отсюда направляется большинство грузов как торговых в другие страны, так и военных, в Маньчжурскую армию.
А вот поди ж ты – за двое суток крейсирования с русского рейдера лишь несколько раз наблюдали дымки на горизонте. Утопили лишь одну японскую шхуну, даже не разбираясь, что она везет. Пять человек экипажа взяли на борт, чтобы передать их на первый попавшийся "чистый" корабль, идущий в Японию.
Но первый из попавшихся наконец пароходов к таковым не относился. Английский "Тритон", кроме жмыхов, вез еще и рельсы, что являлось несомненной контрабандой. Судно было потоплено подрывными патронами, а на русском крейсере начинало становиться тесновато из-за вновь принятых "гостей" – берега видно не было, да и довольно свежая погода не позволяла просто отправить англичан в шлюпке.
Капитан "Тритона" не очень убедительно повозмущался, называя русских моряков пиратами, но достаточно быстро утих и был препровожден в предоставленную ему отдельную каюту.
На следующий же день "гости" были переданы на пассажирское судно, шедшее с грузом шерсти из Австралии в Осаку.
А еще через пару часов… Сложно сказать. Повезло или не очень… Неподалеку от острова Косима взяли курс на дым, наплывающий со стороны устья залива. Дым достаточно быстро оформился в судно около шести тысяч тонн водоизмещением под японским флагом.
И как только на "Рионе" взлетел на мачту Андреевский флаг, на баке японца вспухло облачко выстрела и через несколько секунд недалеко от борта русского крейсера вырос столб воды от падения некрупного снаряда. Ориентировочно его калибр оценили в три дюйма.
Вспомогательный крейсер "Каанто-Мару" еще полтора года назад ходил под российским флагом и назывался "Маньчжурия". Но в самом начале войны японцы захватили ничего не подозревающий русский пароход. В Японии он был переделан во вспомогательный крейсер: на нем установили четыре трехдюймовые пушки и устройство для постановки мин. Но использовался "Каанто-Мару" в основном для войсковых перевозок, ибо ход для боевого корабля имел весьма неважный – всего двенадцать узлов. Сейчас в его трюмах находилось три десятка полевых пушек с боекомплектом для них, воздухоплавательный парк и консервы. Портом назначения являлся Дагушань.
Увидев русский флаг на приближающемся пароходе, капитан-лейтенант Сата тут же отдал приказ открыть огонь по неприятелю.
Понятно, что русский вспомогательный крейсер имеет более серьезную артиллерию, чем четыре семидесятипятимиллиметровые пушки "Каанто-Мару", но ситуация была отнюдь не безнадежная: противник – бывший пассажирский лайнер, мишень довольно крупная, механизмы и котлы не защищены, так что вполне есть шанс удачным попаданием сбить ему ход и оторваться.
"Рион" действительно подавлял своего соперника мощью артиллерийского залпа: пять орудий только стодвадцатимиллиметрового калибра…
– На что они рассчитывают, Павел Аркадьевич?
– Вот скоро и узнаем, Михаил Михайлович, – ответил Троян ревизору, лейтенанту Георгиевскому. – Даже если у японцев нет туза в рукаве в виде настоящего крейсера в засаде, то все равно попасть разок-другой могут. Так что прошу вас приготовиться к руководству пожарным дивизионом.
Лейтенант, козырнув, отправился выполнять приказ.
Японский корабль получил уже три попадания и загорелся, но продолжал интенсивно отвечать из всех трех орудий, что могли стрелять на левый борт, и хода не потерял. Кстати, успел разочек попасть: снаряд разорвался на первой трубе и сделал в ней заметную дырку. На скорость это пока серьезно не влияло, и было вполне ремонтопригодно после боя. Все шло, как и ожидалось.
Однако дела обстояли таким образом только на дистанции в тридцать кабельтовых, которую "Рион" упорно выдерживал, чтобы обезопасить себя от какого-нибудь фатального попадания. Но время шло, а японец упорно не собирался тонуть. Было вполне вероятно, что к нему на помощь уже спешит какой-нибудь боевой корабль или еще один вспомогательный крейсер.
А комендоры на "Рионе" были ох не лучшие – ведь задачи кораблей этого назначения не бой на дальних дистанциях, а потопление практически безоружных транспортов. Потому и процент попаданий не самый высокий.
Внутренне "скрипнув зубами", Троян отдал приказ идти на сближение…
Еще через полчаса боя стало ясно, что "Каанто-Мару" уже "не жилец" – сильный дифферент на нос, крен на левый борт, пожары от носа до кормы, стреляла уже только одна пушка…
Но и "Рион" за это время успел "нахвататься": пять пробоин в борту, причем одна ниже ватерлинии, пожар на юте, разбиты кормовой мостик и баковое орудие.
А в довершение ко всему уже совершенно явно тонущий корабль одним из последних выстрелов единственного оставшегося целым ствола умудрился всадить снаряд так, что он, пронзив борт, угодил прямехонько в беседку с подымаемыми на палубу трехдюймовыми патронами.
Редкий случай, когда русским можно было порадоваться тому, что их снаряды, особенно эти, содержат ничтожно мало взрывчатки и вообще не очень-то склонны взрываться даже при попадании. Но рвануло!
Троян услышал необычайно мощный для данного боя взрыв и почувствовал, что крейсер ощутимо встряхнуло. Но крен не проявился, и кавторанг просто отправил матроса выяснить, что произошло…
– Машинное мостику! – раздалось из переговорного устройства через две минуты.
– Здесь мостик, слушаю, – немедленно отозвался командир корабля.
– Во второе котельное прибывает вода, неудержимо прибывает. Гашу топки и травлю пар, иначе котлы могут взорваться…
Как иллюстрация к данному докладу над морем раздался рев того самого стравливаемого пара: штабс-капитан Акимов, старший инженер-механик, отдал приказ, не дожидаясь разрешения командира. И был совершенно прав – счет шел на секунды…
– Дьявол! – Павел Аркадьевич, кроме этого слова, добавил в амбушюр еще несколько непечатных. – Какое время требуется на устранение? Какую скорость мы можем иметь сейчас?
Ответа не последовало. Вероятно, ситуация действительно была аховой, если стармех не стал даже дожидаться указаний "первого после Бога".
С запада уже приближались два дыма и кто его знает: мирные это пароходы или к японцу спешит подмога… Но корабль противника уже медленно, но уверенно прилегал на борт, и было понятно, что судьба его решена окончательно.
Теперь нужно было беспокоиться о своей безопасности. Уходить. Спасать японских моряков в данной ситуации было бы верхом донкихотства – пока не обеспечена безопасность своего корабля, о жизнях матросов противника беспокоиться не пристало.
– Право на борт! Курс зюйд-ост! – крикнул Троян рулевому. Управления "Рион" не потерял и стал послушно разворачиваться.
Взмыленный Акимов прибыл к командиру только через полчаса:
– Павел Аркадьевич, режьте меня – ешьте, но без нормального ремонта в условиях порта я не могу обеспечить более восьми-девяти узлов. Для океана. Пробоину, конечно, "заляпывают", на спокойной воде можно и запустить второе котельное, но это риск, очень большой риск – чуть засвежеет и наши заплатки "на соплях" полетят к чертовой бабушке. А в условиях этого самого свежака, когда корабль валяет из стороны в сторону, пробоины заделывать…
– Достаточно! Я понял, – оборвал штабс-капитана командир. – Ваши предложения?
– Простите, я не сказал главного: повреждена килевая балка. При сильном волнении "Рион" может просто переломить, понимаете? Нужно как можно скорее следовать в нейтральный порт. Ближайший, как я понимаю, Шанхай?
– А за двадцать четыре часа управитесь? Я подозреваю, что китайцы нам больше не дадут.
– Крайне маловероятно. К тому же сильно подозреваю, что портовые власти постараются саботировать скорейшую доставку на борт всего необходимого для ремонта.
– Тогда, может, попробуем дотянуть до Циндао? Немцы к нам относятся более дружелюбно.
– Рискованно, можем не дотянуть…
– Разрешите, Павел Аркадьевич, – подошел к беседующим лейтенант Исаков.
– Слушаю, Владимир Федорович.
– Я собрал предварительную информацию о потерях среди личного состава…
– Так…
– Убито четырнадцать человек, в том числе прапорщик Брун, ранено двадцать девять, среди них мичман Энгельгарт легко, а вот штабс-капитан Лебединский очень плох, фельдшер говорит, что долго не протянет без операции.
– А сколько "тяжелых" среди матросов?
– Пока не уточнял, но думаю, что немало: этот чертов взрыв патронов наворотил делов…
Командир на несколько секунд задумался.
– Передайте князю, чтобы рассчитал курс до Шанхая, – наконец произнес он.
Погода благоприятствовала, и через трое суток "Рион" без особых приключений пришел в Шанхай, где, как и ожидалось, пришлось спустить флаг и интернироваться. Один из сильнейших вспомогательных крейсеров русского флота выбыл из войны.
Глава 19
– Ну и что мне теперь с тобой, курицыным сыном, делать? – Василий мрачно смотрел на матроса, вытянувшегося перед ним в струнку.
Гальванер Нефедов угрюмо молчал.
– Раздевайся до пояса, – неожиданно приказал Соймонов.
Матрос в полном обалдении уставился на старшего офицера.
– Выполнять!
Нефедов, подчинившись приказу, быстро потянул одежду через голову.
– Это что? – лейтенант показал на еще розовый шрам, пересекавший живот гальванера.
– Осколок японский зацепил.
– Требуха наружу была?
– Почти.
– И кто же тебя заштопал?
– Его благородие доктор Александровский.
– А если бы не он?
– Помер бы, наверно…
– Не "наверно", а точно. И даже до Владивостока бы не дотянул. В море бы тебя схоронили. Так что даже могилки бы не имел. Так?
– Так точно.
– Так какого же морского черта ты голосил, что все доктора сволочи, мерзавец?! Отвечать! – не сдержал эмоций Василий.
– Помутнение нашло, – крайне неубедительно пробубнил матрос.
– Помутнение, говоришь… И сколько ты этого "помутнения" выхлебал?
– Непьющий я, ваше благородие. Сызмальства не приучен. Батюшка строг был насчет этого…
– Так в чем же дело?
Повисло тягостное молчание, единственным звуком, различимым в каюте старшего офицера "Пересвета", был плеск волн за открытым иллюминатором.
– Я жду ответа.
– Письмо я получил, ваше благородие, – лицо матроса сморщилось, и, казалось, сейчас этот двадцатипятилетний мужчина разрыдается, – сестренка моя, Аннушка, померла. Четырнадцать годочков…
– Сочувствую. Понимаю – тяжело.
– Так в том-то и дело, господин лейтенант, что доктор, пока ему красненькую не положат, отказался даже пойти ее посмотреть. А где моим сразу столько денег взять? Просили в долг поверить – выгнал. Пока по соседям и знакомым бегали, упрашивали, собирали… – голос Нефедова сорвался.
"Сукин ты кот, – думал про себя Василий, – непьющий ведь, служишь третий год – наверняка с полсотни накопил, а то и под сотню. Неужто не мог родственникам денег послать, когда в Россию пришли. Наверняка ведь знал, что дела дома неважные".
Но говорить об этом не стал – можно было совсем "добить" парня и, кроме свалившегося на него горя, повесить чувство вины…