От множества забот Мария похудела, загорела, и только глаза её, казавшиеся теперь просто огромными на похудевшем лице, блестели по-прежнему девчоночьим блеском. Князь Василько, впрочем, тоже заметно отощал от непрестанных забот, и виделись они теперь всё больше ближе к ночи.
- Страшная я стала, Василько? - спрашивала она мужа, когда вечером они ложились в опочивальне.
- Ты самая красивая у меня! - князь целовал её глаза и губы.
- Да уж… Скажи, я сильно похудела, да?
- Где? - изумлялся Василько. - Как ты могла, без моего дозволения? А ну, показывай, где похудела-то?..
…
"Здравствуй, любимая сестрица моя, Феодулия. Пишу тебе письмо из Ростова города, месяца октября тридцатого числа года шесть тысяч семьсот тридцать пятого от сотворения мира.
У меня всё хорошо, даже очень. Муж меня любит безмерно, и я его. В Ростове все его чтят, и вообще народ добрый, весёлый. Город Ростов не зело велик, но богат и красив строениями. Князь мой возводит храм дивной красоты, собор Успенский, что батюшка его заложил ещё. Осталось немного совсем, да вот денег не хватает малость, так что, мыслю я, и на тот год не кончим. Ну да ничего, Бог милостив, закончим сие богоугодное дело, пусть хотя бы года через два или три.
Хлеба нынче у нас уродились неплохие, и рыбы насолено, и всяких припасов вдоволь. Так что голода и мора в Ростове нынче не ждём, перезимуем с Божьей помощью.
У нас уже снег лёг, и Василько мой уехал нынче на охоту, по чернотропу. Звал и меня, да я не поехала - дел выше головы. Мужчинам что, они ведь как дети малые - захотел, всё бросил да и поскакал сломя голову. Нам же, хозяйкам, дом держать хоть днём, хоть ночью, хоть при потопе. Ты себе не представляешь, Филя, как я устаю порой - прямо с ног валюсь. Видела бы ты меня летом - чёрная, как мавр, худая, как палка. Думаю, ежели бы Василько мой увидал меня тогда такую, так не то что сватать - в дом бы не зашёл, на коня и в степь, до того страшна. Сейчас вроде отбелилась, да отъелась малость.
Да, а снег тут ложится заметно раньше, чем в Чернигове, и лежит дольше. И снега глубоки зимой, куда там. Ну а вообще места здесь богатые, и рыба под боком, в озере, прямо кишит, и зверь лесной, и птица в изобилии. А уж ягод, грибов - пропасть! И мёд дикий есть, и всё, всё.
Скучаю я порой по тебе сильно, Филя, да и по матушке с батюшкой тоже. Но вот приехать нынче погостить никак не получится, хотя Василько мой, наверное, и отпустил бы. Да на кого ж я хозяйство брошу? Нет, помощники мне тут имеются, одна тётушка Пелагея, Василькова родня дальняя, чего стоит - куда там нашей Фовре! И бояре при случае не отказывают, да и муж всегда поможет, а то и утешит ладу свою.
Как бы хотела я видеть тебя в Ростове, Филя! Да знаю, знаю, что невозможно сие. Батюшка наш сроду дочь свою безмужнюю не отпустит.
Ладно, Филя, Бог даст, как-нибудь свидимся. Матушке и батюшке я отписала отдельно, так что это моё письмо только тебе.
Молю Господа, чтобы послал он тебе наконец счастье, как мне послал. За тем остаюсь сестра твоя Мария.
P.S. Обнимаю тебя и люблю"
Мария вздохнула, отложила перо, пососала измазанный в чернилах палец, отчего на губах также появились чернильные пятна. За окном валил густой мокрый снег, скрадывавший и без того бледные сумерки. Да где уже князь?
Вдали зародился шум, хлопали распахиваемые двери. Мария встрепенулась, вскочила, забыв про письмо. Дверь в княжеские покои распахнулась, и в горницу ввалился князь Василько, весь облепленный снегом.
- Ух, ну и погодка!
Мария подскочила к нему, прижалась, и Василько погладил её по голове.
- Соскучилась, лада моя?
- Угу… - Мария зарылась носом в мокрый мех мужниной шубы.
- И я. О, а это что тут у нас? - он провёл пальцем по губе Марии, измазанной чернилами. - Всё пишем да пишем? Никак труд философский затеяли на пару с отцом Савватием, не меньше…
- Да письмо писала я! - засмеялась Мария. - Сестре, в Чернигов. И родителям ещё одно. Ты когда посылать гонца будешь?
- Да, мыслю, вот послезавтра и пошлём. Но я вообще-то голодный…
- Ох, ну я и дура! - встрепенулась Мария. - Малуша! Эй, Малуша! Пускай на стол накрывают, да поживее!
…
- … Вот заставь дурня Богу молиться, так он и лоб расшибёт!
Князь Василько был раздосадован. В княжеской опочивальне сегодня было жарко и душно - истопник постарался сверх всякой меры.
- Ну, не сердись, Василько, чего ты, - улыбнулась Мария. - Ляжем спать без одеяла, только и всего.
- Да, без одеяла… - хмыкнул Василько. - А ночью застынем, и заболеешь ты, не дай Бог…
- Как? И ты позволишь мне застыть, это в мужниной-то постели? - лукаво блеснула глазами Мария. - А ещё я все лампады зажгу, чтобы светло было. Вот проснёшься ты ночью, а я вот она, вся на виду! - она засмеялась.
- А? Хм… - князь обдумывал происшествие, открывавшееся с неожиданно интересной стороны. Досада уже улетучилась. - Ладно. Быть по сему!
Немного позже, когда они уже насытились друг другом и отдыхали, князь Василько вдруг сказал:
- Думаю я отправиться в гости к батюшке твоему, Мариша. Много вопросов накопилось, кои бы обсудить надобно.
- Ну? - Мария открыла глаза, привстала на локте - И когда?
- Да вот на Рождество бы и съездить. Поедешь со мной?
- С тобой, муж мой, не то что к родному батюшке - хоть в пекло!
Посмеялись.
- Вот только как хозяйство оставить, Василько?
- Хозяйство… Плоха та хозяйка, которая ни на миг без пригляду хозяйство своё оставить не может, - поддел жену князь Василько.
- Плоха-а?! - возмутилась Мария. - Которая тогда хороша? Которая спит до обеда, а свиньи по столам бродят?
- Нет, Мариша. У хорошей хозяйки так всё налажено, что как бы само вертится, ей только малость подправлять приходится кое-что.
- А, так вот оно что значит, настоящая-то хозяйка! - насмешливо протянула Мария.
Посмеялись.
- Да нет, Мариша. Это просто хорошая хозяйка если. А настоящий хозяин…
Князь Василько помолчал, обдумывая мысль.
- Так что есть настоящий хозяин? - спросила Мария, уже без смеха.
- А настоящий хозяин вот каков - самого уже на свете нету, а дело его живёт. Вот так вот, Мариша.
…
Князь Михаил Черниговский был задумчив. На столе перед ним стояли всевозможные яства - князь любил покушать с размахом - но сегодня он жевал, даже не чувствуя вкуса еды.
- Да что тревожит-то тебя так, батюшка? - не выдержала княгиня, наблюдая за ним.
- Помолчи, мать, - Михаил потянулся было к стеклянному графину венецианского стекла, внутри которого рубиново рдело греческое вино, но раздумал. Сейчас как никогда нужна трезвая голова. - Новгородский стол многие занять ладятся.
- В народе недаром бают: "На двух лавках одним задом не усидишь" - вновь подала голос княгиня Черниговская.
- Не усидишь, бают? - ухмыльнулся Михаил - А вот увидим. Ростислав!
- Да, тато, - откликнулся отрок.
- Хочешь быть князем в Господине Великом Новгороде?
- Ну? - недоверчиво переспросил Ростислав - В самом Новгороде?
- Собирайся! - Михаил тряхнул головой, твердея, принимая решение. - Завтра поутру и поедем. Время не терпит, а до Новгорода путь неблизок.
Князь Михаил Всеволодович встал из-за стола.
- Ишь ты, "не усиди-ишь…" - передразнил он княгиню. - Надобно нам усидеть, мать. И на Новгородском престоле, и на Киевском. И Чернигов при этом за собой оставить, вот так. Надобно начинать собирать воедино русскую землю.
…
- …Ну и хват твой батюшка, ох и хват! - засмеялся князь Василько, читая. - На ходу подмётки режет!
Перед ростовским князем лежал придавленный медной чернильницей пергаментный свиток, сплошь испещрённый мелкими буквами - вести из Чернигова, только что доставленные очередным гонцом.
- Что там, Василько? - Мария заглянула к мужу через стол. - Что пишут-то?
- Князь Михаил Всеволодович великое дело провернул - поставил на княжение в Новгороде своего сына Ростислава свет Михалыча.
- Ростишу? - изумилась Мария. - Да он сопли токмо научился вытирать!
- А вот уже князь Новгородский, - снова засмеялся Василько. - Олега Курского, и других князей обставил батя твой, ладно… Но как ему вече-то новгородское охмурить удалось?
- Батюшка мой вообще сроду удачлив, - улыбнулась Мария не без гордости. - Я же помню, как мы в Чернигов въезжали, когда батюшка Олега Курского вышиб со княжения черниговского. А до того помню, как он на рать уходил, на ту страшную сечу на Калке-реке. Ох, мать ревела тогда вослед!
- Сколько годов-то было тебе тогда?
- Десять. - улыбнулась Мария. - А Феодулии одиннадцать. Помню, как радовались мы, что батюшка жив-невредим домой вернулся.
- Да, страшное было дело… Какие люди погибли тогда, какие витязи, герои земли русской!
Князь Василько вздохнул, сворачивая свиток.
- Я ведь тоже тогда на Калку ходил, Мариша, с войском ростовским. Да не дошёл малость, не успел… Тем и жив, чаю. Малолетка же был сопливый, тринадцать годов всего!
Мария смотрела на мужа во все глаза, чувствуя, как по коже пробирает мороз. Перед внутренним взором встало страшное видение - Василько, разрубленный напополам вражеским мечом, лежит в степи среди множества таких же тел, и здоровенный чёрный ворон выклёвывает ему глаза…
- Ты чего, Мариша? - спросил князь. Вместо ответа Мария порывисто обняла мужа, прижалась что есть силы.
- Не хочу… Нет, не хочу…
- Ну чего ты, чего? - Василько гладил жену, успокаивая. - Ведь живой я, вот он!
Мария посмотрела мужу в глаза.
- Ты знай, Василько. Знай наперёд. Без тебя я жить на свете не буду.
Василько слабо улыбнулся.
- Да минует нас чаша сия!
…
- Едут, едут!
Звон колокольчиков нарастал, множился, и вот в распахнутые настежь ворота влетели первые сани, окружённые ростовской конной стражей. Тройка птицей подлетела к высокому крыльцу, убранному богатым ковром, развернувшись, встала.
Мария оглядывалась на родное крыльцо, и вдруг показалось ей на миг, что и не уезжала она никуда. Что ещё ничего не было.
- Ты чего, Мариша? - князь Василько глядел на жену, улыбаясь.
- Прости, Василько, - виновато улыбнулась в ответ Мария.
- Сомлела малость девка, - заключил князь Михаил, уже спустившийся навстречу с крыльца: с родным затем и дочкой можно было и без церемоний обойтись. - Ну, здравствуй, зятёк!
Князья обнялись, похлопали друг друга по спине.
- Здравствуй, Маришка, - обратился Михаил к Марии. - А ну-ка…
Он оглядел дочь, похлопал по заметно округлившемуся заду.
- Да ты растёшь, доча! Видать, добрые корма у вас там в Ростове!
- Ну тато! - покраснела Мария, и мужчины разом засмеялись.
- Здравствуй, Мария. - подошла и княгиня Черниговская.
- Здравствуй, мама!
И вдруг Мария почувствовала, как её затопляет детская, щенячья радость. Перед ней уже стояла Феодулия, на этот раз не ставшая опускать глаза долу, и глаза эти лучились мягким светом.
- Здравствуй, Мариша.
- Филя! - Мария со всей силой обняла сестру. - Как я по тебе соскучилась, Филя!
- Ну, а меня и не признаешь, я чаю, Мария свет Михайловна? - ближний боярин Фёдор, недавний ещё учитель и наставник сестёр, улыбался во всю ширь, так что борода разъехалась.
- Ох, дядько Фёдор! - Мария кинулась к нему, прижалась. Словно спохватившись, отступила на шаг, приветственно поклонилась слегка, опустив очи долу. - Привет тебе великий, славный боярин Феодор Олексович. По здорову ли?
- Во, сразу видать настоящую великую княгиню! - засмеялся боярин Фёдор, и Мария рассмеялась в ответ, и князья Михаил с Васильком тоже. - Здрава будь, великая княгиня! - боярин тоже отвесил церемонный поклон.
- Проходите, проходите в дом! - уже приглашал князь Михаил - Чего на дворе-то стоять, мёрзнуть!
…
- … Вот такие у нас тут дела творятся, зятёк. Нестроения с каждым днём всё больше и больше, и конца-края сему не видно!
В красной горнице, украшенной по случаю приезда гостей рушниками, народу было немного - князья Михаил Всеволодович и Василько Константинович, ближний боярин Михаила Фёдор Олексович, оставленный для совета, княгиня Черниговская, да сёстры Мария с Феодулией. Все остальные сопровождающие и встречающие уже рассосались - кто в баню пошёл, кто на постой устраиваться, а кто домой. Слуг же было не видно - князь Михаил не любил, когда во время важного разговора слуги сновали туда-сюда, сбивая с хода мыслей.
Василько Константинович сидел, глубоко задумавшись.
- Верно ли я понял, что немцы ладятся всю Полоцкую Русь занять?
- Полоцкую… - хмыкнул Михаил. - Да ежели б только Полоцкую! Они и на Псков с Новгородом зарятся! Сейчас их Литва покуда держит. В одиночку держит князь Миндовг Литовский их, и нет ему подмоги ниоткуда.
Князь Михаил засопел от переживания.
- Вот бы сейчас самое время помочь литвинам. Собрать мощное войско, да ударить в спину крестоносцам, чтоб не вылезли из чащоб Жемайтии. А потом сразу двинуть на Ригу, покуда лёд на море стоит. Когда по весне прибудет немцам помощь, город Рига уж русским будет… А там и Юрьев с Колыванью вернём!
- По твоему бы слову всё было, княже, так и Пруссию бы заняли, - вмешался боярин Фёдор.
- Так и надобно сделать! - стукнул кулаком по столу Михаил. - Время уходит, немцы укрепляются, давят славян повсюду в землях завоёванных. Они же кроме себя никого за людей не считают! Ты посмотри, что они в полабских землях делают! Полста лет всего, как заняли Полабье, а уж бодричей да лютичей по пальцам перечесть можно! Грабят их нещадно, в рабство беспросветное обратили. Зерно оставляют токмо для посева, а коли сеять отказываешься - на костёр живьём, со всей семьёй… Скотину забирают, жёнок насилуют, детей у родителей отнимают и продают, как скот! И в Пруссии те же порядки завели! А мы, русичи, да поляки с чехами токмо улыбаемся блаженно, глядя на бесчинства немецкие, да в гузне почёсываем! Хватимся когда, поздно будет!
- Хороший немец - мёртвый немец… - подал голос боярин Фёдор.
- Истинно! Истинно так! - князь Михаил снова стукнул кулаком по столу. - Как они себя ведут, так и с ними поступать надобно! И пленных не брать!
- Разгорячился ты, отец, - подала голос княгиня Черниговская. - Нету немцев-то здесь, за столом, успокойся!
Все засмеялись, и князь Михаил перевёл дух.
- Правда твоя, мать. Нет смысла в сотрясании воздуха беспредметном, изжогу токмо наживать.
Князь Михаил долил в чаши себе, боярину и гостю. Собственно деловой разговор он собирался начать завтра, на свежую голову.
- Ну, здравы будьте, дети мои!
Выпили. Князь Василько, впрочем, скорее пригубил - не очень любил это дело. Зато князь Михаил уже заметно охмелел.
- Ну, а когда я дождусь-таки, дети мои?
- Чего, тятя? - по-свойски спросил Василько.
- То есть как чего? Внуков, конечно!
Разом смолк разговор за столом.
- Выпил ты, господин мой, - мягко осадила Михаила супруга.
- Чего выпил? Ничего ещё не выпил! - Михаил потянулся к кувшину.
- Выпил ты, княже, - уже с нажимом произнесла княгиня Черниговская.
- А? Да ну… Ну да… - туго соображал Михаил. - Так на чём мы остановились-то, Василько Константинович?
- Ты бронницу свою показать мне хотел, - напомнил Василько.
- А! Точно… - Михаил Всеволодович тяжело полез из-за стола. - Пойдём, зятёк, покажу чего… Мне тут самострелы немецкие прислали, страшное дело! На пятьсот шагов, почитай, железную стрелу мечут! Вон Фёдор всё расскажет… Айда с нами, Фёдор, твоя голова сейчас нужнее золота…
…
- …Вот так мы и живём с Васильком моим, Филя.
Сёстры сидели в светёлке, где совсем ничего не изменилось. И Марии опять почудилось, что ничего и не было - ни свадьбы, ни князя Василько… Не было этих двух лет. И так страшно вдруг стало ей…
- Ты счастлива, Мариша? - тихо спросила Феодулия.
- Счастлива, - твёрдо ответила Мария. - Так счастлива, что и представить невозможно. Вот токмо…
Она замолчала, колеблясь, но сестра внимательно ждала продолжения.
- Батюшка за столом в самую точку попал, Филя. Два года уж, почитай, живём, а всё праздная я хожу…
- Как часто живёте-то? - спросила Феодулия. Без насмешки спросила, и даже без любопытства - как лекарь спросила, уточняя. Мария покосилась на неё: надо ли говорить?
- Почти каждую ночь, кроме мокрых дней моих, - призналась она вдруг сестре. - А первые месяц-два и вовсе, почитай, не слазил с меня мой Василько…
Ляпнула и устыдилась. Ну кто же про такое говорит? Дура и есть дура…
- Плохо дело, - опять без тени насмешки произнесла Феодулия. - Но не отчаивайся, сестрица. Мне вот маменька сказывала, поначалу у них с батюшкой тоже долго детей не было. Но молились они крепко, и вымолили у Господа нашего меня вот, а там и ты народилась…
- Да и молюсь я тоже! - возразила Мария.
- Значит, не так что-то. Вот что, Мариша… Отныне я за тебя каждый день молиться стану, чтобы понесла ты. Утром буду молиться и вечером…
- Спасибо тебе, Филя! - Мария обняла сестру, чмокнула в щёку. - Ты самая лучшая у меня, правда!
- Так-таки и самая? - улыбнулась Феодулия.
- Ну после Василька моего, конечно!
…
- …А может, погостили бы ещё пару деньков-то, а? Феодулия вон с Марией, небось, никак не наговорятся.
В парадной горнице княжеского терема сегодня было светло, как днём - князь Михаил распорядился не жалеть свечей для своего любимого зятя. Ещё бы не любимого! Князь Михаил был очень доволен, решив важнейший государственный вопрос о немедленной поставке из Ростова куньих шкурок [шкурки куниц имели в Древней Руси статус валюты, наравне с серебром, и даже имелся серебряный эквивалент этой шкурке - "куна"]. В лесах вокруг Ростова куниц было полным-полно, а вот вокруг Чернигова эти зверьки уже почти перевелись, из-за неумеренного истребления.
- Да я бы, может, и не прочь, - улыбнулся князь Василько. - Хорошо в гостях! Ешь, пей, и никаких тебе забот!
Посмеялись.
- Ну ладно, - князь Михаил потянулся к кувшину с вином, налил гостю, затем себе. - Дело есть дело, как не понять. Железо тебе я после Крещения отправлю, и пергамент твой тем же обозом доставят. Да не забуду, не беспокойся…
Мария сегодня сидела за столом чуть поодаль от мужа, чтобы не мешать мужской деловой беседе, и совсем рядом с сестрой, что позволяло им разговаривать вполголоса, не отвлекая всё тех же мужчин.
- Сон я видела, Мариша, - Феодулия глядела на сестру из-под ресниц. - Про вас с Васильком.
- Ну? - Мария спохватилась, пригасила голос. - Что за сон-то?
- Явился будто мне ангел небесный, и сообщил: как освятят храм новый в Ростове городе, так и понесёт княгиня Ростовская.
- Так и сказал?
- Так и сказал, - чуть улыбнулась Феодулия.
- А ещё что?
- А прочее не про тебя, - сестра улыбнулась заметнее.
- Да верно ли?
- Ну, Маришка! - Феодулия засмеялась наконец в голос. - Мне не веришь, ладно. Но ангелу небесному не верить можно ли?
- О чём там стрекочут да хохочут девки-бабы? - подал голос князь Михаил, уже заметно охмелевший.