Наступила весна, полетели домой перелетные птицы, ночи становились короче, снег и лед таяли, и повсюду текли бурливые ручьи, раскрывались почки, пробивалась трава, и вся земля покрывалась нежной зеленью. Сыновья Гуннхильд короли Харальд и Гудрёд объявили, что в начале лета отправятся за море в викинг, как они часто это делали, только пока что не решили, на запад или на восток. Рагнфрёд, Эрлинг и Сигурд должны были хранить Норвегию до их возвращения. Короли набрали дружины, спустили корабли на воду, запаслись продовольствием и водой и отправились в путь.
Викинги встретились в Кёрмте, где решили напоследок устроить пир. Пиво текло рекой. Люди начали хвастаться. Они громко спорили о том, кто кого превосходит, в чем и как. Наконец дело дошло до того, что кое-кто начал сравнивать королей друг с другом. Какой-то дружинник крикнул, что король Харальд во всех отношениях стоит выше его братьев. Услышав это, Гудрёд распалился гневом, вскочил и заорал, что никто не смеет говорить, будто он хоть в чем-то уступает Харальду, и что он готов это доказать.
Тут же поднялся страшный шум. Воины обоих королей отправились было за оружием. Однако те, кто оказались не настолько пьяны, вклинились между буянами и принялись успокаивать их. Сам Харальд крикнул, что любой, кто попытается нарушить мир, будет тут же казнен. Гудрёд довольно неохотно последовал его примеру.
Утром все погрузились на свои корабли и направились в море. Правда, о совместном плавании уже не могло быть и речи.
Гудрёд двинулся вдоль берега на юг, а затем свернул к востоку. Харальд отправился было в открытое море, на запад, но, выйдя из пределов видимости с земли, тоже свернул к востоку, прошел проливом Скагеррак и углубился в бухту Викин, держась в стороне от островов и шхер.
Король Гудрёд Эйриксон остановился в Фольдене и послал оттуда дружественное послание королю Трюггви Олавсону. Почему бы им не отправиться вместе в викинг к юго-восточным берегам Балтики? Трюггви радостно ответил, что это стоило бы обсудить и они могли бы встретиться в Веггине, к востоку от Сотанесса. Не ожидая ничего дурного, он взял с собой только двенадцать человек. Гудрёд по-родственному приветствовал его, но едва только они сели, как воины Гудрёда набросились на прибывших. Короля Трюггви похоронили на этом самом месте.
Тем временем король Харальд уже в сумерках достиг Тунсберга. Узнав о том, что король Гудрёд Бьёрнарсон пирует в своем имении, расположенном неподалеку от берега, он в темноте провел туда своих воинов. Пришельцы окружили дом. Король Гудрёд вышел им навстречу во главе своих дружинников, но сражение оказалось недолгим. Вскоре он пал, и многие вместе с ним. Отец Харальда Серой Шкуры Эйрик Кровавая Секира много лет назад прикончил неподалеку отсюда отца Гудрёда Бьёрна Коробейника почти таким же образом.
Теперь про раздоры между Харальдом и его родным братом Гудрёдом можно было забыть. Короли снова встретились, объединили свои отряды и в течение лета привели весь Викин под свою власть.
Когда Гуннхильд в Бю-фьорде услышала обо всем случившемся, она восприняла новости с внешним спокойствием, сказав лишь, что вот, дескать, у нее появились новые заботы. Но в се сердце пылал огонь. Ее дети оказались на самой грани убийственной ссоры, наподобие тех, которые погубили одного за другим сыновей Харальда Прекрасноволосого, однако узы братства, которые она возложила на них, пока они еще не стали взрослыми, оказались прочны.
Все равно она оставалась осторожной, как рысь. Их - и ее - задачи еще не были выполнены.
XIII
Гудрёд Бьёрнарсон имел сына, которого тоже звали Харальд, многообещающего молодого человека. Он был отдан на воспитание лендрманну Хроару Белому, жившему в области Гренланд, и поэтому его называли Харальд Гренска. Услышав о гибели своего отца, Харальд понял, что ему самому грозит неминуемая и скорая смерть, если он не сбежит. Вместо со своим побратимом Храни и еще несколькими людьми он укрылся у родственников далеко в Упланде. Хорошо, подумала Гуннхильд, ее Харальд сможет разыскать его после того, как закончит приручение Викина, и дело с концом.
У короля Трюггви была жена Астрид Эйриксдоттир, красивая молодая женщина, как раз в это время находившаяся в тяжести. Когда Харальд Серая Шкура послал людей обыскать и ограбить королевский дом и подворье, они узнали, что она сбежала вместе со своим приемным отцом, стариком Торольвом Вшивобородым, и взяла с собой все деньги, которые смогла унести. Никто не знал, куда она девалась. Впрочем, можно было подумать, что какие-то люди, пользовавшиеся ее доверием, внимательно следили за всем происходившим и сообщали Астрид о том, куда направлялись ее враги. Но Харальду так и не удалось выследить беглянку.
Гуннхильд все время хмурилась. Ее посещали тревожные сны с участием этого самого пока еще не родившегося ребенка. При первой же возможности ей следовало самой попробовать что-нибудь сделать с этой Астрид.
Ярл Хокон вел себя мирно. И впрямь: он приплыл к королю Рагнфрёду, оберегавшему имение в Бю-фьорде в отсутствие Харальда, чтобы разобраться с какими-то деловыми вопросами, имевшими взаимный интерес. По крайней мере, так он говорил. Главным образом он был занят беседами с Гуннхильд. Они препирались так же весело и увлеченно, как и прежде. Иногда они делились соображениями о различных сложных вопросах или о мирах, находившихся вне этого мира. Однажды ясной безлунной ночью они вышли из дому и некоторое время молча стояли, изумленно разглядывая толпившиеся звезды и льдистый Лыжный Путь.
Ярл рассказал королеве о том, как в позапрошлом году был гостем в доме одного хёвдинга в Упланде и спал там с женщиной. Не так давно вождь, у которого он гостил, прислал эту женщину к нему в Хлади вместе с сыном, которого она родила. Хокон признал мальчика, дал ему имя Эйрик и отдал на воспитание своему хорошему другу Торлейву Мудрому. Ярл улыбнулся Гуннхильд и сказал, что это имя должно быть счастливым, ибо не так уж давно его носил поистине великий человек. Она ответила улыбкой, но промолчала, подумав про себя: а не был ли этот Торлейв тем самым, кто поддержал Хокона Воспитанника Ательстана в Траандхейме и помог ему выдумать законы, которые признал тинг в Гуле?
Визит доставил удовольствие и гостю, и хозяевам.
Почти сразу же после того, как ярл Хокон отбыл домой, Гуннхильд вновь выслала на ночь всех из дома. В небо взвилась крылатая тень. Превратясь в ласточку, она сделала низкий круг над крышей, под которой скрывался Харальд Гренска, и проследила в горах путь, по которому можно было добраться до этого дома. Но когда ласточка искала Астрид, вдову короля Трюггви, земли, в которые она направлялась, накрыл туман; белая пелена, становившаяся еще более непроницаемой в лунном свете. Приближение рассвета заставило Гуннхильд вернуться домой. Она не могла рисковать тем, что ее найдут голой среди разложенных колдовских принадлежностей.
Ледяной холод, ударивший ее летящую душу, сказал ей, что ребенка Трюггви ждет особая судьба. Но Гуннхильд не знала, ни какова она, ни которая из норн поет над этим ребенком.
Возможно, ей стоит попробовать еще раз, позже, когда ночи станут длиннее.
Но ее мысли отвлекли более радостные новости. Харальд Серая Шкура выбрал себе дом с подворьем рядом с городом в Ранрики. Эта область вытянулась вдоль восточного берега Скагеррака; дом находился в Королевском Краге немного выше по течению от устья реки Гота. Там король мог держать целый флот, контролируя и проливы, и море. Его гонцы или воины могли незамедлительно выполнить любую его волю на всем пространстве недавно завоеванного Викина, а Викин, наряду с Траандхеймом, считался самой богатой, самой сильной частью Норвегии. Совсем близко к югу, отделенный лишь тонкой полоской области Хизинг, лежал Датский Халланд. Таким образом он мог без труда узнать, что задумывают датчане или западные готы. Королевский Краг был открыт для целого мира, и в этом Бю-фьорд не мог с ним сравниться.
Харальд желал, чтобы его мать переселилась туда. Он предложил ей дом намного лучше нынешнего и все остальное, чего она только могла бы захотеть.
Гуннхильд долго гуляла по лесу наедине со своими воспоминаниями. А затем в очередной раз погрузилась на корабль.
Харальд встретил королеву подобающим образом. Под суровостью, бывшей едва ли не основным из всех его настроений, она видела, она чувствовала сыновнюю любовь.
Новый дом ей понравился. А несколько позже, когда она уже успела в нем освоиться, прибыл отряд всадников. Их предводитель был одет в богато вышитую тунику. На боку у него, прикрывая колено, висел красный щит с изображением золотого льва. Солнечный свет играл на позолоте шлема и рукояти меча. Олав Павлин возвратился из Ирландии.
XIV
Конечно же, он не пошел от причалов пешком и не стал посылать гонца, чтобы попросить прислать лошадей. Он купил их на месте. Король Харальд тепло приветствовал его, а королева Гуннхильд еще теплее. Сказав гостю много добрых слов, его попросили задержаться подольше. Он принял приглашение с благодарностью. Когда же он разгрузил свой корабль, хозяева обменялись с гостем прекрасными подарками. Олав был теперь богат.
Его рассказ целую неделю заполнял вечера. Плавание на запад проходило тяжело, над морем стояли густые туманы и то штиль, то противные ветры. В конце концов его команда начала роптать. И только благодаря опыту и знаниям Ами они смогли добраться до Ирландии. Там их сначала приняли за налетчиков и потребовали, чтобы пришельцы сошли на берег безоружными. Когда Олав отказался, ирландцы решили было напасть на него, но по приказу Олава его команда выстроилась вдоль борта с таким угрожающим видом, что береговая стража отступила. Послали за королем Миркъяртаном. Олав рассказал королю правду, получил разрешение в одиночку сойти на берег с оружием и показал королю то, что ему дала с собой Мелькорка. Миркъяртан пришел в сильное возбуждение, сказал, что Олав очень похож лицом на его дочь, и сразу же пообещал, что признает его как своего родного внука. Норвежцы и ирландцы ушли с берега наилучшими друзьями.
- А удалось ли тебе найти ее няньку? - ласково спросила Гуннхильд, когда они остались одни.
Свечи освещали большую кровать, на которой они лежали, отдыхая; голова Гуннхильд покоилась на плече мужчины. Этот свет придавал его коже золотистый оттенок и почти совсем скрадывал ее морщины и дряблость кожи. Схожий с ароматом кедровой смолы запах их любовных объятий смешивался с легким благоуханием можжевельника, устилавшего пол. Королева чувствовала себя юной девушкой.
Он кивнул.
- Да. Нянька оказалась совсем старой и давно уже не вставала с постели, но поднялась, когда король сказал ей, кто я такой. Я обнял ее, посадил к себе на колени - она была такая маленькая, вся иссохшая, легкая, как перышко, - и рассказал ей, как хорошо ее воспитанница жила в Исландии. Когда я вернул ей нож и пояс, которые она подарила моей матери, старая женщина разрыдалась. Сквозь слезы она сказала, что я родился и вырос прекрасным мужчиной. Всю зиму она ходила на своих ногах, была оживленной и веселой.
Гуннхильд погладила его щеку. Борода была шелковистой на ощупь.
- Прямо как ты, Олав.
- Когда я собирался уезжать, - продолжал он, - то предложил взять ее с собой. Моя мать была бы рада повидать старуху. Но король возразил против этого: слишком уж дряхлой она была. Мне было больно прощаться с нею.
Гуннхильд вздрогнула.
- Давай не будем пока что говорить о прощании. - Она повернулась на бок, чтобы поцеловать его. Ее распущенные седоватые волосы рассыпались по его груди.
Олав хорошо отблагодарил своего ирландского деда. Морские викинги и грабители, спускавшиеся с холмов, причиняли много бед этому небольшому королевству. Когда Олав со своей дружиной, присоединившись к Миркъяртану, выступил против них, от немалого числа врагов удалось избавиться навсегда. Уцелевшие не осмелятся скоро вернуться. Однако не Олав, а Ами рассказал, что король начал спрашивать у своих норвежских друзей советов и в других делах.
В конце концов он созвал народное собрание, на котором предложил Олаву стать королем после своей смерти. Олав красноречиво поблагодарил его, но ответил, что не хочет преступать права сыновей Миркъяртана. Лучше кратковременный почет, чем длительный позор.
- Кроме того, моя мать никогда не будет счастлива снова, если я не вернусь к ней, - сказал он Гуннхильд, когда они лежали вместе в другой раз.
- Да, ты отправишься домой, когда пожелаешь, и с моим благословением, - ответила она. - Но останься здесь, по крайней мере, на зиму. Останешься?
Олав улыбнулся.
- Я ничего не желал бы больше, моя госпожа. - Он притянул ее к себе.
Он, как и в первый приезд, держал девку-наложницу там, где квартировал. Гуннхильд ничего не имела против этого. Это помогало препятствовать сплетням и - об этом она думала с сожалением - позволяло ей время от времени отдыхать. Скорее, Гуннхильд слегка сочувствовала девице. Было ясно, что она влюбилась и совершенно не была готова к одиночеству, которое ждало ее впереди.
Олав, главным образом, находился среди мужчин, поскольку сам стал мужчиной. Его все любили. Король Миркъяртан наделил его большим богатством. Здесь, в Норвегии, Олав показал себя очень щедрым. Король Харальд с радостью взял его в свою дружину.
Это вовсе не было простой демонстрацией дружеских отношений. Харальд Серая Шкура и его брат Гудрёд часто ездили по Викину. Они подавляли волнения, чинили суд и всячески укрепляли свою власть над этими местами.
Порой они сокрушали какого-нибудь идола или сжигали святилище. Олав не участвовал в этом. Он принял неполное крещение, но не прошел обряда крещения водой. Если бы он принял христианство, сказал он со своей обычной откровенностью, это было бы плохо воспринято в Исландии, а он ни за что не согласился бы прятать свою веру под плащом. Король Харальд смирился с таким решением; ему приходилось терпеть многих других язычников, с которыми он имел дело. Он даже сказал, что хорошо понимает тяжелое положение Олава, и исландец больше не заговаривал на эту тему.
Впрочем, ни в одной из этих поездок они не пытались изловить молодого Харальда Гренску. Сеть Гуннхильд уже дрожала от множества известий о том, что они опоздали. Этот Харальд нашел себе приют в Свитьёде. Там он удостоился дружбы некоего Тости, самого могущественного из шведских владетелей, не относящихся к королевскому дому. Этот Тости так часто и успешно ходил в набеги, что к его собственному имени народ добавил имя валькирии - Скёгуль-Тости. Харальд Серая Шкура не мог теперь дотянуться до Харальда Гренски.
Гуннхильд часто думала о ярле Хоконе и Невесте Могилы, которой он поклонялся.
У нее было предчувствие не столько о самом Харальде Гренске, сколько о семени, которое выйдет из его чресл. Но он пока что был очень молод. Независимо от того, какой рок связан с ним, он даст о себе знать лишь при жизни следующего поколения, если не позднее.
Куда легче было добраться до вдовы короля Трюггви Астрид и ребенка, которого она уже должна была родить. Если это сын, то он мог бы, по достижении зрелого возраста, потребовать власть над Норвегией у сыновей или внуков Гуннхильд. Королеву все время преследовала мысль о том, что он может победить.
Однако она больше не отправлялась на поиски. Пока Харальд Серая Шкура и Олав Павлин отсутствовали, у нее было множество дел. Нет, она не была королем, но она была матерью королей. Люди, знавшие о том, где искать выгоды для себя, весьма считались с нею.
Когда ей удавалось - очень редко - оставаться в одиночестве, ей хотелось всего лишь позволить своим мыслям свободно странствовать по воспоминаниям и грезам. Ее отец, ее мать… Сейя, ужасный день, когда на них напали насильники… финны… Эйрик, Эйрик… их дети… о, Рёгнвальд, убитый в расцвете отрочества… борьба, бегство, тяжелое обретение утраченного, и так много раз до тех пор, пока все не разбилось вдребезги в тот миг, когда она увидела гибель Эйрика… и ей пришлось собирать осколки… Нет, ее душа не хотела летать. Небо было таким холодным…
Конечно, ее шпионы на земле должны были узнать, что происходит с Астрид. Спешить было в общем-то незачем. Пройдет не так уж много времени, и любовник вновь покинет ее. Тогда она сможет всем своим существом обратиться к делам и заботам дома Эйрика Кровавой Секиры.
Хотя ей и ее Харальду пришлось закрыть глаза на происходившие неподалеку языческие жертвоприношения, а самим слушать мессу, которую служил лишь один священник в крошечной часовне, Рождество прошло весело. Зал был переполнен людьми, еды и напитков было больше чем достаточно, все были радостны. Король подарил Олаву алые одежды, привезенные из южных стран. А время от времени Олаву и Гуннхильд удавалось улучить момент для своих собственных утех.
Вернее - королева хорошо это знала, - она улучала моменты для своих утех, но об этом она не говорила никому и даже старалась не признаваться себе.
Всполохи северного сияния играли в небе, озаряя поскрипывавший под ногами снег. Разными цветами вспыхивали сосульки, свисавшие с ветвей, подобно ножам. Снова урожай и на земле, и в море был скудным.
Когда-то давно Эйвинд Ленивый Скальд сочинил большую поэму, восхвалявшую всех исландцев. Те щедро отблагодарили его, дав скальду по три серебряных пенни от каждого свободного человека. Монеты - а их оказалось целых пятьдесят марок - были собраны в связки. Пока в Норвегии тянулись голодные времена, он был вынужден одну за другой истратить эти связки на покупку еды. Минувшей весной в тех местах случился непродолжительный, но сильный ход сельди. Он вышел в лодке с мужчинами из своего дома и получил такой улов, что даже сложил о нем несколько радостных строф. Но вскоре запасы оказались съедены. Позднее он даже продавал свои стрелы тем, кому удалось засолить побольше рыбы впрок.
Эйрик стоял на мысу - под ногами у него лежала твердая, как железо, земля - и всматривался в серо-стальное море, сливавшееся с серо-стальным небом, а ледяной ветер пытался забраться ему под плащ. И скальд произнес:
Я продал за пищу
серебро, что прислали мне
обитатели ледяного острова,
к коему корабли бегут на запад.
Я расстрелял мои стрелы,
в обмен получив
серебристые стрелы морей.
Несчастлива земля,
что лежит в запустенье
и лжи год за годом.
XV
Весенняя пора принесла с собой сырые ветры, дожди и слякоть. Как только дороги вновь стали проходимы, Гуннхильд отправила своих людей на поиски Астрид.
Некоторые из них считали, что та могла вернуться к своему отцу, сильному вождю из области, именуемой Опростад. Такое событие невозможно было полностью скрыть, и, порыскав в тех местах, шпионы убедились в том, что были правы. Вызнав все у готовых посплетничать соседей, они явились с докладом к королеве.