- Тем лучше для вас, - ответил хозяин и продолжал: - А мне вот пришлось побывать в Лондоне два раза: первый раз я был там в дни Жирного парламента. Ламберт привел свою дивизию в столицу, чтобы припугнуть коммонеров. Я стоял на квартире в Саузворке под вывеской "Четырех крестов". Гостиницу держал благочестивый человек, некто Джон Дольман. Я помню, что у нас с ним была весьма назидательная беседа относительно предопределения. И тогда, господа, в Лондоне царили спокойствие и трезвость. Уверяю вас, что любой человек мог тогда ночью идти от Вестминстера в Тауэр совершенно спокойно. Никакого крика и гама. Только и слышно было чтение молитвы и пение гимнов. Тогда в Лондоне был порядок. Бывало, только смеркнется - и на улице нет уже ни одного скандалиста, ни одной девки. Если кого и увидишь, так только степенного человека, который куда-нибудь по своему делу идет, или сторожевого с алебардой. Это, я вам говорю, было во времена Кромвеля. Второй же раз я попал в Лондон по такому случаю: правительство приказало срыть укрепления Таунтона. Я и сосед мой, перчаточник Фостер, были во главе депутации, посланной Таунтоном в Тайный совет Карла. И кто мог поверить, что в такой короткий срок в Лондоне произойдет такая перемена? Все гады, загнанные нами в свои норы, выползли на свет Божий и опоганили улицы и площади. Святые люди теперь не знали, куда деваться в Лондоне, и скрывались в домах. Да, мы увидали, что князь духов нечистых, Аполлион, царствует в Лондоне. Хорошему человеку не было возможности по улицам ходить. Или к нему какой-нибудь пьяница привяжется и в канаву столкнет, или накрашенная девка пристанет. Куда ни взглянешь, везде пестрота, фалбалы всякие, юбки раздуваются во все стороны, плащи в кружевах, шпоры звенят, перья на шляпах развеваются, повсюду ругательства и божба - нам показалось, что мы попали в ад. Вы можете себе представить, что делалось тогда в Лондоне, если даже тех, которые в каретах ездили, ухитрялись грабить!
- Это как же так? - спросил Рувим.
- А вот как. Я пострадал сам и могу поэтому рассказать вам все по порядку. Побывали мы с Фостером в Тайном совете. Приняли нас холодно. Оно и понятно: Тайному совету мы были так же приятны, как приятен сборщик налогов жене земледельца. А затем нас пригласили в Букингемский дворец к вечернему приему короля. Полагаю, что пригласили нас не из вежливости, а больше в насмешку. Мы было хотели отказаться, но боялись, чтобы король нашим отказом не обиделся, а ссориться нам не хотелось. А мы все еще рассчитывали на успех в нашем деле. Итак, пришлось ехать во дворец. Моя дома сработанная одежда мало подходила для дворца, но я решил ехать в ней. Купил я только новый черный жилет, отделанный шелком, да хороший парик. За парик я заплатил в лавке на Нью-маркете три фунта десять шиллингов.
Молодой пуританин, сидевший напротив, поднял глаза к потолку и пробормотал что-то укорительное для людей, приносящих "жертву Дагону". К счастью для молодого человека, вспыльчивый мэр не слыхал его бормотания.
- Парик - это, конечно, одно только тщеславие, - продолжал мэр, - вы меня извините, сэр Гервасий Джером, но я, при всем к вам уважении, париков одобрить не могу; у каждого человека есть свои собственные волосы. Надо только причесать их получше, ну, попудрить немножко и, поверьте мне, это куда лучше парика. Дело не в коробке, а в том, что в этой коробке содержится. Но нам с мистером Фостером пришлось вдаваться в эту суету. Мы наняли коляску и поехали во дворец. Едем мы по бесконечным улицам и беседуем, а беседа у нас была полезная и серьезная для души. Вдруг я слышу, кто-то меня дернул сзади за голову. Шляпа с меня соскочила и упала на камни. Я поднял руки, хвать себя за голову, ан парика-то и нет. Исчез парик. Ехали мы по улице Флит, и в коляске никого, кроме меня и моего соседа Фостера, не было, а он был так же изумлен, как и я. Стали мы искать, обыскали всю коляску, но нигде парика не было. Парик исчез бесследно.
- Ну и что же дальше? - спросили мы в один голос. - Куда же делся парик?
- Вот этот-то трудный вопрос и пришлось решать нам с соседом Фостером. Уверяю вас, что мы сперва подумали даже, что сделались жертвами дьявольского наваждения и что Бог нас наказывает за суетность и угождение и нами шутит злое привидение вроде Тедворского барабанщика, о котором тогда ходило много рассказов. Тоже немало болтали тогда еще ио замке с привидениями в Малом Бортме. Это недалеко отсюда, в Сомерсетском графстве. С такими мыслями мы обратились к везшему нас кучеру и рассказали ему о случившемся. Кучер слез с облучка и, узнав, что мы приписываем исчезновение парика нечистой силе, разразился глупым хохотом. Затем, подойдя к задку экипажа, он указал нам на разрез в одном месте кузова. Вор просунул руку в это отверстие и стащил с меня парик. Кучер рассказал мне, что в Лондоне есть целое сословие воров, которые занимаются только похищением париков. Они так и дежурят около парикмахерских заведений и следят за теми, кто купил хороший парик. Для того чтобы похитить парик, воры пускаются на разные хитрости. Могу вам прибавить, что мой парик так и пропал и найден не был и мне пришлось покупать другой. Иначе нельзя было предстать пред очи короля.
- Действительно, странное приключение! - воскликнул Саксон. - Однако, расскажите, что же было дальше, на приеме короля?
- Ничего хорошего не было. Карл никогда не отличался любезностью, но нас он принял отменно кисло. Его братец - папист - был также мало любезен. Приглашены мы были только потому, что нам хотели показать весь этот придворный блеск и треск. Пускай, дескать, рассказывают там на западе, как хорошо король живет. Народу мы нагляделись при дворе всякого. Были здесь и придворные, у которых спины хорошо гнутся, и аристократы, чванные, как павлины, и бабы с голыми плечами. На этих срамниц прямо неприятно было смотреть. Кромвель, конечно, посадил бы их всех в исправительный дом. Военные были в разноцветных мундирах. Повсюду шелк, золотое шитье, страусовые перья… Мы с соседом Фостером чувствовали себя в положении двух ворон, попавших в павлинье стадо. Но конфузиться мы и не думали. Чего конфузиться человеку, который создан по образу и подобию Божию? И памятуя о Творце, мы держали себя как подобает независимым английским гражданам. Герцог Букингемский стал на наш счет острить. Рочестер улыбался, а девки захихикали, но мы с моим другом не обращали на этих насмешников никакого внимания. Мы были заняты интересным разговором; насколько мне кажется, мы, стоя в этой придворной толпе, обсуждали догмат об обсуждении и оправдании. Насмешки летели мимо. Тут же рядом шла игра на деньги и танцы. Так мы и простояли весь вечер. Видя, что из нас посмешище устроить нельзя, лорд Кларендон сказал, что мы можем уходить. Откланявшись королю и всей компании, мы удалились.
- Ну, я так бы не поступил, - воскликнул молодой пуританин, внимательно слушавший рассказ хозяина, - вы должны были поднять руки вверх и призвать на них Божие Правосудие. Так поступали древние пророки, приходя в грешные города.
- Вы не так поступили бы! - нетерпеливо воскликнул мэр. - Беда, молодой человек, в том, что вы не умеете поступать как следует. Молодой человек должен молчать в присутствии старших. Молодой человек говорит только в тех случаях, когда его просят высказаться. Разве вам неизвестно, что Гнев Божий идет на свинцовых ногах, но зато поражает железными руками? Король и все эти люди потерпели наказание или потерпят его, но одному Богу дано знать времена и дни. Грешник терпит наказание, когда ноша его беззаконий переполняется, а нам судить об этом не дано. Не нам, людям, учить Бога. А насчет проклятий надо помнить, что у них есть повадка возвращаться назад, на тот самый насест, с которого они слетели. Помните это, Джон Деррик, и не будьте чересчур щедры на проклятия.
Молодой подмастерье, выслушав выговор, молча поклонился. Мэр же, помолчав немного, продолжал рассказывать:
- Вечер был тихий, ясный, - сказал он, - и мы решили пойти из дворца к себе пешком. Никогда я не забуду тех гнусностей, коих нам тогда пришлось быть свидетелями. Если бы добрый мистер Буниан из Эльстоу был в тот вечер с нами, он, конечно, прибавил бы еще несколько лишних страниц к своей "Ярмарке тщеславия". Женщины - набеленные, нарумяненные, бесстыдные, мужчины горланят, хвастают, ругаются неприличными словами. На улицах стоял какой-то содом. Не христианский город был перед нами, а какой-то пьяный вертеп. По Сеньке - шапка. Такие именно подданные и нужны для такого короля и правительства. Кое-как мы добрались до более тихих улиц и уже находились в уверенности, что наши приключения кончились. Но вдруг из темного переулка выскочила пьяная ватага вооруженных людей и набросилась с саблями на нас и прохожих. Мы были прямо поражены. Казалось, что мы не в английской столице находимся, а на каком-то острове, населенном дикими язычниками, которые устраивают мирным жителям засады. Эти пьяные буяны были из тех людей, по всей вероятности, которых описал несравненный Джон Мильтон; называл он их "сынами Велиала, упоенными вином и дерзостью". Ах, господа, в последние годы у меня стала остывать память, а было время, когда я знал наизусть целые главы этой благородной и благочестивой поэмы.
- Но как же вы отвязались от этих буянов, сэр? - спросил я.
- Ну вот, видите, они окружили нас и еще несколько почтенных граждан, шедших домой, и, размахивая обнаженными саблями, стали требовать, чтобы мы положили на землю свое оружие и воздали бы поклонение. "Кому же мы должны кланяться?" - спросил я. Тогда пьяницы показали на какого-то человека, принадлежавшего к их компании. Он был одет почище других и находился в состоянии полного опьянения. "Это наш великий государь!" - кричали пьяницы, указывая на этого человека. "Над кем же он царствует, ваш государь?" опять спросил я. "Да над нами же, над нами, - ответили они, - над сатирами. Неужели же ты, невежда, не видишь, с кем имеешь дело? Ты в руках благородного Ордена Сатиров". - "Вы ошибаетесь, - ответил я, - Ваш настоящий король - не этот человек. Ваш король лежит в бездне, скованный ангелами, но наступит время, когда он придет на землю и соберет вас, своих верноподданных, вокруг себя". - "Эге, да это изменник!" - закричали пьяницы и без дальних разговоров накинулись на нас с саблями и кинжалами. Мы с соседом Фостером прижались к стене и стали работать мечами. Одного или двух бродяг нам, кажется, пришлось-таки отправить на тот свет. Особенно удачно ткнул Фостер ихнего короля. Его величество завизжал, как поросенок, и покатился на мостовую. Но нас было только двое, а их целая куча. Нам пришлось бы кончить жизнь на этом месте, если бы на шум не явился караул. Солдаты своими алебардами вышибли из рук сражающихся оружие и арестовали нас всех. А пока длилась стычка, граждане соседних домов поливали нас водой, точно мы были не люди, а дерущиеся на крыше коты. Вода ничьего пыла не охладила, но зато мы все оказались в самом жалком виде. Потащили нас в кутузку, и там нам пришлось провести ночь вместе с буянами, ворами и публичными женщинами. Впрочем, мы с соседом Фостером пожалели этих несчастных и сказали им несколько слов утешения, дав совет исправить свою жизнь. Утром нас отпустили домой, и мы поспешили, конечно, отрясти прах от ног наших и покинуть Лондон. У меня никогда не было желания повидать еще раз Лондон. Вот теперь другое дело. Великая мне радость будет, если я вступлю в столицу вместе с храбрыми Сомерсетскими полками. Хотелось бы мне быть свидетелем того, как король Монмауз украсил свою голову короной, добытой им в честном бою с папистом и клятвопреступником.
Едва мистер Стефен Таймвель окончил свой рассказ, как послышалось шарканье ног и все стали вставать из-за стола. Обед был кончен. Покидали столовую медленно и в порядке, соблюдая старшинство. Все пуритане были удивительно похожи друг на друга. Выражение лиц угрюмое и хмурое, походка важная, глаза опущены вниз. Я привык с детства к этим обычаям и манере держать себя, но никогда я не бывал в таких больших обществах.
Мы хотели тоже удалиться, но мэр нас задержал.
- Подождите немножко. Виллиам, принесите там бутылку старого хереса с зеленой печатью. Этих вещей я не подаю моим домочадцам. Они вполне довольны хорошим ростбифом и добрым пивом. Но в то же время отчего не выпить с друзьями бутылку хорошего вина? Это полезно и для тела, и для души. А ты, моя девочка, иди делай свое дело.
- А вы опять на работу? - спросила Руфь.
- Да, мне еще нужно побывать в ратуше. Я не окончил осмотр оружия.
- Ну в таком случае я приготовлю для вас одеваться, а также надо приготовить комнаты для наших гостей, - произнесла девушка и, улыбнувшись нам всем своей хорошей улыбкой, вышла из комнаты.
- Если бы я управлял городом так же, как она управляет домом, то это было бы очень хорошо, - сказал мэр, - она умеет о всем вовремя позаботиться. Она точно мои мысли читает и предупреждает мои желания прежде, нежели я успел их высказать. Я и общественные-то обязанности выполнять могу, несмотря на старость, только потому, что у меня все в доме хорошо. Не бойтесь этого хереса, господа. Я выписал его из Лондона, от Брукса и Хеллерса. На это вино можно положиться.
- Значит, и из Лондона можно что-нибудь хорошее получить, - ответил сэр Гервасий.
- Правда, правда! - улыбнулся старик. - Ну, а что вы скажете о моей молодежи, сэр? Вы, наверное, таких молодых людей не видали? Ведь вы, если не ошибаюсь, вращались в придворном обществе?
- Как вам сказать?! - весело ответил сэр Гервасий. - Я не сомневаюсь в том, что это очень хорошие молодые люди. Задору только мало в них. В их жилах не кровь течет, а кислое молоко.
- Ну нет, в этом вы ошибаетесь, - горячо возразил мэр, - вы несправедливы к моей молодежи. Они только сдерживают свои страсти и чувства - знаете, как опытный всадник управляет своим конем… Заметили ли вы благочестивого юношу, который сидел от вас направо? Мне пришлось два раза остановить его. Чересчур уж в нем много этого рвения. Этот молодой человек - хороший юноша. Он умеет управлять собою.
- Что вы хотите сказать? - спросил я.
- Ну, между друзьями скрывать нечего, - ответил мэр, - дело, вийите ли, в том заключается, что в день Благовещения он просил руки моей внучки Руфи. Срок учения он почти кончил, а его отец Сэм Деррик считается почтеннейшим ремесленником. Для моей внучки он был бы подходящим мужем, но вот беда, он ей не понравился. У девушек бывают свои фантазии. Так эта свадьба и расстроилась. И, несмотря на это, он живет с ней под одной кровлей и сидит с ней рядом за столом, не показывая и виду, что он огорчен. А между тем он был очень сильно влюблен в Руфь, и страсть, конечно, не успела в нем погаснуть. Со времени сватовства у нас дважды был пожар. Горели шерстяные склады. Оба раза пожар потушен благодаря распорядительности Джона Деррика. Трудно найти подобных молодых людей. Любовь его отвергнута, но он переносит свое несчастье спокойно.
- Мне бы очень хотелось верить вам, сэр, - ответил сэр Гервасий Джером, - иногда человек при первом знакомстве кажется антипатичным, но этому чувству отвращения, как говорят, не надо доверять. Надо помнить совет Джона Драйдена. Я имею в виду следующее двустишие:
Пороки по поверхности души скользят и исчезают,
Жемчужины души на дне ее бездонном вечно пребывают.
- Ту же мысль высказал и почтенный Самюэль Бутлер, - прибавил Саксон, - в своем бессмертном "Гудибрасе" он говорит:
О людях смело не суди,
Но прежде в корень погляди.
- Я удивляюсь на вас, полковник Саксон, - сурово вымолвил хозяин, как это вы можете относиться благосклонно к столь развратной поэме. Она, говорят, и сочинена-то была для того, чтобы выставить в смешном виде святых людей. Чего доброго, вы, пожалуй, станете хвалить нечестивое и безумное произведение Гоббса и его зловерную мысль: "Король доставляется Богом, а закон издается королем"?
- Видите ли, - лукаво извернулся Саксон, - я презираю и ненавижу Бутдера за то, что он направил свою сатиру на то, что выше насмешек, но сама по себе сатира изумительно талантлива. Я восхищаюсь сабельным клинком, но мне нет дела до того, что этот клинок защищает неправое дело. Ведь это же вопрос совсем особенный.
- Ну, для моих старых мозгов ваше рассуждение слишком тонко, возразил упрямый старый пуританин, - наша Англия разделена на два лагеря. Одни стоят за Бога, другие - за антихриста. Тот, кто не с нами, - против нас. Всех, кто сражается под знаменем дьявола, мы должны презирать и поражать нашими мечами.
- Это верно, - ответил Саксон, наливая себе вина, - я не лаодикиец и временным владыкам служить не намерен. Я надеюсь послужить своему делу и мечом, и проповедью.
- В этом я нисколько не сомневаюсь, мой достоуважаемый друг, - ответил мэр, - извините меня, если я сказал что-нибудь резкое… Но вот что мне неприятно, - я должен сообщить вам грустные новости. Народу я об этом не говорил. Не нужно, чтобы люди падали духом, но вам я скажу. Я знаю, что неудача еще более утвердит вас в намерении добиться торжества правого дела. Дело, господа, в том, что Арджилю не удалось поднять восстание в Шотландии. Он и его товарищи попались в плен и находятся в руках такого человека, который никогда не имел понятия о том, что такое сострадание.
Мы все вскочили с мест и растерянно глядели друг на друга. Спокоен остался один только сэр Гервасий Джером, который был невозмутим от природы и никогда не волновался. Вы помните, конечно, дети, то, что я вам говорил в начале. Монмауз возлагал большие надежды на восстание в Шотландии. Арджиль и шотландские изгнанники отправились в Айршир с целью поднять местное население. Они надеялись отвлечь на себя значительную часть войск короля Иакова. Если бы им это удалось, поход на Лондон был бы сопряжен с гораздо меньшими затруднениями. На Арджиля возлагались нами большие надежды, ибо в Айршире находились его собственные имения. Думали, что он в одних своих имениях соберет не менее пяти тысяч сабель. Кроме того, в восточных графствах было много преданных нам людей, готовых сражаться за Ковенант. Все эти люди были отличные воины, доказавшие свои качества во многочисленных стычках. Рассчитывая на помощь горцев и сторонников Ковенанта, Арджиль, казалось, мог надеяться на успех, тем более, что с ним находился пуританин из англии Румбольд и другие лица, опытные в военном деле. И вдруг пришла внезапная весть, что Арджиль разбит наголову и может считаться погибшим. Весть эта была удручающая. Теперь все войска правительства шли на нас.
- А из верного ли источника вы получили это известие? - спросил после долгого молчания Децимус Саксон.
- К сожалению, новость эта верная и никакому сомнению не подлежит, ответил мэр, - но я понимаю ваше удивление. У герцога были надежные советники. При нем находился, между прочим, сэр Патрик Юм из Польцорза…
- Да, этот говорить умеет, но зато сражаться - ни-ни… - заметил Саксон.
- А Ричард Румбольд?
- Ну, этот сражаться мастер, зато в голове пустота. Спросите у самого Румбольда, он сам скажет.
- Там был еще майор Эльфинстон.
- Хвастун и дурак! - воскликнул Саксон.