- Двадцать минут осталось, выкупаться успеем. Встал. Из вежливости предложил:
- Пойдем?
- Нет, не хочу.
Когда он по скоб-трапу поднялся на палубу, Нина легла в освещенном солнцем квадрате, положила под голову оставленную Михаилом брезентовую куртку. Девушка рассеянно следила за облаками, что плыли и плыли в небесной синеве, думала о своем.
А Михаил так и не выкупался. Выбравшись из трюма, стоял у борта, слушал жалобные крики чаек, спрашивал себя: почему от хорошего разговора с Ниной появился в душе грустный осадок?
В тот же день Нина, сама того не желая, обидела и Костю.
Они встретились вечером на Приморском бульваре. Костя и Нина любили смотреть отсюда на море, на уходящие корабли, на желтую степь вдали. Когда спускались сумерки, весело и чуть с хитринкой, как давний друг, начинал подмигивать маяк. Да он и был их давним другом, Костя и Нина видели его подмигивания много раз.
Костя положил ей руку на плечо. Девушка отстранилась:
- Не надо.
Новая, привезенная из Америки мода - ходить с парнем так, будто он держит подругу за шиворот, Нине не нравилась. Костя молча подчинился, взял ее "по старинке" - под руку.
Молча пошли по аллее, вслушиваясь в синие звуки духового оркестра, летящие из гавани. Аллея была темная, лишь иногда блики фонарного света падали на лицо Нины и каждый раз выглядело оно по-новому.
- На "Суворове" я пошабашила, - сказала Нина. - Завтра в другое место переведут, наверно, на "Борец".
"Борец" был трехсоттонный лихтер, недавно поставленный на ремонт.
- Да? - безразличным тоном откликнулся Костя.
- В трюме вместе с Михаилом работали весь день.
- А еще кто? - Теперь голос Кости был деланно, а не искренне равнодушным.
- Никто, бригада Коржа давно ушла. Мы вдвоем, даже на обеденный перерыв наверх подыматься не стали.
Косте рассказ ее нравился все меньше и меньше.
Презрительно спросил:
- Значит, весело было с Семихаткой?
- А что? Напрасно ты над ним подсмеиваешься. Он парень неплохой и дело знает, уже помощником бригадира стал.
- Ну и черт с ним! - оборвал Костя. - Хватит!
Нина остановилась, недоуменно посмотрела на спутника.
- Ты что?
- Ничего, надоело! Весь вечер одно и то же. Подумаешь, событие… - хотел сказать: "с Семихаткой день провела", но передумал и повторил: - Подумаешь событие - на "Суворове" вкалывать кончили.
Глаза девушки от обиды стали большими-большими. Выдернула свою руку из Костиной:
- Завидно тебе! Сам без дела болтаешься, вот и завидно!
Попала, что называется, в точку. Он растерялся, не знал, что ответить. Слушая рассказ о минувшем дне, Костя ощущал не только ревность к Михаилу, но, еще в большей степени, зависть. Ведь он сам - на отшибе, чужим стал в цеху. Все дальше отходит от заводской жизни, от старых друзей. А новые? С Шутько подружился, однако была эта дружба какая-то недружная. Они не делились мыслями, планами своими, многое из того, о чем думал один, другой попросту не понял бы. И Костя чувствовал себя очень одиноким.
И все-таки…
Все-таки высокомерно и презрительно ответил Нине:
- Подумаешь! Есть чему завидовать! Вот в воскресенье гонки на первенство города, так, думаю, мне кое-кто позавидует.
И Косте завидовали. Закончив гонку первым, оторвавшись от соперников по меньшей мере на полмили, он, под всеми парусами, эффектно "заложив крен", влетел в спортивную гавань. К "Тайфуну" кинулась толпа энтузиастов. Капитан стоял на палубе, широко расставив ноги, молодой, красивый, в романтическом одеянии: венцерада, зюйдвестка, резиновые сапоги, красный надувной жилет, - победно улыбался, а в него целился добрый десяток фотообъективов, на него смотрели многочисленные зрители.
Подбежал Приклонский, схватил обеими руками Костину руку, мял, тискал.
- Поздравляю, голуба! Поздравляю. Что мы имеем?! Мы имеем победителя в соревнованиях на первенство города по парусному спорту. Звезда! Настоящая звезда.
Костя возражать не стал, довольно улыбнулся.
На Нину и Михаила, которые участвовали в гонках матросами "Тайфуна", никто не обращал внимания. Они стояли в сторонке, ожидая, когда стихнет общий восторг и можно будет приступить к уборке яхты. Радостно смотрела на Костю Нина, переживая его успех. Ссора давным-давно забылась, в сердце девушки не было ничего, кроме гордости любимым.
Почувствовав на себе ее взгляд, Костя обернулся. Бесцеремонно расталкивая фотографов, поклонников и поклонниц, направился к Нине. Приклонский удержал его за локоть:
- Минуточку, имеем важное сообщение.
Костя нетерпеливо, небрежно бросил:
- Что там еще такое?
Замдиректора хитро улыбнулся:
- Дом выстроен и… - с довольным видом прищелкнул пальцами.
- И?! - опять нетерпеливо, но совсем с другой интонацией спросил Костя. - Дадут?!
- Постараемся, постараемся, - обнадеживающе ответил меценат. - Для чемпиона ничего не жалеем, все условия создаем.
Костя сердечно сказал:
- Спасибо, Илларион Миронович, большое спасибо!
- Потом, голуба, благодарить будешь, - вроде бы равнодушно ответил Приклонский, но глаза его заблестели. Неуклюжий, комичный, он беззаветно любил спорт и спортсменов. Детей у Приклонского не было, с женой он не ладил. Весь нерастраченный пыл души отдал спорту, ему посвятил жизнь - посвятил по-своему, как понимал благо спорта. Приклонскому казалось, что он действительно делает хорошее дело, без меры покровительствуя мальчишке-чемпиону.
Костя подошел к Нине. Влюбленными глазами посмотрели друг на друга. Затем капитан подозвал второго матроса, стал между ним и Ниной, обнял обоих за плечи. Кивнул какому-то с фотоаппаратом:
- Эй, товарищ корреспондент! Сними, пожалуйста, нас троих и чтобы в газете мы так и были - команда "Тайфуна" в полном сборе. Понятно?
Победа и любовь рождают великодушие.
Затонувший город
Костя не входил в число лучших ныряльщиков-аквалангистов, но представитель археологической экспедиции попал к Приклонскому, и это решило дело. Илларион Миронович, конечно, сразу вспомнил о "звезде". Позвонили в яхт-клуб, вызвали Костю.
Костя не знал причины вызова к замдиректора, и встревожился: "Вдруг раздумали комнату в новом доме давать!" Но когда он вошел в кабинет Приклонского, там, кроме хозяина, сидел высокий худой человек. Волосы и лицо его были кирпичного цвета, и сам он казался высушенным степным солнцем, прокаленным, как кирпич.
- Трифонов, археолог, - представился гость.
- Товарищ, прибыл по поручению профессора Василенко, - пояснил Приклонский. - Особое задание.
Обернулся к Трифонову.
- Вот вы и имеете встречу с товарищем, о котором я нам говорил, наш чемпион, талант!
- Очень приятно! - улыбнулся Трифонов. - Вы, может, слышали про нашу экспедицию? Ведем раскопки древнего города, который существовал в третьем веке до нашей эры. Часть его находится на берегу моря, часть ушла под воду.
- Ясно, - солидным тоном ответил Костя. Пусть не думают, что он лыком шит, не знает ничего, кроме яхт. - Это вроде как возле Батуми или Сухуми? Я в газете читал.
- Приблизительно, - кивнул Трифонов. - Мы хотим произвести подводные исследования. Однако наш, вроде бы штатный, аквалангист доцент Стахов вызван в Ленинград. Вы его не замените?
- Я тебя, голуба, порекомендовал, - пояснил Приклонский.
- Что ж, можно, - еще более важно, чем в первый раз, проговорил Костя. Просьба Трифонова и вообще весь разговор с научным сотрудником льстил его самолюбию. Однако Костя был хорошим товарищем, думал не только о себе. - Надо еще и команду мою взять. Так на "Тайфуне" и отправимся. Нина Снегирева не хуже меня ныряет. И Савченко Михаил.
- Как вам угодно, - пожал широкими плечами Трифонов. - С нашей стороны возражений нет.
- Где они работают? - осведомился Приклонский.
- "Борец" ремонтируют.
- Не выйдет, голуба. Отпуск дать не можем.
Костя помрачнел, но быстро нашел выход.
- Ничего, мы в субботу днем выйдем, к рассвету будем на месте. Воскресенье - там, вечером снимемся обратно и к утру понедельника вернемся. А они на второй смене с понедельника.
- Согласятся ли? - все еще колебался Приклонский.
- Согласятся, я свою команду знаю. Договорились, товарищ Трифонов?
- Договорились.
Все произошло, как наметил Костя. Он подготовил яхту для дальнего рейса, запасся провиантом, наполнил пресной водой анкерок. Нина и Михаил явились в яхт-клуб прямо с работы. Не мешкая, подняли паруса, и скоро "Тайфун" был в открытом море, подгоняемый свежим вечерним бризом.
Одесса осталась за кормой, силуэт ее таял в прозрачной солнечной дымке. Ближайший берег виднелся милях в пяти с левого борта; справа, насколько хватал глаз, расстилалась вечно неспокойная морская ширь. У горизонта море как бы приподнималось, сливаясь с серовато-голубыми краями небесного купола. За куполом шел пароход. С "Тайфуна" был виден только дым из трубы его - темная полоска, тающая в вышине. Куда держит курс неизвестное судно? Что ждет его впереди? Михаил ничего не знает и никогда не узнает о нем, а все-таки далекий пароход навсегда вошел в жизнь, запомнился. В море нет второстепенного, случайного, все преисполнено особого значения и смысла, как везде, где человек остается один на один с природой. Цвет утренней зари, направление и сила ветра, форма облаков, далекий дым - множество других признаков и событий, незаметных и ненужных горожанину, о многом говорят моряку, летчику, путешественнику.
Михаил лежал на палубе у кокпита, не думая ни о чем, наслаждаясь покоем, вслушиваясь в неповторимый журчащий звук, который так хорошо знаком морякам парусного флота - голос бегущей за бортом воды. На моторных судах его заглушает гул механизмов, а на парусниках он слышен отчетливо, напоминает беседу лесного ручья. Журчит и журчит море, изредка плеснет волна и гулко шлепнется о корпус судна. А потом опять покой: разговор убегающих волн, легкое поскрипывание снастей в блоках, барабанная дробь шкаторины заполоскавшегося паруса.
Когда стемнело, Нина развела примус, приготовила ужин: традиционные макароны, смешанные с мелко нарезанными кусочками колбасы, чай, хлеб. Поужинав, капитан сразу завалился спать, чтобы отдохнуть перед "собачьей" - послеполуночной вахтой. Нина села за руль. Михаил вымыл посуду и кастрюли, убрал их.
Взошла луна.
Она появилась из тонкой прозрачной тучки. Потом тучка исчезла и лимонно-желтый диск засиял во всю мочь. Луна потушила ближние звезды, протянула к "Тайфуну" широкую дорожку. Яхта шла и шла вперед и все-таки не могла выйти из лунного следа, который казался бесконечным.
- Дай мне руль, - попросил Михаил.
- Садись, - ответила Нина. - Курс зюйд-зюйд-ост. Компас на "Тайфуне" был старый, картушка его делилась на румбы, а не на градусы.
- Есть, зюйд-зюйд-ост, - как полагается при сдаче вахты ответил Михаил. Случайно чуть прикоснувшись к теплой руке Нины, взялся за влажный от росы румпель.
- Держи на ту звезду, - показала девушка. - Вон, видишь? Где кончается ковш Большой Медведицы.
- Хорошо.
Она прикорнула в уголке, засунув руки в рукава, подняв воротник старенького бушлата, переданного Костей "по вахте". Сидела молча, наверно, дремала.
Румпель мягко давил на ладонь Михаила, то и дело вздрагивал и казалось, что "Тайфун" - живое, осмысленное существо, которое само выбирает путь в звездной ночи. Иногда шалая волна ударяла о борт, и тогда звезда, на которую держал Михаил, начинала медленно отклоняться в сторону. Достаточно было легкого нажатия на румпель, чтобы "Тайфун", как бы понимая, что от него требуют, возвращался на прежний курс.
- Прошли мыс Аджияск, - вдруг сказала Нина, и Михаил понял, что она не спала, время от времени проверяла, как идет судно. - Скоро откроется зеленый огонь - Тендра.
Михаил посмотрел в сторону берега. Далекие желтые огни казались дальше звезд, - наверно потому, что были тусклее. Многие из них то двигались, то застывали на месте, горели спокойно, или вдруг начинали мигать. На первый взгляд не было никакой возможности разобраться в них, объяснить их значение, гораздо приятнее было смотреть туда, где над темным морским пространством вздымался небесный шатер.
- Почему ты думаешь, что прошли Аджияск? - чуть недоверчиво спросил Михаил.
- Красную мигалку за кормой слева видел?
Михаил промолчал. Не хотел признаться, что он с трудом разбирается в огнях береговых маяков и "мигалок" - стоматических светосигнальных устройств.
Не дождавшись ответа, Нина продолжала:
- Мыс заслонил, потому она и спряталась. Теперь мы должны увидеть огонь Тендры.
Михаил сказал с уважением и легкой завистью:
- Здорово ты район знаешь.
- Костя заставил, он на море строгий.
- А на берегу? - так просто, чтобы продолжить беседу, спросил Михаил.
Лица девушки не видел, но почувствовал, что она улыбнулась. Тон голоса был уверенный, Нина сознавала свою власть.
- Смотря с кем. - Помолчала. - Его племянник в четвертом классе учится. Жаловался мне, что Костя строже всех уроки спрашивает… Большая у них семья, - добавила другим тоном, почти позабыв о Михаиле, разговаривая сама с собой, отдаваясь своим мыслям. - А квартира - две комнаты. Там и мать, и брат с семьей, и Костя.
- Да, плохо, когда тесно, - согласился Михаил.
- Приклонский обещает в новом доме… Все ждем… Тогда…
Она остановилась.
- Что - тогда?
- Так, - неопределенно ответила Нина.
Он обиделся.
- Не хочешь, не говори.
- Нет, почему же… Тогда поженимся… Костя прямо не дождется.
- А ты? - с каким-то тревожно-ожидающим чувством проговорил Михаил.
- И я, - негромко ответила девушка, и Михаил понял, что она ожидает счастливого дня, может, еще более нетерпеливо, чем Костя.
Снова помолчали. Журчание воды за бортом послышалось сильнее.
- Вон, - сказала Нина. - Зеленый огонь. Держи прямо на него, это оконечность острова. Который час?
- Без десяти два.
- Надо запомнить, что огонь Тендры открылся в час пятьдесят минут.
- Зачем?
- Такой порядок. Вдруг Костя спросит, капитану все надо знать.
Ветер "ушел" - немного переменил направление. Заполоскал передний парус.
- Пусти меня на руль, а сам выбери стаксель, слышишь, полощет, - сказала Нина.
- Сейчас.
- Почему ребята такие сильные, - с шутливой завистью, в которой проскальзывали серьезные нотки, пожаловалась Нина. - Вот я - чуть ветер засвежел и не могу с парусом управиться.
- Нашла печаль, - из каюты неожиданно высунулась голова в нахлобученной до бровей "капитанке". - Пустяки.
- У тебя силы много, потому и говоришь - пустяки, - не согласилась Нина. - Вахта прошла без происшествий. Ветер зюйд до двух баллов. Десять минут назад открылся огонь Тендры.
- Ясно, - кивнул Костя. - Отправляйтесь спать. Давай мне руль.
Михаил молча спустился в каюту. Лег на койку левого борта - матросскую. Нина заняла ту, на которой только что спал Костя. Девушка немного повозилась и затихла. Михаил забылся не сразу. Было приятно думать, что Нина здесь, почти рядом, в темной каюте. У самого уха отделенная тонкой и хрупкой доской пела и плескалась вода. О километровой глубине под яхтой, о море, которое может стать свирепым, не думалось. Было уютно, хорошо.
Михаил заснул крепким послевахтенным сном без сновидений.
Когда проснулся, в каюту сквозь продолговатый люк заглядывали солнечные лучи. Нины на ее койке не было. Она и Костя успели умыться и, веселые, приветствовали спутника, когда он появился наверху.
Утро было румяное, молодое. Солнце только поднялось из степи и на него еще можно было смотреть.
- Заправляйся скорее, подходим, - сказал Костя, кивнув на заботливо приготовленный Ниной завтрак.
Линия береговых скал выгибалась, образуя небольшую бухточку. Древние строители города и порта выбрали место удачно. Два мыса надежно укрывали гавань от жестоких зимних ветров с севера и северо-запада. Берег в бухте не обрывался над морем, а сходил к воде постепенно, почти незаметно, оканчивался серым галечным пляжем. Было тихо, пустынно, чуть грустно. Невольно думалось о кораблях, которые бросали якорь на берегу Понта Евксинского, проделав дальний путь через Геллеспонт - из Тирренского моря, из Тира, Силона, из самых Афин, из могучего Карфагена, а то и из более далеких полусказочных городов. Может, к этому берегу приставал бессмертный корабль с Одиссеем и его товарищами - искателями золотого руна и приключений, драгоценнейших, чем золото? Может, именно они, аргонавты, основали в маленькой бухточке полис - город-государство? Разноязычный говор звучал с прибывающих кораблей, улицы заполняли разноплеменные люди в причудливых одеждах. От раннего утра до поздней ночи город клокотал накалом страстей, азартом торговли, чередой проходили сквозь него неведомые путники. А ночью, когда над степью поднималась большая и красная луна, таинственные существа, полулюди-полузвери, обросшие шерстью и пожирающие собственных детей, - такими видели их жители полиса - подкрадывались к крепостным стенам, пристально разглядывали их, бормотали таинственные слова на непонятном языке. Перед рассветом они исчезали - внезапно, как появлялись. Взошедшее солнце озаряло степь, пустынную и загадочную. Просторы ее уходили в неведомую даль, в описанные Геродотом земли скифов и киммерийцев и еще дальше - туда, где кончается все. Века и тысячелетия пронеслись незримыми птицами. На месте города осталась бурая земля, скалы, над которыми жутковато посвистывает ветер. О, древняя земля Черноморья, выжженная солнцем, кладезь легенд, ревниво скрывающих прошлое! Развеяны в прах города, ушли в небытие рабы и олигархи, корабельщики и торговцы, - никто не помнит о них. Только море осталось прежним: неизменное и всегда меняющееся, зыбкое и надежное. Волны набегают на берег, играя галькой, - как тысячу лет назад, как всегда.
Михаил представил: Костя, Нина и он причаливают к необитаемому острову. Улыбнулся своей фантазии.
- Как в книге, - вдруг сказала Нина.
Михаил посмотрел на нее и понял - она думала о том же, что он.
Однако берег вовсе не был пустынным. Под скалой стояли три палатки, в глубине бухты уперся носом в прибрежную гальку сейнер. На корме его белела Надпись: "Дельфин".
- На "Дельфине"! - позвал Костя, когда яхта приблизилась к сейнеру.
Дверь надстройки распахнулась, на палубу вышел рыжий широколицый парень в тельняшке и синих брюках.
- Ага! - сказал он вместо приветствия. - Вас ждут.
- Тут глубоко? - осведомился Костя: киль яхты не позволяет ей подходить близко к берегу.
- Швартуйтесь к нашей корме, там глубины хватит.
Костя последовал совету. Моряк ловко подхватил брошенный ему швартовый конец, несколько минут спустя "Тайфун" с убранными парусами стоял за кормой сейнера.
- Это что, экспедиционный? - спросил Костя, когда все трое перебрались на "Дельфин".
- Да, учеными зафрахтован. Я радистом плаваю, Сашко звать.
Яхтсмены назвали свои имена, знакомство состоялось.
- Трифонов меня предупредил - как явитесь, сразу к нему, - сказал Сашко. - Да вон он! Заметил вас.