Совсем недавно стал известен факт, когда заплечный мешок сбившегося с дороги человека, набитый всякой всячиной, вдруг потерял вес и стал подниматься к облакам, как воздушный шарик. Путник сначала вцепился в мешок, будто там у него хранились несметные сокровища. Только видя, что тяжёлая котомка, вдруг потерявшая вес может утащить его за облака, всё же выпустил лямки. Упав с приличной высоты, заблудившийся путник повредил ногу, но смог самостоятельно добраться до ближайшей деревни и, ввалившись в корчму, рассказал, что с ним случилось, выпучив от страха глаза. Корчмарь и гости ему поначалу не поверили. Лишь один местный житель, прослышав про это, подтвердил, что возле горной деревушки Кунгур, что находится недалеко от пещеры, не раз случалось такое и даже ещё похуже. Просто таёжники не любят говорить о вещах, не предназначенных для обсуждения.
О горах Тибета тоже много ходило разных баек, бывальщин и небылиц. Какая из них правдивая – не мог сказать никто, потому что вера у человеков в здешних краях разная, хоть и человеческая вера в Единого Бога. Очень далеко ближе к перевалу послышался горный обвал, будто кто-то сорвался в пропасть, увлекая за собой осколки базальта. Погонщик, ведущий под узду переднего мула, вскинул голову, прислушался к горному эху и недовольно покачал головой.
Первосвященник Закхей подъехал к погонщику:
– Какой-то шум в Гималаях вызвал недовольство нашей дорогой? Нас впереди ожидает что-то опасное?
– Ах, нет, – погонщик попытался успокоить паломника. – Я обещал доставить вас в Лхасу и доставлю. Но впереди в горах сейчас прошла снежная лавина. Иногда в это время года лавины обрушиваются с гор. Хорошо, что она уже прошла, но плохо, что снегом может завалить нашу дорогу.
Погонщик тряхнул копной чёрных взлохмаченных волос и в очередной раз сверкнул выразительными живыми глазами. По одежде он отличался от остальных путешественников: высокие сафьяновые сапоги и узкие чёрные штаны не носил ни один мужчина Индии, Передней Азии или Китая. А вот длинная рубаха и поверх надетая безрукавка с затейливой вышивкой свидетельствовали, что их погонщик мог купить на вселенском базаре Вавилона. Только золотая серьга в левом ухе говорила, что он уроженец либо далёкой Гипербореи, либо пришёл из стран, лежащих за Великим Понтом.
– Что такое снег? – осторожно спросил Закхей.
Его невинный, вроде бы, вопрос вызвал улыбку на лицах погонщика и окруживших его путешественников. Остальные попутчики были, скорее всего, родом из Индии и не раз преодолевали горные перевалы. А вот Закхей с Иисусом никогда раньше не слыхали, что в горах бывают какие-то лавины и обрушивается снег.
Тем не менее, невинный вопрос паломника вызвал улыбки и прогнал тревогу из сердец путешественников.
– Скоро увидишь, что такое снег, – пообещал первосвященнику один из попутчиков. – Сможешь даже потрогать его руками и задать себе вопрос: почему Вседержитель дарит горным жителям снег и лишает ваш избранный народ счастья искупаться в снегу и очистить от накопившихся грехов если не душу, то хотя бы бренное тело.
Небольшой караван снова двинулся в путь и вскоре Закхей с послушником увидели настоящее чудо. Дорога действительно оказалась заваленной сплошным толстым сугробом невероятных размеров, но, к счастью, погонщик хорошо знал эти места и вывел путников к продолжению горной дороги. В этом месте погонщик сделал небольшой привал, и все путешественники не преминули искупаться в снегу, пригласив с собой иудеев.
Когда караван продолжил путь к тибетскому озеру Нам-Цо, Закхей придержал своего мула и дождался, когда мул Иисуса поравняется с ним.
– Что думаешь о снеге, мой ученик? – спросил он у послушника.
– Мы испытали жаркое дыхание пустыни, и после этого меня ждала мистерия посвящения с преодолением воды и высоты, – рассудительно ответил Иисус. – Сейчас мы прошли испытание холодом и после этого ламы в священной Лхасе устроят мне очередную мистерию посвящения, но в противоположность здешнему холоду меня ожидает преодоление огня, так?
– О да, наверно, так и будет, – подтвердил Закхей. – Тем более, там ожидается праздник огня, и мы как раз успеем к его началу. Но мистерии посвящения в религиозные знания тебе пройти необходимо. Так предвещал пророк Исайя, так сказано в Писании.
Иисус ничего не ответил учителю. Видимо, неизведанные края, неизвестные ему до сих пор религии и необычные люди заставили задуматься о смысле человеческой жизни. Он снова вспомнил один из храмов в Индии, куда привёз его Закхей после храма почитателей огня зороастрийцев и какие удивительные вещи случились в обители бога Бон По.
Храм действительно был диковинным. Крыша походила на китайскую пагоду, покрытую черепицей, а стены из брусьев чёрного дерева пестрели расписными инкрустациями. И если бы строение не было огромным, то запросто могло сойти за какую-нибудь сказочную музыкальную табакерку. В таком жилище индусских богов могло случиться самое незабываемое и невозможное ни в одном храме богослужение. Собственно, паломникам уже сообщили, что они угодили как раз на обряд венчания… рога с растением!
Представить можно было всё, что угодно. Даже то, что под венец приведут либо козлов, либо ещё каких-нибудь непарнокопытных, но чтобы роли жениха и невесты выполняли рог и растение! – это выходило за рамки человеческого понимания. Иисус даже усомнился: а Богу ли поклоняются прихожане этого храма? Но Закхей уверил, что именно имитация венчания нужна для последующей мистерии такого же венчания, но уже живых людей, ибо нерушимый союз любящих сердец заключается на небе.
Владыка индуистского храма выделил паломникам проводника и переводчика, но тот, скорее всего, исполнял роль соглядатая. Иисус пытался сдерживаться, помня, что в чужой монастырь со своим уставом не ходят. Только в этот раз он посчитал нужным высказать проводнику своё мнение о никчёмности фиктивной свадьбы. Новый знакомый индус, как ни чём не бывало, кивнул на замечание незваных гостей и благоговейно уставился на юношей, держащих в руках священного жениха и невесту.
Брамины сделали им знак и юноши рядышком, благоговейно, как будто сами являлись женихом и невестой, вошли в храм. Гости, прибывшие с ними, остались снаружи. Снова заиграла праздничная погремальная музыка. Мужчины и женщины принялись разбиваться на отдельные группы. Это, очевидно, тоже было частью происходящей мистерии.
Мужчины, собравшись в кружок, время от времени поднимали руки вверх с повёрнутыми от себя ладонями, а женщины принялись, пританцовывая распевать, или же наоборот, но это всё явно входило в свадебную процессию. Гости веселились, только в ворота храма никто не заходил и что там происходит с рогом и растением не знал никто. Может, свадебные церемонии здесь такими и были, но всё же очень уж ярким и одиозным светом была окрашена свадебная мистерия. Как будто присутствующие сочинили пародию на святое человеческое чувство, можно сказать, даже чуть-чуть издеваясь, исполняли свадебные танцы и песни.
Закхей с Иисусом стояли в сторонке от толпы, сначала с интересом наблюдая празднество, потом уже с откровенной скукой – что же дальше-то? Для чего они здесь – поплясать на свадьбе рога и растения, а потом, озабоченно приложив ладонь ко лбу, высказывать попутные "ахи" и "охи"? Не слишком ли дорогое удовольствие? Не слишком ли шутовское отношение к богослужению?
– Помните ли вы Вавилонского владыку Ашурбанипала? – вопрос индуса вернул незваных гостей к происходящему.
Оба мужчины обернулись к индусу. Тот стоял невозмутимо, будто всё также выполнял заданную роль просветителя гостей и личного гида.
– Вроде бы царствовал когда-то такой. Ну и что? – Закхей подозрительно взглянул на индуса. – Какое отношение шах Ашурбанипал имеет к вашей шутовской свадьбе?
– Нет, к свадьбе никакого, – миролюбиво ответил индус. – Только расскажу я вам, что с ним однажды случилось.
В тот день шах Ашур был разгневан. Его новая триста первая жена не покорилась ночью и не стала ублажать своего повелителя. А повелитель ли он, если ему противится женщина? Конечно, шах мог взять девушку силой, но он считал, что это ниже достоинства мужчины, тем более владыки. И ранним утром шах вышел в сад, чтобы хоть немного успокоиться и проанализировать во время прогулки случившееся.
Ашурбанипал любил бродить по своему чудесному саду, особенно в такие вот минуты душевных потрясений, потому что даже высокое происхождение и титул владыки мира не избавляли его от рутины. Из неразрешимой, казалось бы, беспросветной неразберихи иногда удавалось найти выход во время мирной прогулки по цветущему саду.
Совсем недавно Ашура разгневал один купец, и он тогда также бродил по саду, пока изворотливый ум не подсказал способ мести. Можно было, конечно, отрубить купцу голову или бросить его в яму со львами. Но Ашурбанипалу хотелось выдумать казнь изощренную, которая будет мучить купца всю оставшуюся жизнь, чтобы знал, как противиться владыке, а заодно, чтоб другим неповадно было.
И выход был найден. Купец этот собирался выдать дочь свою за визиря шаха Абу Али Бани. Визирь был умным и не раз давал шаху мудрые советы. Недаром, владыка иногда позволял визирю сопровождать его на утренних прогулках. Это хорошо, что Абу Али Бани человек умный, это хорошо, что не раз подсказывал шаху, как выбраться из той или иной ситуации, но как раз умных-то шах небеспричинно побаивался.
А тут в руки попался такой великолепный случай: и мудрого визиря приструнить, чтоб не умничал слишком, и купца вогнать в уныние, тем более что он, как донесли шаху, в дочери своей души не чаял и не жалел для неё ничего: ни жемчугов заморских, ни рухляди таёжной, ни лакомств диковинных. Девушку схватили, притащили к шаху, но – виданное ли дело! – она сама воспротивилась, что было для владыки непонятным и невиданным происшествием!
– Э-э-э, – ворчал шах, – яблоко от яблони недалеко падает.
Тут он услышал у садовой калитки, выходящей на улицу, громкие голоса. Его садовник Саид с кем-то спорил и шах, так и не придумав пока способ мести красавице, отправился посмотреть, что случилось. У садовой калитки Саид спорил с нищим дервишем. Одежда дервиша – вся в заплатах – говорила о том, что он много путешествовал, а белая повязка на остроконечной шапке свидетельствовала о посещении Лхасы.
Ашурбанипал подошел к спорщикам, и они тут же угомонились.
– Что хочешь ты, дервиш, и почему ты споришь с моим садовником? – решил поинтересоваться Ашурбанипал.
– Видишь ли, шах, – отвечал тот, – хвала Всевышнему, твой садовник добрый человек и хотел подать мне милостыню как сказано в Упанишадах. Но я не могу ничего принять из его рук, поскольку он сам подневольный и сам получает милостыню из твоих рук. Зачем же мне обижать его? Если мне здесь подадут что-нибудь, то это может сделать только хозяин, то есть ты, о, великий.
Ашур отметил, что дервиш говорил, не склонив головы и смело, глядя шаху в глаза. Черты лица его были правильны, утонченны и если бы не одежда, то такого человека трудно было бы назвать дервишем.
– Хорошо, – чуть помедлив, сказал шах, – будь по-твоему. Милостыню ты получишь их моих рук, но с одним условием: подскажи решение мучающей меня задачи, над которой я сейчас думаю. А причину ты должен угадать сам.
– О великий шах, да будут благословенны твои дни, – отвесил безбоязненный поклон дервиш, – наказать женщину – дело и простое, и нелёгкое. Я скажу тебе, как это сделать, если ты тоже выполнишь моё условие.
Ашурбанипал удивился: откуда странник мог знать мысли шаха, но, наверное, на то он и дервиш.
– Говори, я выполню любое твоё желание.
– Моё желание ничтожно, о великий, – снова отвесил поклон нищий. – Наполни драгоценными камнями вот эту дорожную сумку.
Шах улыбнулся. Небольшая сумка, висящая на плече дервиша, не представляла опасности для казны, и наполнить её драгоценностями не составляло труда. Ашур хлопнул в ладоши.
– Эй! – приказал он подбежавшим слугам. – Принесите из моей сокровищницы драгоценностей, да поскорее.
Слуги покорно побежали выполнять приказ владыки, а сам шах все так же с любопытством разглядывал собеседника. Но тот стоял, смиренно опустив голову, пребывая в раздумье или молитве, не обращая ни на что внимания. Тут послышался скрип гравия и голоса. Слуги несли сундук с драгоценностями.
– Наполните ему сумку, – приказал шах.
Слуги принялись сыпать самоцветы в старую дорожную сумку дервиша, но, сколько они ни сыпали, а сума оставалась пустой, как и была. Вскоре сундук опустел. Ашурбанипал, не веря глазам своим, подошел, заглянул внутрь сумы и ничего не увидел. Лишь темнота ночного неба предстала пред его взором, лишь где-то в этой темноте мелькали искорки, словно звёзды в безоглядной вселенной. Но эти искорки совсем не походили на высыпанные в ночную суму сокровища.
– Несите еще драгоценности, – закричал шах, – я наполню эту суму, чего бы мне это ни стоило!
Слуги таскали драгоценности целый день. Целый день они сыпали золото и самоцветные камни в сумку дервиша, но она так и оставалась пустой. Под вечер к калитке вышел казначей шаха и сказал, что казна опустела, и что ничего больше не осталось. Ашурбанипал медленно подошел к дервишу, опустился перед ним на колени и, утирая слёзы, спросил:
– Скажи, святой странник, кто ты? Теперь я такой же, как ты – я нищий. И ты можешь мне ответить. Скажи, из чего сделана твоя сума? Куда девались сокровища всей моей казны? Зачем мне богатство, если оно исчезает, как вода?
Дервиш посмотрел на шаха долгим, как его нелегкий путь взглядом:
– Да, теперь ты уже не владыка, не шах и тебе не нужно решать задачу как наказать ни в чём не повинную девушку, её отца и жениха. Снимай свой парчовый халат, надевай плащ дервиша и иди за мной – будешь моим учеником. А сума? Сума у меня скроена из ума. И что против него все сокровища мира?
– И для чего ты это нам поведал, индус? – поинтересовался Закхей. – Ты ведь не сможешь подарить нам эту суму, как признательность за то, что мы явились на свадьбу?
– Нет, конечно, нет. Но знание необходимо каждому человеку, – улыбнулся индус. – А вам оно пригодится, когда продолжите путь и придёте к воротам Лхасы, священного города всех городов мира. Особённо он вспомнит обо мне, – переводчик ткнул пальцем в грудь Иисуса. – Вспомнит, когда будет разговаривать со своим Отцом.
Этот короткий эпизод вспомнился послушнику потому, что почти не знающий его индус предрекал будущее. Но так ли недостижимы знания о будущем? Возможно, многие могут овладеть знаниями, чтобы заглядывать в грядущее. Весь вопрос в том – а нужно ли это? Ведь прочитав конец рукописи, никогда не будешь знать, как всё начиналось.
"Мистерии посвящения в религиозные знания тебе пройти необходимо. Так предвещал пророк Исайя, так сказано в Писании", – вспомнились Иисусу слова Закхея. Может быть, первосвященник прав, что решил познакомить Иисуса с другими религиями, что ведёт его к центру Вселенной, ибо в Лхасе соединяются все дороги, а оттуда расплываются по земле волны радости и бытия. Если Иисусу предначертано быть Христом в теле человеческом, то он должен, просто обязан знать какие молитвы, какие жертвы приносит человек Богу, что совершает для обустройства этого мира и что оставляет после себя для тех, кто идёт следом.
Размышляя так, Иисус не вступал в разговоры ни с первосвященником Закхеем, ни с любопытным погонщиком, ни с попутчиками до самого монастыря, расположившегося на краю обрыва недалеко от высокогорного поселения.
К воротам монастыря стекались паломники со всех концов земли, ибо каждый надеялся найти здесь что-то для себя, решить какие-то свои неразрешимые проблемы и попросить Бога о какой ни есть помощи, либо прикоснуться к той Божественной силе, после которой каждый становится сверхчеловеком. Как это достигается, не знал никто, но многие надеялись за дары или золото уговорить монахов для получения желаемого. Лишь один Иисус приехал сюда не за энергией силы и власти, не за обладанием неизведанным, а за простым человеческим знанием.
Высокая стена монастыря из обтёсанного базальта напоминала наружную крепостную стену города, хотя здешнее горное поселение, раскинувшееся неподалеку, не пряталось ни за какой стеной. Да и от кого прятаться мастеровому люду и пастухам в горах?
Перед монастырскими воротами на небольшой площади ютились также другие паломники. Из них особо выделялись одеждой и шумными разговорами такие же смуглые и черноволосые, как погонщик, приведший сюда Иисуса и Закхея. Недаром проводник почти сразу же подошёл к ним и заговорил на каком-то диковинном языке. А сидящая неподалёку женщина, волосы которой поразило время своим мимолётным касанием, вдруг подняла на Иисуса чёрные глаза и сделала знак рукой:
– Джя курды, Иисус.
Послушник понял, что женщина зовёт его и оглянулся, ища глазами Закхея. Но тот как на грех куда-то запропастился в толпе паломников, хотя народу на площади собралось не очень много. Всё также оглядываясь, он подошёл к женщине. Она сидела прямо на земле, а на цветастом платке перед ней были разложены карты из тонких деревянных пластинок. Иисус никогда раньше не видел такой занимательной вещи и уставился на раскидывающую карты цыганку, как на жрицу, владеющую тайнами мира.
– Сар о сас типэ, Иисус? – подняла она глаза на послушника.
Тот промолчал, потому что не понял языка, на котором обратилась к нему женщина. А та невозмутимо продолжала на арамейском:
– Я скажу тебе одну вещь, которая пригодится на твоём сложном пути. На земле много живёт разных людей. Власть во многих странах захватывают люди, не достойные управлять народами и не смыслящие ничего в делах управления. Такие почти всегда нападают на соседей, стремясь отнять то, что им никогда не принадлежало, и проливают реки безвинной крови.
– Но откуда тебе известно моё имя? – удивился Иисус.
– На картах всё сказано, – улыбнулась цыганка. – Ещё сказано, что ты должен прийти сюда, что тебя допустят в монастырь и что я должна предупредить тебя.
– В чём?
– В том, что никогда не бери пример с сильных мира сего, ибо правят им недостойные люди. Они готовы ради собственного благополучия отнимать жизни у ближних, не умея оживлять. А если ты не способен влить в мёртвое тело поток жизненной силы, то не имеешь права отнимать то, что не давал. Научи этому тех, кто пойдёт за тобой. Тут уджары эбах!
– Ты хочешь сказать, женщина, у меня будут ученики? – Иисус посмотрел на цыганку задумчивым взглядом. Но та не успела ответить, потому что на надвратной башне ламаистского храма появился жрец в оранжевых одеждах и его громкий голос прокатился над площадью: