На этом злоключения закончились. Николая Васильевича оставили в покое, через день "Камикадзе" дотащился до Хакодате, и для экипажа "Буйного" потянулись месяцы плена…
Глава 12
Капитан второго ранга Отто Рихтер был не в самом благодушном настроении: первая операция, где он выступал в качестве командира соединения, – и уже один эсминец из четырех потерян.
Ведь как хотелось развернуться навстречу этим японским "истребителям-сюрпризам", с их большими пушками! Рядом со своими берегами или посреди Японского моря он бы так и сделал, но сейчас вопрос стоял только о том, чтобы спасти оставшиеся корабли. Братьев-цусимцев с тонущего "Буйного" пришлось бросить.
Был шанс развернуться и пойти навстречу японским контрминоносцам, поливая их огнем носовых трехдюймовок, но это имело смысл только в том случае, если бы "Буйный" оставался в более-менее транспортабельном состоянии. Но он уже тонул. А по горизонту мазнуло дымами.
Было бы крайней степенью наивности предполагать, что подходят свои – наверняка подкрепления японцам.
Пришлось уходить полным ходом, яростно надеясь, что группа "Олега" уже идет к точке рандеву и услышит взорвавший эфир призыв о помощи.
Радиостанция "Быстрого" трещала вовсю, но пока никаких ответных сигналов не было.
Эсминцы "Ушио", "Кисараги" и "Хатсусимо" были продуктами скородела военного времени, поэтому своих штатных узлов, естественно, выдать не могли. Эта тройка уверенно висела на хвосте русских, перестреливалась с ними, но приблизиться пока не очень получалось.
А вот догоняющий отряд истребителей английской постройки по-быстрому съедал кабельтов за кабельтовым и вскоре прегрозно обещал выйти на дистанцию действительного огня. Вот это было очень опасно, если…
– Господин капитан второго ранга! Есть связь с "Олегом"! Идут навстречу. Часок бы нам продержаться! – лицо матроса, принесшего столь радостную весть на мостик, просто сияло.
– Спасибо. Ступай! – Рихтер совсем не собирался разделять столь радужные надежды своего подчиненного.
Противник приближался, а с "Безупречного" засемафорили, что имеют повреждение в машине. То есть катавасии не избежать. Отряд загублен. До подхода "Олега". Который, конечно, расшвыряет эту свору "шавок" по окрестностям… Выдержим. Но до Владивостока после такого боя корабли уже не довести…
– Дымы с норда! – заорал сигнальщик.
Офицеры немедленно вскинули бинокли к глазам и впились взглядами в горизонт. Ничего, естественно, было не разглядеть, но если это свои, то при сближении со скоростью более сорока узлов скоро должна появиться ясность…
До противника двадцать пять кабельтов с кормы и сближения с первым отрядом практически нет, до второго кабельтов сорок и при разнице в ходе в приблизительно три узла он через час уже будет вполне уверенно поражать русские эсминцы своими снарядами, а до своих, если это свои, будет кабельтов пятьдесят. То есть нужно будет выдержать минут пятнадцать боя. Терпимо. Как только "Олег" приблизится к ожидаемой "свалке" – японцы ретируются. Какими бы фанатиками они ни являлись, но всемером в атаку на неповрежденный большой крейсер не полезут. Да еще прикрываемый тремя истребителями и сворой малых миноносцев. Если и своих жизней не пожалеют, то хоть корабли поберегут от такой самоубийственной и бесполезной атаки. На их кораблях, вероятно, знают об эпизоде, когда один маленький "Новик" разогнал семнадцать японских миноносцев. Да и Цусима еще свежа в памяти: даже избитые крейсера и броненосцы вполне успешно отбивались от массированных минных атак.
Все-таки все не так уж плохо, если не учитывать одного весомого аргумента по имени "Безупречный".
Эсминец пока отставал только потихоньку, но отставал…
– "Олег"! Наши! – глазастый сигнальщик продолжал радовать слух своего командира. Хотя как он умудрился разглядеть силуэт корабля, идущего встречным курсом, Рихтер понять не мог. Оставалось надеяться на то, что парень действительно зоркий. Если все так, то шансы выскочить действительно росли…
И тут же упали: перестрелка продолжалась, и японский снаряд напрочь снес четвертую трубу "Безупречного". И его отставание стало сказываться все более заметно. Японцы же не преминули немедленно перенести на него огонь всех своих орудий, чтобы уже наверняка "сожрать" сегодня еще один русский миноносец.
За что и поплатились: остальные двое русских тоже, не сговариваясь, сосредоточили огонь на вырвавшемся вперед "Кисираги" и тоже добились удачного попадания – тот сел носом и стал выходить из боя.
Но "Безупречный" это не спасало – вместо одного выбитого из строя японского миноносца приближались четыре.
И перед Рихтером снова встала дилемма: бросить еще один свой корабль на растерзание или рисковать оставшимися двумя. Рисковать не довести их до Владивостока вследствие полученных повреждений.
Ох, какой непростой выбор: притормозить, вступить в полноценный бой, прикрывая "собрата", имея шансы нахвататься фатальных попаданий и не суметь потом добраться до русских берегов, или спасать два оставшихся миноносца, уходить навстречу своим, зная, что тебе, отдавшему такой приказ, чуть ли не в лицо потом плевать будут.
Ну так что, спасаем СВОЮ честь и губим ПОЛОВИНУ МИНОНОСНЫХ СИЛ ФЛОТА, господин свежеиспеченный георгиевский кавалер? Или…
В паре кабельтовых от форштевней японских миноносцев выросли два высоких водяных столба: "Олег" открыл огонь с предельной дистанции. Не попал, конечно, но однозначно объявил, что "большой дядька" спешит вмешаться в "разборки пацанов".
И теперь уже крепко задуматься пришлось японским командирам: ограничиться полупобедой и отойти или рискнуть? Но тогда эта самая "полупобеда" могла превратиться в полное поражение. Достаточно всего одного попадания шестидюймового снаряда с крейсера и любой японский миноносец если и не утонет сразу, то уж ход потеряет точно. Но выпускать из рук захромавшего "Безупречного" не хотелось категорически. Ведь еще чуть-чуть…
Следующий залп "Олега" лег уже вполне кучно и целенаправленно – в полукабельтове от "Хатсусимо". Добротворский решил все-таки попробовать зацепить один из вражеских миноносцев.
Еще три водяных столба выросли уже почти у борта японца через полминуты. Крейсер разворачивался бортом – пора принимать решение или…
"Или". Вряд ли можно считать произошедшее результатом особой выучки русских комендоров, просто повезло. Им. И не повезло японцам.
Рвануло под левой скулой вырвавшегося вперед "Хатсусимо". Со стороны это выглядело как прямое попадание – фонтан брызг, взлетевший прямо над носом истребителя, тут же накрыл его целиком. На какое-то мгновение казалось, что он исчез насовсем, но нет – вынырнувший из рукотворной бури миноносец выглядел практически целым. На самом деле попадания непосредственно в корабль и не было, но гидравлический удар взрыва сорокакилограммового снаряда русской шестидюймовки выломал обшивку днища на площади в пару квадратных метров. В результате корабль, идущий двадцатипятиузловым ходом, налетел как будто на стену из воды, разом разбившую не только две переборки в носовом отсеке, но и сорвавшую с фундаментов один из котлов. Поэтому буквально через пару секунд "Хатсусимо" стал стремительно сбрасывать ход и зарываться носом.
Японцы понимали, что, не оставив за собой поля боя, этого бойца было уже не спасти – сам он не уйдет, а русские добьют однозначно. Теперь "или-или". Или, плюнув на все, броситься в атаку на "Олега", или отходить, оставив своего товарища на растерзание гайдзинам…
На мачте приближающегося "Ариаке" расцвел флажный сигнал: "Атака". Рассуждать больше не приходилось, и шесть японских истребителей стали стремительно сближаться с отходящим русским отрядом.
"Безупречному" в такой ситуации было уже точно не выжить, но продать свои жизни подороже его экипаж собирался вполне однозначно. Да и "Быстрый" с "Блестящим" развернулись на выручку.
Понятно, что миноносец уже не спасти, но можно, в конце концов, отогнать врагов и спасти людей. Это было возможно.
Рихтер почувствовал, что может свести данную стычку к "ничьей", а то и к победе.
Но было жутко рискованно: перерезать курс шести вражеским кораблям. Необходимо все это сделать вовремя – поспешишь и "Быстрый" с "Блестящим" могут нахвататься попаданий таких, что до Владивостока уже не дойдут, промедлишь – мало того, что "Безупречный" спокойно добьют, так еще и на "Олега" могут с разгона выскочить…
Отто Оттович нервно теребил свою матросскую фланельку, которую предпочитал надевать на корабле. Непонятно, зачем он это делал, ради игры в "демократию" с экипажем или по каким-то иным соображениям…
– К повороту! Шесть румбов влево. Приготовиться открыть огонь всем бортом! – все-таки скомандовал кавторанг.
– Не рано? – обеспокоенно переспросил мичман Желтухин, недавно прибывший с Балтики.
– Выполнять! – нервно бросил Рихтер. – Смотрите сами, Олег Сергеевич, ваш "тезка" уже снова идет на сближение. Сейчас запросто сегментными снарядами стрелять начать может. Мы хотим оказаться на их пути?
А сегментные снаряды – это серьезно. То есть совершенно несерьезно для крупного корабля, но для миноносцев… Именно для отражения атак этих маленьких, но смертельно опасных на небольшом расстоянии судов и создавалась "морская картечь" – те самые сегментные снаряды: выстрел, и в противника летит не металлическая болванка, пусть даже и с зарядом взрывчатого вещества, а сноп стальных стержней, который может смести с палубы небронированного миноносца все живое.
Русские эсминцы повалило влево, и они стали огрызаться в сторону противника из четырех стволов с борта. "Безупречный", которого прикрывали двое других, тоже поддерживал собратьев из двух оставшихся пушек.
Вспышки разрывов обозначились на "Ушио", "Ариаке" и "Араре", но и русским доставалось: горемычный "Безупречный" совершенно явно садился кормой, на "Быстром" рухнула грот-мачта и замолчали два орудия в корме.
Японцы не собирались сдаваться: выйдя в атаку на крейсер, они хотели довести ее до конца. Любой ценой.
"У короля много!" – традиционно говорили британцы, глядя на свой гибнущий в бою корабль.
"У микадо – много!" – наверное, нечто подобное произносили про себя командиры японских миноносцев, выходя в самоубийственную атаку на большой крейсер противника.
Миноносцев и истребителей у Объединенного Флота было действительно в разы больше, чем у Российской империи на Тихом океане. А вот в кораблях первого ранга Россия крыла Страну восходящего солнца, как бык овцу. Стоило рискнуть, чтобы угробить или хотя бы повредить минным попаданием русский крейсер. С такой пробоиной он до Владивостока не дотянет.
В общем: "Ва-банк!". Или, точнее: "Тенно Хэйко банзай!".
Капитан первого ранга Ядзима, держащий брейд-вымпел на "Ариаке", несмотря на невозмутимость, приличествующую настоящему самураю, выказывал все признаки сильного волнения. Сейчас решалось все.
Пусть при атаке крейсера будут остановлены даже четыре миноносца из шести – пусть! Лишь бы два других сумели приблизиться к нему на пять кабельтовых и выпустить мины почти в упор.
Нет. Уже атакуют пятеро: "Араре" увяз в схватке с русскими истребителями. Но все равно попытаться можно и должно. И тогда все будет не зря!
Все было в этих рассуждениях правильно и логично, кроме одной мелочи…
А эта "мелочь" уже открыла огонь. Отряд малых русских миноносцев фон Радена стремительно сближался с атакующими японцами.
Мелкие "пукалки" русских "недомерков", конечно, не могли представлять серьезной угрозы корпусам японских истребителей, но повыметать личный состав с палуб – запросто. А дистанция стремительно сокращалась. И с такого расстояния, да при бое на встречных курсах, могло выкосить на палубах отряда немало матросов и офицеров.
Нет, при встрече с такими миноносцами японских эсминцев участь первых была бы решена даже при тройном превосходстве русских в вымпелах. Но сейчас стояла другая задача: крейсер.
Ядзима вдруг понял, что теперь все – атаки "Олега" не получится: за те минуты сближения, стреляя только баковыми плутонгами, вывести из строя или "стреножить" удастся только парочку приближающихся русских корабликов.
А остальные прорежут строй. И выстрелят минами. А ответить тем же нельзя – все для крейсера. Аппараты должны быть заряжены.
К тому же каперанг знал о том попадании в "Муракумо" в Цусимском проливе: мелкий снаряд противника попал в заряженный минный аппарат… Миноносец погиб.
То есть все может кончиться очень печально. Можно загубить весь отряд зря. Вернее, два отряда…
И решение нужно было принимать мгновенно, что, собственно, и было сделано: мысли – они проносятся на протяжении секунды, а то и меньше, это читать о них много времени занимает…
– Сигнал отряду: "Развернуться и атаковать русские миноносцы", – с трудом сдерживая волнение, отдал приказ командиру "Ариаке" Куцуми каперанг.
– А как же крейсер? – относительно молодой капитан-лейтенант посмотрел на своего начальника с изумлением и недоверием.
– Отставить! Немедленно выполнять! – Ядзима прекрасно понимал недоумение молодого человека, но времени на объяснения не было. – Я вам все растолкую потом, сейчас дорога каждая секунда. Поднимите сигнал, прикажите продублировать его по радио и сами начинайте разворот. Сейчас же! Я приказываю!
Командир эсминца мрачно кивнул и отдал соответствующие распоряжения сигнальщику и рулевому.
Корабль, неся на фок-мачте флажный приказ, стал отворачивать вправо, режа курс соседнему "Харусаме". Тому пришлось немедленно отреагировать, даже не разобрав сигнала начальника отряда.
Остальные японские истребители тоже повторили маневр, не успев разглядеть сигнала, но с задержкой…
А "мелкие русские блохи" уже вполне конкретно садились "на хвост".
Не догонят, конечно, даже учитывая время на разворот японского отряда, но дистанция уже вполне убойная для их мелкашек.
Нет, пятиствольные тридцатисемимиллиметровки Гочкиса, что были установлены на номерных владивостокских миноносцах, почти не представляли опасности для японских кораблей – полукилограммовые болванки, снаряженные черным порохом с зарядом всего в восемьдесят граммов. Зачастую этого не хватало, чтобы разорвать корпус снаряда, только вышибало взрыватель. Но это были "кратковременные пулеметы" очень немалого калибра. Все-таки восемь выстрелов за шесть секунд. С почти пистолетной для морского боя дистанции. Такая "горсть" даже на большом миноносце может делов натворить при удачном попадании. И натворила.
На "Араре" замолчала кормовая трехдюймовка, прошило в двух местах четвертую трубу, разбило кормовой минный аппарат (благо для японцев, что не сдетонировала заряженная в него мина), по палубе поползли раненые.
Но и в "Двести пятый" прилетело. Японский трехдюймовый снаряд пробил скулу миноносца, и упругая струя воды ударила в носовую переборку. Пришлось немедленно сбрасывать ход и отказаться от дальнейшего преследования.
Да и само преследование больше смысла не имело: постреляв по "Быстрому" и "Блестящему" "в разлуку", японцы отходили на юг. Их было уже не догнать. "Олег" прекратил огонь, чтобы не зацепить своих.
Оставалось спасти как можно больше моряков с тонущего "Безупречного" и возвращаться во Владивосток.
Можно было подводить итоги операции: в активе три потопленных канонерки японцев, истребитель и с десяток рыболовных шхун. Зато потеряно два эскадренных миноносца. ЧЕТВЕРТЬ от всех минных сил Тихоокеанского флота.
– Так и хочется приказать Рихтеру, чтобы он подвинтил своего "Быстрого" к нашему борту, и высказать все, что я думаю о его авантюре, – злился на мостике "Олега" Добротворский. – Но ничего, во Владивостоке ему командующий собственноручно фитиль вставит. А пока – добраться бы туда в целости…
Глава 13
Сидя в кресле у открытого по летней поре окна, начавший уже седеть московский дворянин с привычным уже неудовольствием изучал утреннюю газету.
"СРОЧНО. Из Либавы сообщают: прошедшей ночью в Либаве произошел ужасный террористический акт. Неизвестными бомбистами был взорван отель "Палас", в котором должен был останавливаться Государь Император с семьей и свитой, прибывший для проведения смотра кораблей третьей Тихоокеанской эскадры. Имеются многочисленные жертвы, число которых уточняется. По предварительным данным, Его Императорское Величество и члены Августейшей семьи не пострадали".
Опять! И дня не проходит, чтобы боевики кого-то не убили или чего-то не взорвали. Причем вместе со случайными прохожими. Отчего-то думают, что этим они добавят своим идеям популярности, хотя зарабатывают по большей части лишь проклятия. Впрочем, это уже не мое дело…
– Сережа, иди пить чай! – вдруг ворвался в привычный ход мыслей голос жены.
– Да, дорогая! – ничего не оставалось, как, без особого сожаления отложив недочитанную газету, направиться в гостиную. – Уже иду!
Впрочем, и чай попить спокойно тоже не удалось – человек еще не успел спуститься на первый этаж, как снова послышался голос жены:
– Сережа, там к тебе пришли!
Опять писаки бессовестные пожаловали или снова из Петербурга письма официальные шлют? Надоели уже и те и другие!
– Скажи им, что мне нездоровится! Кому действительно надо – в другой раз придет.
Однако побыть сегодня в покое, видимо, была не судьба.
– Там какой-то офицер, и он говорит, что не уйдет, пока ты его не примешь.
– Ладно, сейчас выйду…
У порога действительно ждал офицер с аксельбантами, выдающими адъютанта генерального штаба. И чего он делает в старой столице?
– Добрый день, капитан! Прошу вас, проходите! – учтиво поздоровался хозяин и спросил, уже догадываясь, что услышит: – Вы ко мне? По какому делу?
– Здравствуйте! Вы господин Зубатов Сергей Васильевич?
– Да, я.
– Вам пакет! Извольте расписаться в получении! – выдал заученную фразу адъютант. "Опять письмо! – интересно, от кого на этот раз? Судя по этому офицеру, как бы не сам премьер-министр расстарался".
Офицер тем временем продолжил, протягивая скрепленный пятью сургучными печатями конверт:
– С вашего разрешения я подожду, пока вы соберетесь – мне приказано вас сопровождать.
"А вот это уже что-то новое! Как-то он слишком уверенно говорит… Неужели арестовать решили?! – пронеслась в голове шальная мысль. – Они же знают, что по-хорошему меня никуда идти не уговорить, вот и… Да нет, в крепость приглашений не шлют…" В любом случае ничего не оставалось, как открыть конверт и ознакомиться с содержимым. Впервые за долгое время ему стало по-настоящему интересно: чего же там может быть такого?
Да уж. Офицер был прав. Такой документ проигнорировать невозможно.
– Дорогая, мне надо немедленно ехать.
А письмо… Пусть остается на память потомкам. В конце концов даже фразу "Прибудьте ко мне как можно скорее. Николай" Император пишет своей рукой далеко не каждому простому московскому дворянину, даже если когда-то он не был таким простым.
Закрыв за собой резную дверь императорского кабинета, бывший дворянин, бывший большой жандармский начальник, бывший создатель сети официально признанных профсоюзов, бывший вдохновитель создания легальных рабочих партий и много в чем еще бывший, а теперь, вообще говоря, всего лишь переведенный в Москву ссыльный, все же изменил своему принципу "я теперь пенсионер и ничего не знаю" и четко доложил: