На следующий день Соломон попросил юного спутника взять свою сумку, и они отправились в карете на набережную Ювелиров, где Бриджмен стал отыскивать вывеску некоего Шаленшона, гранильщика и золотых дел мастера. Она нашлась между вывесками его коллег Бёмера и Деме. Бриджмен сослался на общего знакомого, видимо важного клиента, что произвело на мастера должное впечатление. Шаленшон проводил посетителей в большое подсобное помещение, подальше от визга пилы, которой ученик распиливал глыбу порфира, и ударов молотка, которые два других наносили по мрамору. За соседним верстаком еще один ученик выколачивал выпуклость на какой-то золотой посудине с помощью маленького молоточка с фетровой накладкой.
Шаленшон запер дверь и занял место за большим столом. За его спиной возвышался внушительный сейф. Посетители уселись напротив.
- Я бы хотел, чтобы вы обязались хранить полнейшее молчание о том, что последует, - объявил Бриджмен в качестве предисловия.
- Такие обязательства - часть моего ремесла, - ответил ювелир, кивнув.
Бриджмен сделал знак Яну, тот открыл сумку, достал оттуда самый большой изумруд и протянул ювелиру. Собственно, это была жеода - кусок породы с заключенными в ней кристаллами. Шаленшон прикинул вес на руке и заглянул в проделанное отверстие.
- Благие небеса! - воскликнул он потрясенно, покачав головой.
Потом схватил ручной подсвечник, чтобы рассмотреть внутренность при свете пламени.
- Я жил, чтобы увидеть это, - заговорил он снова. - Должно быть, этот камень вырван из чрева дракона! В оболочке заключено столько богатства, что и у короля закружилась бы голова.
Ювелир положил камень на стол.
- Неслыханная вещь! Сомневаюсь, чтобы кто-нибудь из моих коллег видел когда-либо подобное сокровище. Чем могу помочь, господа?
- Мы хотим разрезать на куски содержимое этого камня, чтобы продать, - ответил Бриджмен. - Сами понимаете, мы не можем сделать это в его нынешнем состоянии. Только король мог бы его купить. А мы не хотим привлекать внимания.
Шаленшон кивнул.
- Вам придется раскрыть оболочку и обтесать содержимое. Мы пришли, чтобы посоветоваться на этот счет.
- В самом деле, прежде всего надо разбить это яичко. Там я заметил камни удивительного размера. Тогда и поглядим, сколько их и каково их качество. А уж затем решим насчет огранки.
- Сколько времени понадобится, чтобы его разбить? - спросил Бриджмен.
- Можем сделать это прямо сейчас.
Бриджмен перевел предложение ювелира для Яна, который сразу же согласился.
- Давайте, - сказал он.
Шаленшон встал, взял камень и направился к верстаку в углу комнаты. Он положил жеоду на толстый деревянный круг, прижал винтом, потом взял большое стальное долото и молоток. Нанес первый удар. Полетели осколки. Жеода раскололась на шестом. Ювелир извлек из тисков три больших обломка и положил их на стол.
- Посмотрим, - сказал он, протянув руку к небольшой лупе.
Бриджмен и Ян наклонились к расколотому камню и застыли в восхищении. При свете свечей стали отчетливо видны большие, не совсем правильные кристаллы с природными гранями. Казалось, они прорастали из породы, пылая зеленым огнем. Самый крупный был размером с два больших пальца взрослого мужчины. Другие, поменьше, казались молодыми побегами или горошинами, застрявшими в серой массе.
- Вот этот, - сказал Шаленшон, указывая на самый крупный, - будет стоить по меньшей мере пятьдесят тысяч ливров. Но я бы предпочел судить о его чистоте с большим удобством.
- Что для этого надо сделать? - спросил Бриджмен.
- Отделить его.
- Это трудно?
- В любом случае придется расколоть эти обломки на еще более мелкие, чтобы извлечь все самое ценное. Затем я отпилю камни от их основания, начиная с самых красивых.
- Сколько времени потребуется для самого крупного?
- Один час.
- Можем мы прийти завтра? - спросил Бриджмен.
- Моя лавка всегда открыта для вас.
- А сколько времени вам потребуется, чтобы извлечь все камни?
- Можете смело рассчитывать на месяц, - ответил Шаленшон.
День уже был в самом разгаре, и ювелир попросил господ разделить с ним скромную трапезу. На козлы поставили широкую доску, и все трое уселись за стол. Трапеза была простая, но вкусная: горшочек утиного паштета, картофельный салат, мягкий сыр бри, приятно заменивший недодержанный чеддер. Довершили ужин две бутылки анжуйского. Ян особо оценил хлеб, которого еще не пробовал.
Потом юноша уложил обломки в сумку.
Когда они распрощались с хозяином, произошел некий достопамятный для Бриджмена инцидент. Шел снег, и, ступив ногой на немощеную улицу Сен-Никола, Соломон поскользнулся и чуть не упал в грязную лужу. Ян подхватил компаньона твердой рукой. У англичанина вырвался крик. Бриджмен повернулся к своему спутнику и с изумлением уставился на него, прерывисто дыша.
Со времени встречи в Саутгемптоне это был их первый физический контакт.
- Что с вами? - удивился Ян.
- Вы…вы… - промямлил Бриджмен, растирая себе запястье.
- Ну?
- Вы меня словно обожгли!
Ян удивленно поднял брови.
- Я всего лишь попытался вас удержать, - заметил он безразличным тоном.
- Знаю. Но какой-то мощный флюид поразил меня в запястье… - сказал Бриджмен, сопроводив эти слова вопросительным взглядом.
- Прошу прощения.
- Вы знали, что обладаете этим флюидом?
- Да, - признался Ян неохотно. - Из-за него-то…
Но он не закончил фразу. Впрочем, Бриджмен и не настаивал. Они вернулись в гостиницу, не говоря ни слова.
За ужином Бриджмен, казалось, сперва долго ворочал языком во рту, впрочем занятом смакованием пулярки в соусе, прежде чем заявить:
- Ньютон бы вас очень ценил, Ян. Он верил в существование этого флюида, которым вы обладаете, но с которым сам он никогда не экспериментировал. Он был убежден, что некоторые существа, человеческие существа, связаны теснее, чем обычно, с силами Вселенной.
Ян был заинтригован, но не более того.
- Вы один из них, Ян. Мне неведомо, как сложится ваша жизнь, но верю, что, если вы осознаете свой дар и направите в нужную сторону, ваша судьба станет исключительной. Неслыханное богатство, которое вы похитили у ваших мучителей, уже свидетельствует о том, что вас ведет некая звезда. Но я догадываюсь также, что не это цель вашей жизни. Какова она - я не знаю. Однако предчувствую, что вы долго будете удивлять мир.
Глаза Яна заблестели. Он спросил:
- Все это потому, что вы ощутили ожог, когда я коснулся вашего запястья?
- Не только. Ожог всего лишь помог обнаружить это. Я наблюдаю за вами с тех пор, как повстречал в Саутгемптоне. И я видел вас в деле, когда в Лондоне на нас напали бандиты. Вы казались природной стихией, сорвавшейся с цепи и восставшей против сил зла. На вас был направлен пистолет, их было трое против двоих, к тому же мы были захвачены врасплох. Но вы действовали с такой быстротой, что дух захватывало. Кто бы мог подумать о перце? Не сомневаюсь, что и тех, кто преграждал вам путь, вы отправляли на тот свет с таким же проворством. Драконово яйцо - это вы сами!
Ян расхохотался. Его превосходные зубы блеснули в свете свечей.
- Это вы обо мне?
- Да, о вас! - воскликнул Бриджмен с неожиданным пылом. - Если вы притворяетесь, будто вам плевать на дары, которыми вас наделила природа, то это преступление!
Ян был взволнован. Он даже не замечал раньше за пригревшим его уравновешенным англичанином подобной горячности. Но догадывался, что Бриджмен страстно в него верит.
- Вы невинны, я это знаю, - продолжал Соломон. - Но осознайте вашу невинность и ответственность, которую небо возложило на вас.
- Что же мне делать?
- Я вам сказал. Осознайте.
Бриджмен налил вина своему удивленному и задумчивому сотрапезнику.
14. ТЫ ХОТЕЛА ЧТО-НИБУДЬ НА ПАМЯТЬ?
Поскольку их пребыванию в Париже предстояло затянуться, а погода была слишком холодной, чтобы ходить пешком, Бриджмен решил оставить за собой наемную карету - старую колымагу с облупленной позолотой и потертой обивкой, грязную и скрипучую. Но у кареты имелось одно несомненное достоинство: она пробуждала у других высокомерную снисходительность, а не зависть. Выехав пораньше, они избегали немыслимых заторов на улицах, столкновений с другими каретами, подводами, ручными тележками и всадниками, не говоря, разумеется, о пешеходах, невозмутимо шлепавших по грязи среди проклятий и брани. Возвращение же было совсем другим делом, тут приходилось или запастись терпением, или же смириться с обстоятельствами и возвращаться в гостиницу пешком, продрогнув до мозга костей.
Подкрепившись кофе, хлебом и сыром, компаньоны прибыли к двери Шаленшона как раз к тому моменту, когда тот открывал замки своей мастерской в окружении притопывающих от холода учеников.
Ювелир предложил своим посетителям подождать в кабинете, пока оживляли печки и разводили жаркий огонь в большом камине. Затем попросил обломок с большим изумрудом. Бриджмен и Ян смотрели, как он работает. Через час на фрагменте было сделано девять надпилов. Еще через час с небольшим Шаленшон извлек драгоценный камень и показал владельцам, заставив его сверкать на свету.
Ученики смотрели издали. Одного из них, розового толстяка, открывшееся взору сокровище совершенно загипнотизировало.
- Кардинал Флери, - сказал Шаленшон, любуясь продолговатым изумрудом.
- Что? - не понял Бриджмен.
- Доступ к сердцу сильных мира сего находится в самом чувствительном его месте, господин Бриджмен, разве непонятно?
Оба рассмеялись.
- Но кто такой кардинал Флери? - спросил Бриджмен.
- Первый министр. Неужели вы не знали?
Французы всегда полагали, что об их делах должна знать вся вселенная.
Ян весь обратился в слух, поняв эти простые слова: "кардинал" и "первый министр".
- А почему кардинал купит этот камень ценой в пятьдесят тысяч фунтов? - настаивал Бриджмен.
- Потому, сударь, что он обеспечит себе этим благосклонность королевы.
- Кардинал - любовник королевы?
- Да нет же, сударь. Ему семьдесят пять лет. И влюблен он во власть. А этой любовнице безразличен возраст ее воздыхателей.
- Что он собирается делать с камнем? - спросил Ян Бриджмена.
Должно быть, ювелир понял вопрос, поскольку обратился к молодому человеку.
- Господа, я даю вам за него сорок пять тысяч ливров. Свой барыш я получу, продав его после огранки.
Бриджмену почти не понадобилось переводить.
- А остальные камни? - опять спросил Ян.
- Скоро дойдем и до них, - ответил Шаленшон, очевидно слегка владевший английским. - Дайте мне время.
Через тридцать три дня яйцо дракона, как его окрестил Шаленшон, отдало наконец все заключенные в нем богатства.
Изумрудов на триста тридцать тысяч ливров. Двадцать семь камней исключительного размера и чистоты.
- У меня самого нет таких денег, - заявил Шаленшон. - Большой изумруд купил Флери, одиннадцать других я продал своим собратьям по ремеслу. С вами мы в расчете, вы получили от меня сто девяносто восемь тысяч ливров. Но здесь спрос не настолько велик, чтобы я мог сбыть остальное в требуемые вами сроки.
Нельзя было усомниться в его искренности: ювелир не скупясь заплатил за три средних изумруда, стоивших тем не менее двадцать девять тысяч ливров.
Бриджмен и Ян, уже чуть-чуть усвоивший французский, переглянулись, не говоря ни слова. "Триста тридцать тысяч фунтов. На это можно открыть еще один банк", - подумал Ян.
- У вас остается камней на сто тридцать две тысячи, - добавил ювелир, - но здесь вы их не получите: если я выставлю на продажу оставшиеся шестнадцать штук, за них не дадут настоящую цену.
- И что же тогда? - спросил Ян.
- Продайте их в другом месте, - посоветовал ювелир.
- Где?
- В Амстердаме или Санкт-Петербурге.
- Все это дивно и прекрасно, - заявил Ян, выучивший это выражение за те недели, что они провели в Париже, - но что нам делать с остальным?
Шаленшон посмотрел на него с веселым удивлением: он в первый раз слышал, как молодой человек произносит по-французски целую фразу.
- Вы очень хорошо говорите на нашем языке, господин Хендрикс, правда с пьемонтским акцентом.
Нимало не заботясь о своем акценте, Ян вынул из сумки большой рубин и звездчатые сапфиры и положил их на стол перед ювелиром.
Тот вскрикнул:
- Боже всемогущий! Да откуда вы взялись, господа? Это же камни с престола Господня, как его описывает пророк Иезекииль!
Он вытянул шею, потом недоверчиво взял в руки рубин и рассмотрел камень со всех сторон.
- Невероятно, - пробормотал Шаленшон. - Это прекраснее, чем сокровища Голконды!
Но звездчатые сапфиры оказались, без сомнения, слишком сильным испытанием для его чувств. Ювелир встал и, схватив графинчик мадеры, налил себе полный стакан, потом осушил его почти одним духом.
- Простите меня, но никогда еще ювелиру не доводилось испытывать подобное потрясение. Этот рубин, - сказал он, обращаясь на сей раз к Яну, об истинной роли которого в этом деле начинал догадываться, - это же глаз дракона, которого вы выпотрошили, верно?
- Мне и в самом деле случалось потрошить драконов, господин Шаленшон, - сказал Ян, - но их внутренности зловонны, как и у всех этих тварей, разве вы не знали? Камни, что вы видите перед собой, - истинные плоды земли, ее яблоки, груши и вишни. Прежде вы видели только незрелую зелень. Возьмите себя в руки и скажите нам, на каких рынках огородники продают такие плоды.
Шаленшон какое-то время смотрел на Яна, сбитый с толку его речью, сказанной все с тем же неопределимым акцентом. Неужели этот молодой человек лишился рассудка? Каких драконов он потрошил? Ювелир повернулся к англичанину:
- Ваш друг - человек необычайный, господин Бриджмен. Если бы он не был вашим другом, я бы решил, что мне явился архангел, чтобы загадать загадку. Архангел? Нет, скорее сфинкс.
Шаленшон встал и стал мерить шагами комнату.
- Сейчас вы истощили финансы любителей камней во Франции. Я уже посоветовал вам Амстердам или Санкт-Петербург. Повторюсь, но с небольшой оговоркой: Амстердам и Санкт-Петербург. И еще Берлин. И Вена.
Бриджмен, казалось, погрузился в долгие раздумья. Наконец он кивнул.
- Я понимаю, что вы хотите сказать, господин Шаленшон. Благодарю вас за ваши советы. Мы им последуем.
Ян убрал рубин и сапфиры в сумку, а Шаленшон вручил Бриджмену шестнадцать ограненных его стараниями изумрудов, каждый в пакетике из толстой бумаги.
- Будьте осторожнее, эти камни не так тверды, как алмазы, и портятся, когда трутся друг о друга.
Они подписали бумаги. Бриджмен пригласил Шаленшона на ужин, чтобы отметить заключение сделки. Ювелир выбрал Королевский трактир на улице Планш, рядом с особняком принца Изенгиенского.
В меню был фазан с капустой, паштет из зайчатины и салаты. Запивали шампанским, которое Ян в конце концов оценил. Потом сотрапезники расстались, обменявшись заверениями в дружбе и пожеланиями процветания.
- Итак, вы владеете векселями на сто девяносто тысяч фунтов, - сказал утром Бриджмен. - Что намереваетесь делать?
Они наслаждались кофе в зале гостиницы, на заре своего предпоследнего дня в Париже.
- Поехать в Амстердам, собрать жатву в сто тридцать две тысячи фунтов, если не больше. Ведь во столько Шаленшон оценил оставшиеся изумруды.
- А затем?
- Основать другой банк. Трехсот тридцати тысяч фунтов должно ведь хватить? Не считая прочего золота. И других камней. Этого хватит даже на третий банк.
У Бриджмена чуть не отнялся язык.
- Еще один банк? И третий?
- Филиалы банка Бриджмена и Хендрикса.
- У меня на это больше нет денег.
- Купите акции на свои доходы с лондонского банка. Я вам ссужу. У меня есть деньги, у вас опыт.
- Какова ваша цель в жизни, Ян?
- Соломон, я не умею произносить речи. И не знаю, есть ли у меня цель в жизни. Думаю, скорее у самой жизни есть для меня цель. Люди упиваются деньгами, потому что те позволяют им получать смехотворные удовольствия. Поедать дорогие блюда, одеваться, как короли, которыми они не являются, заводить любовниц, которые льстят их тщеславию больше, чем их чувствам. И еще мучить слабых. Вы даже не представляете, как испанцы помыкают индейцами только потому, что их власть над ними безгранична. Моя судьба едва ли стала бы завидней. Согласитесь, я был бы глупцом, пренебрегая силой, которую мне дают деньги, - на самом деле это моя единственная защита от людского безумия и злобы. В моей сумке полно камней и золота, которые лежат там без малейшего употребления. Ведь не могу же я ни есть два раза подряд, ни спать сразу во всех постелях стокомнатного дворца. Скажите, Амстердам подходящий город для открытия банка?
- Превосходный. Он ссужает деньгами всех государей планеты, не говоря о купцах.
- Тогда почему же вы удивляетесь?
- Я не понимаю, к чему вы стремитесь, - ответил Бриджмен.
- Я же вам сказал: не хочу больше зависеть от развратных монахов и похотливых старух.
- Вы сами хотите повелевать.
- Тоже нет. Если я чем-то ценен, то хочу влиять на равных себе. Я ведь видел, как Уолпол, премьер-министр, принял нас: банкиров уважают не меньше, чем королей.
Бриджмен задумался.
- Если бы Исаак вас знал, - сказал он наконец, - он бы безумно в вас влюбился. Больше, чем в Дюйе.
- Дюйе?
- Фатио де Дюйе, швейцарский математик. Ньютон в него влюбился, а тот его покинул. Исаак от этого заболел.
Ян пожал плечами.
- Опять любовные истории.
- Неужели вы так бесчеловечны?
- Нет, просто осторожен, - ответил с улыбкой Ян, намазывая хлеб маслом, перед тем как посолить.
Бриджмен комически сморщился.
- Вы же сами не хотели ехать в Амстердам, - сказал он. - Как же теперь решились?
- Очень просто. Вы поручитесь честью, что я - Филипп Уэстбрук, директор вашего банка в Лондоне, или Гийом де Бове, ваш агент в Париже.
- Но вы же… черт знает что! - воскликнул Бриджмен со смехом.
- Вы уже засвидетельствовали разок, что я - Ян Хендрикс. Даже сами подыскали мне это имя. Неужели вам теперь не хватит воображения?
- Черт знает что! - повторил Бриджмен. - Я сам высидел дракона из яйца.
- Вы еще и недовольны! - засмеялся Ян.
Это был их единственный свободный день со времени приезда в Париж. Так что они отправились полюбоваться собором Парижской Богоматери, потом прогулялись, поужинали и, поскольку завтра их ожидало новое путешествие, решили лечь спать пораньше.
Они вернулись в гостиницу.
Ян ни на миг не выпускал свою сумку из рук, получив от Шаленшона векселя на сто девяносто восемь тысяч ливров и ограненные камни. Он засунул ее под кровать, рядом с ночным горшком, задернул шторы и оставил свечу зажженной, на случай если захочет пить.