Мне рассказал об этом случае сам остроумный анахорет - его и в старости еще смешило воспоминание о своей шутке.
Общий вывод: в начале тренировки явление развивающегося тепла или ощущение тепла длится только во время положенного упражнения. Как только концентрация мысли и дыхательная гимнастика прекращаются, холод постепенно снова дает себя чувствовать. Напротив, у тех, кто занимался этой тренировкой систематически многие годы, генерация тепла становится естественной функцией при понижении температуры, включающейся, так сказать, автоматически.
Помимо состязания в высушивании мокрых тряпок, существует еще много способов проверки тумо. Один из них состоит в испытании снегом. Соискатель на звание респа садится на снег. Количество растаявшего под ним снега и величина радиуса таяния вокруг него служат показателем интенсивности излучаемого им тепла.
Трудно переоценить важность овладения искусством тумо. Как бы там ни было, его эффективность, по-видимому, вполне доказана.
Отшельники действительно живут всю зиму, голые или прикрытые очень легкой одеждой, среди снегов на очень высоких местах. Кроме меня, их видели очень многие. Члены экспедиции, штурмовавшие вершины Эвереста, заметили издали несколько таких анахоретов. О себе могу сказать - для такой скромной степени, в какой я сама изучала тумо, я добилась замечательных результатов.
Тибетские мистики - люди неразговорчивые. Те из них, у кого есть ученики, пользуются для обучения особыми приемами, отводя элементам речи очень мало места. Описание их любопытной методики выходит за рамки данной работы. Достаточно отметить здесь, что ученики отшельников-созерцателей видят своего учителя редко, через большие промежутки времени. Длительность разрывов обусловлена степенью успехов ученика или его духовными нуждами, причем иметь суждение о последних может только учитель. От встречи до встречи с учителем проходят месяцы или многие годы. Однако, невзирая на такое отдаление, когда обстоятельства этого требуют, учитель и ученики (преимущественно наиболее духовно развитые из них) имеют возможность общаться между собой.
В тайное учение тибетцев, в качестве одного из его разделов, входит телепатия. По-видимому, в высокогорных районах Страны снегов она играет роль беспроволочного телеграфа, недавно вошедшего в обиход на Западе. Но, тогда как в наших странах аппаратура связи поставлена на службу всему обществу, летучая передача вестей "по ветру" (это слово произносится "лунг" и означает одновременно "воздух" и "ветер", иногда даже "дыхание". Это словосочетание можно перевести: "переносимый по воздуху, через воздух" и т. д.) остается привилегией ограниченного меньшинства тибетских посвященных.
На Западе телепатия не новость. Явления телепатии не раз отмечались обществами, занимающимися исследованиями человеческой психики. Но почти всегда эти явления носят случайный характер и происходят помимо сознания их участников.
Что касается экспериментальных попыток произвольно устанавливать телепатическую связь, результаты их остаются сомнительными, поскольку их нельзя повторить по желанию с достаточной уверенностью в успехе.
У тибетцев дело обстоит совсем иначе. Они считают телепатию наукой, поддающейся изучению, как и всякая другая наука. Ею могут заниматься все получившие необходимую подготовку и обладающие соответствующими способностями для применения теории на практике.
Для овладения техникой телепатии рекомендуются различные методы. Но тибетские адепты тайных учений единогласно приписывают первопричину этого явления очень интенсивной, доходящей до транса, концентрации мысли.
Интересно отметить: как ни мало явлений телепатии изучено на Западе, но в отношении причин, их вызывающих, там пришли к тому же выводу, что и тибетцы.
Учителя-мистики говорят - желающий овладеть искусством телепатии должен в совершенстве управлять своим сознанием так, чтобы произвольно вызывать интенсивную концентрацию мысли на одном-единственном объекте. От этого и зависит успешное применение телепатии на практике.
Роль сознательного "приемника", всегда готового реагировать на тончайший сигнал телепатических волн, считается почти такой же трудной, как и роль "передающей станции". Готовящийся стать "приемником" прежде всего должен "настроиться" на человека - возможного передатчика сигналов.
У ламаистов одним из столпов духовной тренировки служит концентрация мысли на одном предмете - такая интенсивная, что все другие объекты исчезают из поля сознательного восприятия. С другой стороны, эта тренировка предусматривает также упражнения, направленные на развитие способности воспринимать различные токи неуловимых сил, бороздящих вселенную во всех направлениях.
Основываясь на этих фактах, некоторые утверждают, что телепатия - подобно тумо и другим полезным, но не обязательным талантам - только непроизвольное побочное достижение, приобретаемое в процессе духовного совершенствования и, следовательно, делать их предметом специального изучения излишне.
Другие придерживаются иной точки зрения. Они согласны, что сила, приобретаемая в процессе духовного совершенствования, позволяет на практике применять телепатию и большинство других оккультных способностей. Но, - добавляют они, - тот, кто не способен достигнуть высоких степеней мистического пути или же вовсе к этому не стремится, имеет право хотя бы преуспеть на какой-нибудь из его боковых тропинок.
Как правило, в этом учителя-мистики единодушны, и многие из них заставляют своих учеников упражняться в телепатии.
Некоторые анахореты-созерцатели могут воспринимать на расстоянии сообщения от своего духовного наставника и без систематической тренировки. Этот факт считают следствием их глубокого почтения к учителю. Полагают также, что небольшое число мистиков стихийно получают способность передавать мысли на расстоянии.
Основы обучения для изучающих телепатию специально можно обрисовать сжато следующим образом.
Прежде всего, необходимо выполнять все упражнения, вызывающие состояние транса при концентрировании мысли на одном объекте до тех пор, пока субъект не сольется с объектом.
Нужно в равной степени тренироваться в выполнении дополнительных упражнений, а именно: "опустошать" сознание от всякой умственной действительности, создавая в нем безмолвие и совершенный покой.
Затем следуют распознавание и анализ разнородных влияний, вызывающих внезапные и, по-видимому, необъяснимые психические и физические ощущения, особые состояния сознания, радость и печаль, страх и, кроме того, неожиданные воспоминания о лицах, предметах или событиях, как будто не имеющих никакой связи с ходом мыслей или действиями человека, в памяти которого они всплывают.
После того как ученик тренируется таким образом в течение нескольких лет, он допускается к совместной медитации с учителем.
Оба запираются в тихой, скудно освещенной комнате и концентрируют мысли на одном и том же предмете. В конце упражнения ученик сообщает учителю все фазы своей медитации, различные идеи, возникшие в ее процессе, субъективные представления. Эти подробности сопоставляются с моментами медитации учителя - сходство и расхождения отмечаются.
На следующем этапе ученик, ничего не зная о предмете медитации учителя, старается воспрепятствовать возникновению в своем сознании мыслей, создать в нем вакуум и наблюдать неожиданно появляющиеся мысли, чувства, представления, как будто чуждые его собственным представлениям или интересам. Возникшие у ученика во время упражнения мысли и образы снова подвергаются анализу ламы, сравнивающего их с тем, что он мысленно внушал ученику во время сеанса.
Теперь уже учитель будет давать ученику конкретные задания. Последний должен в это время сосредоточиться, находясь на небольшом расстоянии от учителя. Если приказы восприняты, это будет видно из ответов или действий послушника. Тренировка продолжается, причем дистанция между учеником и учителем постепенно увеличивается. Они теперь находятся не в одном помещении, но занимают разные комнаты в одном здании или же ученик возвращается в собственную хижину или пещеру, а через некоторое время удаляется от жилища ламы на расстояние уже в несколько километров.
В Тибете никто вообще и не сомневается в способности ученых-мистиков читать чужие мысли, когда им заблагорассудится. Поскольку учитель обладает таким умением, ученик, естественно, не может тренироваться в передаче ему телепатических сигналов. Он будет знать о его намерении прежде, чем он успеет собраться с духом, чтобы начать опыт.
Независимо от того, соответствует ли истине ходящая о нем слава, молва вынуждает ламу, удостоенного звания дубтшена (маг и мудрец), притворяться, будто он и в самом деле обладает приписываемым ему могуществом. По этой причине его ученики начинают с упражнений по обмену между собой телепатическими сигналами на расстоянии.
Два или несколько послушников объединяются для проведения этого упражнения под руководством своего ламы. Их тренировка почти совпадает с приведенным выше описанием.
Старшие ученики проверяют свои успехи, посылая кому-нибудь без предупреждения телепатические сообщения сверх предусмотренных планом упражнений и в такой момент, когда адресат, по всей вероятности, занят и совсем не думает ни о каких телепатических сигналах.
Посредством телепатической связи они стараются внушать мысли или действия тому, с кем никогда вместе не тренировались. Некоторые пытаются внушать действия животным.
На подобные занятия и на различные другие упражнения, направленные на достижение той же цели, уходят годы. Невозможно определить, сколько учеников из числа всех проходящих суровую тренировку, действительно добивается реальных результатов. Кроме того, было бы заблуждением приравнивать групповые занятия оккультизмом к школам с большим контингентом учащихся типа колледжей в крупных монастырях. Между ними нет ни малейшего сходства. В какой-нибудь долине самое большее человек шесть учеников собираются на короткое время вокруг жилища отшельника (обычно учеников бывает меньше). Далеко от обители, в другом горном ущелье можно встретить иногда трех-четырех послушников, примитивные хижины которых находятся по радиусу одного или двух километров от пещеры учителя. Из этого можно заключить, что упражнения в духовной тренировке выполняются очень ограниченным числом человек, к тому же находящихся не в одном месте.
Каковы бы ни были успехи адептов, систематически готовящихся к применению телепатической связи на практике, все же наиболее авторитетные учителя-мистики совсем не поощряют эти занятия. Они смотрят на старание приобрести сверхнормальные способности как на лишенную всякого смысла детскую игру.
Считается вполне доказанным, что великие созерцатели могут по желанию иметь телепатическую связь со своими учениками и даже - утверждают некоторые - с любым живым существом в мире. Но, как я уже неоднократно замечала, эта способность - непосредственный побочный результат их собственного духовного совершенства и глубоких знаний законов психики.
Когда, благодаря венчающему духовные изыскания и труды озарению, перестают рассматривать "себя" и "других" как совершенно обособленные, лишенные точек соприкосновения сущности, телепатическая связь осуществляется очень просто. Но, полагаю, благоразумнее будет не обсуждать здесь, какая доля в этих теориях приходится на долю истины или фантазии.
Хочу еще добавить: связь между учениками или учителем вульгарными средствами - например, падающими с потолка или очутившимися при пробуждении под подушкой письмами - тибетским мистикам неизвестна. Когда их спрашивают о подобных вещах, им бывает очень трудно поверить в серьезность собеседника и не принять его просто за непочтительного зубоскала.
Мне приходит на память забавная реплика ламы из Таши-лунпо, когда я рассказала, что некоторые пелинг (так называют в Тибете всех чужеземцев, преимущественно англичан - единственных иностранцев белой расы, которых тибетцы знают, кроме русских. Последних они именуют уроссо, а не пелинг) верят в возможность сношений такими средствами с духами умерших и даже некоторыми тибетскими учителями-мистиками. "И эти люди завоевали Индию!" - воскликнул лама, пораженный наивностью грозных англичан-завоевателей.
Из моих многолетних наблюдений могу заключить, что для телепатической связи, как, впрочем, и всех других явлений психического порядка, среда в Тибете исключительно благоприятна. Каковы же конкретно условия, способствующие возникновению необычных явлений? Было бы опрометчиво попытаться ответить на этот вопрос теперь, пока сама природа психических явлений остается еще для нас нераскрытой.
Не следует ли учитывать некоторые физические факторы, связанные с большой высотностью тибетской территории, и затопивший всю страну океан великого безмолвия? Эту необыкновенную тишину не может заглушить - если применить такое необычное сравнение - грохот самых бешеных горных потоков. Вероятно, проявлению духовных сил человека способствует также отсутствие больших селений: жители их всегда своей деятельностью создают многочисленные круговороты духовной энергии, нарушающие тончайшие волны, которые, возможно, обусловливают возникновение психических явлений.
Каковы бы ни были причины, но телепатическая связь - произвольная или бессознательная - по-видимому, в Тибете не редкость.
Говоря о личном моем опыте, могу с уверенностью заявить: я сама получала сообщения на расстоянии от имевших со мной дело лам. Очень возможно даже, что таких сообщений было гораздо больше, чем я думала. Но в качестве проверенных наблюдений отмечаю очень небольшое число случаев, когда через несколько дней или даже месяцев после получения сигналов ламы, посылавшие их, сами осведомлялись о результатах опыта.
Помимо сообщений духовного порядка, приписываемых не исключительно телепатической связи, но и определенному совпадению представлений у ученика и учителя, я хочу рассказать о двух случаях совсем другого характера.
Один из них произошел в долине реки Дэншин во время моего путешествия в Лхасу. Лама, применивший прием, показавшийся мне характерным явлением телепатической связи, принадлежал к братии монастыря Тшезонг.
Мы с Йонгденом ночевали под открытым небом в овраге, проложенном за много лет водами ручьев в период дождей, но в это время года сухом и звонком от мороза. У нас не было топлива, и мы не смогли утром вскипятить чай с коровьим маслом, составлявший наш обычный завтрак - и, чтобы пройти за день положенное расстояние, нам пришлось отправиться в путь натощак. Около полудня мы увидели недалеко от дороги почтенного вида ламу, сидевшего на ковре от седла (тибетцы ездят в деревянных седлах с мягкой подбивкой; на седло кладут ковер особой формы) и кончавшего трапезу. Лама был в обществе трех молодых монахов, больше походивших на сопровождавших своего наставника учеников из хороших семейств, чем на обычных слуг. Неподалеку паслись четыре стреноженные лошади, старательно щипавшие редкие стебли сухой травы.
Путники везли вязанку дров - они разжигали костер: от чайника, стоявшего на горячей золе, еще шел пар.
Как и подобало нищенствующим паломникам (это было путешествие с переодеванием. Смотри "Путешествие одной парижанки в Лхасу"), мы очень вежливо приветствовали ламу. Вероятно, наши лица выразили желание, вызванное видом чайника. Лама пробормотал: "Ниигдже" (обычное восклицание, выражающее жалость и сочувствие; приблизительно: "какая жалость", "как грустно", "бедняги"…) и уже громко пригласил нас присесть к костру и достать свои чашки для чая и тсампы (бедные странники всегда носят при себе деревянную чашу в нагрудном кармане, образуемом складками широкого, перепоясанного кушаком платья).
Один из молодых трапа слил остатки чая нам в чаши, положил перед нами мешочек тсампы и пошел помогать своим товарищам седлать и навьючивать лошадей. Одна из них вдруг чего-то испугалась, вырвалась и ускакала. В дороге это весьма обычное происшествие. Один из монахов взял веревку и отправился ее ловить.
Лама был не болтливого склада. Он ничего не сказал и только следил взглядом за резвящейся на убранных полях лошадью. Мы продолжали молча есть. Оглядевшись, я увидела на земле пустую деревянную миску с остатками простокваши. Я догадалась, что ламе дали простоквашу на видневшейся неподалеку от дороги ферме, и прошептала на ухо Йонгдену:
- Когда лама уедет, мы пойдем попросим простокваши на ферме.
Я говорила очень тихо, но старик, по-видимому, расслышал. Он устремил на нас испытующий взгляд и долго меня рассматривал, повторяя вполголоса: "Ниигдже". Потом он отвернулся.
Лошадь отбежала недалеко, но разыгралась, и трапа было трудно к ней подойти. В конце концов ему удалось набросить ей на шею веревку, и тогда лошадка сразу послушно пошла за своим молодым хозяином.
Лама продолжал сидеть неподвижно, устремив глаза на идущего к нам трапа. Вдруг последний остановился, на мгновение замер в сосредоточенной позе, потом подвел лошадь к скале и, привязав ее там, сошел к дороге и направился к ферме. Вскоре я увидела, что юноша возвращается, неся в руках какой-то предмет - издали я не могла разобрать, что именно.
Когда он подошел ближе, "что-то" оказалось деревянной миской, полной простокваши. Трапа не поставил ее перед учителем, но продолжал держать в руке, вопрошая ламу взглядом: "Это то, чего вы хотели? Что мне теперь делать с этой миской?"
На эти безмолвные вопросы лама ответил утвердительным кивком головы, приказывая ученику отдать простоквашу мне.
Второй подобный случай произошел, собственно, не в Тибете, но на пограничной территории, входящей в китайские провинции Кансу и Сзетшуан.
На опушке огромного леса, протянувшегося между Таган и перевалом Кунка, к моей маленькой группе присоединились шестеро путешественников. За этой местностью утвердилась дурная слава - по ней бродили дерзкие тибетские мародеры и, когда путникам не удавалось миновать ее, они старались объединяться, по возможности, в крупные и хорошо вооруженные караваны.
Пятеро из наших товарищей были китайскими купцами, а шестой оказался нгагс-па бон-по - великаном с длинными волосами, замотанными в кусок красной ткани и уложенными в гигантский тюрбан.
Как всегда, стремясь узнать что-нибудь новое о религиозных учениях и обычаях тибетцев, я пригласила одинокого странника разделить наши трапезы, надеясь заставить его разговориться на интересующие меня темы. Великан рассказал: он направляется к своему учителю, магу Бон-по, сейчас занятому совершением большого дубтхаб (магический обряд) на одной из окрестных гор. Цель обряда - порабощение демона, ожесточенно преследующего своей злобой одно из небольших местных племен.
После многочисленных дипломатических околичностей я выразила желание навестить мага. Бон-по, не раздумывая, возразил - это немыслимо, учителя ни в коем случае нельзя тревожить в течение всего лунного месяца, пока совершается обряд.
Понимая, что настаивать бесполезно, я решила схитрить и поехать вслед нгагс-па, когда он распрощается с нами за перевалом. Если я явлюсь без предупреждения, может быть, нам удастся хоть мельком увидеть магический круг и другие ритуальные аксессуары волшебника.
План показался мне удачным, и я приказала слугам получше следить за нгагс-па, чтобы он не вздумал уйти от нас украдкой.