Бетгер выделялся среди своих гостей складной фигурой и веселым лицом, которое так и искрилось живой мыслью. Великолепно одетый, он походил больше на богатого дворянина, который приехал с визитом, чем на знаменитого, корпевшего над тиглями и содержащегося под замком узника – обладателя великой тайны. По виду его нельзя было сказать, что он очень страдает или изнурил себя в поисках великого секрета. За рюмкой Бетгер был самым остроумным из сотрапезников, в обществе – самым блестящим из шутников. Друзья как раз осушали бокал за успешное завершение его дела, а ученик аптекаря приготовился ответить им, когда на пороге появился королевский посол в островерхом колпаке и в пунцовом на этот раз фраке.
– А! Фрелих! Фрелих! – закричали пирующие. – С чем пожаловал?
– Прошу прощения, сегодня я не просто Фрелих, как вам может показаться. Его королевскому величеству угодно было возвести меня на двадцать четыре часа в сан камергера и послать, как положено по чину, сюда с вестью, что богиня Диана в сопровождении Геркулеса окажут Бетгеру честь, посетив его. Dixi.
Шут стукнул палкой об пол, все вскочили из-за стола. Бетгер с Немицем, призвав на помощь слугу, стали торопливо очищать стол. Растворили окна, хозяин послал за цветами. Чирнхаус, хорошо знакомый с расположением дома, отворил потайную дверцу и спустился в лабораторию, чтобы скрыться там от короля. Остальные разбежались кто куда через боковые выходы, зная, что король пойдет по тайной галерее; остались только Бетгер, Немиц и князь.
Спешно навели порядок, пол устлали цветами, Бетгер с букетом цветущих померанцевых веток встал у порога.
Когда появилась графиня во всем сиянии своей красоты, узник опустился на колени.
– Богов принимают коленопреклоненными, – произнес он, – а в дар им приносят фимиам и цветы!
Внесли свет, он рассеял вечерний сумрак.
Приняв с улыбкой из рук хозяина букет, Козель учтиво поблагодарила его и с любопытством огляделась, удивляясь, что не видит здесь никаких следов "великого дела".
Король, вошедший вслед за графиней, тут же разрешил ее недоумение.
– Но я хочу быть там, где в поте лица и с молитвой на устах свершается великая тайна.
– Графиня, – возразил Бетгер, – божеству не следует спускаться в преисподнюю, там, внизу, очень страшно, испарения там вредные и вид удручающий.
– Но женское любопытство, – вздохнула Козель и посмотрела на Августа.
Август взглянул, в свою очередь, на Фюрстенберга, князь пожал плечами.
– Графиня не привыкла ходить по таким узким и темным лестницам, – промолвил он.
Анна решительно повернулась к Бетгеру:
– Боги приказывают, ведите нас.
Она подошла к дверям, а хозяин нажал на вделанную в противоположную стену бронзовую кнопку, отворил потайной ход и встал там с канделябром в руке.
Август больше не возражал. Они спустились по узкой неудобной лестнице к окованным железом дверям мастерской. Когда Бетгер отворил ее, глазам представилась просторная с тяжелыми закопченными сводами комната, как бы сошедшая со старинной картины. У толстых столбов стояли печи, а на них остывшие реторты, тигли и разная утварь самых причудливых форм, на стенах были укреплены полки со множеством бутылей и склянок; на столах громоздились старинные книги с медными застежками, пергаментные свитки, исписанные листы бумаги и самого разнообразного вида приборы. Все это казалось таким таинственным, мрачным, необычным, что графиня в страхе невольно прижалась к плечу короля.
Бетгер стоял молча, держа высоко в руке канделябр.
С должной почтительностью рассматривал Август лабораторию больших надежд, которая должна была воплотить в жизнь его мечты. Тут внимание его привлекли какие-то предметы, лежавшие среди бумаг на столе. Это были чашечки цвета яшмы, и королю, большому знатоку и любителю фарфора, менявшему людей на японские вазы, они напомнили восточные изделия.
– Бетгер, – спросил он, – что это? Похоже на японский фарфор, но форма иная, где ты их достал? Это удивительная редкость!
– Ваше величество, – ответил, низко кланяясь, Бетгер, – это я развлечения ради попробовал сделать нечто похожее на фарфор из привезенной мне глинки.
Король взял протянутый ему сосуд удивительного цвета и стал молча с интересом разглядывать его, взвешивать и с недоверием рассматривать на свет.
– Как? Ты утверждаешь, что сделал его сам? Ты?
Бетгер нагнулся и поднял с земли точно такие же черепки, потом достал из-под вороха бумаг несколько чашечек и протянул их графине и королю.
– Но ведь это лучший в мире фарфор! – воскликнул восхищенный король.
Бетгер молчал.
– Ты изобретатель! Ты разгадал их тайну! – продолжал Август. – Ради бога, делай для меня фарфор, а золото подождет. За один сервиз с моими гербами я уплатил в Китае пятьдесят тысяч талеров! Пруссак ободрал меня, взяв роту отборных солдат за несколько ваз, а ты умеешь делать фарфор и молчишь!
– Ваше величество, это только проба!
– И очень удачная. Бетгер, первый сервиз сделай для Дианы и положи к ее ногам.
Видя, что король восхищается изделиями Бетгера, все подошли поближе, чтобы взглянуть на чашечки, но никого, кроме Козель и Августа, они в восторг не привели. А Фюрстенберг подумал про себя, что если Бетгер займется фарфоровыми черепками, он забросит тинктуру.
Август, бурно всем увлекавшийся, был в восторге от фарфора. Весть об уходе шведов из Саксонии вряд ли обрадовала бы его больше. Он взял одну чашечку, попросил Анну сохранить ее, а затем, выразив Бетгеру полное удовлетворение, собрался уходить. Чтобы избавить графиню Козель и короля от неудобной лестницы, хозяин отпер дверь, выходившую прямо в сад, и король, предшествуемый ожидавшими его придворными, направился тем же путем по потайному переходу в замок. День тот стал достопамятным в истории Саксонии, для которой случайное открытие Бетгера, долго державшееся под угрозой смерти в глубочайшей тайне, и в самом деле оказалось золотым дном.
Несколько дней спустя события, куда более драматические, потрясли Дрезден. Если Шуленбург после первого же разговора с королем наотрез отказался от пленения Карла XII, то более решительная Козель, а также Флемминг вовсе не оставили этой мысли. Беспечность Карла XII предоставляла чуть ли не каждый день возможность выполнить смелый замысел, но не все было подготовлено.
Между тем дерзкий и слепо веривший в свою удачу Карл XII как бы зная о грозящей ему опасности и глумясь над ней, свободно разъезжал по вражеской земле.
Никому и в голову не могло прийти, что он сам кинется в пасть неприятелю, посмеет прибыть в Дрезден. Такая наглость должна была бы заставить исстрадавшихся людей отважиться на отчаянный шаг, но, увы, дворяне, способные, казалось бы, оказать сопротивление, были слишком развращны и испорчены излишествами и распутством.
После ратификации договора с императором и предоставлении свободы вероисповедания силезским протестантам Карл XII выехал из Альтранштадта. Он следовал за своим войском, предпринявшим под командованием Реншельда поход в Силезию, в Польшу и дальше на север. Значительная часть шведской армии покинула, наконец, Саксонию, остались только несколько полков под Лейпцигом. Неподалеку от Мейсена в Оберау Карл XII разбил свой лагерь. В погожий осенний день он отправился верхом на прогулку, и спутники его показали ему с холма маячившие вдали башни дрезденских соборов.
Карл XII долго стоял молча, в раздумье, потом обратился к небольшой горстке сопровождавших его людей:
– Мы так близко: надо бы доехать.
Был уже четвертый час пополудни, когда у ворот Дрездена появился нежданный гость. Крепостные ворота были заперты. Карл назвался посланником шведского короля, и его со спутниками отвели на гауптвахту. Проходивший мимо Флемминг был поражен, он узнал Карла. Казалось, сама судьба повелела ему свершить замысел, который он так долго лелеял в душе. Карл XII был безоружен, его сопровождало всего несколько человек, он сам лез врагу в пасть. Флемминг в первую минуту чуть голову не потерял, но сумел овладеть собой и на вопрос Карла, как повидать короля, предложил отвести его к Августу.
Август в то время часто забавлялся в оружейной, проделывая там разные фокусы и упражнения. На этот раз он тоже был там вместе с сопровождавшей его повсюду графиней Козель. Способный, казалось, тратить свою силу только на забавы, король ломал железо своими сильными руками.
Веселый смех раздавался под сводами здания, когда в дверь постучались.
– Войдите! – крикнул Август и обернулся. Графиня тоже взглянула в ту сторону – и остолбенела, увидев Карла XII.
Шедший позади Флемминг делал королю и Козель нетерпеливые знаки, понять которые было нетрудно. Он ждал только кивка, чтобы кликнуть людей и схватить неосторожного гостя. Август все еще стоял в оцепенении, когда Карл XII подошел к нему и обнял, весело приветствуя:
– Здравствуй, брат!
Козель не могла сдержаться, лицо ее пылало, схватив короля за рукав, она шепнула:
– Король, это воля судьбы! Если он уйдет отсюда цел и невредим, ты будешь виновен.
Карл XII расслышал, по-видимому, эти слова, лицо его стало суровым и напряженным. Август холодно обратился к графине:
– Я прошу, приказываю, оставь нас одних.
Графиня со свойственной ей вспыльчивостью хотела было возразить, но Август, сдвинув брови, настойчиво повторил:
– Оставь нас.
Козель повиновалась, бросив гневный взгляд на Карла XII, который спокойно разглядывал оружейную.
Проходя мимо, графиня с отчаянием взглянула на Флемминга, у которого тоже пылали яростью глаза. Тот только пожал плечами. Август взглядом приказывал обоим молчать. Король принял гостя, сохраняя полное самообладание.
– Мы много наслышаны о вашей силе, – сказал Карл XII несколько иронически, – и я рад, был бы увидеть хоть одно из чудес, которые вы так легко свершаете.
На полу лежал железный прут. Август поднял его.
– Дайте мне вашу руку, – сказал он с усмешкой, – не бойтесь, ничего плохого я вам не сделаю.
Карл молча протянул ему широкую, всю в ссадинах руку, Август начал сгибать вокруг нее прут. Глаза их встретились. Железо, как послушная веревка, обвилось вокруг руки Карла. Август стал затягивать прут узлом и, тут же с усмешкой сорвав путы, бросил их на пол. Карл за все это время не проронил ни слова. Потом они прошлись с Августом по оружейной. Оружия здесь было вдоволь.
– Железа у вас много, – лаконично заметил швед – жаль, что людей не хватает.
Из оружейной, которая была в крепости неподалеку от башни Бетгера, оба короля направились к замку. Карл XII пожелал нанести визит вернувшимся в Дрезден членам королевской семьи: он и раньше, пренебрежительно относясь к Августу II, выказывал большое уважение его семье.
Между тем с гауптвахты разнесся по городу слух о том, что в Дрезден прибыл Карл XII в сопровождении всего лишь нескольких конников. Имя его, потрясшее всю Европу, возбуждало необычайное любопытство. Протестанты, знавшие по слухам, что он сделал для их единоверцев в Силезии, старались протиснуться к замку, чтобы увидеть его. Двор, Флемминг, – все, чья судьба была связана с Августом II, – возмущались дерзостью героя, который, глумясь над побежденным, ворвался, как триумфатор, безоружный в его гнездо. Возбужденный Флемминг и разъяренная графиня Козель грозились привести в исполнение свой план. Флемминг приказал созвать тайком людей гарнизона и захватить врага даже против воли короля Августа; Анна с пистолетом в руке грозилась, что выстрелит в лоб Карлу XII прямо на улице.
Волнение было огромное, всеобщее, оно заметно уже было в то время, когда Август с Карлом направлялись к замку. Лишь у Августа вид был невозмутимый, и этим своим видом он, казалось, призывал всех к спокойствию. Он еще издали увидел приготовления, не скрылись они и от глаз Карла XII. Но швед ни на минуту не терял присутствия духа и мужества.
Он и не думал ускорить свой отъезд, а так как Август тоже не прочь был задержать его, возможно желая испытать его мужество и терпение, визит шведа длился довольно долго. Навестив королеву, Карл XII попросил разрешения обнять молодого курфюрста, но от вечерней трапезы равнодушно отказался. Они посидели во дворце с полчаса, и у Флемминга было достаточно времени, чтобы созвать людей, расставить их и, в случае если Август не разрешит задержать Карла XII в Дрездене, отправить под свою ответственность конный отряд, который мог бы захватить и связать Карла XII на обратном пути в Мейсен.
Покуда шведский король сидел у королевы, Флеммингу удалось переговорить с Августом.
– Ваше величество, – начал он резко, – это единственный случай, когда вы можете отомстить за все беды. Карл XII в ваших руках.
– Он полагается на мою честь, – ответил Август, – и поэтому ни один волос не упадет с его головы.
– Ваше величество, – настаивал Флемминг, – смешно носиться со своим благородством по отношению к человеку, который был причиной стольких бедствий. Я схвачу его против вашей воли, хотя бы мне пришлось поплатиться за это головой.
– Дело не в вашей голове, – спокойно сказал король, – а в гораздо большем: в моей королевской чести. Не вздумайте ничего предпринимать!
– Даже под свою ответственность?
– Не может быть вашей ответственности там, где отвечаю я.
– Мне остается только сломать шпагу, служить вам я больше не могу.
Генерал хотел вынуть шпагу из ножен, но Август остановил его.
– Флемминг, не забывайте, что здесь приказываю я, и только я.
Август отвернулся разгневанный. Флемминг кипел от возмущения.
– Ваше величество, – сказал он, – так вы лишитесь и второй короны…
Флемминг вышел, а король, по-прежнему спокойный, вернулся к королеве, где оставил гостя. Карл XII даже не взглянул на вошедшего, хотя догадывался, что за дверью шел разговор о нем.
Пока все это происходило в замке, Козель собиралась бежать на улицу, чтобы там, найдя подходящее место, выстрелить в Карла XII. Заклика, понимая, что она невменяема, старался во что бы то ни стало удержать ее; народ видит в Карле XII могущественного покровителя протестантов, говорил он, и может за него вступиться.
И действительно, так настроена была большая часть высыпавшего на улицу народа, и Август, сознавая это и опасаясь возбужденной толпы, тем более вынужден был отказаться от всякого насилия над шведским королем. Он приказал подать себе лошадь, чтобы проводить неприятеля. Город выглядел необычно. Улицы были запружены народом, любопытные теснились у окон. Странное глухое молчание сопровождало всадников, толпа, казалось, задерживала дыхание, чтоб уловить хотя бы слово из их разговора, но разговора не было. Взгляды всех были устремлены на Карла, ехавшего спокойно, с бесстрастным видом. Август ехал рядом с ним, нахмуренный, задумчивый, но величественный. С трудом миновав улицы, заполненные народом, они повернули к воротам, ведшим в Мейсен. Король отдал приказ дать в честь шведа трехкратный залп из пушек на валу. Услышав первый залп, Карл обернулся к Августу и поблагодарил его. Август, улыбнувшись, равнодушно приложил руку к шляпе. У ворот и в момент выезда из города раздались еще два залпа. Карл XII хотел тут попрощаться с хозяином, но Август, слишком хорошо зная Флемминга и его сообщников, опасался, как бы они не устроили шведу засаду в пути. Чтобы уберечь шведского короля от нападения и спасти свою честь, надо было сопровождать его до места, где он был бы уже в полной безопасности.
Король проехал с гостем молча еще с полмили до Нейдорфа. Там они расстались, пожав друг другу руки. Карл XII пустился крупной рысью дальше, а Август постоял с минуту, глядя вдаль и раздумывая, правильно ли он поступил, следуя голосу чести. Август еще стоял на дороге вблизи деревни среди пней, оставшихся после вырубки леса, когда Флемминг подъехал к нему верхом, вне себя от гнева.
– Ваше величество, – обратился он к Августу, – если вы полагаете, что Европа будет восхищена вашим великодушием и что, выпустив Карла, вы рассчитались за выдачу Паткуля, то глубоко ошибаетесь. Такое геройство смеху подобно. Этого кровожадного молокососа надо было утопить в его собственной крови.
– Молчать, Флемминг! – крикнул грозно король и помчался в город.
У ворот дворца четырех времен года он слез с лошади, – здесь ждала его Анна Козель, еще более разгневанная, чем Флемминг, в слезах и отчаянии.
– Не подходите ко мне, – крикнула она, – вы пренебрегли моим советом, вы совершили роковую ошибку, я не хочу вас видеть! За потерю двадцати с лишним миллионов из казны, за гибель многих десятков тысяч людей и смерть ваших офицеров, за свой позор – за все могли вы отомстить и не захотели, не сумели, побоялись. Я, слабая женщина, никогда бы не отказалась от столь благородной мести.
Король, войдя во дворец, сел на диван, ожидая, пока уляжется гнев графини; он не проронил ни слова, и только когда обессиленная Анна упала плача на стул, холодно молвил:
– Я не хотел пятнать рук местью, кто-нибудь отомстит за меня.
Но на следующий день, видя, что все упрекают его в излишней мягкости, король велел созвать военный совет. Совет, согласившись с Флеммингом, высказал мнение, что человека, попиравшего столько раз права народов, следовало, если уж он попался в руки, бросить в тюрьму и принудить заключить мир на других условиях, подобно тому, как он безжалостно принудил доведенного до крайности Августа принять нынешние условия.
Король промолчал.
Говорят, что, узнав несколько позже об этом совете, шведский посол в Вене пренебрежительно сказал: "Я уверен, что они назавтра приняли решение совершить то, что следовало совершить вчера".
12
Не успел шведский король покинуть саксонскую землю, как Август II, ища утешения после печальных событий, оставивших неизгладимый след в стране, предался безудержному веселью. Времени на это было предостаточно, а деньги добывались любыми способами.
Графиня Козель в зените своего могущества деспотично управляла королем и королевством. Тщетными были попытки ослабить ее влияние, страсть Августа служила ей защитой. Анна сопровождала короля повсюду. Зная его характер, она неутомимо придумывала все новые и новые развлечения, чтобы скука и усталость не успели овладеть им. Графиня Анна, восхитительная, сияющая неувядаемой молодостью, царила на пышных торжествах. Ее прославляли, ей поклонялись.
Вскоре после отъезда Карла XII Август устроил великолепное празднество – состязание в меткости, собрав при дворе множество чужестранцев, послов и странствующих рыцарей со всего света. Анна выехала на состязание на белой лошади, в изысканнейшем костюме амазонки рядом с Августом, закованным в золоченые доспехи. Все были поражены, с какой ловкостью она управляла конем и метала копье на скаку. Август восхищался ею. Присутствующий на торжествах лорд Петерборо не находил слов для выражения восторга. Появление графини на площади встречали залпами из мортир. Август выглядел при ней не более как первым царедворцем; блестящее общество вельмож, магнатов и сановников окружало ее. Графиня Козель была царицей празднеств, и никаких причин сомневаться в прочности своей власти у нее не было.