Двигатели замолчали, вибрация и стук прекратились, но лодка, не слушаясь руля, продолжала по инерции быстро идти вперед, приближаясь к тонущему судну.
- Механик! В чем дело? - крикнул Ольштынский.
- Рули и винты заклинило. В седьмом отсеке фильтрация корпуса. Видимо, на мину напоролись.
- Товарищ командир! Глубина всего двадцать метров… - доложил штурман.
И будто в подтверждение его слов, под днищем сначала слабо, потом сильнее и сильнее что-то заскрежетало, точно кто-то царапал корпус гигантскими когтями. Наконец лодка остановилась, накренившись на борт. Сверху сквозь толщу воды доносился глухой шум. Слева ухнуло несколько взрывов. "Щ-17" подбросило так, что люди еле устояли на ногах.
- Товарищ командир! Бомбы, очевидно, бросает самолет. Шума винтов сторожевиков нет, - доложил акустик. - До транспорта пятьдесят метров.
- Штурман! Глубина у транспорта? - Ольштынский повернулся к замполиту. - Сходи взгляни, что там у механиков.
- Глубина по карте десять - двенадцать метров!
- Осмотреться в отсеках! - раздалась команда.
Торпеды угодили судну в носовую часть. Оно почти полностью ушло носом в воду. Над поверхностью возвышалась похожая на гигантскую краюху черного хлеба корма, на которой белела надпись: "Герман Геринг", а несколько ниже порт приписки: "Гамбург". Медленно продолжали вращаться щербатые лопасти винтов. Сорванные с походных креплений грузовые стрелы, обрывая такелаж, раскачивались из стороны в сторону. Правый борт захлестывали волны. По наклонившейся палубе в воду сыпались какие-то ящики, бочки и обломки. К небу поднимался столб черного дыма. Надстройки закрыли облака пара. Несколько человек пытались спустить шлюпки, но шлюпки взрывами выбросило из кильблоков, и они, свисая с бортов, раскачивались, как огромные рыбины.
Из порта к транспорту торопились сторожевики и катера. Над ним большими кругами летал самолет.
Весь личный состав "Щ-17" собрался во втором отсеке. Моряки разместились вдоль бортов на рундучках, подвесных койках, везде, где можно втиснуться, сесть. Ольштынский не собирался ничего скрывать от экипажа: у всех на кораблях независимо от звания и должности судьба одинаковая, а на подводной лодке - тем более. От одного человека зависит порой жизнь всей команды. Поэтому и надо, считал он, чтобы каждый четко и ясно представлял себе, что его ждет, как надо действовать дальше, что требуется именно от него в данной конкретной обстановке.
- Товарищи… - Ольштынский обвел взглядом замерших в напряжении моряков. - Положение у нас, прямо скажем, не ахти. Лодка не имеет хода. Инженер-механик затрудняется сказать, как велики и серьезны повреждения. Да и трудно это сделать, не осмотрев корпус снаружи, а возможности такой пока нет. Противник нас пока не обнаружил, иначе давно бы забросал бомбами. Порт стоит в устье реки, которая выносит в море массу ила, вода здесь мутная, особенно сейчас: накануне шли дожди. Это спасает нас от авиации. Охотники также не нащупали лодку - мы соблюдаем полную тишину. Но есть другой враг. Вы уже ощущаете его. Это кислородное голодание. Нам потребуется вся наша выдержка и сила воли. Задача номер один - экономия сил до тех пор, пока не стемнеет. Как только немного затихнет там, - он поднял палец, - и стемнеет, попытаемся всплыть и решим, как поступить дальше. У меня все.
Наступила тишина.
Ольштынский пытался представить, о чем могли сейчас думать люди в этой стальной неподвижной коробке, отрезанные от всего мира толщей воды, за сотни миль от своих. Он знал: команда безгранично верит ему, командиру, надеется, что он найдет выход из этого почти безнадежного положения. Сумеет ли он оправдать их доверие, хватит ли опыта, знаний, наконец, сил?..
- Разрешите, товарищ командир, - поднялся боцман. Вытер ладонью пот со лба и хрипловато сказал: - Мы ведь вроде пехоты на берегу в окружении и даже хуже. А уж отсюда - сдаваться или прорываться. Первому нас не учили, да и не умеем. Остается прорыв. Так я говорю? А?
Моряки одобрительно загудели.
- Тише, тише. Помните надписи на телефонах. - Боцман погрозил заскорузлым пальцем. - Враг подслушивает. Так вот я и говорю, разводить эти самые, как их, антимонии не след. Посему - действуйте, командир, как положено. Так или нет?
- Так, так! - зашумели вокруг.
- У меня все. - Боцман сел.
- Других нет предложений? Ну, если все ясно, тогда по местам и помните: экономить силы и кислород. - Командир расстегнул ворот кителя и провел ладонью по горлу. - Как можно меньше движений.
Ольштынский, войдя в свою полутемную каюту, не заметил, что у него замполит. Он сначала подумал, что это Ирма, но она сидела, прислонившись спиной к переборке и запрокинув голову. А лицо Долматова белело прямо перед ним. Было заметно, что замполиту плохо. Глаза его были затуманены, на лбу испарина, губы высохли и потрескались.
- Что, Николай Николаевич, худо? - Капитан-лейтенант пригладил рукой волосы.
- Да уж не как в Кисловодске. Но терплю.
- Потерпи, осталось недолго. Я сейчас был у штурмана. Он проверил график освещенности. Наверху уже темно. Минут через пятнадцать - двадцать будем всплывать. А пока пойдем к акустикам, узнаем обстановку.
Офицеры вошли в кают-компанию, где в уголке примостился старшина-акустик.
- Как там? Что творится на белом свете? - спросил капитан-лейтенант.
- Сейчас полный порядок, товарищ командир. Тихо. Я здесь, - акустик показал на исчерченный какими-то знаками лист бумаги, - веду учет, сколько судов подходило к транспорту и уходило. Получается: там теперь пусто - все в порту. На "утопленнике" спокойно, не слышно звуков. Очевидно, работы прекратили до утра, а людей свезли на берег.
- А охотники в засаде не затаились? Лежат в дрейфе и ждут, не вынырнем ли?
- Исключено. Смотрите: четыре подходило - у них шум винтов особый, ни с каким другим судном не спутаешь, - и четыре ушло. Точно говорю, никого нет, - убеждал старшина.
- Тогда начнем всплывать потихонечку.
Через несколько минут лодка плавно, словно ощупью, пошла вверх и бесшумно всплыла. Вокруг была плотная и упругая тишина. Еле-еле накрапывал дождь, капли падали мягко и неслышно. Прямо по носу в каких-нибудь пятидесяти метрах сквозь мрак проступала громада транспорта. Вся носовая часть по первую надстройку скрывалась под водой, лишь полуют и округлая корма возвышались над поверхностью. В воздухе плавал резкий запах нефти, разлившейся из цистерн при попадании торпед.
- Вот какая ситуация. Ощущаешь? - Командир поправил съехавшую на затылок пилотку. - Прежде всего хорошо проветрить отсеки, людей по возможности наверх. Отправить на судно толковых ребят, пусть выяснят обстановку и доложат. А механикам пока осмотреть винты.
Быстро вытащили и надули последнюю оставшуюся на "Щ-17" резиновую лодку. Старшина и матрос, захватив бросательный линь, один конец которого привязали к тумбе носового орудия, погребли к транспорту. На корме подводной лодки возились легководолазы.
На мостике воцарилось молчание. Время текло медленно. Командир бросил взгляд на часы. Прошло всего двенадцать минут, а казалось - не менее получаса. Наконец старшина, перебирая руками бросательный конец, подогнал лодку к "Щ-17". Доложил: судно нагружено оружием и продовольствием. На нем никого нет. Из груза сохранилось только то, что было размещено наверху. Трюмы, машинное и котельное отделение затоплены полностью.
После короткого совещания решили завести на транспорт трос, закрепить его на чугунные кнехты и шпилем подтянуть лодку под корму транспорта. Подтянули и ошвартовали. Командир и замполит перелезли на транспорт. Палуба его круто уходила вниз и вправо. Вероятно, река вымыла в устье глубокую яму, куда и опустился, врезавшись в песок, нос поврежденного парохода.
На транспорт поднялся и инженер-механик. Скользя по измазанной соляром палубе, он подошел к командиру.
- Винты и рули осмотрели, - начал он. - Дело дрянь, хуже не придумаешь. Своими силами отремонтировать нельзя. Лопасти винтов срезало, как бритвой, одни ступицы остались. Рули заклинило, валы погнуты. Удивляюсь, как выдержали корпус и уплотнения. По идее седьмой отсек должен быть затоплен. Будем считать, что нам крупно повезло.
- Да-а, действительно крупно повезло. Так и тянет покойницкой от такого везения. Положение хуже губернаторского. Впрочем, выход как будто есть: лодку затопить, спустить шлюпки транспорта, погрузить в них людей, оружие - и на берег. Это, пожалуй, единственный шанс…
- Товарищ командир, - крикнул акустик, - со стороны порта идет небольшое судно, скорее всего, буксир. Приближается медленно.
- А ну, живо лишних вниз и приготовиться к срочному погружению! Пять человек с автоматами ко мне. Быстрее. Комиссар, бери людей, прячься в рубке и по ходу дела разберешься, что и как. Но прошу поосторожнее. Без надобности не встревай. Если все обойдется, постучишь по борту транспорта, мы услышим и всплывем.
- Может, Ирму оставить с нами? Ведь я в немецком не ферштейню.
Мгновение подумав, командир отрицательно мотнул головой:
- Не стоит по мелочам ставить ее под удар. У нее есть какое-то задание. Понадобится допрашивать фрицев - сделаем это попозже. Ну, действуй.
Замполит, штурман и пять моряков спрятались в кормовой надстройке. Тут располагалась кладовая шхиперского имущества - терпко пахло краской, смоляными канатами, там и сям валялись бухты тросов, тюки ветоши, бидоны и банки, в углу были навалены пробковые спасательные нагрудники.
"Щука" медленно, почти беззвучно исчезла с поверхности, словно растворилась среди кипения пузырьков воздуха в маслянистой воде.
Через стекло иллюминатора кладовки подводникам было видно, как к накренившемуся "Герману Герингу" подошел портовый буксир. За его кормой забурлила вода - гася инерцию, дали задний ход. Затем буксир приткнулся к корме судна, зашипел паром и замер. Какой-то человек, перемахнув через леера, спрыгнул на судно и закрепил швартов; потом еще один, более плотный и высокий, тяжело перелез через фальшборт, огляделся и, косолапо расставляя ноги, направился прямо к двери надстройки, где прятались подводники. Не доходя метров трех, остановился, обернулся и что-то крикнул.
Долматов в темноте нащупал плечо штурмана и сказал на ухо:
- Если войдет, сразу хватайте и втягивайте внутрь. Не давайте кричать.
- Понял, товарищ старший лейтенант. - Штурман придвинулся к полуоткрытой двери и о чем-то зашептался со стоящими по обе ее стороны матросами.
Мужчина на палубе, не дождавшись ответа, махнул рукой и не спеша пошел к двери. У самого входа замешкался, споткнувшись о комингс, затем, тяжело сопя, протиснулся внутрь.
Несколько пар рук крепко схватили его, в то же мгновение в рот запихнули кусок ветоши и прижали к стенке кладовой. Долматов включил карманный фонарик. Луч осветил круглое, окаймленное седой короткой и курчавой бородкой лицо, выпученные светло-голубые глаза. Широко раздувались ноздри коротковатого, немного курносого носа. Морская фуражка слетела во время схватки, обнажив седую голову. Было видно, что это не немец.
- Освободите ему рот. Да будьте наготове. Пикнет - прикладом по черепу. - Старший лейтенант нагнулся к самому лицу моряка. - Кто вы и сколько людей на буксире? Да без шума - успокоим навсегда.
Человек облизал губы и с сильным акцентом произнес:
- Боцман я на буксире. Латыш. Там девять человек.
- Немцы есть?
- Два эсэсовца. У шкипера сидят в салоне.
- Зачем пришли и кто послал?
- Приказ портовых властей организовать охрану и выставить огни. Транспорт мешает: затоплен на фарватере, а завтра ожидается выход из порта нескольких судов. Руки-то отпустите, больно. - Мужчина шевельнул сильными плечами.
- Спокойно. И ни звука! Мы шутить не намерены. Надеюсь, поняли, кто мы?
- По форме наши, только странно, откуда вы тут взялись…
- Ну, это еще как сказать, ваши или не ваши, а откуда взялись - не важно. Кто второй, который сошел вместе с вами, маленький, худощавый?
- Матрос. Мой племянник, надежный парень. Он свой.
- Посмотрим. Позовите его сюда, да предупреждаю - без фокусов. Нам терять нечего.
- Сейчас, сейчас. Но не трогайте его, умоляю вас. Он совсем мальчишка, сын сестры, сирота. Мать умерла, а отец на фронте - давно никаких известий.
- Ладно, зовите, не тронем. Боцмана подтащили к двери.
- Юрген! - крикнул он. - Юрген, иди-ка сюда!
- Иду. Я тут в каких-то тросах запутался, да и скользко, как на катке.
У борта раздалась возня. Послышалось какое-то восклицание, и к кладовке из темноты шагнула маленькая фигурка.
- Где вы, дядя Ян?
- Здесь, в шхиперской.
Матрос сунул голову в кладовку. Двое моряков втащили его внутрь. Долматов зажег фонарик.
- Тихо, милый, тихо. Мы советские.
- Вы советские?! Наши?
- Ваши, ваши. Но веди себя спокойненько. Сколько человек на буксире? - Замполит перевел взгляд на боцмана: - А ты молчи.
- Семь.
- Ого! - Старший лейтенант повернулся к боцману: - Ты же говорил, что девять.
- С нами девять, - разъяснил боцман. - Там пятеро и два немца из СС. У капитана сидят.
- Вот это уже вернее.
- Дядя сказал правду. Я нас не считал, мы же не на буксире.
- Не врем, поверьте, - хрипло произнес боцман. - Капитан, два немца, трое в машине и один рулевой.
- Что за человек капитан?
- Сволочь, каких мало. Прихвостень гитлеровский из прибалтийских немцев, но жил здесь еще до войны. При Советской власти в мореходку поступил. Когда пришли фашисты, в первый же день нацепил свастику, негодяй.
- А остальные? Такие же?
- Как вам сказать? Рулевой малый порядочный, за него ручаюсь. Механик - дрянь, под стать шкиперу, если не хлеще, брат его в полиции начальником. Да и сам он мразь. А машинистов прислали два дня назад из комендатуры - мы их совсем не знаем, они не местные.
- Добро. - Долматов высунулся в дверь и огляделся.
Вокруг тихо. Казалось, стало светлее, но, скорее всего, от того, что прекратился дождь.
- Ну-ка, ребята, племянника свяжите. Дядя пойдет с нами. Смотри, боцман, мы люди серьезные. Предашь - не заржавеет. Одного оставляем здесь, остальные со мной. Сначала к рулевому, затем к капитану. Все понятно?
- Рулевой, вероятно, в кубрик спустился. Что ему в рубке делать? Стоять-то должны до утра, а то и дольше. Лучше сперва пойдем к шкиперу.
- Ладно, веди к нему.
Впереди с двумя моряками по сторонам шел боцман, за ними замполит и штурман, замыкали два автоматчика. Перемахнув через леера, соскочили на палубу буксира.
- Теперь направо. - Боцман указал на овальную дверь в надстройке. - Там тамбур и за ним каюта шкипера. Против двери стол и диван. Дверь открывается на себя. Немцы сильно вооружены.
Долматов и штурман, держа пистолеты наготове, протиснулись в узкий коридорчик, еле-еле освещенный синей лампочкой. Остановились у небольшой двери, из-за которой доносились голоса. Говорили по-немецки. Кто-то громко смеялся.
Старший лейтенант взялся за ручку и резко распахнул дверь.
- Хенде хох! - крикнул он и прыгнул вперед, давая возможность войти остальным.
В просторной каюте, залитой льющимся из матового плафона на подволоке светом, за уставленным тарелками с закусками столом сидели трое: два солдата-эсэсовца в распахнутых мундирах и человек в белой рубашке и черном галстуке. В воздухе слоями плавал синий табачный дым. Справа на низком столике лежали два "шмайсера" и стальные каски с белыми "молниями" сбоку.
Долматов, не спуская глаз с оцепеневших от неожиданности врагов, загородил собой немецкие автоматы. Слева встал штурман. Следом ввалились матросы и боцман.
- Связать их, да покрепче, и пусть боцман покажет какой-нибудь закуток, где этих гадов можно запереть. А вы, штурман, вызывайте лодку наверх. - Замполит вплотную подошел к капитану и стволом ТТ снизу под подбородок поднял его голову. - Ты, мразь продажная, мне в глаза посмотри да вспомни перед смертью, сколько из-за тебя людей наших замучено да расстреляно. Шлепнул бы прямо сейчас, ну да твое от тебя не уйдет.
- Я не виноват… Меня заставляли, - заскулил капитан.
- Убрать их.
Механика взяли легко, а вот машинисты оказались крепкими парнями. Дрались они умело и с остервенением. Пока не проломили им черепа и не оглушили, никак не давались. Когда свалили их, связанных, в угол крошечного кубрика, Долматов, утирая кровь с разбитого носа, зло фыркнул:
- Машинисты… Черта с два! Это настоящие диверсанты… Смотри, как драться-то насобачились.
Позднее капитан буксира, выторговывая себе жизнь, сообщил, что машинисты - люди начальника кайспилского гестапо оберштурмфюрера Вайса.
Когда "щука" всплыла, все офицеры собрались в каюте капитана буксира. Неожиданно с берега донесся какой-то грохот, раздалось несколько взрывов, беспорядочно затявкали зенитки, в небе стали лопаться разрывы.
- Что там происходит? - спросил командир у стоящего в дверях боцмана.
- Воздушный налет. Почти каждую ночь прилетают наши и бомбят вокзал, склады, казармы и порт. Иногда это длится до утра, но чаще часа два-три.
Офицеры вышли на мостик. В порту разгоралось малиновое зарево пожаров. Разноцветные трассы прочерчивали небо. В вышине висело несколько осветительных бомб - "люстр".
- Взгляните чуть-чуть левее. - Боцман поднял руку. - У немцев там большое нефтехранилище на самом краю левого пирса. Баки хорошо замаскированы, они в стороне от причалов, и бомбы туда не падают. Четыре дня назад разгрузились два танкера - цистерны полны под завязку.
Командир посмотрел туда, куда указывал боцман, и задумался: "А что, если?.. Может получиться очень лихо. Лодка развернута носом к берегу. Большинство команды пересадить на буксир, оставив на "Щ-17" лишь тех, кто необходим. Затем ударить из торпедных аппаратов по нефтескладу на пирсе. Он у самого уреза воды - достать труда не представляет. Взрывы торпед среди общего переполоха примут за удары авиабомб. После чего "щуку" затопить, а на буксире уйти подальше, высадиться на берег и прорываться к своим. Другой такой случай вряд ли представится".
- Ну-ка, друзья-офицеры, прошу быстренько в каюту. Есть идея.
Командир коротко изложил свой план. Действовать решили немедленно. Уточнив детали, разошлись готовиться.
На лодку перевели связанных немцев, шкипера, механика и машинистов. Подводники тем временем вытащили и разбили находящиеся на транспорте ящики с автоматами, гранатами и боезапасом. Перенесли их и продовольствие на буксир. Забрали с лодки документы, все необходимое. Наконец все было готово. Еще раз уточнив место нефтескладов, командир с помощью буксира навел нос лодки на них и дал команду. Две торпеды разом выскользнули из аппаратов и понеслись к берегу. У берега вскинулись в небо огромные сполохи взрывов, взметнулись языки пламени, которые слились в сплошное оранжевое зарево. Стало так светло, что можно было различить отдельные строения в порту.
Моряки, производившие залп, открыли клапана вентиляции цистерн главного балласта и покинули лодку. Через несколько минут она исчезла под водой - на поверхности забурлили воздушные пузыри.