Поэтому он сначала учил Арна работать обеими руками, меняя их каждый день или каждую неделю. Но он никогда не замечал особенной разницы в технике, казалось лишь, что левая рука мальчика немного сильнее, чем правая. Это означало лишь то, что с самого начала нужно выстраивать для Арна тайную технику: он мог внезапно перебросить меч из одной руки в другую, а потом начать кружиться вокруг своего противника по солнцу, а не против солнца. И если противник будет в тяжелых доспехах, а положение его - неустойчивым, то внезапная перемена тактики может иметь решающее значение.
В глубине души брат Гильберт сознавал, что такие мысли греховны. Он исповедовался в них отцу Генриху, но объяснил при этом, что его задача заключалась в обучении мальчика и он должен как можно лучше ее исполнять. Поскольку Бог еще не выразил своей воли относительно предназначения Арна, для него пока не было никакой разницы между тем, чтобы втайне читать Овидия или держать меч в левой руке.
Молясь Богу, отец Генрих понял, что, пока мальчик проявляет такое же рвение к чтению, как и к воинским забавам с братом Гильбертом, все идет как должно идти. Было бы хуже, если бы он предпочитал стрелы и мечи Glossa Ordinaria.
И в то время как отец Генрих проповедовал прилежание и дисциплину, чистоту и молитву, брат Гильберт ратовал за подвижность и подвижность, подвижность и прилежание. Было важно, словно в ритме музыки, научиться чувствовать, когда стрела должна быть нацелена на движущуюся мишень. И так же важно было все время двигаться, никогда не стоять спокойно, ожидая удара противника, быть где-нибудь в другом месте, когда этот удар обрушится, чтобы в следующий момент ударить самому.
Прилежание и дисциплина. Чистота и молитва. Подвижность, подвижность, подвижность и прилежание. Все эти правила Арн соблюдал с такой же легкостью, с какой он соблюдал наставления о том, чтобы повиноваться и любить всех братьев, - два наиболее важных монастырских правила; третье - всегда говорить правду, за ним следовали остальные, менее важные и иногда едва понятные, как, например, правила поведения за столом и при отходе ко сну.
Однако ему вовсе не составляло труда подчиняться этому заведенному Богом порядку. Наоборот, это было для Арна радостью. Иногда он думал о том, как живут другие дети там, в низменном мире; у него сохранились слабые воспоминания о зимнем катании на льду, обруче на палочке и других детских играх. Возможно, он скучал по всему этому. Каждый вечер он вспоминал Сигрид и молил о спасении ее души, ему не хватало ее запаха, голоса и рук; он молился и за своего брата Эскиля, помня, как их, плачущих, разлучили друг с другом. Но он понимал, или, во всяком случае, считал, что понимает, что самым большим счастьем для мальчика является возможность делить свое время между тем прекрасным, что содержится в книгах, и тем трудным, с потом и иногда со слезами от боли, что мог предложить ему брат Гильберт.
* * *
Магнус сын Фольке поклялся перед Богом пять лет носить траур по Сигрид, прежде чем он женится снова. В его роде это решение вызвало удивление, поскольку не было принято, чтобы мужчина в расцвете сил, у которого к тому же был только один законный сын-наследник, так долго воздерживался от того, чтобы завести новых сыновей и укрепить род новыми связями.
Некоторое утешение Магнус находил с Суом, и у него даже был незаконный ребенок от нее. Но Арнес превратился в мрачную крепость, где ничего не происходило и ничто не менялось. После смерти Сигрид Магнус почувствовал, что его голова словно пуста, что у него нет новых идей в отношении торговли и сделок. Все шло по уже накатанной колее.
Он что-то делал, завершил постройку стен и проложил два перегона дороги до Тиведена. Строительство дорог было богоугодным делом, а он пообещал это, когда первый раз приехал на могилу Сигрид, молился за нее в Варнхеме и покупал молитвы за нее.
У него в общем-то была мысль, что никому не повредит, если он соединит то, что угодно Богу, и то, что будет полезным для будущих торговых дел. В тот день, когда будет проложена дорога через весь Тиведен, он сможет начать торговать на севере со свеями, этими простаками, у которых есть железо и кожи, и, если будут хорошие дороги, новые сделки смогут принести много серебра.
Мрачности Арнесу прибавило и то, что мать Магнуса, Тура дочь Гутурма, приехала к нему из своих норвежских владений, чтобы заботиться о нем, пока он не женат. Она была сурова с рабами и хотела управлять всем по старым норвежским обычаям, а Магнусу, как и многим другим мужчинам, было сложно поставить мать на место. Ему следовало бы проявить себя хозяином в собственном доме, а для этого надо было как можно скорее найти новую жену. По мнению самого Магнуса, было бы разумно соединиться с родом Поля из Хусабю, потому что его собственные земли граничили с землями этого рода. В таком случае какая-нибудь из дочерей Поля могла бы получить в приданое дубовые леса, растущие возле горы Чиннекулле. Незамужние дочери Поля были еще очень молоды, но молодость - такое состояние, которое очень быстро проходит.
Эскиль приносил ему и радость, и тайную печаль. Сын походил на него самого и во многом на свою мать Сигрид, унаследовав ее ум. Больше всего Эскиль мечтал о том, чтобы ездить по миру и торговать, встречаться с чужеземными купцами, узнавать их товары и цены, а также учиться тому, как пересчитать две бочки солонины на зерно или кожи или необработанное железо на серебро. В этом Эскиль был сыном своего отца.
Но, будучи уже почти взрослым, он был не способен метать копье или обращаться с мечом так, как подобает в его возрасте мужчине из рода, имеющего герб. Однако правдой было то, что и в этом Эскиль несколько походил на своего отца.
Только однажды Магнус, как хозяин Арнеса, был вынужден пойти воевать. Это случилось, когда датчанин Магнус сын Хенрика объявил себя королем свеев, отрубив голову Эрику сыну Эдварда в Восточном Аросе. Некоторые говорили, что это случилось сразу после праздничной мессы в церкви Святой Троицы, что Эрик сын Эдварда храбро принял смерть от превосходящих сил и что в том месте, где упала его голова, забил из земли источник.
Правда, враги Эрика и конунг Карл сын Сверкера утверждали, что Эрик сын Эдварда умер потому, что выпил слишком много пива и не мог защищаться, как подобает мужчине.
Однако не важно, как именно убили конунга Эрика. Война должна была начаться в любом случае. Свей, раздосадованные тем, что пришел какой-то датчанин и убил их конунга, быстро разослали гонцов вплоть до Хельсингланда и самых дремучих свейских лесов, и вскоре большой отряд уже двигался по направлению к Восточному Аросу. Но тогда возник вопрос, как вести себя Западному и Восточному Геталанду - предоставить ли свеям самим разбираться с убийцей короля или же принять участие в войне.
Для Карла сына Сверкера и его людей в Линчепинге принять решение было не сложно. Ему пришлось выбирать между тем, чтобы бросить все силы на войну с датчанином - убийцей конунга и тогда самому завоевать свейскую корону или позволить им победить и самим избрать нового конунга, которым мог стать кто угодно из свейских вождей и лагманов.
Когда Фолькунги собрались на родовой тинг в Бьельбу, в Восточном Геталанде, скоро обнаружилось, что выбирать особенно не из чего. Собственный брат Магнуса Биргер Бруса вскоре убедил родовой тинг. Одна война неизбежна для всех в Восточном Геталанде, объяснил Биргер Бруса, - война против датчанина - убийцы короля. Но в других войнах, которые могли затем последовать, нет никакой необходимости. Единственно правильным решением для восточных гетов будет поддержать конунга Карла в этом вопросе. Но возможно, после победы он станет конунгом и в Свеаланде. Нужно было победить, и войско свеев было достаточно большим, чтобы добиться победы. Дни датчанина Магнуса сына Хенрика на земле сочтены. Теперь нужно думать о том, что произойдет после его смерти.
Для Фолькунгов важно не рассеиваться и не оказаться по разные стороны в войне. И если конунг Карл добьется королевской короны в Свеаланде, то вскоре он потребует признания и в Западном Геталанде. Если понадобится, то с мечом в руке он добьется этого признания, и тогда Фолькунги окажутся противниками друг другу - восточные против западных.
В таком случае лучше решить все проблемы в одной войне, и, следовательно, восточным и западным гетам нужно объединиться вокруг конунга Карла. Очевидно, это приведет к тому, что три области сольются. Но это должно случиться, может, немного позже, тогда уже ценой большой крови, или, что еще хуже, братья выступят против братьев.
Никто на тинге рода не мог возразить Биргеру Брусе. И с тех пор повелось так, что он, как правило, добивался всего, чего хотел.
С точки зрения Магнуса, он и его дружина участвовали в войне с выгодой для себя и не ввязывались в бой до тех пор, пока он не был выигран. Им пришлось в основном добивать последних датчан и брать в плен тех, кто мог предложить за себя выкуп, так что Магнус смог вернуться в Арнес победителем, не потеряв в бою ни одного человека и став на пятьдесят марок богаче, за что его сильно полюбили женщины, но не стали больше уважать мужчины.
Отправляясь в поход, он оставил Эскиля дома, несмотря на просьбы и хныканье мальчика. Эскиль еще не был мужчиной, когда пришло время мстить за Эрика сына Эдварда и спасать мир в Западном Геталанде. Кроме того, Эскиль был старшим сыном и наследником, так что его нельзя было заменить дружинником.
Магнус пытался забыть своего второго сына, которого Бог отнял у него при жизни. Но поскольку он знал, что Сигрид всегда больше любила Арна, то не мог забыть о нем полностью, как следовало бы для спокойствия души. Как не мог забыть и о Сигрид в течение пяти долгих печальных лет, которыми он наказал себя после того, как Бог отнял ее у него. Втайне он говорил себе, что Сигрид была тем человеком, которого он уважал больше всех на свете, больше всех мужчин, и даже больше своего брата Биргера Брусы.
Но подобные мысли он мог высказывать только самому себе. Если бы он произнес это вслух, то его сочли бы ничего не стоящим мужчиной или просто глупцом. Даже Эскилю Магнус не мог сказать, что он думал о его матери.
Пока еще льды оставались прочными, в Бьельбу был созван новый тинг рода, и Магнус отправился туда с небольшой дружиной и Эскилем, который в первый раз должен был принять участие в совете мужчин и потому получил тысячу наставлений о том, что нельзя вмешиваться, нельзя слишком много пить, нельзя ничего говорить, а нужно только слушать и учиться.
В высокой башне усадьбы было несколько залов, которые могли вместить собравшийся совет. Бьельбу, пожалуй, - место, где подобные советы собирались чаще всего в Восточном Геталанде. Это становилось заметно уже по тому, как домашние рабы встречали приезжающих, размещали их, говоря, как и где будет проходить встреча. Здесь это было обычной работой. В Бьельбу столько же рассуждали о власти, сколько в Арнесе толковали о серебре.
Биргер Бруса тепло встретил своих брата и племянника и с самого начала стал уделять им больше внимания, чем другим родственникам. Магнус не мог понять, что это: проявление братской любви или тайные планы Биргера Брусы, по поводу которых произойдет ссора или с которыми, что лучше, все согласятся. Но ему нравилось, что к нему относятся уважительно, несмотря на то что в их кругу сейчас присутствовало много доблестных воинов со шрамами на лице, полученными на полях сражений. Обычно такие боевые раны почитают больше, чем серебро, ведь какой-нибудь жирный епископ может владеть огромным количеством серебра, но не быть при этом уважаемым человеком.
Первые дни были посвящены только пиршеству и разного рода сплетням - о родственниках, не сумевших приехать, например о норвежских родичах, которые сейчас воевали, впрочем, как обычно. Так, за неторопливой беседой, можно было дождаться и тех, кто припозднился из-за того, что трудно было проехать по зимней дороге или ненадежному льду. Нельзя, чтобы кто-то опоздал на совет, и нельзя принимать решения, когда опоздавший, пыхтя и чертыхаясь, пытается справиться со сломанными или перевернутыми санями.
И вот наконец все в сборе. Совет начался в самом большом зале башни. Многих, в том числе Магнуса и Эскиля, удивило то, что они собрались сразу же после дневной молитвы в нижнем зале башни и при этом не подавалось никаких кушаний. Жаркое еще только начали переворачивать, и оно поспеет через несколько часов.
Биргер Бруса, который ввел этот новый порядок, считал, что у обычая отцов есть, пить и держать совет одновременно были свои преимущества. Иногда полезно, когда пиво развязывает язык и никто не чувствует робости. Но иногда пиво развязывало языки настолько, что или не принималось никакого разумного решения, или никто на следующий день не помнил, какое решение было принято, или родственники расставались врагами.
Совет начался в холодном зале, где нужно было сидеть, завернувшись в плащ, и куда внесли всего несколько жаровен.
Самым важным вопросом была верность рода Карлу сыну Сверкера. Никто не считал его могущественным конунгом, никто не думал, что он сможет хорошо защитить королевство, если в него вторгнутся датчане или разбойники с другой стороны Балтийского моря; сделать это ему будет еще труднее, если нападут норвежцы, но они, как обычно, были заняты тем, что убивали друг друга. Но действительно ли пришло время вступить самому роду в борьбу за короны?
Биргер Бруса сказал, что он убежден в том, что это время настанет, но позже. В Восточном Геталанде род был сильнее, чем в Западном, но в Восточном Геталанде также были наиболее сильны позиции конунга Карла, и к тому же там было много его родственников, особенно в Линчепинге и прилегающей к нему местности. Для победы требовалось, чтобы в борьбу за короны вступили западные геты, чего большинство из них не совсем желало.
Поэтому пока лучше всего оказать поддержку конунгу Карлу и не показывать виду, что он может внезапно ее лишиться, если ситуация изменится.
Вместо этого нужно продолжать терпеливо укреплять род обычным способом, то есть через выгодные браки. И теперь представляется хороший случай, поскольку сам Биргер Бруса не может уклониться от этой обязанности, как бы ни было приятно жить холостяком и не иметь ответственности, которую рано или поздно Бог накладывает на каждого мужчину.
- Через брата Магнуса, - продолжал Биргер Бруса, - и теперь все слушали его внимательно, не было ни шума, ни храпа, ни громкого икания от пива, которые могли бы помешать ходу мысли, - род связан с норвежским конунгом Магнусом сыном Сигурда. Однако конунга Магнуса победил Харальд Гилли, и, судя по теперешней ситуации, королевскую власть должны были унаследовать сыновья Харальда, это понятно каждому, кто хоть немного знаком с делами норвежцев. Хотя с ними никогда нельзя быть до конца уверенным ни в чем: у норвежцев все может измениться от одного удара мечом, способного превратить родственника конунга в родственника изгоя.
Биргер Бруса заявил, что он готов отправиться в Норвегию, чтобы посвататься к какой-нибудь из дочерей Харальда Гилли - Сольвейг или Бригильде. Это укрепит родственные связи с Норвегией, даже если норвежцы будут продолжать убивать друг друга, потому что тогда род будет связан брачными узами с родом Харальда Гилли и, через брата Магнуса, с родом Магнуса сына Сигурда.
На обсуждение этой проблемы ушло некоторое время. Другой возможностью, разумеется, была женитьба на ком-нибудь из рода Карла сына Сверкера. Но это могло закончиться как выигрышем, так и полной неудачей, потому что, если случится так, что корона будет возложена на сына Карла (если у него будет сын), род будет поставлен против рода. Нет, укрепление связей с Норвегией было более осторожным, но в то же время более выгодным в будущем шагом. На том вопрос был решен, и говорить об этой женитьбе больше не было необходимости.
Потом стали думать, к кому посвататься Магнусу. Его траур по Сигрид кончился, и он, обладая крупными земельными угодьями и большим богатством, был завидным женихом, что всегда облегчает дело. Суть, однако, в том, как поступить наиболее разумно.
Сначала дали высказаться Магнусу. Не будучи уверен в своем голосе и в том, правильные ли он подбирает слова, Магнус начал говорить. Если он породнится с родом Поля из Хусабю, то еще один сильный род из Западного Геталанда будет связан с Бьельбу. Кроме того, его собственные земли и земли рода Поля граничили, так что в случае такой женитьбы большая часть берега озера Венерн попадет в одни руки. Это означает, что у него будет контроль над торговлей всего Западного Геталанда, поскольку Венерн в течение большей части года является главным водным путем как в Ледесе, так и в Данию, и в Норвегию. В Хусабю есть две дочери, обе красивые, но еще маленькие.
Когда Магнус сел, по ропоту и шепоту родственников он понял, что говорил хорошо, но не совсем убедительно. Он почувствовал, что кое у кого существуют совсем другие планы на его счет, и нетрудно догадаться, кто сейчас окажется прекрасным оратором.
И действительно, слово взял Биргер Бруса. Сначала он одобрительно говорил о своем старшем брате, о его заслугах и расчетливости в торговых делах, о его желании заключить выгодный брак, чтобы укрепить положение рода.
Но очень скоро он сменил тон, коротко и сухо сказав, что существуют связи, более важные для всех родственников. Род Эрика, и об этом было прекрасно известно, вовсе не отказался от борьбы за власть. В Норвегии жила жаждущая мести вдова Эрика сына Эдварда, воспитывая сыновей как претендентов на корону. Род Эрика был силен к югу от Скары, у него были ответвления и в свейских землях. Такой род было бы благоразумнее иметь на своей стороне, а не в стане врага.
Хозяином одной из усадеб под Эриксбергом был брат Эрика Юар, старшая дочь которого не отличалась красотой, но Юар с удовольствием отдал бы ее и за менее богатого человека, чем Магнус.
Когда младший брат объяснил суть дела, Магнус вздохнул. Он уже видел, как все произойдет. Его кровь будет использована для того, чтобы связать род с опасным в будущем врагом или полезным для будущего союзником. Однако он ничего не мог на это возразить и признал, что все так и должно быть.
Эскиль, которому сложно было усмотреть логику в выборе родственников среди тех, кто убивает, вместо тех, кто обладает богатством, печально посмотрел на отца. Эскиль понял, что скоро у него появится новая мать, и он не знал о ней ничего, кроме того, что она не очень красива.