– Сама знаешь, не в обычае, – Хёрдакнут развел руками. – Да и нет у нас воинов для четвертой сотни, третью и то толком не наскребли…
– Но бывает же, дева-щитоносица ведет дружину!
– Дева-щитоносица – дело особое. Если в роду мужчин не осталось, тогда она может дружину вести. Лучше б нам без такого, копье мне под ребро, обойтись. Потом, ты тоже не ромашки собирать едешь, тебе я доверяю мою спину защищать. Все, разъезжаемся, – ярл повернул коня и поскакал к мамонту, величественно шествовавшему в середине растянувшейся по размеченному разведчиками хитровыгнутому пути дружины.
Аса выпятила нижнюю губу, фыркнула, подняла своего жеребца на дыбы, и повернула за ним. Горму ехать было ближе всего – его сотня возглавляла поезд. Он тронул пятками бока лошади, чуть прибрав правый повод, и двинулся в направлении передовых коней Ламби и Кнура. На волокушах, состоявших из хомута и пары оглобель, сзади соединенных легкой плетенкой, возили сено в сенокос. Кнур догадался, что если к десятку уже имеющихся добавить еще двадцать наскоро сработанных, да захомутать тридцать добрых (или хоть каких получится) коней, можно сильно огорчить врага, прячущегося за деревянной стеной на валу со рвом. Рядом с каждым всадником шли по два пеших воина, придерживаясь за стремена. Кони, определенные первой сотне, собрались, сказать честно, так себе – все два десятка настоящих боевых тяжеловозов забрал себе ярл. У некоторых же кляч, бредших за коньком Ламби, разве что шкура не была перелицована. Горм занял свое место между кузнецом и ловчим, и пустил кобылу шагом.
– Слушай, если что… – начал он, обратившись по-венедски к Кнуру.
– Да, да, присмотреть за псом, что в Ноннебакке оставлен, и помнить клятву, что ты дал у края Мегорского ледника, уже сто раз тебе поди обещал. Раз уж мы в этом русле, обидно будет, если помру, да не узнаю. К кому ты последние дни в Альдейгье обедать-то ходил, когда не к Бушуихе?
– Откровеность за откровенность. Почему ты домой передумал возвращаться?
– Тьфу, пропади оно! Я думал, несколько месяцев или год меня в деревне не будет, все позабудут, почему я уехал, вернусь, отцу мех паровой куплю, женюсь, например, на старостиной внучке… Так нет! В Альдейгье в корчму зашел, там купец только с запада вернулся, и всем рассказывает: "Переправлялся я через Вайну, так на лодке мне рассказали, что сын тамошнего кузнеца…" Тьфу.
– Да, – Горм покачал головой. – А к кому я обедать ходил? К Поладе вдове, и нечего тебе ухмыляться, умная женщина, мужнино торговое дело ведет, дочку растит.
– Полада – это не она ли за твоим столом на Найдениной свадьбе сидела? Глядел я на ее перси – лепота… Так ты к ней обедать ходил или..?
– Женщине надо первым делом в глаза глядеть, а не на перси, и про это я тебе рассказывать не обещал. Одно скажу – мои дети все отца знать будут…
Заброшенное и заросшее вереском поле сменилось редколесьем. Горм разглядел свет, проблескивавший впереди с одного из деревьев на небольшом возвышении – знак от разведчика с зеркальцем, и повернул лошадь, ненадолго подобрав один из ремней поводьев. Разведка была вверена Карли, очень сообразительному пареньку с одного из дальних хуторов, найденному Хельги и отличившемуся в ответном набеге младших Хёрдакнутссонов на тайную пристань работорговцев. Карли набрал несколько мальчишек и пару девчонок своего возраста или моложе, хорошо знавших лес, и поручил им найти путь к Слисторпу по заброшенным тропам, полям, и перелескам. На проезжих дорогах и поблизости не было прохода от разбойников, "собиравших пошлину" именем Гнупы, и было не исключено, что некоторые из них действительно ему отвечали, а успех набега в значительной степени зависел от внезапности.
Солнечный зайчик скакнул в поле зрения Горма еще дважды и исчез. Внук лихих дедов – Рагнара и Бушуя – попытался разглядеть следопыта, державшего зеркальце, но безуспешно. Тот был слишком хорошо скрыт листвой. Горм принял вправо, бросив через плечо:
– Первая сотня держи вправо, Слисторп за этим холмиком, передай ездоку за тобой.
С вершины холма через деревья стал виден "Гнупин гадюшник." Его внешняя стена была треугольной, с деревянными башнями по углам и посреди каждой стороны. Стены стояли на невысоком земляном валу, перед которым во рву тускло блестела вода. На дальних сторонах треугольника, стена была пониже и шла вдоль воды. С севера, это был фьорд Слиен, с востока – озеро в устье реки, впадавшей в тот же фьорд. Ближе к углу с восьмиугольным срубом башни, обращенной к лесу, на холме стоял собственно замок, окруженный второй, каменной стеной. Ветер дул в сторону леса. Запахи, которые он доносил, скорее отвадили бы случайного проезжего, чем привадили – в их сложной и неприятной смеси явно вело дерьмо. Впрочем, с дерьмом почти готовы были потягаться за первенство тухлая рыба и то ли дохлая лошадь, то ли что-то мертвое еще похуже. В поле между лесом и городом вереница рабов еле-еле шевелила мотыгами. Два пеших надсмотрщика с дубинками сидели рядом на меже.
– Поезд, стой. Лучника вперед, – сказал Горм, остановив коня и подняв руку.
На его зов вышел один из пеших воинов с тисовым луком, в длинном кольчужном хауберке и с кожаными наручами, покрывавшими руки ниже локтей, на вид ровесник Хёрдакнута.
– Ты Хеминг?
– Я Торкель, Хеминг мой брат.
– С какого расстояния ты сможешь снять этих двоих?
– Шагов с четырехсот.
– Держись за стремя. Ламби, как только я махну, веди сотню к стене, – Горм пустил кобылу рысью, Торкель побежал рядом, одной рукой схватившись за Гормов сапог, другой держа лук и две стрелы. Лошадь была неплохая, но слегка мелковатая для всадника, и не обученная всяким хитростям, про которые Горм слышал в Гардаре. Там говорили, что к югу от Мегорского ледника, в степях вдоль Танаквиль-реки, выращивали коней, способных по приказу, например, сосчитать, отбивая копытом, до десяти, или лечь наземь. Последнее могло бы сейчас пригодиться – стоящий конь в чистом поле сильно заметнее лежащего. С другой стороны, Гнупины надсмотрщики, похоже, не заметили бы и внезапно случившегося стада случающихся мамонтов…
Горм остановился и спрыгнул с коня. Лучник уже натянул тетиву, вдохнул, задержал дыхание, пустил стрелу и, не переводя дух, вынул вторую изо рта и пустил вслед за первой. Тем временем, первая стрела уже нашла свою цель в спине ненаблюдательного носителя посредственной дубинки. Его грязный собрат по тупому ремеслу едва успел понять, что произошло что-то из ряда вон (и окровавленным наконечником из грудной кости) выходящее, и повернуться, как вторая стрела поразила его в грудь чуть ниже горла. Горм прыгнул обратно в седло и поднял руку. На беду, одна из рабынь бросила тяпку и завизжала. Звук еще не донесся до южной башни, а вереница коней с волокушами уже показалась из леса.
– Вперед, ко рву! – закричал Горм и выхватил меч.
Разгнупление Танемарка началось. Первая сотня, кто на конях с волокушами, кто бегом, устремилась от кромки леса к участку стены чуть слева от южной башни, где края рва слегка осыпались. Ламби и Кнур достигли рва первыми. Кнур развернул коня, дернул за веревку, соединявшую половинки хомута, и поскакал на освобожденном от волокуши жеребце обратно вверх по холму. Подоспевший за ним пеший дружинник поднял оглобли и опрокинул волокушу со стожком сена в ней в ров. Веревка на хомуте коня Ламби не развязалась. Ловчий выпрыгнул из седла, вытащил сакс, и принялся пилить им веревку. Стрела с башни пронизала конскую шею. Конь встал на дыбы, захрипел, из его горла хлынула кровь, обдав Ламби, наконец, животное вместе с волокушей упало в ров, расплескав воду. Ламби бросился бежать к лесу. Еще одна стрела отскочила от его шлема.
– Вперед, вперед, заваливаем ров! – Горм торопил остальных всадников, но их лошади уже давали все, что могли. Одна кляча вообще не добралась до стены, попав ногой в нору какой-то зверюшки. Резкий хруст сломанной кости и жалобный крик кобылы на миг перекрыли другие звуки – кличи защитников Слисторпа, пытавшихся собрать побольше лучников на стене, свист стрел, и топот копыт. Наконец, конник бережно погладил кобыле шею, рукой прикрыл ей глаз, а другой перерезал горло. Тем временем, два пеших воина перерубили топорами веревки, крепившие стог к плетенке, и покатили его ко рву.
Когда ров заполнился стогами примерно на треть, Горм вынул из седельной сумки рог, дважды коротко протрубил, и повесил ремень рога себе через плечо. Воины его сотни продолжали сбрасывать сено в воду, гнать коней, или бежать вверх по склону, за пределы досягаемости стрел с башни и со стен. Вместе с сеном, в воде оказалась еще одна мертвая лошадь вместе с умирающим наездником, которому стрела каким-то образом угодила в рот.
Из редколесья раздался ответный двукратный зов рога. За ним последовал могучий звериный рев. Низко опустив голову и на ходу сбивая молодые деревья, на пологий склон выбежал матерый мамонт Таннгриснт. К его спине были приторочены осадные лестницы. На покрытом длинной рыжей шерстью горбу мамонта в резном седле сидел корнак Краки, казавшийся крошечным по сравнению с длиннохоботным исполином. Не останавливая мамонта, Краки потянул за концы веревок, привязанных к железным стержням в пряжках ремней, державших поклажу. Лестницы посыпались на землю у края рва. Вынужденно, этим участие мамонта в бое и исчерпалось – корнак погнал его от стены, к лесу и к воде, пока Таннгриснт не перегрелся.
"По-хорошему выходит, нужно держать стадо мамонтов для войны зимой и стадо слонов для войны летом," – подумал Горм. – "Забавно, что выйдет, если их скрестить, хотя уже есть шутка о том, что из этого вышло – зверюшки остались довольны…"
Тут объявились и ярл с двадцатью заковаными в железо с ног до головы всадниками на могучих тяжеловозах в длинных кольчужных попонах с кожаными накидками и в цельнокованных из железного листа наголовниках. Они шли медленной рысью, выстроившись в ряд. Всадник рядом с Хёрдакнутом, вооруженный мечом и луком, был поменьше остальных. За конными бежали еще восемьдесят тяжело вооруженных воинов в шлемах и кольчугах, поверх которых были одеты пластинчатые или чешуйчатые доспехи. Каждый второй пеший воин нес широкий прямоугольный щит. Тяжеловозы остановились, сильно не доезжая кромки рва под южной башней. Лучники с башни вотще переключились на новую цель – их стрелы доставали Хёрдакнута и его отборную конницу на излете, и не могли ранить ни ездоков, ни коней, хотя наборный лук в руках спутника (вернее, спутницы) ярла, похоже, достал кого-то на башне, несмотря на неблагоприятную разницу высот. Пешие воины повернули вправо, разобрали сброшенные с мамонта лестницы, перебежали ров по копнам сена, и принялись под градом стрел со стены ставить лестницы, прикрываясь щитами. Один из ставивших лестницы был несуразно велик, и его чугунный шлем подозрительно напоминал большой кухонный котел с приклепанным забралом и подбородочным ремнем из лошадиной подпруги, привязанной к ручкам. Ярл вынул из седельной сумки рог и троекратно протрубил.
– На лестницы! – крикнул старший Хёрдакнутссон, услышав звук рога. Оставляя лошадей на попечение нескольких мальчишек, верховые его сотни спешились и вместе с остальными воинами побежали к стене, Горм с рунным мечом в правой руке впереди. Из леса, за ними с воплями рванула короткая сотня Хельги, и с ними он сам, уже спешенный, с луком и копьем. Где-то в толпе должен был бежать и Щеня со странной венедской палицей под названием "шестопер." Достигнув подножия стены, Хельги, Торкель, и еще несколько лучников начали обстреливать защитников – те столпились на боевой площадке стены так плотно, что промахнуться было почти невозможно. Горм, Ламби, и еще с десятка полтора воинов первой сотни уже взбирались по лестницам.
С полсотни дружинников Гнупы и йомсов Сильфраскалли набились в узкий проход за зубцами частокола, но гораздо больше толклось внизу. Поднявшись вровень с верхом зубцов, Горм потянул за край щита, висевшего у него на спине, жалея, что у него нет еще одной пары рук, чтобы держаться за лестницу. Щит зацепился за что-то. Сын ярла повернулся и прыгнул на боевую площадку спиной вперед. Его довольно мягкое приземление было сопровождено удовлетворительным количеством криков. К тому же, пара-тройка сбитых им воинов вывернула тетиву ограждения боевой площадки, приземлившись на копья их собратьев внизу. Что оказалось уже не так приятно, усилиями Торкеля со товарищи деревянная выстилка, уже изрядно изгвазданная кровью, была скользкой, и Горму пришлось воткнуть в нее меч, чтобы тоже не вылететь из прохода. Только он подобрал под себя ноги, чтобы встать, как удар по щиту снова сбил его. Раздался треск, брызнула кровь, что-то мокро шлепнулось на дерево, в поле зрения появились знакомые сапоги, потом еще одна пара, потом протянутая рука в кожаной перчатке вместо кольчужной рукавицы. Горм благодарно схватил Хельги поперек запястья и встал, по ходу тыкая кого-то незнакомого мечом в открывшуюся снизу подмышку. В опасной близости от его шлема возникла булава, старший Хёрдакнуттсон присел, наконец стащил злополучный щит со спины, и его заостренным краем тут же щедро оделил владельца булавы. Тот отскочил, насколько позволяла давка, Горм, перехватив щит в левую руку, принял удар, жалом меча уколол врага с булавой в запястье, что само по себе было не смертельно, но отвлекло его от движения копья Хельги – под ребра и это уж насмерть. Неожиданно все лица стоявших вокруг были знакомыми, хотя в разной степени изгвазданными в крови, кто в чужой, кто в своей. Ее тяжелый запах даже слегка освежал застойную вонь Слисторпа.
– Ловко ты со щитом придумал, – сказал Кнур, которому принадлежала первая пара сапог, увиденных Гормом. – Как те трое на копьях своих же споборников задергались, хоть в былине пой.
– Придумал, как же… Это еще что? – спросил старший сын ярла, указывая на красно-серую кляксу на потемневших от крови досках.
– Это мозги того придурка, что лупил тебя по щиту булавой, – объяснил Кнур.
Ошметки того же очень серого вещества падали с лезвия его топора.
– Немного у него их было. Хельги, все Гнупины остолопы здесь толкутся?
– Похоже. Больше трехсот. Пора?
– Пора!
Боевая площадка между южной башней и башенкой посередине стены, обращенной на запад, была захвачена дружиной Хёрдакнута. Нападавшие на них снизу защитники Слисторпа находились в невыгодном положении – им приходилось выходить из башен по одному в проход, где каждого встречали двое, и очень недружелюбно. Трудность заключалась в том, что для развития преимущества, Горму и товарищам пришлось бы захватить одну или обе башни и спуститься во двор, но тогда уже они оказались бы в сходном невыгодном положении, и с численным перевесом не на их стороне. Хуже того, злыдням под стеной могло в любой миг придти в голову, например, что копьями можно не только гневно трясти в воздухе, но и больно швыряться. У Горма, Хельги, и еще нескольких дружинников, впрочем, тоже было припасено чем швыряться – горшки со смесью дегтя, засахаренного меда, опилок, и странной белой дряни, собранной Виги в полузаваленном подполе под старым свинарником. Перетертая с дегтем, эта дрянь горела, как завтра не наступит. Опилки и мед были нужны для дыма, а дым – чтобы подать знак.
Достав горшки и выкресав огонь, Ламби и Хельги зажгли фитили из промасленной веревки, поставили горшки на доски, ткнули в дрянь незажженными концами веревок, и ногами столкнули сосуды вниз. Раздались вопли, дружинники Гнупы или Сильфраскалли попятились, и в воздух поднялись два столба дыма. Изрядно дыма пошло и по двору.
– Как бы они не разбежались… Хельги, ты попадешь стрелой с горящим фитилем в горшок, если он будет стоять у ворот во второй стене? – спросил старший брат среднего.
– Я попаду? Ты еще спроси, медведь в лес до ветру ходит?
– Привязывай и зажигай! – Горм размахнулся и кинул горшок. Тот приземлился почти в нужном месте, разбившись об дверь. Тем не менее, Хельги пустил стрелу с фитилем. Усилия братьев увенчались успехом – дверь загорелась, и вместе с ней два Гнупиных остолопа.
– Надо бы занять южную башню, а то наших еще полно внизу толчется, – посоветовал Ламби.
– Твоя правда.
Старший Хёрдакнутссон двинулся к проходу, который полностью загораживал рыжеволосый и рыжебородый великан, судя по доброй справе, из йомсов, с секирой в каждой ручище. Видимо, где-то по дороге наверх, в давке он потерял шлем. Увидев приближение Горма, здоровяк кровожадно оскалился и со свистом закрутил секиры крест-накрест. Горм покачал головой, опустил щит, вытащил левой рукой из-за голенища сапога сакс, и метнул. Секиры сделали еще по обороту, потом глаза рыжего скосились к рукояти сакса, торчащей из середины лба, и он рухнул навзничь, как поваленное дерево. Из башни раздался крик – похоже, могучее тело сбило кого-то с лестницы. Ламби ринулся в дверной проем, за ним – еще несколько Хёрдакнутовых ратников.
К северо-востоку от башни что-то громко заскрипело. Раздался грохот. Из-за стены прозвучали звуки рога – два коротких, два длинных.
– Это еще почему? – Хельги перегнулся через зубцы.
Нападение, может быть, и застало Сильфраскалли врасплох, но в отсутствии дренгрскапра его никак нельзя было упрекнуть – вождь наемников скакал на шустром коньке впереди еще полудюжины верховых, а за теми тяжелым шагом бежало никак не меньше полусотни отлично оснащенных йомсов. Вылазка из ворот, открывшихся в воротной башенке посреди юго-восточного участка стены и выходивших к пристани, скорее всего преследовала своей целью уничтожение воинов, еще толпившихся у лестниц, но для этого, Сильфраскалли сначала нужно было проехать вдоль стены, обогнуть южную башню, и встретить Хёрдакнута и его двадцать верховых. Хельги неспроста удивился – знак, который подал ярл своим всадникам, был "Стой!" Сам Хёрдакнут с копьем наперевес поскакал навстречу вражескому предводителю. Обычно при встрече верховых воинов с копьями или мечами в поединке, кони разъезжались на расстоянии в ширину ладони, давая ездокам возможность ударить соперника. Сильфраскалли явно полагал, что так и произойдет. Он никак не ожидал, что Хёрдакнутов вороной, весивший раза в два больше его жеребчика, был обучен по-другому. Четвероногий исполин в железном налобнике и кожаной защитной попоне с нашитыми кольчужными кольцами ударил меньшего коня в грудь и, не останавливаясь, стоптал его. Ездок, не иначе, между делом получил копытом в голову, потому что он остался лежать, наполовину придавленный своим конем, без движения. Один из всадников, сопровождавших Сильфраскалли, поехал было ярлу наперерез, но тот высадил его копьем из седла, даже особенно не стараясь.