Но следует познакомить читателя с нашим зимним бытом более серьезно и систематически. Снаружи наш дом имеет не особенно привлекательный вид: это низкое строение с плоской крышей и всего только с тремя маленькими окнами. И от этой низкой избы, которая отличается от северного лесного зимовья только брезентом, закрывающим ее сверху, да радиомачтой, к морю выдвигается такой же низкий амбар, обтянутый брезентом. Когда входишь в амбар, то видишь справа и слева стены ящиков и тюков - это наше снаряжение и запасы продовольствия, спрятанные сюда от пурги. А в глубине - верстак Перетолчина и рабочее место механиков.
Амбар этот; кроме того, предохраняет входную дверь дома от ветрами снега.
Поэтому во время пурги мы имеем кроме дома еще обширное помещение, где можно свободно двигаться и работать.
Через крепкую и плотно сбитую дверь попадаешь в небольшое помещение, отделенное от главной комнаты занавеской. Вначале занавеска была белая, но теперь копоть от примусов придала ей мрачный оттенок. Точно так же потускнела жесть умывальника, украшающего простенок, - небрежность чисто мужского холостого общежития не соответствовала его чистоте, и умывальник не представляет собой такого выигрышного экспоната, каким был в октябре.
Первая комната - это прихожая, умывальня и кухня с великолепным столом для примусов, обитым жестью и клеенкой. За занавеской - большая жилая комната. По стенам - пять коек наших технических сотрудников. Над каждой висят предметы, любезные сердцу обитателя, - ружья, бинокли, собственноручные рисунки. Но совершенно нет ни женских фотографий, ни головок из иллюстрированных журналов.
Койки - в разной степени беспорядка, в зависимости от аккуратности владельца.
Три раза в день мы собираемся за длинным столом, стоящим посередине комнаты и поглощаем с неизменным аппетитом, несмотря на зимовочную сидячую жизнь, множество продуктов, которые заготавливает для нас завхоз Егоров. За этим же столом днем работают, а вечером я веду занятия по английскому языку, арифметике и русской грамматике. Стол освещен слабенькой висячей лампой, но лучшей мы не могли достать. Для лампы не было стекла, и мы заимствовали пузатое стекло от фонаря "летучая мышь", Стекло от сильного нагревания. уже лопнуло, и сеть трещин пересекается сетью проволок и асбестовых нитей, скрепляющих стекло снаружи.
Недостаток ламповых стекол в Певеке - обычное явление, и притом уже в течение ряда лет. Поэтому певекцы выработали технику превращения в ламповые стекла светлых бутылок, но эти бутылочные стекла живут очень недолго. Курицын внес и свою лепту в это изобретательство: он изготовляет для нас и для других певекцев изящные квадратные призмы - оконные стекла, вставленные в легкую жестяную раму, - которые, к удивлению, не лопаются в течение долгого времени.
От большой комнаты перегородкой отделена маленькая, площадью 7 кв. м, где помещаемся мы с геодезистом Ковтуном. Здесь наши койки, два маленьких складных столика для работы и даже наша "радиостанция"- два приемника. Недостаток площади заставляет нас очень экономить место, и взамен складных кроватей мы сделали койки из брезента, натянутого на брусья на большой высоте. Под ними можно держать неисчислимое количество ящиков.
Комната наша занимает самый опасный угол дома, - юго-восточный, на который обрушивается ветер, падающий с Певекской горы. Нам пришлось обить стену изнутри папкой, но и это не помогло, и в первую же пургу мелкий, как пыль, снег проник сквозь стены, сквозь земляную засыпку, и вдоль стены у нижнего плинтуса намело целые сугробы. Только когда мы покрыли южную стену дома брезентом снаружи, прекратилось это вторжение снега через стены.
Дом наш так тщательно сложен и законопачен, что в безветренные дни, несмотря на морозы, приходилось топить очень мало - полчаса утром и столько же вечером, и до января мы никогда не закрывали трубу. Даже пришлось сделать специальные отдушины в стенах, чтобы улучшить вентиляцию.
В Певеке мы имели возможность наблюдать интересную разновидность пурги - ветер типа фена, падающий с Певекской горы. Гора эта возвышается на полуострове, к которому с юга и востока примыкает обширная равнина. Зимой господствуют юго-восточные ветры, которые спускаются в Чаунскую впадину с Анадырского плато.
Двигаясь по Чаунской равнине с умеренной скоростью, ветер встречает препятствие - Певекскую гору высотой до 600 м; воздух взбирается на нее и затем стекает к северному подножию с большой скоростью. В то время как на равнине пурга обычно имеет скорость не более 15–20 м в секунду, в Певеке ветер достигает 30–35 м в секунду. Кроме того, хотя воздух, спускаясь с горы, должен нагреться на столько же градусов, на сколько он охладился при подъеме, но вследствие образования облаков на вершине горы температура воздуха, спускающегося по подветренному склону, поднимается еще больше. Поэтому ветер типа фена - теплый, и в Певеке иногда температура за сутки во время ветра поднималась на 30 градусов: например, с 35° до 5° мороза.
Казалось, что наступает оттепель.
Интересно следить за развитием ветра "Певека", как иногда его зовут. Сначала над горой появляются сигарообразные облака, так называемые "цеппелины", верный признак того, что воздух перекатывается через гору; очень часто других облаков нет и небо кругом чисто. Затем начинает со значительной быстротой падать барометр и повышаться температура. Через сутки или даже через полсуток появляются первые ощутительные порывы ветра, но селение еще пока защищено от него. Ветер переваливает через низкую седловину, пурга метет восточнее Певека. Вершина горы вся курится - это вздымаются вихри снега.
Снежный поток все расширяется и захватывает один за другим дома селения, а с горы к нам начинают спускаться юркие, быстрые, тонкие снежные смерчи. Бывали дни, когда целый десяток их сбегал одновременно. В это время мы торопимся закончить все дела вне дома: принести дрова, привезти воды с озера, но не всегда это проходит благополучно: ветер похищает крышку от бака с водой и угоняет ее в море, забивает лицо снегом, не дает идти.
Потом пурга захватывает и наш дом, он расположен под защитой главной вершины, и когда к нам подходит пурга, то скорость ее достигает 15–18 м в секунду. Этот момент для нас, сидящих внутри, отмечается двумя звуками: хлопаньем брезента, покрывающего крышу, и лязгом проволочных растяжек, укрепляющих трубу. Хотя на брезент положены бревна и тяжелая цепь и он туго натянут и прибит к стенам, но в течение целых суток, пока длится пурга, он ударяет по крыше размеренно, тяжело и глухо.
Напряжение ветра неравномерно, он то усиливается, то ослабевает, волны воздуха падают с горы подобно волнам моря: то сильные, то слабые. Бывают даже перерывы - вдруг грохот и лязг внезапно стихают, наступает тишина, которую действительно можно назвать "мертвой", потом вдруг, через несколько минут или даже через полчаса начинается снова неистовый грохот. При этом барометр ведет себя также невыдержанно: то подымается, то падает. У меня, например, 10 ноября записано в 2 часа дня падение на 3 мм в течение сорока минут, а за следующие двадцать минут - поднятие на 2 мм. Ветер дует обычно около суток, достигая иногда скорости 35 м. в секунду, но бывают и трехсуточные пурги.
В это время мы сидим дома; печка топится, потому что дом быстро охлаждается. Иногда выглянешь на улицу, чтобы измерить анемометром силу ветра и попробовать, можно ли идти против пурги. Но уже при ветре в 18 м в секунду передвижение доставляет мало удовольствия: лицо сечет снегом, каждый шаг берется с трудом, дышать можно только отвернувшись. Конечно, самая большая неприятность - это снег и холодный воздух, которые забиваются всюду; хотя температура и повысилась, но охлаждение очень велико. Идти все же можно, а ползти - как полагается в приключенческих романах, держась за веревку, - еще рано.
Между домами в Певеке, впрочем, веревок не протянуто. Но жители в пургу не очень любят ходить в гости и сидят дома. Певекская история прошлых лет повествует о людях, которые в пургу не могли проползти от одного дома до другого всего только 50 м; они не могли найти даже вход в дом, а ветер перекидывал их через занесенные сугробами сени.
В отличие от фантастического рассказа К., которого, по его словам, катило прошлой зимой четыре километра по льду, эти рассказы заслуживают доверия. Мы сами видели, как мимо нашего дома два певекца провезли ползком, запрягшись на манер собак, тяжелые санки с дровами. Пурга с визгом перекатывала снег через береговой галечник, и они ползли под защитой берегового обрыва.
Во время пурги поле нашего передвижения ограничено домом и амбаром. Очень часто внешнюю дверь амбара заваливало снегом, и нам пришлось сделать на западной стене амбара откидной люк, прорезав брезент. Эта стена совершенно чистая - ветер обдирает здесь снег. После пурги мы вылезаем в откидное окно и начинаем расчищать вход в дом. Сугроб со стороны двери наметает до крыши, и надо прорезать в нем траншею.
Можно было бы использовать наш опыт и сделать новую дверь на западной стороне, но до отъезда осталось так мало времени, что не стоило тратить на это драгоценное время.
После пурги Певек представляет интересное зрелище: там, где нет строений, вся береговая терраса очищена от снега. Черные галечники мрачной полосой окаймляют берег моря. Но от каждого препятствия - камня, бревна, бочки с горючим - тянется на северо-запад длинный сугроб. Особенно большие сугробы идут от домов и от куч дров. И путешествуя по поселку, то карабкаешься на крутой перевал, то спускаешься в глубокую лощину. Дети с радостным визгом катаются с этих сугробов на санках, падают и вновь карабкаются вверх.
Между сугробами выглядывают круглые дома. Главное их преимущество, по мнению организаций, завезших их сюда, заключается в том. что цилиндрический корпус является обтекаемым и возле него ветер не наметает сугробов. Но, чтобы предохранить двери этих домов от ветра и утеплить вход, пришлось приделать сени, причем для экономии дома расположили попарно и каждая пара домов имеет общие сени, их соединяющие. Таким образом, получается сложное по форме строение, в виде восьмерки, которое при каждой пурге до крыши засыпается снегом. А сквозь щели снег проникает внутрь сеней и к концу пурги набивает их почти доверху.
От пурги очень трудно предохранить постройки: ветер забивает снег в мельчайшие щели и через какое-нибудь отверстие от выдернутого гвоздя может набить целый сугроб. Наши аэросани, хорошо укрытые чехлами, после пурги были совершенно напитаны снегом, крепкая белая масса покрывала корпус внутри, обволакивала мотор, набивалась даже в чехол пропеллера, превращавшийся в толстую колбасу.
В круглые дома, сделанные из двух слоев тонких досок ("вагонки") с бумагой между ними, ветер проникал совершенно свободно, и там приходилось топить печи весь день. И все же к утру температура в домах падала до 12° мороза.
Со времени передачи полярных станций Главсевмор- пути завоз круглых домов прекращен, и жители Севера не будут больше замерзать в этих остроумных постройках, предназначенных для южных широт.
Рядом с круглыми домами, дальше к западу, стоят три рубленых дома, построенных из бревен командами зимовавших здесь в 1932–1933 гг. судов. Дома эти гораздо больше приспособлены к здешнему климату, и в них можно спать, не опасаясь, что к утру снег завалит вашу кровать. Но эти дома также обращены дверями на север, и к середине зимы к ним ведут глубокие траншеи. При постройке нашего дома мы ориентировали его по другим постройкам Певека, предполагая, что они учитывают направление ветра, но оказалось, что строители имели в виду только эстетические цели - чтобы весь ряд домов глядел на море.
Но в Певеке пурга не так часта. Настоящая, юго-восточная сильная пурга бывает 3–4 дня в месяц, не больше. Пургу с северо-запада и более редкую с северо-востока можно не принимать в расчет: она слаба и не мешает жить. А жизнь в Певеке бьет ключом. Это центр большого полярного района.
Зима в Певеке
И мы поймем, в сколь тонких дозах
С землей и небом входят в смесь
Успех и труд, и долг, и воздух,
Чтоб вышел человек, как здесь.Б. Пастернак
Огромный Чаунский район в тридцатых годах занимал площадь свыше 140 000 кв. км и протягивался на 700 км вдоль берега Ледовитого океана от р. Амгуэмы на востоке до р. Раучуван на западе, а в глубь страны - до водораздела с р. Анадырем, т. е. от 125 до 250 км. При транспортных условиях Чукотки поездки в пределах такого громадного района очень затруднены, и оленеводов, живущих в верховьях Амгуэмы, работники райисполкома могли посещать не каждый год.
Создание Чаунского районного центра было одним из первых шагов в деле преобразования этого края, одного из самых глухих и далеких в СССР. Фактория основана здесь в 1929 г., а другие советские организации появились только в середине 1932 г.; но до 1931 г. все это побережье входило в Чукотский район с центром в Уэлене, лежащем на крайней восточной оконечности Чукотки.
Сначала райисполком ютился в избушке на устье р. Кремянки, в юго-западном углу губы. После зимовки судов в 1932–1933 гг. районные учреждения получили три "рубленых" дома в Певеке, и тут же были построены круглые дома, привезенные культбазой. В 1935 г. русское население Певека достигло 50 человек, из них около пятнадцати детей.
Население Чаунского района, по подсчетам местных организаций, в 1935 г. составляло 1958 человек, из них 75 %-чукчей-оленеводов, около 100 человек - русских, а остальные - береговые чукчи.
Береговые чукчи жили по морскому берегу к востоку от Певека поселками в две-три яранги, отстоящими один от другого на 30–40 км, а иногда и на 200 км. Оленеводы кочевали в глубине страны; более бедные летом выходили к берегу моря. Певек, основание которого связано с удобной стоянкой для морских судов, расположен очень неудобно для обслуживания оленеводов, и поэтому культбаза постепенно перевозила свои дома к устью Чауна, куда оленеводам попасть гораздо легче.
Вблизи Певека при нас было очень мало чукчей: две яранги в километре на востоке, две на о. Большой Роу-тан и две в десяти километрах к югу от поселка. Сообщение на собаках в этом году сильно затруднено - прошлой зимой По всей Чукотке вымерло от эпизоотии больше половины собак, так что в редкой яранге есть целый потяг (упряжка) собак. Даже в Певеке осталось только две упряжки. Поэтому сообщение из поселка поддерживается постоянно только с мысом Шелагским да изредка - с устьем Чауна. А поездки вдоль побережья дальше на восток осуществляются с большим трудом.
Например, местный судья никак не мог, попасть на мыс Биллингса, за 400 км к востоку: осенью байдару, на которой он ехал, залило водой у мыса Шелагского. Потом он пытался проехать на собаках, но не было упряжки, которую можно было бы послать так далеко. Наконец он проехал к оленеводам, чтобы, кочуя с ними, перебраться дальше на восток и через горы попасть на мыс Биллингса. Но оленеводы кочевали так медленно, что в феврале он был все еще вблизи Чаунской губы и принужден был вернуться обратно.
Из Певека в стойбища оленеводов районные работники обычно выезжают на собаках, а сами оленеводы очень неохотно приходят в Певек, потому что здесь нет хорошего корма для оленей и прибрежная тундра покрыта таким крепким, убитым ветрами снегом, что олени с трудом могут добыть из-под него мох.
Летом оленеводы почти не кочуют, и понятно, что связь районного центра с кочевыми чукчами может осуществляться только выездами районных работников в глубь тундры. Поэтому зимой мы видели в Певеке очень мало приезжих чукчей (кроме жителей соседних с нами яранг).
К 7 ноября съехалось все же несколько десятков чукчей, и праздник прошел с большим оживлением: В одном из круглых домов культбазы, отведенном под клуб, были поставлены пьесы - одна из них на русском языке, силами русских любителей, а другая на чукотском, на темы из местной жизни, составленная и разыгранная чукчами. Чукчи оказались очень хорошими имитаторами, и нельзя было без смеха смотреть на местных советских служащих в их изображении.
Наша экспедиция также постаралась оживить праздничные дни. К этому времени уже были смонтированы аэросани, и мы устроили катанье на льду Чаунской губы. И русские и чукчи набивались до отказа в аэросани, и забавно было видеть быстро мчащуюся машину, из которой высовывалась груда мохнатых шапок и раскрасневшихся лиц.
Хотя было только 25° мороза, но при быстром беге аэросаней и эта температура страшна, и после десяти минут катанья многие вылезали с отмороженными щеками и носами.
Но эти легкие повреждения не отражаются на настроении - и новые пассажиры выгоняют старых, чтобы самим попробовать "удивительные сани" ("колё-оргоор").
Для зарядки аккумуляторов наших радиоприемников Денисов и Курицын приспособили подвесной шлюпочный мотор, и в особой палатке, поставленной возле дома, у нас работает теперь маленькая электростанция, которая во время зарядки освещает и дом. А 7 ноября эта станция позволила устроить иллюминацию: аэросанные фары освещали единственную улицу Певека, а над нашим домом сияла красная звезда.
Певек в 1935 г. являлся уже значительным культурным центром: здесь была больница культбазы, школа для русских и чукотских детей, клуб, в котором устраивались постановки и иногда просмотр кинофильмов. В устье Чауна, куда постепенно перекочевывает культбаза, находилась школа-интернат культбазы; другие школы были на мысе Шелагском, на мысе Биллингса и на мысе Шмидта. Учителя выезжали в тундру к оленеводам и, кочуя с ними, обучали детей. Зимой культбаза посылала к оленеводам разъездную красную ярангу в составе механика и врача или фельдшера. Задачей механика было производить ремонт всевозможного бытового инвентаря, особенно оружия, чайников и котлов.
Таким образом, Певек являлся центром, который вел большую работу по преобразованию района и по культурному его обслуживанию. К сожалению, штат сотрудников райисполкома был еще очень мал, транспортные условия очень тяжелы, и неудивительно, что инертный быт чукчей, сложившийся веками, очень медленно уступал место новым формам жизни.
В дальнейших главах читатель ознакомится ближе с бытом чукчей-оленеводов и увидит, как много еще оставалось сделать, и вместе с тем сумеет оценить, как много уже было сделано за несколько лет, как много значит появление хотя бы настоящих школ в Чаунской губе, жители которой еще недавно считались самыми отсталыми среди населения Чукотки.
В 1935 г. мы уже видели в Певеке чукчей-мотористов, инструкторов райисполкома, учеников-радистов на полярной станции, председателей нацсоветов и райисполкома.
Участие нашей экспедиции в культурной работе кроме прямых задач по изучению края было разнообразным. Сотрудники экспедиции читали доклады, составили карту и физико-географический очерк района для исполкома, преподавали на партийных курсах, ремонтировали лодочные моторы, делали и ремонтировали хозяйственную утварь для населения, участвовали в оборудовании клуба, в художественном оформлении декораций, стенгазет и т. п.