- С вашего позволения? - Соскользнув с табурета, мальчик быстро прошел во внутреннюю каюту и минуту спустя вернулся с ларцом.
- Никто не войдет? - спросил он, бросив быстрый взгляд на дверь.
- Без моего соизволения никто, - отозвался герцог.
- Тогда я вам покажу. Мне это доверила бабушка, она умоляла меня сохранить это и когда-нибудь привезти назад.
Раздвинув грязные тарелки, Хлодовальд поставил ларец на стол, потом приподнял крышку. На первый взгляд ларец был полон некрученого шелка, светлого и сияющего.
- Твои волосы? - удивленно спросила Алиса. Длинноволосые короли считали этот символ столь священным, как настоящая корона.
Но Хлодовальд отодвинул шелковистую массу, чтобы показать, что пряталось в ней. Кубок, еще более золотой, чем золотистые волосы, с драгоценными геммами, алым, зеленым и золотистым сверкающими на ручках. Прекрасная вещица, безусловно, очень дорогая, но, судя по всему, в ней скрывалось больше, чем было видно с первого взгляда. Высвободив чудесную вещицу из укрывавших ее прядей, мальчик перекрестился, потом повернулся и поглядел сияющими глазами на герцога и Алису.
- Это Грааль! - благоговейно произнес он. - Истинная Чаша! Это сам Грааль!
* * *
- Во всяком случае, - сказал Ансерус своей дочери, когда они стояли на палубе "Меровея", пробиравшегося в шумную, полную кораблей гавань Нанта, - он никому больше о нем не рассказал. Даже Иешуа. Так что у нас недурной шанс беспрепятственно причалить с вещицей - и мальчиком - в Гланнавенте, а потом спокойно пересечь Регед до монастыря Святого Мартина.
- Но, отец, это не может быть Грааль! Ты же сам знаешь, что не может!
- Знаю. Надо думать, я не меньше любого другого видел "истинных чаш", переходящих за деньги из рук в руки по всему Иерусалиму. Пусть так, но все равно - это немалое сокровище. Сокровище, которое будет иметь самое практическое применение.
- Какое?
- Мальчик был вынужден покинуть свое королевство, отречься от него, не имея при себе ничего, кроме одежды на плечах. Так вот, монахи Святого Мартина примут его даже без моего попечительства из одного милосердия, но если он принесет с собой нечто столь ценное - а в том, что эта вещь редкая и древняя, можно не сомневаться, - так что же, он принесет свой вклад в монастырскую казну.
- Но если он скажет им, что это Грааль…
- Послушай, Алиса. Если люди верят - если им нужен фокус для веры, - то грааль или нет, эта чаша будет для них столь же истинной, сколь и крест, какой ты или я могли бы вырезать из дерева из нашего собственного сада в Регеде. Разве ты не понимаешь, дитя?
- Д-да. Да, полагаю, ты прав. Но…
- Поэтому мы никому ничего не скажем. А аббат Теодор примет собственное решение. Что случится потом - его забота. Гляди, мы почти причалили. Очень скоро надо будет спешить. Где твоя служанка, милая?
- Гадать недолго, - рассмеялась Алиса, - очевидно, делает все, что в ее силах, чтобы Иешуа помог ей с моими вещами. Ты, думаю, знаешь, что здесь происходит. Как только Иешуа благополучно препроводит пр… Хлодовальда в монастырь Святого Мартина, нам придется найти ему место в Замке Розы.
- Если долг не отзовет его назад на службу королевы, я буду более чем рад взять его к себе, - с улыбкой отозвался герцог. - Я уже думал поговорить с ним об этом. Бельтран, как и я, стареет, и, думаю, он будет рад опытному помощнику. Когда мы достигнем монастыря Святого Мартина, я намерен задержаться там на пару дней, чтобы посмотреть, как устроится мальчик, и кое-что обсудить с аббатом Теодором, так что, возможно, отправить Иешуа с самыми тяжелыми коробами домой прямо из Гланнавенты - неплохая идея. Как ты считаешь? Он сможет предупредить Бельтрана о том, что мы вернулись раньше, чем ожидали, и помочь ему, если потребуется.
- Я уверена, это отличная идея! Они нас не ждут по меньшей мере еще месяц, и все до одной комнаты будут перевернуты вверх дном для уборки! Можно мне сказать Мариамне?
- Разумеется. - Герцог улыбнулся. - Она, возможно, сможет помочь уговорить его остаться, во всяком случае, до тех пор, пока ты не выйдешь замуж. Когда меня в замке больше не будет, мне будет спокойнее, если я буду знать, что у тебя есть слуга столь храбрый и преданный, каким выказал себя Иешуа.
Тем временем их корабль подошел к пристани, и Алисе в суматохе сборов и схода с корабля удалось, хотя и не без труда, отрешиться от мыслей о том, что ожидало ее дома.
ЧАСТЬ ПЯТАЯ
АЛЕКСАНДР ВЛЮБЛЕННЫЙ
Глава 24
Было бы утомительно подробно описывать весь тот слишком стремительный и неизбежный процесс, превративший Александра в любовника королевы Морганы. Она выхаживала его, и если слабая лихорадка предпочла подольше не отпускать свою жертву, то, что же делать, очаровательная королева тем больше времени проводила в лазарете и тем чаще варила ему свои действующие исподволь снадобья из трав и плодов и других, тайных, ингредиентов. Дама Лунеда держалась замкнуто и отчужденно; остальные молодые рыцари из свиты Морганы, возможно, улыбались или дулись и перешептывались меж собой, но сама королева ничего не видела, ни для чего не находила времени, кроме одного Александра.
Наконец лихорадка спала. Возможно, были и те, кто заметил, что она отпустила юношу лишь тогда, когда он надежно запутался во власти королевиных чар, когда все увидели, что думает он лишь о ней одной и тоскует по ее прикосновению, ее взгляду, ее присутствию, - ну что ж, тогда Моргана перестала навещать лазарет, предоставив роль сиделки старой Бригите.
С того времени юный принц стал быстро набираться сил и вскоре смог уже вставать с постели, стоять и ходить по покою, сам без посторонней помощи совершать омовения и одеваться. Что он и сделал однажды вечером, когда Бригита оставила его. Вынув лучшую свою одежду, выстиранную и тщательно сложенную в одном из ларей, Александр отправился на поиски королевы.
Королевские покои, где поместили Александра, находились в центральной части замка, двери их открывались в коридор, ведший направо и налево к башням-сестрам. Александр помедлил у двери, спрашивая себя, где лежит главная лестница, которая приведет его вниз в приемные покои замка. Теперь он уже не сомневался, что, обладая, как это было очевидно, милостью королевы, он будет принят дамой Лунедой и гостеприимный замок широко распахнет перед ним свои двери. Но сколь бы ни было велико его желание вновь увидеть Моргану, он сознавал, что вежливость требует, чтобы он сперва повидал хозяйку замка, выразил ей свое почтение и благодарность и подождал приглашения присоединиться к собравшемуся обществу за ужином.
Прямо на Александра бежал по коридору паж Морганы, очевидно, посланный с каким-то поручением. Александр остановил его, подняв руку.
- Минутку, подожди! Как тебя зовут?
- Грегори, господин.
Паж рассматривал его с любопытством, которое Александр счел лестным. Королевины слуги, без сомнения, шептались о нем, и он подумал - понадеялся, - что знает, о чем говорили на половине слуг.
- Итак, Грегори, не можешь ли ты сказать, где мне найти госпожу Лунеду? Она свободна в этот час, чтобы принять меня?
- Даже не знаю, что тебе сказать, господин. Но я знаю, где ты, вероятно, сможешь ее найти. В это время она обычно бывает в одном из покоев, где проводят свои часы дамы. Тебе туда. - Он указал в ту сторону, откуда пришел. - Вниз по лестнице, господин, а там кто-нибудь из слуг тебе покажет.
- Дамы? Так, значит, там будет и королева Моргана?
- О нет! - Насмешливое удивление пажа осталось незамеченным Александром. - Она не сидит с дамами! Я как раз бегу ее искать. Час назад они вернулись с верховой прогулки и теперь, думаю, они в восточной башне.
- Они?
- Королева, моя госпожа, и ее рыцари.
- Действительно, - протянул Александр, испытывая непреодолимое желание увлечь очаровательную королеву от подобного общества, но все еще сдерживаемый галантностью, равно как и еще одной внезапной мыслью. - Нет, прошу, постой еще минутку. Не можешь ли ты мне сказать… прав ли я, полагая - я от кого-то это слышал, - что среди рыцарей королевы есть и корнуэльцы?
Теперь он уже знал, что королева Моргана вызнала его имя не благодаря какому-то волшебству; все, что она слышала, это его бормотание в кратком бреду, когда какой-то инстинкт удержал его язык. Для нее и Бригиты - и предположительно, для всего остального замка - он был "Александр Сирота", человек, очевидно, благородный, но скорее всего незаконнорожденный. Эта мысль сперва ему немало докучала, но потом Александр сообразил, что это заблуждение лишь добавляет романтики приключению, в которое он окунулся; нет сомнения, в дальнейшем последует столь любимая поэтами сцена узнавания, когда он откроется всем как полноправный принц и ровня по крови любой королеве. Дальше этого его воображение не шло. Но он знал, что сейчас не время подвергать себя риску случайно столкнуться лицом к лицу с людьми от двора Марча, которые могли бы заметить его сходство с почившим отцом и тем самым подвергнуть опасности его семью, а также Садока с Эрбином, которые столько лет скрывали их счастливое спасение. А потому он с беспокойством и ожидал ответа пажа.
Ответ пришел утешительный.
- Такие здесь были, господин. Два рыцаря короля Марча и еще двое из герцогства в Думнонии на юге, я забыл, как оно называлось. Сейчас они уехали. Они не были королевиными рыцарями, просто привезли письма, и на прошлой неделе отправились восвояси.
- Понятно. Ну… В восточной башне, ты сказал?
- Да, господин, но… - Паж остановился, прикусив губу.
- Но?
- Прости меня, господин, но я служу королеве, и я знаю, каков приказ. Тебе нет смысла сейчас идти в восточную башню. Мы все, я хотел сказать, все ее слуги, получили приказ никого туда не пускать, пока она и ее рыцари держат совет. Но позже, в обеденное время, я уверен, тебя там примут.
- Держат совет? Что ты хотел этим сказать?
Александр говорил резче, чем ему хотелось бы, и смущенный паж начал заикаться:
- Я только имел в виду… у них там собрания… я не знаю, в чем дело… Откуда мне знать? Но она ведь королева, и даже если владения ее невелики и она называется узницей, она держит двор. Мне очень жаль, мой господин…
- Понимаю. Не тревожься понапрасну. Как бы то ни было, я ищу даму Лунеду, а не королеву. Спасибо, тебе лучше идти. Я сам найду дорогу.
Паж убежал. Глядя ему вслед, Александр спрашивал себя, сколько еще пройдет времени, прежде чем он станет членом этого двора избранных счастливцев, которые собираются в восточной башне. Не так уж и много, удовлетворенно сказал он самому себе, не так уж и много.
Тем временем предстояло исполнить свой долг. Он без особого труда нашел дорогу на женскую половину, где госпожа Лунеда и ее дамы сидели за вышиванием. Лунеда встретила его с очевидным удовольствием, и дамы доброжелательно поудивлялись его счастливому выздоровлению. Он принес, потом повторил свои извинения за столь продолжительный визит в такое время, извинения, от которых Лунеда очаровательно и повторно отмахнулась. Следует заметить, что, несмотря на все извинения, ни хозяйка замка, ни Александр не сделали никакой попытки к завершению этого визита: Лунеда - потому, что Моргана, которой она боялась, весьма недвусмысленно дала понять, что он должен остаться, а Александр - потому, что со всем высокомерием юности и пожирающим его желанием, разожженным в нем снадобьями и паучьими ухищрениями Морганы, был полон непреклонной решимости пуститься - причем у всех на глазах и открыто - в это первое свое любовное приключение! И какое приключение! Как любой молодой человек его возраста, он искал там и тут, но это не походило на преходящие увлечения юности! Тут все было иначе! Самая прекрасная женщина из всех, что он когда-либо видел, и она королева и сестра Верховного короля! А он, ее влюбленный до безумия избранник (как он был в этом уверен), стремился лишь быть допущенным на ее ложе, а после быть объявленным ее любовником в глаза всего мира - или, во всяком случае, в глаза прочих молодых рыцарей ее "совета".
И к полному удовлетворению Александра, тем же вечером перед всем замком королева ясно выказала свою приязнь. За обедом в большой зале Александра усадили по правую руку королевы. По левую руку от него сидела одна из ее придворных дам. Это была пожилая женщина (все без исключения фрейлины Морганы были пожилыми или ничем не примечательными), которая все свое внимание посвящала еде. Лунеда восседала слева от королевы. Говорила она мало, и, если уж на то пошло, Моргана по большей части оставляла ее без внимания. Зато сама королева была облачена в кремово-белое блио и сюрко, сверкавший бриллиантами, будто облачилась для победного пира. Ее темные, перевитые драгоценностями и уложенные в высокую прическу волосы покрывала тончайшая вуаль, а лицо, искусно подкрашенное, в свете свечей казалось лицом двадцатилетней девушки.
Александр и мечтать не мог о более ослепительном обнародовании грядущих услад. Зал, сам по себе небольшой, был заполнен людьми ее двора, и в гул мужских голосов вплетались голоса немногих фрейлин Морганы и Лунеды. Если забыть о страже Верховного короля, рассудительно ставшей так, чтобы ее не было видно, пир можно было бы принять за веселое собрание в замке какого-нибудь лорда. Разговоры и смех властвовали над столом, пирующих обносили напитками и яствами, и имевший глаза да видел, что взгляды всех пировавших были устремлены на Моргану и красивого юношу справа от нее.
Она дала им то, чего они ждали. Она почти не говорила ни с кем, кроме Александра, наклонялась к нему, давая рукаву, а иногда и руке коснуться его пальцев. Наконец, она перед всем залом подняла заздравную чашу в его честь, поцеловав сперва обод кубка, передала его юноше, чтобы он из него выпил. Александр, ослепленный ее красотой и несколько отяжелевший от обильных яств и вина после навязанного болезнью долгого воздержания, так и не увидел взглядов - двух-трех кислых, но по большей части с улыбкой, - которыми обменялись рыцари из свиты Морганы. Взгляды эти без труда были поняты всеми, кто знал ее: "Что, твоя очередь? - говорили улыбки. - Тогда возьми все, что сможешь, молодой петушок! Хвастай, кукарекай, пока можешь!"
* * *
Она не пришла той ночью в его покой. Паж Питер, явившийся, как обычно, чтобы помочь ему лечь в постель, принес с собой уже привычный кувшин посланного королевой крепкого и сладкого напитка. Все еще более слабый, чем сам себе в том признавался, с почти что кружащейся от вина и возбуждения головой, Александр послушно осушил кубок до дна и лег в постель. Задув свечу, Питер оставил его одного.
Недолгое время Александр лежал, глядя на дверь и прислушиваясь - хотя королева двигалась так же беззвучно, как и феи, в честь которых ее прозвали Ле Фей, и о ее присутствии в темноте он узнает лишь по прикосновению и облаком окружающему ее аромату духов. Но снадобье подействовало на него даже прежде, чем развеялся запах погашенной свечи, и Александр уснул.
* * *
Моргана, разумеется, знала, что делает. Когда на следующее утро Александр проснулся, она была уже далеко от замка на охоте со своими рыцарями и, как всегда, под бдительным оком стражи Верховного короля. Не увидел ее Александр и вечером. Головная боль, сказал Питер, но завтра ей будет уже лучше, и если принц согласится встретиться с ней наутро в третьем часу, они, быть может, смогут отправиться вместе на прогулку верхом…
Настойка, посланная ему той ночью, была другой по вкусу: к ее сладости примешивался какой-то едкий привкус, но густота и тяжесть напитка обещала крепкий сон. И обещание это было обманным. После того как паж сопроводил его в постель, загасил свечу и оставил покой, Александр провел болезненную и бессонную ночь, полную мук неудовлетворенной любви и раздумий, даже нервного предвкушения утренней встречи.
Глава 25
Даже после бессонной ночи Александр чувствовал себя на следующее утро более бодрым, чем на протяжении многих дней. Встав с зарей, как только собрался с духом, он спустился по лестнице, чтобы подождать Моргану во дворе замка.
Королева, разумеется, заставила себя ждать, но со временем она все же появилась и притом одна, если не считать стражи, сопровождавшей ее во всех прогулках за стенами замка. Моргана была облачена во все зеленое: в травянисто-зеленую накидку, подбитую золотистым шелком, и шапочку из того же шелка с плюмажем из перьев, которые, игриво загибаясь, касались ее щеки. Выглядела она столь же прекрасной, какой была в пиршественной зале или в мучительной тишине лазарета. Склонившись, чтобы поцеловать ей руку, он не отрывал губ чуть дольше, чем требовали приличия, потом помог ей сесть в седло ее чудесной каурой кобылы, вскочил на собственного гнедого и вслед за королевой шагом двинулся по деревянному мосту.
Моргана хорошо знала окрестности, поэтому Александр предоставил ей решать, куда отправиться. Лошадь у него была свежей, так что вслед за королевой он добрым галопом проскакал по берегу реки почти до того самого места, где случилось его столь удачное падение, затем они свернули в лес, где узкая просека пошла вверх, что и заставило их перейти на рысь. Некоторое время спустя деревья поредели, и всадники выехали на залитую солнцем укромную лощину на склоне холма, где лошади снова смогли пойти бок о бок. Моргана слегка натянула поводья, послав кобылу шагом, и Александр дал своему скакуну самому выбирать скорость, подстраиваясь под кобылу королевы.
Все это время за ними следовали четверо стражников. Время от времени Моргана оглядывалась через плечо с довольно трогательной гримаской недобрых предчувствий. Стражи следят за ней неотрывно, объяснила она Александру, и о каждом движении докладывают ее брату Артуру. Она боится стражников, премиленько созналась она, боится, что вскоре, прескучившись монотонностью своего удела в этом отдаленном уголке так далеко от своих семей, - они могут послать Артуру какую-нибудь ложь, а брат прикажет отвезти ее назад в Каэр Эйдин на суровом Севере или отправить ее в строго охраняемое узилище (как она это назвала) замка Кастель Аур среди валлийских холмов. А там, как было сказано намеком, Александр ее больше не увидит. Если только, разумеется, не согласится помочь ей избежать столь жестокой и несправедливой кары, которую обрушил на нее Верховный король…