- Не нужно мне вашего дурацкого рая! - воскликнула Марион, презрительно скривив губы. - Один день похож на другой, кругом одни и те же надоевшие лица! Отец мог бы придумать что-нибудь получше, чем селиться в этом "раю"! Я ничуть не пожалела бы, если бы нас изгнали из этого "рая".
По лицу креола пробежала тень недовольства, и он собрался было сказать в ответ что-то резкое, но тут же взял себя в руки.
- Я прекрасно знаю, что с тобой, - сказал он так тихо, что его голос, скорее, напоминал шипение. - Я тебе надоел. У тебя из головы не идет этот богач, дон Альфонсо, этот бледнолицый бесчувственный истукан! Но горе тебе, если ты обманываешь меня! Ты - моя и должна быть моею!
Женщины пугаются ружейной стрельбы, но сохраняют спокойствие, когда на них бросают взгляды, колючие, словно кинжалы. По лицу дона Луиса было видно, что шутки с ним плохи, и Марион не могла не знать, как легко вскипает кровь в жилах мексиканцев. Однако она в ответ лишь презрительно пожала плечами:
- Во всяком случае, он учтивее тебя!
- Да он всего-навсего лицемер, гордящийся своими миллионами и мнимой ученостью, которой набрался в Европе! - со злостью прошептал дон Луис.
- Как ты сказал? У него миллионы? - небрежно спросила Марион.
- А то ты не знаешь, притворщица! - заметил он. - Иначе разве стала бы ты увиваться вокруг него? Ты собираешься предать меня? Попробуй только!
- Глупая ревность! - возразила она немного спокойнее, сообразив, что следует быть осторожнее. - Ты же знаешь, что вместе нам не быть. Отец никогда не даст согласия. Он говорит, что ты - нищий, да еще и игрок к тому же. Ни один отец не доверит такому свою дочь. Если он застанет тебя здесь, тебе не поздоровится.
- И это все стало тебе известно только сегодня? - спросил он, горько усмехаясь. - Ты думаешь, я не знаю женской натуры? Ты пресытилась мною. Ну что ж, если тебе не суждено стать моей, то и другому ты не достанешься! Видишь там Орисабу, видишь, как блестит сквозь кроны пальм ее серебряная шапка? Так вот, скорее обрушится ее заснеженная вершина, чем ты сделаешься женой кого-то другого! Такого я не потерплю! Прежде убей меня, отрави, заколи, но, пока я жив, ты не выйдешь замуж за другого!
То ли этот взрыв страсти польстил самолюбию Марион, то ли по какой-то иной причине, но она улыбнулась и мельком подарила его многообещающим взглядом.
- Образумься, что ты несешь, дикарь! И не делай глупостей! Дон Альфонсо мне безразличен! А сейчас уходи! Ты ведь знаешь - отец терпеть тебя не может!
- Но его пока нет! - возразил дон Луис. Глаза креола вновь засветились счастьем, и он, казалось, был готов заключить девушку в объятия.
- Он вернется с минуты на минуту. Да вот же он! - воскликнула Марион.
Она неспешно поднялась, стараясь не подать виду, что неприятно удивлена, весьма церемонно поклонилась дону Луису, шепнув ему при этом:
- Будь осторожен и не задерживайся слишком долго!
Затем она направилась к гасиенде, столь же учтиво поклонившись в ту сторону, откуда приближался отец, ибо он явился не один, а в сопровождении знакомого, того самого дона Альфонсо, о котором здесь шла речь.
Это был молодой человек среднего роста, хрупкого сложения, с нежным лицом, оказавшимся намного светлее, чем у дона Луиса. Его отличали бледность, свойственная европейцам, и почти женская мягкость и правильность черт. Лишь темные глаза и черные вьющиеся волосы, прикрытые панамой, напоминали о его южном происхождении. Одет он был в европейском стиле. Красовавшийся на нем серый летний костюм и материалом, из которого был сшит, и самим покроем сделал бы честь самому элегантному парижскому салону, да, вероятно, и прибыл из Парижа. Он шел, беседуя с господином Ламотом, а за ним следовал погонщик, ведя за поводья мула в богатой упряжи.
При виде Марион глаза Альфонсо блеснули. Теперь же, когда девушка скрылась в доме, он продолжал спокойно шагать рядом с владельцем гасиенды.
Тот помрачнел, увидев дона Луиса, который, нахлобучив на пышную шевелюру сомбреро и держа в руке ружье, с некоторым смущением ожидал встречи с отцом Марион, но затем уверенно направился навстречу господину Ламоту и его спутнику.
- Целую руки, сеньор! - сказал он. - Мой путь лежит в Сан-Мартин, и я не мог отказать себе в удовольствии заглянуть к старым добрым знакомым.
- Добро пожаловать! - коротко ответил француз и добавил: - Вы знакомы, господа? - И когда оба дали отрицательный ответ, представил их друг другу: - Дон Альфонсо де Толедо, проездом в Мирадор; дон Луис Гуарато, мой сосед.
Дон Альфонсо поклонился с учтивостью светского человека, получившего прекрасное воспитание. В ответном поклоне дона Луиса не было такой очаровательной непринужденности: его приветствие выглядело несколько натянутым, официальным.
- Сожалею, что сразу же вынужден проститься с вами, - сказал дон Луис. - Теперь я убедился, что и вы, сеньор, и сеньорита в добром здравии, и могу продолжать свой путь в Сан-Мартин.
- Не угодно ли вам позавтракать с нами? - вежливо, но не настаивая, предложил француз. - Надеюсь, Марион с Литтой позаботились о лишнем куске мяса и еще одной миске черных бобов.
Дону Луису явно хотелось остаться. Редкостью было уже то, что Ламот приглашает его. К тому же его прельщала перспектива провести время вместе с Марион, понаблюдать за ней и своим соперником. Ревнивый мексиканец не смог пересилить себя и принял приглашение хозяина. Между тем Ламот добавил:
- Дон Альфонсо привез нам важные новости из Европы!
Это замечание француза подогрело нетерпение дона Луиса и окончательно убедило его в правильности принятого решения.
Все трое направились к дому.
- Мне показалось, что недавно здесь стреляли? - спросил Ламот.
Мексиканец со смехом объяснил, как было дело, и добавил, что его выстрел напугал сеньориту. При этом он мимоходом упомянул, что поднимался по стене ущелья.
- Как? Разве там есть путь наверх? - удивился Ламот. - А я и не предполагал. Я считал, такое под силу только ящерицам и пумам.
Дон Луис закусил губу, почувствовав, что сказал лишнее и при этом выдал какую-то тайну, но потом, рассмеявшись, ответил, что для него почти не существует непреодолимых ущелий и ему известны тропинки, о которых не подозревают даже индейцы.
- Прошу в дом! - пригласил Ламот. - Там не так жарко.
Он еще не успел договорить, как его огромный пес глухо заворчал. И тут же мимо гасиенды промчался какой-то человек. Лицо незнакомца пылало, одежда была изодрана. Казалось, он охвачен смертельным страхом. Но прежде чем наши герои успели разглядеть ею (дон Луис, узнав бегущего, вздрогнул и побледнел), беглец достиг кустов, преграждавших путь к ущелью, и исчез среди густых ветвей. Это было то самое место, откуда появился недавно дон Луис. Беглеца преследовали трое всадников, ехавшие на некотором расстоянии друг от друга. На них были мундиры офицеров Республики. Передний выстрелил из пистолета по кустам, в которых скрылся беглец, и промчался так далеко вперед, что Ламот, наблюдавший эту сцену с величайшим удивлением, крикнул ему:
- Стойте, стойте, сеньор! Иначе вы погибли!
- Проклятый гачупин! - вскричал офицер, осадив лошадь. Он спрыгнул наземь, подбежал к кустам и, раздвинув ветки, рассерженно добавил: - Здесь никому не спуститься! Негодяй то ли ускользнул, то ли свернул себе шею!
Будто в ответ на его слова, из глубины донесся насмешливый и торжествующий крик:
- Да здравствует Мирамон! Смерть Хуаресу!
- Проклятый пес! Он все-таки ушел! - скрипнул зубами офицер. - Вы не знаете, - обратился он к Ламоту, - как тут можно пробраться вниз?
- Не имею представления, вот, может быть, этот сеньор знает, - ответил тот, указывая на дона Луиса.
Мексиканец, успевший совершенно успокоиться, но выглядевший немного бледнее обыкновенного, выступил вперед:
- Я живу поблизости и знаю путь, каким можно попасть наверх. Он очень опасен, хотя и ничем не хуже всех прочих. Человек, которого вы преследуете, верно, живет или жил недалеко от этих мест. Иначе трудно поверить, что такое могло произойти. Это просто невероятно!
- Разумеется! - ответил офицер, разглядывая мексиканца. - Как ваше имя?
- Разве это имеет отношение к делу? - улыбнулся дон Луис.
- Конечно, сеньор, и в ответ я охотно назову себя.
- Много чести! - ответил мексиканец. - Итак, дон Луис Гуарато, с вашего позволения!
Офицер записал услышанное и сказал:
- А меня зовут Игнасио Сарагоса.
Дон Луис отвесил низкий поклон, но лицо его было не особенно приветливым. Что касается Ламота, он, напротив, со шляпой в руке приблизился к офицеру, довольно молодому еще, статному человеку с выразительным лицом.
- Я очень рад, что имею честь видеть у себя столь прославленного офицера Республики, - сказал он уважительно. - Если долг позволит вам воспользоваться моим гостеприимством, я буду счастлив предложить вам место у себя за столом.
Офицер, успевший снова сесть в седло, поклонился в знак признательности. Похоже, некоторое время он колебался, посматривая на часы и мельком взглянув на дона Луиса.
- Весьма благодарен вам, - обратился он к любезному хозяину, - но, боюсь, не имею права больше задерживаться здесь. Человек, которого мы преследуем, - предатель, наемный убийца, покушавшийся на жизнь нашего президента Хуареса. Я взялся лично изловить его, поскольку у него важные для нас документы. К сожалению, на этот раз ему удалось уйти. Впрочем, если вы распорядитесь дать мне и моим людям по стаканчику рома, мы будем вам очень признательны. С самого утра у нас во рту не было ни крошки.
- С удовольствием! - ответил Ламот, делая знак слуге. - И все же мне жаль, что я лишен удовольствия хотя бы час насладиться вашим обществом. Вот мой друг, дон Альфонсо де Толедо, который временно живет у сеньора Раториуса в Мирадоре, - при этом он сделал рукой соответствующий жест в сторону своего молодого гостя, - привез, по его словам, важные известия из Европы.
- Возможно, я с ними отчасти знаком, - ответил Сарагоса. - С тех пор как война в Соединенных Штатах затихла, посягнули на нас, мексиканцев. Ну что ж, посмотрим! - добавил он, и гордая, почти высокомерная улыбка заиграла на его губах. - Наследник Наполеона Первого найдет, пожалуй, в Мексике свою собственную Москву. Впрочем, я совсем забыл: ведь вы, кажется, сами француз, дон Ламот?
- Я родился во Франции, - ответил гасиендеро, невозмутимо отвечая на пристальный взгляд офицера. - Однако я не француз, пока мое отечество под властью очередного Наполеона. - И, словно поняв немой вопрос, заключенный во взгляде Сарагосы, добавил: - Я был сослан в 1851 году во Французскую Гвиану и бежал оттуда; теперь я - гражданин Мексики, которая стала мне второй родиной.
Офицер одобрительно кивнул. Появилась служанка, юная индианка, с подносом в руках, на котором стояли стаканы и несколько бутылок. Рядом с ней шла Марион. Офицеры почтительно приветствовали дочь хозяина дома, которая оценивающе поглядывала на крепкие фигуры кавалеристов. Она собственноручно подала им стаканы.
- За здоровье сеньориты и за процветание Мексики! - воскликнул Сарагоса, опустошая свой стакан. - А теперь прощайте, господа! Мне необходимо еще сегодня добраться до Тласкалы или какого-нибудь другого крупного населенного пункта, чтобы послать депешу в Веракрус. Пусть там попытаются схватить беглеца. Еще раз благодарю! Прощайте!
Он учтиво откланялся и вместе со своими спутниками ускакал прочь. Ламот и оба молодых человека смотрели ему вслед. Лицо дона Луиса приняло язвительное, почти злорадное выражение, не исчезнувшее даже после того, как Ламот охарактеризовал этого человека как одного из самых толковых и храбрых генералов - сторонников либеральной партии, а дон Альфонсо рассказал кое-что о его личных качествах. Марион тем временем возвратилась в дом, куда Ламот также пригласил своих гостей.
- Странно все-таки, - заметил он, - сегодня мне столь удивительным образом пришлось дважды убедиться в том, что по стене ущелья можно взобраться наверх. Я считал, что ее высота гарантирует неприступность, и никогда не думал о принятии каких-нибудь мер предосторожности. Сегодня или завтра мы исправим эту оплошность! Беглец, несомненно, из числа окрестных жителей. Вы не узнали его, дон Гуарато?
- Нет! - односложно ответил тот.
- И то сказать, ведь вы и сами из "черных"! - спохватился Ламот. - А ворон ворону глаз не выклюет!
В ответ креол лишь насмешливо улыбнулся. "Черными" прозвали реакционеров, а также сторонников клерикальной партии, которые в отличие от либералов, возглавляемых Хуаресом, стремились установить в Республике Мексике власть консерваторов и духовенства.
Теперь, когда трое мужчин очутились в доме, стоит поговорить о его планировке. Просторный коридор, пересекая дом, вел с веранды на широкий двор, окруженный постройками. По левой стороне коридора располагались кухня и комнаты Марион. Справа виднелась столовая, а чуть дальше - гостиная, к которой примыкали комнаты Ламота. Хозяйки на гасиенде не было: жена француза умерла от желтой лихорадки почти сразу же после приезда в Мексику.
В столовой уже был накрыт стол, и девушка-индианка подала мясные закуски, рагу и черные бобы, которые прекрасно сочетались со свежеиспеченными кукурузными лепешками.
- Итак, дон Альфонсо, - начал хозяин дома, утолив первый голод, - вы полагаете, что в ближайшие дни под Веракрусом мы увидим объединенную флотилию Англии, Франции и Испании? Не много ли чести для слабой Мексики?
- Последние сообщения из Европы не оставляют на этот счет никаких сомнений, - ответил молодой человек. - Между тремя державами заключен договор с целью заставить мексиканское правительство удовлетворить требования европейских кредиторов. Похоже, однако, что это всего лишь предлог. Наполеон намерен создать в Мексике империю, это ясно. Он надеется на победу Южных штатов над Севером. Насколько мне известно, уже несколько лет назад начались тайные переговоры с европейскими принцами, чтобы узнать, согласны ли они занять мексиканский престол. Наибольшие шансы имеет, видимо, эрцгерцог Максимилиан, брат австрийского императора.
- А что нужно англичанам и испанцам? - спросил Ламот.
- Во-первых, они собираются выжать из напуганной страны как можно больше денег, - ответил дон Альфонсо. - Добиться этого они рассчитывают путем демонстрации своей военной мощи. Англию по крайней мере я считаю слишком умной, чтобы всерьез помышлять о вооруженной экспедиции против Мексики. Испания, вероятно, еще никак не может забыть о своих прежних притязаниях на золотые и серебряные прииски Мексики; но чего она надеется добиться, действуя в союзе с хитрым Наполеоном, мне непонятно. Он - единственный, кто преследует реальную цель. Правда, Наполеон недооценивает способность Мексики дать отпор, но вскоре убедится в своем заблуждении. Не имея армии в сорок-пятьдесят тысяч человек, он не сможет предпринять здесь ничего серьезного.
- Как хитро задумано - напасть на эту страну именно теперь, - сказал Ламот. - Даже взявшие верх либералы измотаны непрерывными войнами. Хуарес, единственный, кто мог бы успокоить несчастную страну и сформировать действительно устойчивое правительство, будет смещен и уничтожен, прежде чем начнет излечивать прежние недуги и творить благо. Если уж задумали интервенцию, ее следовало бы предпринять несколько лет назад, когда ни один человек не мог предположить, кто же останется здесь победителем. Но спокойствия быть не должно, другие страны должны всегда иметь повод для вмешательства! Что ж, посмотрим, как пойдут дела. Если французы оккупируют страну, я первый сниму со стены свой карабин. Это мои земляки - прости мне, Господи, мой грех! - однако наемники очередного Наполеона мне не братья. Мое отечество - Мексика!
- Сегодня я впервые услышал, что вас выслали из Франции, - заметил дон Альфонсо. - До сих пор я полагал, что вы приехали сюда по собственной воле!
- Как бы не так! - ответил, помрачнев, француз. - Я был одним из тех, кого после отчаянной борьбы, тяжело раненного, схватили в те ужасные декабрьские дни. Мои раны еще не затянулись, когда меня отправили в ссылку, во Французскую Гвиану. Мне удалось бежать оттуда и найти спасение здесь, в Мексике. Жене и дочери я велел перебраться сюда. Тогда я и купил эту гасиенду, в то время весьма и весьма запущенную. К сожалению, жена моя прожила очень недолго. Я хотел бы, чтобы Наполеон явился сюда собственной персоной! Но он, пожалуй, поостережется! А ведь я так жаждал этого!
- Вы и в самом деле уверены, сеньор… - вмешался в разговор дон Луис, который до этого молча ел и пил, не забывая, однако, частенько поглядывать через открытую дверь в коридор в поисках Марион, - вы и в самом деле уверены, что Мексика в силах противостоять большой французской армии?
- Печально, что вы, коренной мексиканец, задаете этот вопрос мне, - презрительно отрезал Ламот. - Конечно, будь ваши сограждане едины, самая большая французская армия не смогла бы ничего добиться. Однако от предательства не застрахован и самый храбрый. А нация эта и впрямь храбрецы все как один - кто спорит! Правда, она не имеет еще понятия о дисциплине, но это объясняется традициями.
- Простите, - прервал дон Луис, утративший спокойствие и начавший, похоже, скучать, - почему сеньорита не радует нас сегодня своим присутствием?
- Вероятно, нашла более интересное занятие, чем слушать рассуждения о политике, да и вообще мужские разговоры, - предположил Ламот. - Моя дочь получает удовольствие лишь от званых обедов.
- О, прошу прощения, сеньор, - воскликнул наконец дон Луис, - мне пора! Тысяча благодарностей! Целую руки! Прощайте, дон Толедо!
Казалось, креол очень спешит: он даже не стал ждать Марион, чтобы попрощаться с нею, хотя его взгляд повсюду искал ее, и вскоре покинул гасиенду, отправившись обычной горной тропой, той самой, по которой совсем недавно сюда добрались всадники.