Однако как же выполнить задание, данное ему князем Глебом? Нет, больше, больше - самим Бату-ханом, если разобраться! Пусть и не лично… Да, это задачка. Выбраться из военного стана простому ратнику невозможно, а хотя бы и не простому - кругом сторожа, враз очутишься в лапах тайной службы князя Георгия… Пароль, плюс пропуск, выдаваемый немногим, и меняют их чуть не каждый день. А время идёт, идёт стремительно и бесповоротно. Или Путята найдёт способ выбраться из этого логова, или волей-неволей придётся ему биться в рядах русичей под Владимиром. А сегодня уже восьмое, и в поход могут выступить хоть завтра…
- Поторопись, ребята! - зычно возвестил сотник. - Кончается наша помывка, пора и честь знать! Другим тож надобно!
Бросив на лавку вконец исхлёстанный веник, Путята с наслаждение окатился холодной водой и направился к выходу.
Накинув на себя исподнюю рубаху, рязанец взялся за полушубок, незаметно-привычно пощупал тайную ухоронку и замер - пайцзы не было. Как?! Кто?!
- Не это ли ищешь, соколик? - раздался ласковый голос. Путята резко обернулся, и тут же получил сильнейший удар в солнечное сплетение. Когда тьма в глазах рассеялась, он обнаружил себя стоящим на коленях, с заломленными назад руками.
- Так ты и не ответил на вопрос мой, соколик, - перед Путятой стоял сам начальник тайной стражи, держа в руке злосчастную пайцзу. - Твоя вещица, однако? Твоя, вижу. Ну что же, пойдём, расскажешь, за какие такие заслуги Батыга вручает русичам игрушки сии.
…
- … Мама, мама, а можно мне с ребятами на горку?
Мария оторвалась от вязания, разглядывая сына. Борис Василькович приготовился к катанию на горке основательно, и старый кожух, залоснившийся на заду чуть не до зеркального блеска, определённо указывал на уже немалый опыт в этом занятии.
- Опять штаны издерёшь?
- Ну мама, они же всё одно уже драные!
Княгиня Феодосия, сидевшая в углу над пяльцами, засмеялась, и Мария тоже не удержала улыбки.
- Ладно, иди уже!
Борис не заставил повторять дважды. Хлопнула дверь, и спустя несколько секунд уже можно было наблюдать, как ребятишки волокут к снежной горке банные шайки, специально для этого дела оледенелые на морозе.
- И у нас тож, должно быть, ребятишки сейчас с горок так-то катаются, - заговорила княгиня Феодосия. - Бывало, вот так же вот наморозишь шайку с вечера… Ух, как птица летит! Ты в детстве с горок каталась ли, Мария?
- Токмо разве с кручи, - улыбнулась Мария. - Не делает у нас в Чернигове детвора снежных горок. Это тут снега обильны безмерно, и лежат до апреля. У нас там не так…
Мария вдруг рассмеялась тихонько.
- У меня другая забава была в детстве. На баране кататься - что там горка!
Она внезапно погрустнела, задумчиво глядя в окно.
- Боюсь, не до горок сейчас в Переславле вашем…
Княгиня Феодосия опустила пяльца.
- Типун тебе на язык, Маришка. Неужто и впрямь возьмут верх поганые? Не верю, быть не может того!
Мария вздохнула.
- Прости, Фиса. Это сдуру я.
Раздался дробный топоток, и в горницу вбежал маленький Глеб.
- О, кто к нам пожаловал! - всплеснула руками Феодосия. - Никак молодший князь ростовский выспавшись?
- Мама! - глеб протянул ручонки к матери. - Дай!
- Чего тебе дать, сладкий мой? - подхватила сына на руки Мария.
- Всё! - неожиданно солидно заявил Глеб.
Женщины переглянуллись и разом расхохотались.
- А и правда, не пора ли на стол собрать? - окончательно отложив шитьё, княгиня Феодосия встала. - Эй, девки!
- Фиса! - Мария вдруг прижала руки к сердцу, глядя в окно. - Глянь, Фиса!
Княгиня переяславская стремительно переместилась к окошку. У крыльца уже спешился всадник, бросил подскочившему человеку поводья. Группа других спешивалась чуть поодаль.
- Гонец! - Марию как ветром сдуло.
Гонец ещё не успел подняться на крыльцо, как из распахнутой двери выскочила княгиня Ростовская, едва прикрыв голову платком.
- Ну?!
- Всё пока ничего, госпожа. - улыбнулся гонец. - Все живы. Вот, письмо тебе от князя нашего. - он протянул Марии крохотный деревянный цилиндрик.
- Слава тебе, господи! - Мария в изнеможении прислонилась к дверному косяку.
…
- …Что с нами будет, матушка?
- Не бойся ничего, София. Все мы в руках Божьих и в воле его. Молись, и да отвратит он гнев свой от нашей обители.
Преподобная Евфросинья стояла посреди двора, глядя на гигантское, вполнеба, зарево пожара немигающим остановившимся взглядом. Монашка поёжилась. Сёстры уже знали этот вот неподвижный, потусторонний взгляд - шептались, что в такие минуты мать игуменья видела божественное, иным недоступное…
- Страшно, матушка, - вдруг совершенно по-детски призналась молодая монашка. - Говорят, звери они лютые.
Взгляд настоятельницы наконец ожил, обратившись к монашке.
- Иди, сестра. Не бойтесь ничего. Не войдут в ворота сии лютые звери. Ступай уже!
- А ты, матушка? - совсем уже робко спросила Софья.
- А я тут постою, воздухом подышу, - усмехнулась уголком рта Евфросинья. - Встречу главного зверя.
…
- … И опять ты оказался прав, мой мудрый Сыбудай. В который уже раз прав. Скажи, ты бываешь когда-нибудь неправ?
- Бываю. - лицо старого монгола было непроницаемым. - Например, этот халат порвался уже в трёх местах и совсем грязный, и у меня две повозки, полные новых халатов. А я всё в этом хожу.
Молодой монгол засмеялся, и Сыбудай заперхал смехом в ответ.
Бату-хан был доволен. Ещё не остыли угли Владимира, как пал и Суздаль. Город, по сути, был беззащитен, поскольку все боеспособные мужчины из Суздаля ушли на стены соседнего Владимира, и весь гарнизон состоял из полусотни стариков-сторожей. И большинство жителей ушли во Владимир, под защиту рати и могучих стен, так что ворвавшихся в Суздаль монголов встретили пустые дома, запертые на замки. Впрочем, имущества в городе осталось немало, и сейчас шёл грабёж.
Сыбудай тоже был доволен. Князь Горги так и не пришёл на помощь своему гибнущему городу. Не успел, или ещё какая причина - теперь уже неважно. Кто не успел, тот опоздал. Князь Горги упустил свой шанс, и теперь вряд ли что-то поможет ему одержать победу. Единственно, на что он может пока рассчитывать, это спрятаться в гуще урусских лесов, дожидаясь, когда джихангир Бату покинет его разорённые владения. Сыбудай усмехнулся. Напрасно надеется. Удача не любит трусов, и чересчур осторожных тоже.
- А это что? - указал Бату-хан на небольшой скит, словно сжавшийся перед ним.
- В таких домах живут урусские шаманы, посвятившие всю свою жизнь служению Богу, - отозвался Пайдар, один из приближённых, находившийся в свите.
- Вроде мы видели другие дома урусских богов и шаманов, - усомнился Бату. - Почему двери закрыты?
К воротам, выделявшимся светлым деревом на фоне потемневших стен, подскакали два нукера, замолотили рукоятями нагаек в тесовые створки.
- Открывайте! Немедленно отворите двери пред Повелителем Вселенной!
Никто не отозвался на стук, просто створки будто сами собой распахнулись. На пороге стояла женщина. Невысокая, хрупкая, казавшаяся бестелесной по сравнению с могучими охранниками-нукерами, закованными в сталь. На тонком, бледном, неземной красоты лице мерцали огромные, невероятной глубины глаза.
Один из нукеров хотел было оттолкнуть женщину и проехать во двор, но кони неожиданно попятились, явно против воли хозяев, храпя и грызя удила, мотая головами.
- Сюда вам нельзя, - негромко, ровно произнесла женщина.
- Кто ты? - спросил Бату, не в силах оторвать глаз от этого удивительного лица. Колдунья… Вот они какие бывают, эти урусские колдуньи…
- Я раба божья Евфросинья, коей вверил Господь наш на попечение сию обитель, - так же ровно, негромко произнесла молодая женщина.
- Это местная старшая шаманка, мы их зовём игуменья, - начал переводить князь Глеб, слегка запинаясь. Отчего-то ему было сильно не по себе от взгляда Евфросиньи. - Раба божья, стало быть…
- Раба? - переспросил Бату-хан.
- Божья, и ничья более, - без перевода поняла Евфросинья. - Всё у вас?
- Как ты разговариваешь с Повелителем Вселенной… - хотел было грозно осадить зарвавшуюся монахиню Глеб, но голос дал петуха, и фраза прозвучала неубедительно.
- Не кричи, бывший князь Глеб, - медленно, ровно ответила Евфросинья. - Молись лучше.
- Вот ты бы и помолилась за меня, - выдавил Глеб через кривую ухмылку.
- Нельзя молиться за Иуду, Богородица не велит, - ни одна черта не дрогнула на лице Евфросиньи. Ни гнева, ни сожаления, ничего. Бывшему князю стало вдруг так жутко, что и не передать. Будто в лицо пахнуло смертным холодом. - Всё у вас?
- Скажи, великая колдунья, - вдруг спросил Бату-хан, в свою очередь без перевода поняв смысл сказанного. - Скажи, смогу ли я покорить всю землю урусскую?
- Не всю, но сможешь. Будет тебе позволено, - в полутьме глаза настоятельницы мерцали, будто светились изнутри. Теперь они говорили с Бату без переводчика, он по-монгольски, она по-русски, тем не менее странным образом понимая друг друга.
- Кем позволено?
- Господом нашим, кем же ещё, - еле заметно усмехнулась Евфросинья.
- Тогда скажи ещё, дойду ли я до последнего моря?
- А вот этому не бывать.
- Тогда и мне скажи, матушка, - совершенно неожиданно для себя самого встрял Глеб. - Стану ли я князем Рязанским али Владимирским?
- Не о княжестве думать надобно тебе, бывший русич Глеб, - обратила на него свой взор женщина. - Путь твой земной закончен почти, и искупить содеянное вряд ли возможно.
- Сожги её, Повелитель! - сдавленно зашипел Глеб. - Это ведьма, она несчастье накличет на твою голову, сожги гнездо колдовское!
Хлёсткий удар нагайки оборвал речь бывшего князя.
- Разве я велел тебе говорить? - спросил Бату-хан.
- Прости, о великий хан! - пал в ноги Повелителю Глеб, разом отрезвев. Сейчас, вот сейчас он всей шкурой ощутил, насколько близко было зловещее пророчество к исполнению.
- Прощаю и на этот раз, - холодно произнёс Бату. - Если откроешь рот ещё раз, вечером получишь сорок палок. Что касается "сожги"…
Бату кивнул, и сзади к нему подступил Пайдар. Бату-хан выбрал из предложенных деревянную бирку-пайцзу, украшенную резьбой, но подумав, положил её назад и взял серебряную.
- Как любит говорить наш мудрый Сыбудай, если не знаешь, как поступить, спроси совета у дурака и сделай наоборот, и то решение будет самое правильное. Отныне этот дом и все, кто в нём находятся, неприкосновенны, и пусть никто не смеет переступать порог его без личного моего приказа!
Бату-хан обвёл глазами склонённые головы. Теперь он не сомневался, что урусские шаманы и в самом деле кое-что могут. Во всяком случае, эта женщина точно предсказала судьбу бывшего князя Глеба.
…
* * *
- … Всё погибло, княже. Всё сожжено до основания. Позавчера ещё взяли Владимир поганые, а вчера и Суздаль тож. Ведь рати никакой в Суздале не было, по твоему указу.
Гонец стоял, пошатываясь, склонив голову. Проскакать за сутки столько вёрст дело нешуточное…
В большой палате царило молчание, которое смело можно было назвать гробовым. Князья и бояре сидели, не в силах переварить, принять страшную весть. Как же так? Ведь завтра поутру должна была выступить в поход могучая рать, и уже двенадцатого было бы всё кончено… Как же так?
- Кто… - князь Георгий с трудом сглотнул. - Кто уцелел?
Гонец понурился ещё сильнее.
- Никто, княже. Князь Всеволод сражался геройски, да одолели его поганые и казнили по приказу безбожного Батыги. Князь Мстислав убит в бою, равно как и воевода Пётр. Княгиню же Агафью и молодых княгинь с княжичами тоже убили поганые, вместе со всеми, кто в церкви был. Прости за правду.
Князь Георгий откинулся к стене, закрыл глаза.
- Иди… Иди же!
Гонец молча поклонился и вышел вон, тяжело ступая. Все молчали. Долгое, долгое молчание.
- Все идите… Завтра, всё завтра… - заговорил князь Георгий Всеволодович. - Завтра… Да идите же!
- Скорбим с тобой, брате, - как можно мягче произнёс князь Ярослав. - Однако на завтрашнее утро поход был назначен. Решать надобно сейчас.
- Поход… - князь Георгий будто глотал кашу. - Поход… Идите, други, не в силах я… Завтра, всё завтра…
Зашевелились бояре и князья, бормоча слова сочувствия. Громко зарыдал молодой суздалец, оставивший во Владимире всех родных. Понадеялись на крепость стен и силу князя Георгия… Что теперь?
- Василько, Ярослав, останьтесь вы, - по-прежнему не открывая глаз, проговорил князь Георгий. - И ты, Олекса Петрович, останься. Прав ты, брате - кое-что прямо сейчас решить надобно.
…
Что значит всё-таки великий князь, думал Василько. Ведь только что получил известие о гибели всей семьи. Сыновья, невестки со внуками и сама княгиня Агафья… Другой бы пластом лежал, рыдал в три ручья, а он вот справился. И даже голос почти не дрожит…
- Вот так, брате. Придётся выю свою склонить, не до гордыни нынче. Надеюсь я на тебя крепко. Сперва в Полоцк, а далее в Литву езжай. Проси войска, сколько дадут, и тысячей копий не брезгуй.
- Да не маленький я, зачем такие подробности? - поморщился князь Ярослав.
- Ладно, ладно… Попросят злато-серебро за услуги ратные, обещай сколько возможно. Далее… Ну, с Новгородом я сам перетолковать должен. Хотя бы не лично, в посланиях связаться. Но надежды мало, прямо скажем. Не в ладу с нами господа новогородцы, обиды затаили… Теперь ты, Олекса Петрович. Поедешь к Михаилу в Чернигов, не то Киев, или где он сейчас обретается. Возьмёшь голубей дюжину самолучших, дабы связь была бесперебойной. Скажешь Ропше - я велел.
- Хорошо, княже.
- Так и скажи ему, Михаилу - согласен на твои условия.
Олекса Петрович, боярин из Галича-Мерьского, кивнул. Дело предстояло важное.
- А ежели скажет он, изменились теперь те условия?
Князь Георгий смотрел в стол.
- Тогда обещай ему, что запросит.
Боярин снова кивнул.
- А много запросит чересчур?
Георгий Всеволодович помрачнел ещё больше.
- Не запросит, чай. Хитрый лис, знает - выполняют токмо те договоры, кои выгоду обоим сторонам несут. Пусть одному меньше, другому больше.
Вскинул голову.
- Да пустое всё. Где договоры, а где мы сейчас. Значит, так передай тогда - согласен на ВСЕ твои условия.
…
- … Напрасно ты так думаешь, мой Бату. Да, одной опасности мы избежали. Но это не значит, что можно расслабиться на мягких подушках. Поверь, я знаю эти дела - судьба часто наносит герою удар в спину, когда он уже ощущает во рту вкус победы.
- Хорошо, мой мудрый Сыбудай. Мы не будем расслабляться. Но воины мои ропщут, добыча далеко не так велика, как им мечталось, потери же многочисленны. Почти четверть выступивших в поход уже покинули этот мир.
Лицо старого монгола было непроницаемо.
- А кто говорит, что надо отказываться от добычи? Наоборот. Теперь следует разослать твои тумены во все стороны. Стены других здешних городов не столь крепки, как у Владимира, и падут гораздо легче. Рисунок где?
Бату-хан кивнул, и тотчас советник Пайдар расстелил на столике-дастархане большой шёлковый свиток, пёстро расписанный - карту Руси, изделие китайских учёных, которых Бату-хан мудро захватил с собой. Карта была составлена тщательно, перед самым походом, сколько одних купцов пришлось опросить для этого, не перечесть…
- Пусть Джебе двинет свои непобедимые тумены на этот город Перислаб, и дальше на запад. Тангкут, Кадан, Бури и Пайдар пусть пройдут на восток и северо-восток, к вот этим городам, - старый монгол растопыренной пятернёй указал на синие пятна с подписями, означавшие Галич-Мерьский и Нижний Новгород. А вот эти города, - старик указал на Ростов и Ярославль, - пусть возьмёт храбрый Бурундай. Так будет справедливо и полезно для дела. Никто не уйдёт обиженным, и добычи хватит на всех.
- Вот как? - Бату-хан отпил из чаши. - А как же коназ Горги? Ты что-то говорил про осторожность…
- Да, мой Бату. Именно поэтому ты дашь Бурундаю под начало пять туменов.
Брови молодого монгола поползли вверх.
- Не удивляйся, мой дорогой Бату. Пусть я буду всю оставшуюся жизнь ходить без халата, в бараньей безрукавке на голое тело, если коназ Горги не сидит в тамошних лесах.
Бату-хан помолчал, размышляя.
- Но если это так, Бурундай здорово рискует. У коназа Горги должна уже собраться немалая сила.
Сыбудай не глядя протянул руку вбок и принял от раба-слуги пиалу с чаем.
- Пять туменов славных монгольских всадников не так-то просто разгромить, мой Бату. И на этот случай у тебя есть твой старый Сыбудай. Ну и, разумеется, всё остальное войско должно быть у тебя под рукой.
…
- Ну, брате, прощай.
Князь Ярослав сидел на буланом коньке, закутанный в тёмный дорожный плащ, скрывавший кольчугу. Три десятка всадников личной охраны, удерживая в поводу запасных коней, почтительно ожидали.
Два брата стояли напротив друг друга и смотрели. У князя Георгия щемило сердце. Увидятся ли они ещё раз?
- Может, возьмёшь всё же сотню охранную? - спросил он нарочито ворчливо, стараясь скрыть волнение. - Мало ли татей по лесам сейчас шмыгает…
- От татей и этими силами отобьёмся, - чуть улыбнулся Ярослав. - А вот от татар и тысячи мало будет. Нет, брате. Малым отрядом ещё пройдём мы, сотней же никак. Где корму взять? Зима…
Снова помолчали.
- Ладно, поеду, - князь Ярослав потоптался, преодолевая вдруг возникшее желание разлаписто обнять брата. Давно, ох, давно так-то не делал он…
- Держись!
Князь Ярослав вскочил на коня, и не оглядываясь, поехал прочь. Витязи охраны тоже разом тронулись вослед, едва князь проехал мимо. Георгию Всеволодовичу вдруг страшно захотелось крикнуть брату вдогонку: "Ярко!"… Как в детстве крикнуть, звонко, чтобы обернулся брат. Но не крикнул, сдержался. А в распахнутые настежь ворота уже вытягивалась змеёй невеликая дружина, по два всадника в ряд, и князя Ярослава было уже не видать.
…
- …Ничего, княже. Никаких вестей. Как вымерли все…
- Типун тебе на язык! Ступай! - рявкнул князь Михаил.
Осаженный грозным окриком почтарь выкатился вон задом, кладя поклоны. Князь с хрустом ломал пальцы.
- Что пишет князь Даниил? - боярин Фёдор сидел на лавке, разглядывая свеженаписанный свиток на жёлтом пергаменте.
- Всё то же. Мол, собираю рать в Галиче и Перемышле, но возникли трудности, опять же с деньгами туго… Отговорки, короче. Хитёр, ох, как змей хитёр князь Даниил…
- Хитрость и ум не одно и то же, Михаил Всеволодович. Как бы сам себя не перехитрил князь Даниил. А полочане что отписали?
- А ничего не отписали, - криво усмехнулся Михаил. - Как в колодец письмо кинуто. Ну, дай-кось свиток-то, чего написал…
Князь прочёл текст, составленный боярином, далеко относя его от глаз.
- Ну, всё так написал… Ежели и это за душу не возьмёт господ новогородцев, так и не знаю уже… Отправляй немедля.
- Сделаю, княже.