- Здравствуй, мой мальчик! - Степан Федорович крепко обнял Федю.
В старом одеяле из разношерстных тканей тот выглядел презабавно. Таня не выдержала, расхохоталась.
"Как они похожи, - подумал юноша. - Таня вся в отца и лицом, и повадкой".
- Тише, товарищи, - солдаты, - посерьезнел Федя, показывая на иллюминатор. - С ними эта, Веретягина.
Потапенко осторожно посмотрел. Солдаты стояли, продолжая мирно беседовать, Тропарев сказал что-то, все засмеялись.
- Эй, Великанов! - крикнул бородатый фельдфебель своим поповским басом. - Где ты, выходи!
Один из солдат снял с плеча винтовку и загнал в казенник патрон.
- Отставить! - пронзительно крикнула Веретягина. - Я приказала взять живым.
- Не стреляй, Синичкин, - пробасил Тропарев.
- А почему баба командует, по какому праву? - взъерошился солдат.
Федя наскоро рассказал отцу Тани о кладовке с оружием, но Репнин даже не удивился находке. Взглянув на юношу, он решил иначе:
- Пока действуй, будто ты один. Нас вроде не существует. Твою крепость им все равно не взять. А мы их, как миленьких, ухватим, пусть сунутся. Ну-ка, дружок. - Репнин протянул ему медный рупор, взятый со шлюпки.
- Великанов! - еще раз рявкнул Тропарев.
Пароход откликнулся могучему голосу эхом.
- Я Великанов! - Федя помахал из иллюминатора рукой.
- Выходи на палубу, - гудел фельдфебель, - али срамно без порток-то?
Солдаты прыснули со смеху.
Юноша высунул рупор в иллюминатор. Солдаты шарахнулись, решив, что это какое-то оружие.
- Мне и здесь хорошо, - сказал Федя. - Что вы хотите?.. - Теперь его голос звучал посильнее фельдфебельского.
В лесу откликнулось эхо.
- Слезай к нам, - потребовал Тропарев.
- Никуда я не пойду. И ко мне никто из вас живым не доберется. - Федя с удовольствием подумал, что теперь онне одинок и впрямь никого сюда не пустит.
- Смотри, худо будет, - погрозил саблей Тропарев. - Ежели сами снимем - башку оторвем.
- Солдаты, - метнулась Лидия Сергеевна, - рубите деревья! Надо сделать лестницу.
- Топоров нет, барыня, - сказал фельдфебель.
- Так пошли за топорами!
- Да вон лестница лежит, поставить бы ее к борту - и все, - кивнул фельдфебель на парадный трап.
- Кто на камни спустится, - сказал Федя в рупор, - застрелю. - И выставил в иллюминатор ствол винтовки.
Среди солдат произошло смущение: кто нырнул за валун, кто плюхнулся прямо на землю, кто, петляя, побежал к леску.
Тропарев не пошевелился. Мадам Веретягина спряталась за широкой спиной фельдфебеля.
А за Федей, невидимый снаружи, стоял Танин отец и присматривался к "полю боя". От правого борта парохода крупные камни грудились, поднимались кверху. За ними, примерно на уровне верхнего мостика, - полянка, поросшая травой и кустарником. Потом хвойный лес. А в море тянулась словно хребет доисторического животного, скалистая гряда, столь опасная для кораблей.
Солдаты стояли на самом краю зеленой площадки, какраз напротив Фединого иллюминатора; до них было не так уж далеко, около двухсот шагов.
Увидев, что Федя не стреляет, солдаты, сконфуженно пересмеиваясь, вернулись обратно.
Тропарев отвел сестру милосердия в сторону и стал что-то объяснять ей, показывая то на пароход, то на лес. Наконец Веретягина утвердительно качнула головой.
"Согласилась", - подумал Федя, пытаясь догадаться, о чем шел разговор.
- Великанов, - крикнул фельдфебель, - слушай меня! Мы идем хоронить поручика Сыротестова. А вернемся, если ты не вылезешь, мы тебя, как гнуса, выкурим.
Федя молчал. Известие о смерти поручика удивило, но почему-то не обрадовало его, он недоумевал: "Что у них там происходит?"
Тропарев скомандовал солдатам. Только теперь Федя заметил носилки с телом, прикрытым офицерской шинелью. Двое остались на полянке - видимо, сторожить Великанова.
Как только мадам Веретягина и остальные скрылись в лесу, караульные принялись собирать хворост для костра.
- Теперь докладывай, что с тобой стряслось, - сказал Репнин, усаживаясь на перевернутый ящик из-под австралийского масла. Он зачерпнул трубкой махорки из кисета и сунул кусок газеты в печку. Когда бумага вспыхнула, Степан Федорович с удовольствием раскурил носогрейку.
Федя, подробно рассказывая о событиях прошлой ночи, взволновался. Он чувствовал, что порой говорит совсем не то, что нужно, и такое, чего при другой обстановке никогда бы не сказал.
- М-да, - произнес Степан Федорович и почти скрылся в облаке едкого дыма.
А Федя выложил все, и ему стало легче. Он машинально повел глазами на гвоздь, где недавно висела клетка с канарейкой… "Не забыл ведь свою пичугу, хоть и миллионы в голову ударили, - подумал юноша о Гроссе. - Пусть ему за эту единственно бескорыстную привязанность какой-нибудь грех спишется. Только один", - уточнил Федя, вспомнив козни капитана.
- Ты оказал нам большую услугу, Федор Николаевич, - очень серьезно сказал Репнин Федю впервые величали по батюшке. - Партизаны наказали благодарить тебя. И теперь вот… пушнина. Не дал проходимцам украсть! Миллионы долларов - шутка ли! Сколько тут будет хлеба, оружия… А может, - размышлял он, - деньги за соболя в Москву послать? Мы обойдемся, а Россия голодает… Ладно, как быть с твоей находкой - решит партия. Еще раз спасибо тебе. - Степан Федорович встал, пожал руку Великанову. - Дальше воодушевлять тебя поручаю дочери, - добавил он, ласково шлепнув его по спине, и стал собираться, вроде не замечая смущения юноши. - Ну, а насчет арсенала в той кладовке… не думал, что ты его раскопаешь Следопыт! Это я припас. На всякий случай. Если бы нам в Императорской туго пришлось, мы в эту бухту всем станом партизанским решили переходить.
Здесь у меня еще кое-что припрятано. - Немного подумав, он положил руку Феде на плечо: - Вот что, брат. Раз к себе товарищей, моряков, позвал - надо дождаться. А то придут - тебя нет, нарвутся на солдат и шум раньше времени подымут. И мой план сорвется. Так что будь пока здесь. С тобой останутся Ломов и Таня. А я с Потапенко на "Синий тюлень". Мы скоро вернемся. Следите за берегом, не дайте себя обмануть. Ночью дежурьте. Из склада брать оружие без крайности запрещаю.
Шлюпка отошла, через двадцать саженей она скрылась в тумане. Девушка взяла друзей под руки, и все трое долго стояли, прислушиваясь к затихающему стуку уключин.
Солдаты жарили на полянке бок дикого кабана, подстреленного недавно в лесу. Ветерок донес оттуда аппетитный запах.
* * *
Старший лейтенант Моргенштерн, обхватив голову руками, сидел в своей маленькой каютке. На столе небрежно брошен наган.
Сторожевик уже несколько дней метался по морю в погоне за "Синим тюленем", но все напрасно. Пароход бесследно исчез. Барон каждую ночь видел во сне доллары - продолговатые плотные бумажки с портретом президента Линкольна в овале. Но каждый раз, как он хотел положить их в карман, чьи-то руки выхватывали у него доллары.
Дважды вахтенные сигнальщики замечали растворявшийся в береговой синеве силуэт "Синего тюленя". Они переглядывались и, словно сговорившись, не докладывали по начальству.
А Моргенштерн посылал на Полтавскую и в штаб флотилии депеши, просил помощи. О соболиных шкурках он умалчивал, поэтому телеграммы получались путаными; его запрашивали, просили разъяснить - он снова путал… Все эти дни он ни о чем не мог думать, кроме проклятых миллионов.
Вот барон выпрямился, дико посмотрел вокруг, нажал кнопку звонка.
Почти тотчас же появился вестовой.
- Братец, - сказал старший лейтенант, - принеси мне партизана с лимоном, бог мне на шапку послал, а они украли.
Вестового испугали и непонятное распоряжение, и мутные, бессмысленные глаза командира.
- Ваше благородие, - спросил он, отступив к двери, - вам чай с лимоном?!
- Чай с лимоном? Ты шутишь, браток. - Маленькое личико барона еще больше сжалось, выражая крайнюю брезгливость. - Разве лимон стоит десять миллионов долларов?.. Мне только что предложили… Плыви-ка, браток, к "Синему тюленю" и позови его сюда. Что смотришь? Вы все предатели, я вижу, глаза у тебя на собольки разгорелись… - Он погрозил пальцем. - Бог мне на шапку послал, а ты… Я приказываю захватить партизанский пароход!
- Есть! - замирая от страха, крикнул матрос. - Захватить партизанский пароход и привести вашему благородию… Разрешите выполнять. "Только бы уйти по живу-здорову", - думал он, косясь на револьвер возле командира.
- Постой, братец, вот, отдашь в радиорубку. Скажи, чтобы срочно передали. Это очень…
Он набросал на листке:
"Командующему Сибирской флотилией адмиралу Старку грузите президентов Линкольнов овале целую обнимаю Моргенштерн".
Вестовой с бумажкой в руке круто, по уставу, повернулся и вылетел из каюты.
Сегодня снова туман. Сторожевик со спятившим командиром, чуть покачиваясь, медленно движется в сером, свинцовом море.
Глава двадцать четвертая
ТЫСЯЧА МЕШКОВ МУКИ БЕЗ КОПЕЙКИ ДЕНЕГ
В доме, где жил товарищ Андрей, были две квартиры, каждая с отдельным парадным входом. Квартиры соединяла внутренняя дверь, закрытая от любопытных взоров тяжелой мебелью с одной и другой стороны. В соседней квартире жил преподаватель математики женской гимназии, друг товарища Андрея. Секретная дверь играла немалую роль в беспокойной жизни подпольщиков.
Сегодня день светлый, жарко. Едва заметный бриз чуть-чуть рябил воду. Сверкающая синева залива слепила глаза. Далекий горизонт туманился легкой полупрозрачной дымкой. Расставив свои перепончатые паруса, куда-то спешила плоскодонная корейская лодка… Два больших окна в комнате с простенькими обоями выходили на Амурский залив. Товарищ Андрей все это видел и не видел Девочка, сидевшая у него на коленях, надула губки и насупилась.
- Папочка, почему не делаешь ветер? Мне жарко, - сказала сна, теребя отца за руку.
Товарищ Андрей молчал.
- Мне жарко, - требовательно повторила девочка.
Отец спохватился и стал обмахивать дочку цветистым бумажным веером. А в голове все еще расходились на слоги и буквы и вновь складывались скупые строчки телеграмм. Сегодня верный человек со станции беспроволочного телеграфа принес несколько посланий Ивана Курочкина и старшего лейтенанта Моргенштерна. Конечно, не товарищу Андрею они писались, но… тексты телеграмм были наколоты особым способом на страницах томика Сенкевича "Огнем и мечом". И так и сяк перечитывал строчки донесений товарищ Андрей, но не мог узнать ничего достоверного о карательной экспедиции. Сообщения были разноречивы и просто странные. Но много в них радовало его.
Заход "Синего тюленя" в бухту Орлиную. Груз. Может быть, этот груз и есть самое главное во всем деле… Нет, из-за шерсти никто не стал бы огород городить. Телеграммы Моргенштерна совсем сбивали с толку… "Партизаны захватили пароход, высадили экипаж, карательный отряд в бухте Безымянной. С боем отбил пароход, веду на буксире бухту Безымянную, передам руки законного капитана…"
"Откуда взялись партизаны, - недоумевал товарищ Андрей, - да еще во множестве? Чтобы взять в плен карательный отряд, нужны немалые силы. Что значит "законный капитан"? Но если Моргенштерн отбил пароход, значит, была схватка?" Телеграмма с грустными вестями его опечалила. Правда, следующее донесение несколько разъяснило обстановку. "В тумане партизаны оборвали буксир, пароход скрылся в неизвестном направлении, необходима помощь, прошу добиться посылки еще двух охранных кораблей мое распоряжение".
"Ну, заварилась каша, - размышлял товарищ Андрей. - Оборвали буксир и скрылись!.. Молодцы ребята".
Последняя телеграмма Ивана Курочкина тоже подтверждала, что "Синий тюлень" в руках партизан. Товарищ Андрей с удовольствием отметил, что партизаны "снабжают свои шайки" грузом из пароходных трюмов. Опять упоминалась шерсть: "Тюки шерстью лежат прежнем месте". Далась им эта шерсть… Подпольщика несравненно больше заинтересовали слова о Великанове: "Уборщик Великанов оказался предателем". Значит, его раскрыли, ему грозит опасность! Ну что делать, хоть ты лопни, помочь ничем нельзя.
- Папочка, ты не туда гонишь ветер, - тронула его за руку девочка. - Надо вот так.
- Хорошо, хорошо, Олечка.
Значит, пароход "Синий тюлень" все еще в руках партизан. Это хорошо. Но как такое понять: "Грузите президентов Линкольнов в овале, целую, обнимаю". Что это, глупый шифр? Или этот Моргенштерн просто веселый человек?..
- Папочка, ты совсем нехороший, - обиженно протянула девочка и сползла с отцовских колен, - не люблю тебя. Ты нехороший.
Товарищ Андреи решительно отодвинул книгу с телеграммами. Довольно об этом, подождем новостей. Он поцеловал девочку.
- Иди, дочка, к маме. Папа будет одеваться. Сегодня ему предстояло во чтобы то ни стало добыть тысячу мешков муки. Ее ждут в партизанских отрядах, разбухающих день ото дня от добровольцев.
* * *
В кабинете Якова Муренского, одного из владивостокских богачей-промышленников, всегда прохладно. Окна выходили на север, и солнце сюда не заглядывало. Хозяин, худощавый человек, с костлявым лицом, с тонким носом, приплюснутым к усам, сидел за столом и старался вникнуть в смысл полученного минуту назад письма. Собственно, ничего загадочного в нем не било: только просьба изложена так, что похожа на требование. Необычная, властная нота в записке и заставила его задуматься.
Перечитав еще раз, он отбросил листок и позвонил в серебряный колокольчик.
- Проси, - сказал он пожилому слуге.
В кабинет вошел среднего роста, крепко сложенный мужчина. Вряд ли кто-нибудь даже из близких друзей узнал бы в нем товарища Андрея. Он одет в безупречную пиджачную пару. Туго накрахмаленная манишка, галстук с золотым жучком. Вошедший производил впечатление преуспевающего коммерсанта.
Хозяин кабинета встретил его быстрым, хватким взглядом.
- Прошу садиться, - сказал он, чуть приподнявшись и протягивая синеватую от волос маленькую руку. - Курите? Пожалуйста.
Яков Муренский изучающе смотрел, как его посетитель взял из ящика дорогую сигару, как разжигал ее не обрезав. Едва заметная усмешка тронула губы: гость не умел курить.
- Гражданин Муренский, - отложив сигару, сказал товарищ Андрей, - я пришел от тех, кто завтра возьмет власть.
Черный дог, лежавший на диване, спрыгнул на пол, сунул нос в колени гостю и стал его обнюхивать. Бесцеремонное собачье любопытство было неприятно и щекотно. "Проклятый пес, - внутренне поежился товарищ Андрей, - что ему вздумалось!"
Промышленник продолжал молча изучать посетителя, словно тот не сказал ничего особенного.
- Вы поняли меня? - Товарищ Андрей решительно отодвинул собачью морду.
- Да, - медленно произнес хозяин. Что-то сдвинулось на его костлявом лице. - Я понял.
- Нам нужно тысячу мешков муки. Сегодня. Под мою расписку. По расписке вы получите деньги сполна, как только мы установим свою власть.
- Ясно. На сумасшедшего вы не похожи. Не знаю, как вас назвать.
- Как в моей записке - Щукин.
- Что ж… Вы занятный человек, господин Щукин. А вы чувствуете, стоит мне снять трубку, - Муренский положил руку на черный телефон, - и полковник Курасов - знаете? - мигом разделит нашу беседу. - Он сложил руки и хрустнул пальцами.
- Вы не позвоните. Вы знаете, что тогда никакой Курасов не спасет вас… Нам нужна мука, - еще раз твердо повторил товарищ Андрей. Он держался просто и уверенно.
Промышленник откинулся в кресле. Что, если он выставит этого человека или вызовет агентов с Полтавской? А если согласиться с просьбой? "Тысяча мешков муки, не очень-то уж много. Как он уверен… И в голосе те же интонации, что в записке. "Мы установим свою власть"… И ведь, пожалуй, возьмут… Так, может быть, есть расчет помочь тем, кто завтра возьмет власть в свои руки? Если даже мне не заплатят по расписке, стоит рискнуть. А может, они вернут и деньги".
Товарищ Андрей, спокойно улыбаясь, смотрел на коммерсанта и словно читал его мысли. Дальневосточные богачи, четверо братьев Муренских, были для него любопытны их крайним интернационализмом. Каждый из братьев состоял в особом подданстве: английском, итальянском, аргентинском и даже в подданстве республики Гаити. В русском подданстве никто из них не числился.
Спокоен товарищ Андрей, но чего ему это стоило… "Почему, собственно, я так уверен? - думал он. - Почему считаю, что он не выдаст меня и выполнит просьбу? Выполнит! Яков Муренский слыл в городе за расчетливого, трезвого дельца. Не может не видеть такой человек, что белые проиграли все до копейки, что падает и японская подпорка". Товарищ Анд-реп знал, что слухи о новой экономической политике давно просочились в Приморье. Многие промышленники и купцы, страдавшие от японского засилья, лелеяли мысль, что Советская власть снова даст им возможность не только жить, но и наживаться… "Ну, а если Муренский собирается вместе с белыми удрать? Тогда ему не к чему заискивать перед новой властью. Тогда… Тогда дело плохо". Товарищ Андрей увидел себя не в этом, а в курасовском кабинете - истерзанным, со связанными руками. "Ну-ка, - спросит полковник, прищурив левый глаз, - расскажи: зачем тебе мучица понадобилась?.." Товарищ Андрей даже потрогал ухо, словно оно на самом деле было разбито в кровь и болело.
Товарищу Андрею с трудом удалось убедить руководство партийного подполья, что его предприятие с мукой не так уж безнадежно. И теперь ему очень хотелось доказать свою правоту, выиграть сражение. Соблюдая осторожность, он воспользовался сегодня, как всегда, секретной дверью в своем доме и вышел из соседней квартиры. Когда до цели оставалось каких-нибудь два-три квартала, он заметил тень, мелькнувшую сзади и скрывшуюся в переулке. Это скверно. Но он решил не отступать. У парадного подъезда Муренского он, перед тем как позвонить, обернулся, но ничего не увидел. Соглядатай затаился.
Промышленник наконец заговорил - коротко и деловито, - он принял решение:
- Я дам вам записку.
- На предъявителя, - подсказал, скрывая облегченный вздох, товарищ Андрей.
- На предъявителя, - повторил Муренский. - Пошлете прямо на мельницу… Тысячу мешков. - Он подвинул к себе бумагу. - Вы сможете взять их сегодня?
- Да, - отозвался товарищ Андрей. Теперь он стал замечать окружающее. И величину кабинета, выглядевшего пустым, и тяжелые кожаные кресла, и на стене масляный портрет беловолосого морщинистого старика с острым взглядом черных глаз, и огромную хрустальную чернильницу на письменном столе…
- Пожалуйте вашу расписочку… Ах, приготовили заранее? - Муренский пробежал ее. - Ну что ж, она меня устраивает. Вы расплачиваетесь в течение трех дней после того, как… Попрошу устойчивой валютой, - мы люди деловые.