Второй магазинчик располагался чуть ниже, там, где Бруэр-стрит поворачивала к Нейвз-акр . Что говорить, этот темненький даже в солнечную погоду квартальчик своему названию соответствовал идеально и давал приют скопищу мелких лавчонок, среди которых Джек обнаружил весьма экзотическую аптеку, со стен которой свисали гроздьями человеческие конечности и черепа. Конечности, казавшиеся жутким свидетельством рьяности полевого, пьяного в стельку хирурга, как и глаза, помещенные в банки, были искусственными, черепа же, по уверениям хозяина-португальца, принадлежали наполовину знаменитым разбойникам, наполовину лордам-якобитам, казненным после восстания 1745 года. То же самое этот вертлявый и, несомненно, пробавлявшийся колдовством человечек говорил о повсюду валявшихся связках зубов. Но самым чудесным и завораживающим отделом аптеки был закуток, где стояли разнообразные чучела. Всяких рысей, волков, рыб, а также многих других занимательных тварей, обитающих в Африке и на Востоке. Они поражали воображение, и самое из них диковинное Джек, будучи не при деньгах, за полкроны на прошлой неделе попросил придержать для себя. Диковина стоила гинею и должна была порадовать сердце его истинной возлюбленной. Клотильды, не Фанни.
Кстати, дом ее уже был в двух шагах. Стоило только пройти по Комптон-стрит и проскочить через узкий проулок. И все. И ты уже на Трифт-стрит, прямо перед особняком ювелира-француза, о чем свидетельствовала покрытая позолотой вывеска, увешанная бутафорскими кольцами и колье.
Четыре года он дважды в месяц поднимался на это крыльцо и в первые три - с естественным отвращением школяра, зато в последний - с огромной охотой. И стимулом к тому был отнюдь не язык лягушатников, которым, надо сказать, он владел уже вполне сносно. Нет, его теперь привлекало сюда совсем иное наречие, именовавшееся la langue d'amour!
Звякнули колокольчики, Джек вошел в лавку. Она была совершенно пуста.
- Bonjour , - произнес он недоуменно.
- Да?
На зов откликнулся не месье Гвен, а его подручный, Клод. Он вышел из мастерской, вытирая руки полировальной тряпицей.
- Ah, c'est toi, Jacques. Mon brave, comment vas-tu aujourd'hui?
- Tres bien, Claude. Et vous?
- Bien. Il fait beau, non?
- Tres beau. .
Джек пялился на молодого французика, мечтая о том, чтобы обмен формальностями закончился как можно скорей. Он и так опоздал, у него мало времени, а этот Клод… ох этот Клод! Он появился тут совсем недавно и по той же причине, по какой месье Гвен перевез в Англию все свое семейство еще лет десять назад. Франция продолжала преследовать гугенотов, и Джек считал своим долгом симпатизировать людям, бежавшим от произвола Бурбонов, но этот парень… он был… чересчур уж француз. Джек, конечно же, ни в малой степени не являлся расистом: его лучший друг Маркс был евреем, а уроки бокса ему давал негр, и он нисколько не обижался на получаемые от него колотушки, но лягушатники - дело другое. Они, во-первых, исконные враги англичан, а во-вторых… этот Клод не демонстрировал ни малейшего намека на благодарность за убежище, которое ему предоставили… взять хотя бы его постоянное и фамильярное "ты"! Нет, Джек, несомненно, мог общаться на равных… ну с кем угодно. С фермерами, например, или даже с бродягами. Но в рамках английской добропорядочной уважительности. Будь то поэт, депутат парламента или, допустим, король. Однако какой-то приказчик какого-то иноземного торгаша мог бы, кажется, проявлять к нему больше почтения. И не только к нему. Джек ведь видит, как этот молодчик поглядывает на Клотильду. И вдобавок к тому он до приторности смазлив.
К счастью, неловкая ситуация длилась недолго.
- C'est месье Абсолют? - прозвенел голосок наверху, и у Джека подогнулись коленки.
- Oui, cousine. Il est arrive.
- Dis lui a monter .
Это выходило за рамки! Обычно уроки проходили на нижнем этаже дома, в комнатушке, соседствующей с мастерской, где всегда кто-нибудь находился. Воодушевленный Джек двинулся к лестнице. Клод даже не пошевелился. Джек поглядел на него.
- Месье Гвен, il est… он ушел по делам?
- Oui.
Все лучше и лучше.
- И… надолго?
Клод пожал плечами.
- Тогда… - Джек порылся в кармане камзола, выудив оттуда серебряный шестипенсовик. - Проследи, чтобы нас не беспокоили, хорошо? Сегодня нам предстоит изучить сложные типы синтаксической связи. Vous comprenez?
Клод взял монету. Не сразу, но все-таки взял.
- Oui, месье, je comprends… tres bien , - сказал он, уступая дорогу.
Джек полетел через три ступеньки наверх.
Ее силуэт вырисовывался на фоне окна. Темный, но Джек был все равно ослеплен. Прошло всего две недели с тех пор, как они виделись, но она вновь изменилась. Самым, причем, восхитительным образом, ибо она непрестанно менялась, неуклонно, стремительно расцветая, хотя и в тот памятный, годичной давности день была уже чудо как хороша. Тогда Джек заявился в дом месье Гвена в самом дурном настроении - мать, прервав партию в теннис, вытолкала сынка за порог! Он приуныл и совсем уж пал духом, когда месье Гвен заявил, что занятие с ним проведет его дочь. Привычная скука грозила обернуться еще горшей мукой. Ну в самом деле, что может быть общего у почти взрослого шестнадцатилетнего парня и четырнадцатилетней писюхи? Естественно, ничего. Однако его уныние вмиг испарилось, как только в гостиную вошла она, Клотильда Гвен, ослепительная, несравненная! С этой минуты он принадлежал только ей.
Его восхищало в ней все. Стать, формы, манера держаться, но особенно умилял тот пленительный, еще совсем детский восторг, в какой эта девушка приходила от мелких подарков, которые Джек взял за правило ей приносить. К тому же она отличным образом понимала, что существуют и более взрослые удовольствия, и, как и Джек, с охотой осваивала первые подступы к ним. Она, как и он, трепетала, когда их головы словно бы ненароком сближались, и очень мило краснела от его вкрадчивых шепотков, вливавших в ее прелестные ушки поток комплиментов и полунамеков на нечто большее, что непременно когда-нибудь должно между ними произойти.
Кроме того, Клотильда была начитанна. И ничуть не меньше, чем ее ученик, а во многом даже и больше, ибо его по школьной программе знакомили лишь с трудами давно почивших писателей, а Клотильда открыла ему мир современной литературы, в каковую теперь он так самозабвенно мечтал внести и свой вклад. Попытки переложить на французский модные стихи или романы вкупе с чувствами, пробуждаемыми не только литературными образами, делали их занятия столь увлекательными, что они пролетали как миг.
Сейчас золотые волосы юной наставницы были зачесаны вверх и заколоты черепаховыми гребнями, ее платье цвета слоновой кости волнами ниспадало к нежнейшим розовым туфелькам, а слишком бледное миндалевидное личико позволяло предположить, что его цвет объясняется не только естественными причинами, но и тонко наложенными притираниями, что, впрочем, весьма выгодно контрастировало с черными бабочками густых и чуть тронутых краской ресниц. Они поднялись, когда он вошел, вместе с изящной ручкой, сделавшей пренебрежительный, порицающий жест.
- Вы опять опоздали. Toujours, toujours en retard!
На нежных надутых губках тоже виднелась помада. Джек открыл было рот и вновь поспешно закрыл.
- Вас совсем не волнует, как мало времени вы проводите здесь. Ваши уроки - фу! - ca ne fait rien. Moi, la meme! - Она отвернулась к окну.
- Non, Клоти, je suis desole. J'etais… tres… tres… занят. Это для тебя. Pour toi. Regarde! - Он полез в сумку. - У меня тут… три подарка…
- Trois cadeaux, - поправила она, отходя от окна. Ее взгляд был по-прежнему ледяным.
- Oui, trois cadeaux. Le premier…
Она взвизгнула, едва увидев оригинальный пакет. В виде конуса, из "Горшка с ананасами".
- Les fruits au sucre?
- Naturellement .
Джек вручил ей пакет, с удовольствием наблюдая, как в сердитой гордячке проявляется задыхающееся от восторга дитя. Метаморфоза свершилась мгновенно. Зашуршала бумага. Потом пакет - с колебанием - протянули ему. Он отказался. Алые губки - уже в кристалликах сахара - улыбнулись. Боже, она наслаждалась лакомством, даже не замечая, что на нее беззастенчиво пялятся! Опустошив пакет, чаровница достала платок, аккуратно вытерла ротик и вновь подняла свои светло-голубые глаза.
- Et le deuxieme?
Второй подарок, из магазина диковинок, требовал некоторой театральности.
- Fermes les yeux , - распорядился Джек и направился к каминной полке. Сдвинув в сторону всех стоявших там пастушек и китайских болванчиков, он вновь полез в свою сумку. Но перед тем, как откинуть клапан, обернулся и нарочито строго прикрикнул: - Fermes!
Убедившись, что ему подчинились, он поставил свой дар на полку, затем вернулся к Клотильде и, зайдя сзади, положил ей ладони на веки. Она глубоко вздохнула, накрыв его руки своими. Оба замерли. Джек ощущал ее трепет, даже не прикасаясь к складкам пышного платья, в вырез которого беспрепятственно проникал его взгляд. Зрелище волновало и наводило на мысли, какие он еще утром решил в себе пресекать. И пресек, разведя в стороны руки, за что был незамедлительно вознагражден.
Эффект был точно таким, на какой он рассчитывал. Клотильда взвизгнула и отшатнулась к нему. Джек тут же обнял ее, она слабо дернулась, одновременно охваченная и желанием вырваться, и тем ужасом, который вызвал в ней странный, свирепо оскаленный монстр.
- Ah, Dieu! Dieu! C'est horrible! Qu'est-ce que c'est?
Ее голосок был одновременно и перепуганным, и восхищенным. О, милый Джек! И как он прознал о ее тяге к всяческим жуткостям? Ах да, ведь они в прошлый разговорили о них.
- C'est… c'est… - У него не хватало слов из ее языка, поэтому он перешел на английский. - Это водяной. Из Японского моря. Получеловек, полурыба. Un… ну… demi-poisson! Смотри.
Джек попытался подвести девушку к монстру, но та уперлась, и он пошел к нему сам.
- У него голова человека, но… но не зубы.
Джек сунул в пасть чудовища руку и, вскрикнув, выдернул под оглушительный визг.
- Ай, они острые, как кинжалы, - продолжил он, посасывая ребро ладони. - А еще у него человеческие руки… и пальцы. - Он отогнул один палец. - Смотри. А теперь глянь на хвост. Настоящая рыба, не так ли?
Храбрость кавалера подвигла красавицу на небольшой шаг вперед.
- Но… почему он такой… сухой?
- Мумифицирован. - Джек развернул хвост чучела и потряс им. - Возможно, ему уже сотни лет. А может, и тысячи, кто его знает.
Клотильда придвинулась ближе и даже решилась потрогать шероховатую чешую.
- Он ужасен, - сказала она зачарованно. - А… как ты думаешь, он… они… Есть ли еще и такие же женщины… ну… полурыбы?
- У любой твари в мире есть пара, - изрек важно Джек. - Я думаю, этого бедолагу разлучили с его возлюбленной.
Ответом ему был сияющий - восхитительный! - взгляд.
- О том… о том гласит мой третий подарок. Мой стих в твою честь.
Джек отвел девушку к небольшому диванчику, заставил сесть. Затем еще раз открыл свою сумку и вытащил из нее лист бумаги. Расположившись около монстра, он принял позу, которая, если верить Лебрену , изображала трагизм, и завел:
СОНЕТ РУСАЛКЕ
В далеких морях я подругу искал,
Средь мрачных глубин и обветренных скал.
Все было напрасно, как лед холодна,
Бесследно, о боже, исчезла она.
Из сил выбиваясь, Клотильду я звал,
В тоске и печали безмерно страдал.
Но след ее легкий на все времена
Во мгле разметали борей и волна.
Джек оглянулся на аудиторию. Прекрасные глаза девушки влажно мерцали, изящная ручка была прижата к подрагивающим губам.
Я, девою-рыбой навек покорен,
Сегодня на полке каминной стою.
Нет горше страданья тому, кто влюблен,
Ласкать нежным взором русалку свою
И, мысленно с ней пребывая в раю,
Недвижность хранить до скончанья времен!
Джек завершил чтение драматическим придыханием, закатив глаза и словно сквозь толщу воды озирая плафон потолка, рука его при том вскинулась, демонстрируя тщетное желание декламатора всплыть из глубин к недоступным сияющим небесам. Он так и замер, держа паузу и ожидая услышать звуки рыданий.
Она фыркнула.
Бедная девочка. Так расчувствовалась, что не помнит приличий. Он повернулся.
- Рыботорговка? - Нижняя губа слушательницы оттопырилась, между бровями пролегла гневная складка. - Ты сравнил меня с рыботорговкой?
- Что? - Джек опешил. - Нет, вовсе нет. Я сравнил тебя с полудевушкой-полурыбой! Это совсем разные вещи, взгляни!
Он показал ей листок, и она склонилась над ним.
- Ah, je comprends. Je suis рыботорговка - la Petite Fille de la Mer. Comme lui, полурыба. Un moitie poisson?
- Exactement .
Складка между бровями расправилась, она изучала листок.
- Мне кажется, это лучше звучало бы… en francais .
- Ну конечно! Еще бы! Куда нам до вас!
Джек был задет. Нет, он вовсе не возражал, когда кто-то анализировал его творчество. Серьезный разбор должно только приветствовать, но эта барышня могла бы, кажется сперва выразить свои чувства, оставив всю критику на потом.
- Клотильда, - грустно спросил он, - тебе не понравился мой сонет?
- Ah, поп, Жак. Je 1'adore . Он потрясающий. Настолько… настолько…
В поисках нужных эпитетов она вновь заглянула в листок.
Еще одного комментария он бы не вынес. Да и пора было переходить к следующим шагам.
- Разве поэт не заслуживает вознаграждения?
Ее невинные глазки тут же изобразили полнейшее непонимание.
- Какого вознаграждения?
Джек сел с ней рядом, взял за руку. Точно так же они сидели две недели назад. Тогда он перецеловал все ее пальчики. Теперь в его мыслях витало еще кое-что.
- Такого.
Он чуть подался вперед.
- Жак! - Она отвернулась, но не сдвинулась с места. Да и отвернулась не столь уж решительно, чтобы его губы не могли дотянуться до ее нежной щечки. - Жак, - повторила она. Но уже совсем другим тоном, вновь поворачиваясь к нему. - Мы не должны. Мой отец…
- Ушел, - быстро сказал он. - А Клод получил серебряную монету.
- Клод? - обеспокоенно встрепенулась Клотильда, но была вынуждена умолкнуть.
Джек закрыл ей рот поцелуем. Позволить, чтобы она произносила еще чье-то имя, он просто не мог.
Приникнув к возлюбленной, он одной рукой придержал ее спину, чтобы инстинктивное желание вырваться не одержало в ней верх. Мера помогла. Ее стан, поначалу напрягшийся, постепенно расслабился, а ее губки оказались такими же сладкими, какими они ему и представлялись. И этот эффект, разумеется, не имел ничего общего с прилипшей к ним сахарной пудрой.
Короче, Джек ощутил себя на вершине блаженства и мог бы сидеть вот так хоть неделю, хоть две. Однако Клотильда стала все больше и больше отклоняться назад, и он, дабы продлить сладостные мгновения, потянулся за ней. Так продолжалось какое-то время, потом равновесие было нарушено, и они оба упали: она - на спину, он -на нее. Теперь не только сладкие губки, но и другие, более рельефные части замершего под ним тела, сказали ему, что она и впрямь развилась.
- Клотильда, - хрипло выдавил он.
И услышал шаги. Кто-то поспешно поднимался по лестнице.
Через миг Джек стоял в одном углу комнаты, Клотильда - в другом, судорожно одергивая помятую юбку. Как только она замерла, отвернувшись к окну, дверь широко распахнулась.
- Месье Гвен!
- Месье Абсолют!
На пороге стоял отец Клотильды. Несмотря на свой низенький рост, он был очень широкоплечим, с удивительно крупными для ювелира руками. Теперь они нервно стискивались и разжимались, а острый взгляд француза буравил то гостя, то дочь.
- Я решил, что вы уже не придете сегодня, месье Абсолют, и лишь потому позволил себе уйти.
Он вошел в комнату, озираясь по сторонам, будто в ней мог прятаться еще кто-то. Клод, сопровождавший его, остался стоять, где стоял, с равнодушно-скучающим видом.
Джек на мгновение задержал на нем взгляд, затем вновь переключил все свое внимание на ювелира.
- Мне очень жаль, сэр, я так торопился, но… меня задержали дела.