- Зачем же лошадь? "Потому что так нужно…"
- Хорошо, так как я уже почти начинаю привыкать действовать по твоему приказанию, как какой-нибудь автомат. Но я прощу тебе это все, когда женюсь на Концепчьоне.
"Если только я не умру, ты непременно женишься на ней".
- Тебе больше нечего сказать мне?
Сэр Вильяме утвердительно кивнул головой. Рокамболь взглянул на часы.
- Знаешь ли, - сказал он, - мне кажется, что отправляться в Монфокон средь бела дня не совсем безопасно… Не лучше ли идти вечером, часов в десять?
"Как хочешь".
Мнимый маркиз де Шамери отправился на Сюренскую улицу, взял здесь большую медную булавку, коробочку и, переодевшись в лакейскую ливрею, нанял извозчичий кабриолет и поехал в Монфокон.
Приехав в Монфокон, Рокамболь отыскал лошадь, околевшую от карбункула, и, воткнув в нее булавку, подержал несколько времени в трупе, а потом вынул и спрятал в коробочку.
Исполнив таким образом приказание сэра Вильямса, он доехал до площади Согласия, расплатился с извозчиком и, пройдя по бульвару Инвалидов, добрался до отеля Салландрера, не приметив того, что невдалеке от него стоял тряпичник, который был не кто иной, как Вантюр.
Пробыв несколько времени у Концепчьоны, Рокамболь поцеловал ее в лоб и ушел в сопровождении негра.
Переступая через садовую калитку, он споткнулся о тряпичника, лежавшего в канавке около калитки.
- Пьянчуга! - проговорил маркиз, переодетый в лакея.
Читатель, конечно, догадывается, что Рокамболь вошел в свою холостяцкую квартиру через ворота, противоположные тем, где стоял его экипаж, и что это-то обстоятельство несколько сбило с толку Вантюра.
Пробыв один час в мезонине своей квартиры, Рокамболь переоделся в свое обыкновенное платье и уехал в свой отель.
- Только один Вантюр беспокоит меня, - думал он, - а все остальное идет как по маслу.
А между тем он не подозревал, что этот самый Вантюр следил за ним шаг за шагом и только благодаря двойному выходу в доме на Сюренской улице сбился с дороги и не последовал за ним в его отель.
Когда Рокамболь проехал площадь Людовика VI и мост, внимание его было привлечено обстоятельством, которое, по-видимому, было ничтожно, но имело для него существенную важность.
Ночь была туманная, холодная и мрачная. На набережной царствовали пустота и безмолвие, но вдруг Рокамболю послышались отчаянные крики и смутный гул голосов, исходящих, казалось, из середины Сены. Он тотчас же приказал кучеру остановиться и стал внимательно прислушиваться.
Крик "помогите!" пробудил в нем много воспоминаний о его собственной жизни, начиная со смерти Гиньона в Буживале и кончая собственным его, Рокамболя, приключением на волнах Марны, куда его выбросили в мешке из окна.
- Помогите! - кричал ослабевший голос женщины. - Помогите!..
Рокамболю припомнилась вдруг Фипар, труп которой он считал попавшим в невод Сен-Клу, и в то же время он услыхал шум голосов и весел, рассекавших воду.
- Полно, сударыня! - кричало несколько голосов. - Смелее! Подождите немножко… Мы уже близко.
Рокамболь выпрыгнул из экипажа, подбежал к перилам набережной и нагнулся к реке.
Мы уже сказали, что ночь была мрачная, но, несмотря на это, Рокамболю удалось разглядеть черную точку, бившуюся на поверхности воды; невдалеке от этой точки тяжело поднималась по течению какая-то другая масса, гораздо большая… То был ялик, спешивший на помощь утопающей женщине.
- Честное слово! - прошептал Рокамболь. - У меня до сих пор еще нет медали за спасение утопающих, а так как в настоящее время года холодная ванна нисколько не может повредить организму, то я и намерен получить эту почетную вещицу.
Сказав это, он быстро спустился к реке и проворно разделся.
- Не мешает иногда делать и добрые дела, чтобы обращать на себя внимание любопытных (полиции)… В случае если мне придется лишиться титула маркиза и попасть под суд присяжных, то мой адвокат может отлично пустить в дело эту медаль…
Бросившись затем вплавь, он успел схватить утопающую и поплыл с нею навстречу ялику.
Несколько минут спустя господин маркиз Альберт-Фридерик-Оноре де Шамери находился уже вместе со спасенной им женщиной на ялике, между двумя или тремя лодочниками, которые зажгли фонарь и рассматривали утопавшую и ее избавителя.
Женщина была молода и хороша собой; ее шелковое платье свидетельствовало, что не нищета, а безнадежная любовь вынудила ее искать убежища в смерти. С ней случилось то, что случается со многими самоубийцами. Когда холодная вода охватила ее с головы до пят, к ней воротилась горячая любовь к жизни, которая не далее как за минуту перед тем была ей в тягость.
- Не всякий рискнет выкупаться по вашему! - вскрикнул один из лодочников, между тем как его товарищи хлопотали около молодой женщины.
- Я исполнил только свой долг, - скромно ответил Рокамболь.
- Ну! Если вы называете это долгом, значит, вы честный человек.
Рокамболь невольно улыбнулся.
- А мы вот уже целую неделю вытаскиваем по ночам утопающих.
Рокамболь вздрогнул.
- В субботу мы вытащили старуху около моста, - продолжал лодочник.
- Уже мертвую?
- Нет - живую.
- Это, вы говорите, было у моста Пасси?
- В ночь с субботы на воскресенье, - продолжал лодочник, не замечая того, что Рокамболь переменился в лице при этих словах.
- Черт возьми, - думал он, - неужели я не задушил Фипар?.. Старуха… ночью… у моста Пасси… Да ведь, черт возьми, это, вероятно, она.
Затем, напустив на себя совершенно равнодушный вид, он проговорил:
- Может быть, ее заставила это сделать нищета…
- Уж, право, не знаю, - перебил лодочник. - Она рассказала нам целую историю; мы сделали ей складчину и дали ей денег нанять фиакр и воротиться домой…
- А! - проговорил Рокамболь, страшно побледнев. - Она, вероятно, жила очень далеко…
- Кажется, в Клиньянкуре.
Рокамболь чуть не посинел, но тусклый свет от фонаря не позволил лодочнику приметить все эти перемены в его лице.
- Друзья мои, - сказал Рокамболь, обращаясь к лодочникам после минутного молчания, - пожалуйста, пристаньте поскорей к берегу. Я оденусь, и потом мы отправим эту женщину домой.
Лодочники причалили.
Рокамболь сунул одному из лодочников в руку луидор и сказал:
- Помогите мне снести эту женщину.
Одевшись, он подошел к женщине и спросил ее, где она живет.
- На Прованской улице, - ответила она слабым голосом.
- Мой кучер отвезет вас, - продолжал Рокамболь, усаживая ее в экипаж, - если вы будете иметь во мне нужду, то, пожалуйста, обращайтесь ко мне без церемоний; я маркиз де Шамери и живу на Вернэльской улице.
- Ишь ты! - прошептали лодочники. - Парень-то, кажется, не гордый… Он выходит даже из своего экипажа, чтобы броситься в воду…
- Отвези эту даму, - распорядился между тем Рокамболь, - а я пойду пешком.
Молодая женщина рассыпалась перед ним в благодарностях, и купе уехал.
Оставшись один, Рокамболь несколько задумался.
- Я просто болван, - подумал он.
Воротившись в отель, где все уже спали глубоким сном, Рокамболь прошел прямо к сэру Вильямсу и разбудил его сильным толчком.
- Эй! - крикнул он. - Почтенный! Проснись-ка, дело спешное… Я нуждаюсь в твоей философии.
Эти слова окончательно разбудили сэра Вильямса и привели в сознание.
"В чем дело?" - написал он.
- Фипар жива, - ответил грубо Рокамболь. Сэр Вильямс так и подпрыгнул на постели.
- Понимаешь ли, - продолжал Рокамболь, - Фипар жива, она узнает меня, сколько бы я ни изменял свою оболочку. - И Рокамболь рассказал ему все, что произошло с ним в эту ночь.
- К тому же, - добавил он, - мы до сих пор еще не имеем известий о Вантюре.
Сэр Вильямс заметно нахмурился.
- Если Фипар увидится с Вантюром, тогда я положительно пропащий человек.
Сэр Вильяме вполне разделял опасения своего ученика, но, однако, он не растерялся и написал:
"Теперь дело не в Фипар; был ли ты в Монфоконе?"
- Был. "Отлично!"
- Но разве тебя не беспокоит, что Фипар жива? "Нет. Клиньянкур невелик; ты можешь найти свою
Фипар, когда тебе будет только угодно, и тогда постарайся задушить ее получше".
- Право, совет не дурен; я сейчас же отправлюсь в Клиньянкур.
"Нет, не теперь, а завтра ночью".
- Ты думаешь?
"Сегодня у нас есть другое дело".
- Правда?
"Булавка у тебя?"
- У меня.
"Ты уверен, что втыкал ее в тело лошади, издохшей от карбункула?"
- Уверен вполне.
"Ну так отправляйся теперь спать, а завтра поступай в конюхи к Шато-Мальи".
- Ну, а Фипар?
Сэр Вильямс пожал плечами и не удостоил Рокамболя ответом.
Как мы уже знаем, через несколько часов после этого Рокамболь вступил на должность конюха у герцога де Шато-Мальи, и Вантюр и он не узнали друг друга.
Приметив, что Вантюр волочит ногу, как сбежавший каторжник, Рокамболь решил, что ему необходимо дознаться, какая может быть этому причина.
Оставшись один в конюшне, он подошел к арабской лошади, любимице герцога, и уколол ее отравленной булавкой.
- Жаль убивать такое животное, - думал он. - Маркиз де Шамери охотно бы дал за него две тысячи экю!..
В эту же ночь Вантюр пробрался в квартиру Рокамболя и украл у него из книги документы герцога де Шато-Мальи.
"Не стоит будить теперь герцога, - думал он, возвратившись через час из своей ночной экспедиции в отель Шато-Мальи. - Я лучше завтра отдам ему эти бумаги, а теперь надо хорошенько обдумать, как мне захватить Рокамболя". Вантюр уже хотел идти спать, как вдруг увидал свет и услыхал говор в конюшне. Это странное обстоятельство возбудило в нем любопытство, и вместо того, чтобы идти в свою комнату, он отправился в конюшню. У стойла Ибрагима, любимой лошади герцога, стояли два конюха и берейтор. Бедное животное лежало на подстилке в ужасных мучениях; загородка стойла была обагрена кровавой пеной.
- Что с ней? - спросил Вантюр, подходя к конюхам.
- Не знаю, - ответил берейтор, - но она мучится так уже с пяти часов вечера… Его сиятельство уже несколько раз приходил навестить ее.
Вантюр наклонился к лошади и, осмотрев ее, вздрогнул.
- Лошадь эта не поправится, - проговорил он громко, - у нее карбункул и потому ее лучше убить.
Мы уже говорили, что правая нога кучера возбудила у Рокамболя некоторое подозрение.
- Нужно хорошенько присмотреть за этим молодцом, - подумал он. - Право, если бы он был несколько потолще… но нет… этого быть не может - у Вантюра огромный живот…
Однако это не успокоило Рокамболя. Вантюр гримировался так хорошо, что противник не узнал его… Но отчего же у англичанина была такая походка, как будто он провел десять лет в каторге, во Франции?
В полдень герцог де Шато-Мальи возвратился с прогулки и спросил себе завтрак; затем он прошел в кабинет и принялся читать письма. Между ними он нашел одно извещение нотариуса, требовавшее немедленного ответа. Герцог сел в кресло, написал письмо и приказал Цампе:
- Одеваться! Я сейчас еду…
И вслед за этим он оперся руками об ручки кресла, на котором сидел, и несколько приподнялся, но сейчас же опустился опять и болезненно вскрикнул:
- Что это значит, Цампа? Зачем здесь булавка?
И герцог указал Цампе на свою ладонь, на которой выступила капля крови.
Мы уже знаем, каким образом Вантюр похитил бумаги герцога де Шато-Мальи, а теперь посмотрим, что предпринял Рокамболь относительно вдовы Фипар и Вантюра.
Уколов булавкой лошадь и поранив ею руку герцога, он решил, что ему больше нечего делать у Шато-Мальи, и в силу этого спокойно ушел из конюшни и отправился на Сюренскую улицу, где и обратился вновь в маркиза де Шамери. "Мне больше нечего делать у Шато-Мальи, - думал он, - Цампа будет сообщать мне все новости".
Через час после этого господин маркиз был уже в своем отеле на Вернэльской улице.
Виконт и виконтесса д'Асмолль уехали в это утро в замок Го-Па вместе с герцогом де Салландрера, и в отеле де Шамери оставался теперь только один сэр Вильямс, к которому и поспешил Рокамболь. Слепой ждал его с большим нетерпением; он узнал уже его шаги на лестнице.
"Ну что?" - написал он, когда вошел Рокамболь.
- Все идет хорошо…
"Уколол лошадь?" - появилось на грифельной доске.
- И лошадь и герцога… Что теперь делать? "Отыскать Фипар и узнать, где Вантюр".
- Это не совсем-то легко…
"Переоденься в блузника и отправляйся бродить по Клиньянкуру… Там ты должен найти Фипар".
- Ну-с?
"Нужно действовать на нее кротостью, она может быть полезна нам…"
- Какой вздор! "Как знать?"
- Но как же ты хочешь, чтобы маркиз де Шамери рисковал быть узнанным теткою Фипар, бывшею кабатчицей в Менильмонтане?
Сэр Вильямс пожал плечами и написал дипломатический ответ: "Лучше отравить, чем задушить".
- Понимаю. А потом? "Отделаться от Цампы".
- Способ?
"Не знаю еще, но подумаю…"
- Потом?
"Отправиться в замок Го-Па вместе со своим старым матросом Вальтером Брайтом и возвратиться оттуда уже не иначе как мужем Концепчьоны".
- Ты думаешь?
"Пока я с тобой, пока я жив, ты будешь иметь во всем успех… Но когда меня не станет, все у тебя рухнет, как карточный домик".
Эта фраза должна бы была запечатлеться навсегда в памяти Рокамболя, но он не обратил на нее большого внимания.
- Нужно ли сейчас же отправиться в Клиньянкур? - спросил он.
"Теперь который час?"
- Три. "Слишком рано… Тряпичники выходят по ночам.
Ступай туда в семь часов".
На этом слепой окончил свою аудиенцию, и Рокамболь ушел.
Ровно в шесть с четвертью часов Рокамболь переоделся в настоящего парижского шалопая-блузника и в семь часов был уже в Клиньянкуре, резиденции всех тряпичников.
Узнав у одного мальчишки, где жила вдова Фипар, он прямо направился к ее домику. Но напрасно он стучался: дверь не отворялась.
- Тетки нет дома, - заметила ему проходившая в это время мимо него женщина.
- Где же она?
- Уехала еще вчера с каким-то мужчиной, который привез ей платье, башмаки и чепчик. Она разоделась, точно какая-нибудь герцогиня.
Рокамболь невольно вздрогнул.
- Каков собой был этот мужчина? - спросил он.
- Толстый, старый, лысый, в черном сюртуке.
- Это мой дядя! - вскрикнул Рокамболь и мысленно прибавил: "Это, должно быть, был Вантюр".
Затем словоохотливая барыня рассказала Рокамболю, что тетушка Фипар уехала в карете, извозчик которой назывался Мародером и стоит на Монмартре.
Этого указания было вполне достаточно для Рокамболя, который немедленно отправился на Монмартр и, отыскав там указанного извозчика, прикинулся агентом тайной полиции; благодаря этому маневру он узнал, куда переехала вдова Фипар.
- Вот как, - бормотал он, направляясь по указанному адресу. - Вы, госпожа Фипар, переехали теперь в Гро-Калью, на Церковную улицу, дом номер пять, и называетесь теперь Бризеду. Отлично, я вас сейчас же навещу.
Не прошло и четверти часа после этого, как он уже был у госпожи Фипар.
Войдя в ее квартиру, Рокамболь разыграл из себя такого нежного сынка, что старуха не утерпела и простила ему все. Блистательный маркиз не погнушался обнять ее и нежно поцеловать, пообещав ей купить каменный дом.
Когда таким образом мир был вполне восстановлен и старуха Фипар окончательно расположилась в пользу своего ненаглядного Рокамбольчика, он ловко выспросил у нее все относительно Вантюра. Убедившись с ее слов, что он не ошибся, подозревая в кучере Шато-Мальи Вантюра, он смекнул сейчас же, что Вантюр, вероятно, распечатал письмо графини Артовой к герцогу де Салландрера.
- Ну, мамаша, укладывайся, - сказал он громко. - Едем!
- Куда?
- В твой собственный дом, и акт на него я тебе передам прямо в руки.
- Не врешь?
- Честное слово твоего милого Рокамбольчика.
- Но… Вантюр?
- Не говори ему, что ты виделась со мной, вот и все…
- Ладно…
- Прощай, мамаша! На тебе в задаток, - переменил решение он и бросил старухе на кровать билет в пятьсот франков.
Простившись с Фипар, Рокамболь вернулся домой и, к своему великому ужасу, убедился, что у него украдены документы графа де Шато-Мальи.
- Теперь уже два часа ночи, - пробормотал он. - Есть надежда, что герцог уже лег спать, а потому, вероятно, разбойник не успел еще передать их ему… Надо скорей бежать в отель де Шато-Мальи.
Переодевшись немедленно в платье конюха, он отправился опять в отель герцога Шато-Мальи.
Он пришел туда в тот момент, когда Вантюр разговаривал с берейтором о том, что лошадь заражена карбункулом.
- Был ли здесь герцог? - спросил Вантюр.
- Два раза и даже сам вытирал перегородку своим платком.
Вантюр вздрогнул.
- Так как в первые часы своей болезни Ибрагим никого не допускал к себе, кроме герцога.
- Но он не кусал его? - спросил Вантюр с беспокойством.
- Напротив, он лизнул его несколько раз. Рокамболь видел, как на лице Вантюра выступили капли пота, и на этот раз он окончательно узнал его.
Убедившись в том, что ему было нужно узнать, Рокамболь спокойно удалился и спрятался в пустом стойле.
Из вопроса Вантюра - видел ли герцог Ибрагима - он составил мнение, что Вантюр не успел передать ему бумаг.
Через несколько времени после этого пришел в стоило к больной лошади Цампа и сообщил, что герцог тоже заболел и теперь спит.
При этом известии Вантюр опять вздрогнул, но не перестал наблюдать за Цампою.
- Мне нужно видеть герцога, - сказал Вантюр, обращаясь к нему.
- Хорошо, - ответил камердинер, - я сейчас скажу ему о вас.
Во время этого короткого разговора Рокамболь выполз на четвереньках на двор и в то время, как Цампа вышел из конюшни, приподнялся и заступил ему дорогу.
- Молчи! - прошептал он и увлек камердинера на лестницу. - Что у герцога?
- Лихорадка.
- Посылал он за доктором?
- Нет еще…
- Великолепно. Перед спальней находятся три комнаты?
- Да.
- В гостиной висят на всех дверях двойные портьеры?
- Да, везде.
- Из спальни трудно услышать, что там говорится?
- Можно, если говорят очень громко.
- Отлично. Ступай к герцогу и скажи, что лошади гораздо лучше, и, конечно, не говори про кучера.
- А!..
- Меня проведи в гостиную.
- Идемте.
Рокамболь поднялся вместе с Цампою в первый этаж, и камердинер провел его через коридор в гостиную, где на каждой двери висели двойные портьеры из тяжелой материи, заглушавшие всякий шум. На полу лежал толстый ковер.
Рокамболь встал за дверью у входа в комнату.
- Теперь, - сказал он Цампе, - ступай в конюшню и вели кучеру прийти сюда.
- То есть к герцогу?
- Да, проведи его по парадной лестнице прямо сюда.
- Ладно.