Иванцов стоял, прислонившись к стене, с перекошенным от ужаса лицом. Хотел что–то ответить, но Каленчук не дал.
- Сейчас ты будешь валяться у меня в ногах, вымаливая жизнь! - закричал он, захлебываясь слюной. - А жить тебе осталось пять минут!
Иванцов провел рукой по лицу, словно стирая гримасу страха, нашел силы даже улыбнуться.
- Не дождешься, сволочь бандеровская, - тихо, но твердо ответил он. - Просить не буду, стреляй!
Девушки закричали.
- Цыц! - поднял автомат Каленчук. - И вам надоело жить?
Сделал знак Грицку, и тот подтолкнул корреспондента к стене. Рядом поставили Иванцова.
Каленчук обернулся к девчатам, испуганно притихшим в углу.
- Вас, сучье племя, - выругался он, - на первый раз прощаем. Но если и дальше будете слушать большевистских агитаторов, пеняйте на себя и передайте всем: Отважный не забыл Качаки! А теперь - повернитесь к стене.
Сотник придвинул ногой табуретку, сел, с удовольствием рассматривая Иванцова и корреспондента. Они стояли рядом, лампа коптила, и лиц почти не было видно.
- Посвети! - приказал Каленчук Дмитру.
Парень поставил автомат, подкрутил фитиль. Стоял в двух шагах от корреспондента, отчетливо видел его высокий лоб, покрытый мелкими бисеринками пота, открытый рот с ровными белыми зубами и глаза, черные, круглые, неподвижные, в которых застыл то ли страх, то ли удивление. Корреспондент был почти ровесником Дмитру, немножко старше, и парень разглядывал его без враждебности, скорее с любопытством. Совсем забыл, что смотрит в глаза врагу, захотелось успокоить его, Дмитро даже сделал движение, чтобы подбодрить, и спохватился только в последний момент, услышав слова Каленчука.
Сотник сидел, покачивая сапогом.
- Не хотят ли паны–товарищи, - говорил он сладко, даже угодливо, - о чем–нибудь попросить? У нас суд справедливый, и мы не отказываем никому в последнем слове.
Дмитро не удержался и снова посмотрел на корреспондента. Тот закрыл глаза и сжал зубы, лицо побелело, лот струйками стекал по щекам.
- Стреляй же, - спокойно ответил Иванцов. - Чихать я хотел на тебя и на твой суд.
Каленчук взял со стола лампу.
- А ну, - приказал Он Дмитру, - заткни ему глотку!
Парень поднял автомат.
- Нет, я первый… - вдруг шагнул вперед Стецкив. - Дайте мне, душа горит.
Сотник еле заметным жестом остановил его.
- А может, я передумал! - произнес он с пафосом. - Может, я сегодня добрый…
У корреспондента дернулась губа.
- Жаль! - хрипло выдохнул он. - Жаль, что не увижу, как тебя будут расстреливать. А ты будешь ползать и просить пощады!
Каленчук так и застыл на месте.
- Стрел–ляйте… - наконец сказал он тихо, почти шепотом. - Стре–ляй–те же! - вдруг сорвался он на крик.
Дмитро беспомощно обернулся: ему ли? Увидел перекошенное лицо сотника, поймал хмурый взгляд Иванцова - и внезапно злость бросилась ему в голову. Такие, как Иванцов, подняли руку на его отца. Теперь он точно знал: седой не простит, не смилостивится. Он повернул автомат правее и нажал на спусковой крючок. Увидел, как пули прошили грудь Иванцова, легли очередью чуть наискось - от плеча через сердце, - но уже не мог остановиться, строчил и строчил, и пули били в стену. Кто–то ударил его по руке - совсем близко увидел лицо Грицка. Двинулся вперед и обо что–то споткнулся. Не сразу понял, что корреспондент уже мертв, потому что хотел поднять его, и опомнился только тогда, когда Стецкив грубо подтолкнул его в плечо к двери, где уже стоял Каленчук. Сотник что–то говорил, но Дмитро не понимал, что именно: перед глазами все еще стоял Иванцов, видел очередь, которая легла наискось, от плеча к сердцу, и дурманил какой–то тяжелый запах. От этого запаха закашлялся, оперся о стол, скорчился и безостановочно трясся - мелко–мелко - как в лихорадке.
- Мальчишка! - услышал над самым ухом густой бас Грицка. - Раскуксился…
Только после этого пришел в себя. В углу тихо причитали - девчата лежали закрыв головы руками; одна из них вдруг крикнула жалобно и испуганно.
Дмитро посмотрел под ноги. К сапогам подступала густая черная жидкость. Внезапно догадался, что одурманило его - кровь, - и отскочил как ужаленный. Его начало тошнить. Бросился к черному отверстию двери. Знал: еще секунда, и случится непоправимое, ужасное - что–то навалилось ему на плечи, не дает дышать, давит так, что немеют пальцы. Чуть не упал с крыльца и остановился, увидев Каленчука.
- Хорошо ты его… - похвалил тот, а Дмитро стоял, ловил ртом воздух и никак не мог отдышаться.
Миновали, оглядываясь, огороды и снова вошли в рожь. Шли быстро; пахло ночной свежестью и васильками. А может, это только казалось Дмитру…
Дом стоял у Мюнхенской магистрали, и Модест Сливинский, сидя на балконе, видел, как сновали по асфальту машины: тяжелые, крытые брезентом трехосные грузовики, джипы с солдатами и офицерами, солидные "мерседесы" и разнообразные американские "форды", "бьюики", "кадиллаки"… Пан Модест вздыхал: о хорошем автомобиле можно только мечтать. Да и куда, к черту, автомобиль, если даже сигареты стоят огромных денег и купить их можно только на черном рынке!
И все же Модест Сливинский был уверен: он будет иметь машину. Может, несколько позже, но будет иметь. Он уже начал атаку на пани Стеллу и с удовлетворением отметил, что она все меньше сердится, когда разговор заходит о преимуществах той или иной марки или когда пан Модест жалуется, что приходится добираться до Мюнхена в переполненном автобусе. Сливинский знал - Стелла и сама не против того, чтобы иметь автомобиль, но такой уж характер: ей трудно поставить подпись на чеке.
После того как они поженились и купили эту небольшую - в пять комнат - виллу под Мюнхеном, пан Модест с удивлением заметил метаморфозу в характере супруги. Стелла распорядилась перекопать цветник и засадила полсада - где только можно было - помидорами, картофелем и репой. Больше того, сама ("Боже мой, - вздыхал пан Модест, - что случилось с изнеженной пани Стеллой?!") в затрапезном халате с увлечением копалась на грядках, снова и снова заводила разговор о стоимости килограмма огурцов, о навозе и прочих делах. Когда же однажды Сливинский предложил ей "проветриться" в Мюнхене, любимая жена быстро подсчитала, во сколько это обойдется, и пану Модесту пришлось капитулировать.
Чем дальше, тем больше. Пани Стелла, вместо того чтобы приобрести мужу машину, прикупила земли, наняла двух батраков и занялась кролиководством. Это переполнило чашу терпения Сливинского - от кроликов исходил неприятный запах, - и он устроил первый небольшой скандал. Первый и последний. Дело в том, что в свое время он натворил много глупостей. Кончилась война. Пан Модест не знал, что его ждет, и, вспоминая о подписи, поставленной некогда под обязательством агента гестапо, очень боялся расплаты. Это и заставило его перевести почти все деньги на имя супруги. Впоследствии опасения эти оказались напрасными - с американцами Сливинский почувствовал себя лучше и увереннее, чем с немцами, - но когда пан Модест завел речь о собственном счете, Стелла пожала плечами и ответила:
- Чи не вшистко едно, коханий, мы теперь супруги, а я деньги не растранжирю.
Пан Модест не мог настаивать: жена знала о нем столько, что одно только ее слово…
А впрочем, пан Модест не очень жаловался на судьбу. У него осталось немного денег: он втихомолку скупал сигареты и спиртное у американцев, завел знакомства с дельцами черного рынка и в глубине души был доволен тем, что Стелла погрузилась в хозяйство. У жены не было времени обращать внимание на его увлечение мюнхенскими девушками. А может, и умышленно закрывала глаза, зная, что мужа все равно не переделаешь, а семейные сцены только усложнили бы их жизнь. Очевидно, именно его увлечения играли не последнюю роль в том, что Стелла не хотела покупать машину - догадывалась, кого он будет возить на ней, - да и пан Модест особенно не настаивал, ограничиваясь намеками и многозначительными разговорами.
Сливинский сидел на террасе и пил утренний кофе, когда возле виллы остановился длинный "бьюик". Пан Модест быстро спрятал в карман бумажку с расчетами по продаже сигарет и уже хотел позвать Стеллу, чтобы немного полюбовалась роскошным лимузином, как увидел, что из машины вылезает пан Мирослав Павлюк с незнакомым человеком в красивом темно–сером костюме.
Само по себе появление одного из руководителей оуновской службы безопасности не удивило пана Сливинского - Павлюк часто гостил у них, нравился пану Модесту и они не раз вместе пьянствовали в мюнхенских бирхалле. У них были похожие натуры - Павлюк, как и Сливинский, не чурался легких развлечений и не проходил мимо того, что плохо лежит.
Пан Модест поспешил в комнату, чтобы переодеться и предупредить супругу. Что–что, а внешнюю благопристойность у Сливинских уважали. Он встретил гостей в домашней куртке строгого покроя, белоснежной сорочке с галстуком–бабочкой. Поздоровался с Павлюком дружески, но не фамильярно, и вопросительно посмотрел на человека в темно–сером костюме.
- Майор американской армии Бенджамин Гелбрайт, - представил его Павлюк.
Сливинский насторожился, Мирослав никогда еще не приезжал с американцами, и этот неожиданный визит не предвещал ничего хорошего. Но майор приветливо улыбнулся и крепко пожал руку пану Модесту. Он был респектабелен и довольно симпатичен: широко поставленные глаза смотрели доброжелательно, а лицо с пухлыми, почти детскими губами, казалось, излучало благодушие. Павлюк был чем–то обеспокоен - сразу же нервно заходил по комнате, еле сдерживая раздражение.
Сливинский начал доставать из бара бутылки, когда в комнату вошла пани Стелла. Она умела все–таки подать себя - пан Модест понял это по растерянно–удивленному выражению лица американца. Его розовые щеки покраснели, а глаза забегали, ощупывая женщину. Пани Стелла протянула майору руку, белизну которой еще больше подчеркивало темное с переливами платье, и сердечно сказала:
- Нас все забыли, и я так благодарна Мирославу, - кивнула в сторону Павлюка, - что он догадался привезти вас…
Пан Модест не мог не улыбнуться: такие же задушевно–игривые интонации были в голосе Стеллы, когда - не так уж и давно - она разговаривала во Львове со штандартенфюрером СС Менцелем. Где этот Менцель? Как быстро течет время, и как мало изменяются люди…
Сливинский ни на секунду не осуждал супругу, и все же ему стало грустно. Заигрывать с немцами, теперь с американцами… Не слишком ли это много для короткой жизни?!
- Виски или коньяк? - обратился он к майору и льстиво улыбнулся, будто и действительно его интересовало, что именно нравится этому Бенджамину Гелбрайту. Черт, у этих американцев такие нелепые имена. И пан Модест снова льстиво улыбнулся…
"Любопытно, зачем они пожаловали? - подумал он. - У Мирослава такой озабоченный вид, что дело, очевидно, серьезное…"
Павлюк все время бросал на пани Стеллу нетерпеливые взгляды, и она, заметив это, сослалась на домашние хлопоты и исчезла. Мирослав одним духом выпил стакан содовой.
- Мы приехали к тебе по важному делу, - начал он без предисловий и, сев напротив Сливинского, дружески положил ему руку на колено. - Майор Гелбрайт служит в разведке, и мы можем быть вполне откровенными. Хотя, - он прищурился, - дело секретное и за разглашение его…
- Меня можно не предупреждать, - пожал плечами пан Модест.
- Это моя обязанность, - похлопал его по колену Павлюк, - не обижайся. - Посмотрел на майора, как бы ища поддержки, но тот тянул виски и не смотрел на них, словно этот разговор вовсе не касался его. - Так вот, Модест, есть предложение, чтобы ты побывал в…
Он произнес название города с такой легкостью, будто речь шла о поездке во Франкфурт–на–Майне или еще ближе, но Сливинский так и подскочил на стуле.
- Об этом не может быть и речи!.. - запальчиво начал он.
Но Павлюк остановил его, больно сжав колено:
- Мы выслушаем тебя потом… - От дружеского тона не осталось и следа, и пан Модест подумал, что Мирослав не зря занимает одну из руководящих должностей в СБ - службе безопасности. - Сейчас дай мне закончить. Дело в том, что мы получили сообщение: погиб Воробкевич.
- Северин? - вырвалось у Сливинского.
- Да, погиб Северин Воробкевич, - сухо подтвердил Павлюк. - Но самое страшное не это. У него был чемодан с очень важными документами, которые могут попасть в руки большевиков.
- Ты имеешь в виду чемодан с архивом? - начал пан Модест.
Он кое–что слышал об этих документах: личные письма Степана Бандеры, официальная переписка с деятелями СД и, главное, списки оуновской агентуры в Западной Украине. Советская Армия наступала так стремительно, что эти документы не успели вывезти - их должен был доставить Северин Воробкевич, и вот…
- Понимаешь, какой шум поднимут большевики, когда найдут этот чемодан?! - то ли спросил, то ли ужаснулся Павлюк.
- Если уже не нашли… - усомнился Сливинский.
- Исключено! - категорично возразил Павлюк. - Они бы уже шумели. Воробкевича взяли без чемодана, и мы должны любой ценой переправить чемодан сюда. Сам шеф поручает это дело вам, пан Сливинский, - перешел на официальный тон Павлюк. - Вам и Хмелевцу.
- Но ты не учитываешь состояние моего здоровья, - начал пан Модест, - кроме того, дела…
- Состояние вашего здоровья, - весело сказал кто–то в углу, и Сливинский не сразу сообразил, что это майор Гелбрайт, - позволяло вам когда–то служить в гестапо, и вы представляете, что сделают красные, если мы выдадим им военного преступника Модеста Сливинского?
Он говорил и смотрел на пана Модеста доброжелательно, чуть ли не по–дружески, и Сливинский понял, как обманчива бывает внешность. Его охватил ужас - должно быть, он побледнел, потому что Павлюк налил в стакан воды и придвинул к Модесту. Тот выпил залпом и повертел шеей в твердом воротничке, будто на шее уже затягивается петля. Впервые в жизни представил себе, как плохо тому, кто стоит под виселицей. Жалобно заговорил:
- Но ведь, господа, я совсем не преувеличиваю, когда говорю, что здоровье…
- Слушай, - перебил его Павлюк, - неужели ты не понимаешь? Или - или…
- И ты, Брут… - безнадежно махнул рукой Сливинский. - Но как же вы думаете провести всю эту операцию?
- Я был уверен, что голос разума в тебе победит, - почему–то подмигнул ему Павлюк.
Но пан Модест думал о своем: "Боже мой, снова туда! Говорят, что энкавэдэшники хватают всех подряд… И это когда есть вилла, налаживается жизнь". Даже вонючий крольчатник сейчас показался ему чуть ли не земным раем. Но о чем ведет речь этот Павлюк?
- Воробкевичу не повезло… - Даже голос у Мирослава какой–то противный. - Бежал, и его застрелили. В тот же день взяли хозяина явочной квартиры, где Северин скрывался в последние дни. Значит, они знали явку, и Воробкевич на этом и погорел. Но Северин жил еще на трех–четырех квартирах - где–то, на одной из них, он, очевидно, и оставил чемодан. Мы должны сделать все, чтобы спасти его от большевиков.
- Но ведь от Мюнхена до советской границы не одна сотня километров, и я никогда не проходил специального курса обучения…
- Пусть это тебя не волнует. - Павлюк вопросительно посмотрел на майора. Тот чуть заметно кивнул. - Мы доставим вас на польско–советскую границу, и надежные люди проведут через нее. Никто и не подумает искать вас.
- Мне не нравится Хмелевец, - вздохнул пан Модест. - По–моему, он тоже не очень симпатизирует мне.
- Это ты зря, - запротестовал Павлюк. - Лучшего партнера не найти: прекрасно владеет оружием, решителен, принимал участие в разных акциях. К тому же бык, - захохотал он, - а физическая сила тут ох как понадобится! А ты, я убежден, сумеешь выпутаться из любой передряги. Прекрасно знаешь город… Лучшую пару трудно подобрать…
- Ты явно переоцениваешь мои возможности.
- Мы советовались, кому поручить это дело, - вышел из своего угла американец. - Я бы сказал, деликатное дело. И ваша кандидатура прошла во всех инстанциях.
- Хотел бы, чтобы она провалилась в первой же, - пробормотал сквозь зубы Сливинский, но майор не обратил на это внимания.
- Вам следует взяться за дело побыстрее, без малейших проволочек. Эти списки нам, - Гелбрайт выразительно провел ребром ладони по горлу, - вот как нужны. Мы заинтересованы в том, чтобы вокруг этих документов не было шума. Конечно, заинтересован и господин Бандера. Вы должны ценить это…
"Пусть бы сам Бандера и ехал", - злобно подумал Сливинский. Но что он мог сделать: его приперли к стенке.
- Итак, считаем дело улаженным, - быстро сказал Павлюк и незаметно подмигнул Сливинскому. - Где же наша очаровательная хозяйка?
"И чего ради он кривляется?" - неприязненно подумал пан Модест. Ему неприятно было смотреть на Павлюка, на его бледные, плотно сжатые губы. Он неохотно встал, выглянул в окно. Жена сидела неподалеку в тени.
- Гости соскучились по тебе, любимая.
Майор встретил пани Стеллу на пороге. Предложил:
- Вы живете в очаровательном уголке. Познакомьте меня, пожалуйста, с вашим раем.
Это было уж слишком! Пан Модест побагровел и хотел было вмешаться, но Павлюк похлопал его по плечу и сделал какой–то таинственный знак.
- Мы уточним с паном Модестом детали, - сказал он.
Гелбрайт махнул рукой и, не отвечая, пошел за Стеллой.
- Какой нахал!.. - пробормотал Сливинский, когда американец был уже далеко. Сердито смахнул с плеча руку Павлюка: - А еще друг! Кроме меня, некого было послать?
- Тише! - Мирослав потащил его в дальний угол комнаты. - Слушай внимательно…
- Уже наслушался, - капризно оттопырил губу Сливинский.
- Не будь сумасшедшим, - понизил голос Павлюк. Настороженно оглянулся вокруг и прошептал: - В чемодане Воробкевича на двести тысяч долларов валюты. И никто об этом не знает…
- Ты, случайно, не того? - Сливинский многозначительно повертел пальцем возле виска.
- Бандера уверен, что эти деньги пропали, - шепотом продолжал Павлюк, - а чемодан с двойным дном, под которым только крупные купюры - доллары и фунты.
- Это правда? - все еще не верил пан Модест.
- Зачем бы я тебя посылал? Больше никому не доверяю…
- Двести тысяч! - чуть слышно произнес Сливинский. - По сто тысяч! Святая дева Мария, заступись и помоги!
- Нашел у кого просить! - усмехнулся Павлюк. - На бога надейся…
- Зачем же было ломать всю эту комедию? - поморщился Сливинский. - Не мог предупредить?
- Чтобы американец сразу же заподозрил нас? - захохотал Мирослав. - Нет, дружище, так дела не делаются. Посмотрел бы ты на свою морду, когда я сказал, куда придется ехать!
- Постой, постой… А Хмелевец?
- Он знает только про бумаги. За чемодан отвечаешь ты.
- А ты умеешь делать дела, - сказал Сливинский с уважением.
- На том и держимся! Так мы договорились?
- Делим пополам? Хотя, - вдруг спохватился пан Модест, - это несправедливо. Я рискую гораздо больше и думаю…
Павлюк нахмурился.
- Меня не интересует, что ты думаешь, - оборвал он, - и я всегда смогу найти того, кто согласится и на меньшее!..