Это важное, ответственное задание Родина и партия поручили молодому коммунисту Мирзе Садыкову.
О сроках выполнения разговора не было. Да Мирза о них и не думал. Другие мысли не давали покоя послушному служителю Али Акбара: как войти в доверие к муфтию Садретдинхану? Где и когда сойдутся их дороги?
Нет, ни в коем случае нельзя было появляться первым под голубым куполом мечети, где хозяйничал Садретдинхан, И в то же время необходимо было незаметно и осторожно обратить на себя внимание - так, чтобы муфтий сам захотел увидеться с ним…
Задача не из легких…
ЧАЙХАНА
Я чужой. Я брожу и мечтаю о родине милой…
О чужбина, чужбина, чужбина, чужбина, чужбина!
Камоль Худжанди
Процветает Али Акбар… В его чайхане всегда шумно. Разные люди приходят сюда. Кто просто пообедать или посидеть с приятелями за пиалой чая. Кто провести время в тайном увеселительном заведении…
Разные люди… И всем нужно угодить. Едва Мирза отнесет поднос в один конец чайханы, как его зовут в другой.
Но проворный слуга успевает выполнить все просьбы да еще заодно незаметно рассмотреть посетителей.
Однажды в чайхану Али Акбара вошел огромный человек. На такого невольно посмотришь! В богатой туркменской одежде - не иначе, какой-нибудь бай. Крупные, бычьи глаза горели, налившись кровью, лицо пылало, словно каленая медь. Борода сбрита, лишь черные усы нависали над губами. Пока он пересекал чайхану, посетители с почтением приветствовали верзилу, называя его Хан Казы-ага. Странно, что к существу, напоминающему кровожадного убийцу, с таким уважением относятся завсегдатаи чайханы.
Хан Казы подозвал Мирзу и громким, нарочито надменным голосом спросил:
- Где твой хозяин? Мне нужно… - и он сделал рукой жест, означающий, что пришел за "усладой сердца".
Мирза поклонился:
- Али-ага здесь, - он указал на заднюю дверь.
Али Акбар был там, за чайханой, где рядом с кухней располагалось его третье "учреждение": он собирал выручку с посетителей.
Хан Казы не сразу прошел за чайхану. Он внимательно осмотрел Мирзу и спросил с подозрением:
- Ты не иранец. Похоже, ты новичок. Из каких краев прибыл?
- Я самаркандец… - ответил Мирза.
Они обменялись традиционными вопросами. По всему было видно, что новый работник Али Акбара образован и неглуп.
Хан Казы представился торговцем. Как впоследствии Мирза узнал от Али Акбара, это был туркменский курбаши, бежавший в Иран с награбленным богатством. У него было восемь жен, похищенных им во время разбойничьих набегов, но он находил время и дли заведений, подобных "лавке" Али Акбара.
В следующий свой приход он уже был благосклоннее к Мирзе, даже подмигнул ему в разговоре о "лавочке" за кухней.
Однажды Хан Казы снизошел до расспросов молодого слуги. Слушал, сочувственно кивал, а потом, потрепав Мирзу по плечу, вздохнул:
- На чужбине мусульмане должны быть особенно чутки друг к другу. Может быть, я смогу помочь тебе. - Мирза почтительно согнулся в благодарном поклоне.
Хан Казы, приверженец муфтия Садретдинхана, не замедлил обстоятельно рассказать своему шефу о чужестранце.
- И этот молодой, скромный, ученый юноша, как видно по всему, защитник веры, наш земляк пребывает в таком месте…
Хан Казы действительно был удивлен тем, что Мирза выполняет черную работу.
- Мы подумаем об этом, - важно проговорил шеф.
Через некоторое время какие-то люди, бесцеремонно и цепко ощупывая взглядами Мирзу, стали заговаривать с ним, расспрашивать о прошлом. Мирза рассказывал. "Послы" муфтия цокали языками. Затем они расхваливали своего хозяина Садретдинхана и советовали перейти к нему, дабы Мирза мог применить свои познания на пользу аллаху и самому себе. Предлагали составить протекцию. Слуга пожал плечами.
- Я не знаю муфтия, мне неудобно идти к незнакомому человеку.
Его вежливая скромность и бескорыстие понравились муфтию, и он занялся "делом" упрямого чужестранца с той же старательностью, с какой совершал пятикратный намаз.
В один из дней с Мирзой заговорил бывший пскентский казий Пулат Хан:
- Зря вы не хотите посетить уважаемого человека…
Мирза остановился на миг: кто-то, недовольный, что приходится повторять, громко просил чаю. Он отнес чайник и вернулся, обдумав ответ. Торопиться нельзя было.
- Я понимаю, муфтий уважаемый человек… Конечно, нужно его посетить…
- Все мы мусульмане… - бормотал Пулат Хан.
- Видите, как я занят, - уклончиво, но вежливо улыбнулся Мирза. - У меня нет свободной минуты…
- Мусульманин должен помнить о своем долге… - твердил казий. Голос его тонул в шуме чайханы.
- Я постараюсь, - бросил на ходу Мирза.
Ему нужно было работать.
Спустя два-три дня Мирзу навестил еще один из пскентских казиев - Бахретдин Тура.
Эти бывшие казии сейчас на побегушках у муфтия. Раньше они не переступали порога чайханы Али, а теперь крутились вокруг Мирзы, болтая о священных чувствах мусульманина, превознося "самого уважаемого человека" и намекая на его благосклонность.
Садретдинхан, осторожная лиса, завязывал знакомство не сразу и далеко не с каждым эмигрантом.
Преклонные годы, сложная обстановка; большая переписка - все это ложилось нелегким грузом на согбенные плечи муфтия. Образованного, энергичного и, конечно, надежного помощника явно недоставало, а вокруг положиться было не на кого.
Неисповедимы пути случайности, но и случайность подчиняется логике обстоятельств, а ее можно предусмотреть.
Случайно ли Садретдинхан обратил свой взор на Мирзу?
Мог ли Мирза предвидеть это?
Конечно, он рисковал остаться незамеченным, но все же оказался прав, когда рассудил, что среди соотечественников, окружавших муфтия в Мешхеде, Садретдинхан вряд ли сможет найти человека, который сочетал бы в себе подлинную ученость с почтительной скромностью и юной убежденностью в незыблемости основ веры. А ведь именно об этих качествах нового служителя почтенного Али Акбара, столь редких среди эмигрантов, доносили муфтию его многочисленные шпионы!
Садретдинхан продолжал собирать сведения о жизни Мирзы Садыкова. А чем больше было сведений, тем чаще появлялись в чайхане пскентские казии.
Мирза почувствовал: время встречи настало.
Но ночам он мало спал. Нужно вживаться в образ, плохое исполнение трудной роли может в конечном счете стоить жизни. А ведь она только начинается… Сын пастуха, воспитанник детского дома, комсомолец двадцатых годов, студент… А потом?
Вот она когда начиналась, большая жизнь. Мирза выступает в печати. Его стихи радуют и друзей, и незнакомых ему читателей. Он поднимается на кафедру института… Десятки студентов слушают его лекции…
Были планы, были мечты…
Сейчас, готовясь к встрече с муфтием Садретдином, он записывает по памяти состряпанные ранее стихи - напыщенный националистический бред. Ставит под ними псевдоним "Юлчи" - "Путник". Нужно при первом же удобном случае осторожно познакомить с этим муфтия.
Стихи должны понравиться! - …Он вспомнил летучку в редакции журнала "Учкун", где был ответственным секретарем, живое и дружеское обсуждение его настоящих стихов, напечатанных в одном из номеров. В ушах снова прозвучали слова редактора Курбана Бердыева:
- Из вас выйдет большой поэт!
Мирза недовольно покачал головой: опять он окунулся в прошлое… Этого нельзя делать. Теперь у него другая, совсем другая жизнь.
Ведь все может случиться. Задумаешься, начнешь вспоминать - и вдруг невольно произнесешь одну-две строки вслух. А здесь - он усмехнулся - здесь не редакция журнала и не кафедра института…
Мирза свернул стихи трубочкой.
Сегодня четверг.
Завтра он пойдет в мечеть. Пора.
МЕЧЕТЬ
Ты можешь сотни лет о жемчуге твердить,
Но если не нырнешь - он твой лишь в сновиденье.
Носир Хисроу
Муфтий Садретдинхан был имамом в единственной мечети для эмигрантов-суннитов. Она была построена шейхом Файз Мухаммедханом - афганцем из Индии.
В эту мечеть на улице Арк приходили молиться также служащие-мусульмане из английского консульства и приезжие купцы.
Сам муфтий жил в одной из худжр.
Служение аллаху было для муфтия великолепной ширмой: мечеть, это "благословенное" место, он превратил в одну из резиденций иностранных разведок. Правоверные сунниты и не подозревали, что шайтан давно овладел муфтием. Сан имама был надежным щитом и сам по себе внушал уважение.
Мирза был готов к встрече с главарем шпионов. В чайхане из подслушанных разговоров и бесед он за последнее время немало узнал о муфтии и его приближенных.
В пятницу мечеть суннитов особенно многолюдна. Как бы далеко ни жили мусульмане, они в этот день обязательно приезжают на молитву.
Солнце клонилось к закату, когда Мирза направился на улицу Арк.
С видом почтительной робости вошел он в мечеть.
Верующие уже разошлись, а имама не видно было, В большом дворе жилой части мечети Мирза осмотрелся. В правой стороне двора - ханака для молитв, налево - двухэтажное здание с хозяйственными помещениями внизу. На втором этаже - ряды худжр.
Мирза осторожно вошел в одно из помещений, напоминавшее террасу, с открытыми настежь дверями. Прижав руки к груди, он поздоровался и представился.
Пятеро незнакомых людей молча разглядывали гостя.
На самом почетном месте сидел худощавый старик с острыми, как у рыси, глазами и редкой козлиной бородкой. Во рту у него была сигара. Перед ним на низком столике поблескивал самовар. Дым сигары, смешиваясь с паром, уносился, подхваченный сквозняком.
Старик казался озабоченным.
"Вот он… Муфтий Садретдинхан. Имам для верующих. Резидент иностранных разведок. Вот он перед тобой!" Мирза не рассматривал старика. Это было бы неприлично. Он только скользнул взглядом по лицам а продолжал стоять, сложив руки на груди.
Муфтий раздраженно поднял голову и, увидев незнакомого гостя, смиренно ожидавшего ответа на приветствие, неожиданно закричал:
- Будь прокляты ваши отцы, продавшие русским свою нацию! Для чего ты явился? Вершить преступные дела? Или хочешь накликать беду, словно сова?
Любой встречи ожидал Мирза Садыков, только не такой…
Сколько раз его уговаривали, приглашали в мечеть! Что ж, пусть себе кричит, брызгаясь слюной, этот старик. Нужно хранить спокойствие.
Он удивленно поднял брови, опустил руки.
Пусть кричит… Очевидно, это что-то вроде экзамена…
А теперь… Мирза резко повернулся и вышел, не произнеся ни слова.
Он казался спокойным, хотя сердце его колотилось. Мирза знал, что немало эмигрантов, бежавших "оттуда", обвинялись здесь в шпионаже в пользу русских, Хан Казы и другие профессиональные убийцы уводили ни в чем неповинных людей в пустыню. Там, недалеко от советской границы, их живьем, со связанными руками и ногами зарывали в песок.
Но его, кажется, трудно в чем-либо обвинить. Он был осторожен. Похоже, что его просто брали на испуг - не дрогнет ли?
Мирза понимал, что его не оставят в покое. Шпионы муфтия будут следить за каждый шагом, наводить справки.
Наконец муфтий придет к заключению, что Мирза "преданный националист". Окончательно утвердиться в этой мысли имама заставит голубой конверт из Парижа, от Мустафы Чокаева.
…В чайхане Али Акбара снова стали появляться приближенные имама, уговаривая Мирзу посетить уважаемого муфтия.
- Это была вспышка гнева, - объяснял Хан Казы.
Мирза обиженно отворачивался:
- Такой встречи от вашего муфтия я не ожидал. В чем я виноват?
- Правильно, правильно! - соглашался Хан Казы. - Но поймите имама… Ему приходилось разочаровываться в людях. Многие предавали нацию…
- Я подумаю… - уже спокойнее отвечал Мирза.
Но не торопился.
Вскоре порог чайханы переступил самый дорогой и уважаемый Али Акбаром человек, видный мусаватист, наиболее влиятельный из эмигрантов азербайджанцев в Мешхеде - Маджид Бек эффенди. До этого дня он никогда не посещал подобных мест, но Мирза слышал о нем: его часто вспоминали в чайхане, называя защитником и покровителем, считая великой честью встретиться и побеседовать с ним.
Когда Маджид Бек вошел в чайхану, Али Акбар бестолково засуетился вокруг дорогого гостя, не зная, куда деться.
- Проходите, уважаемый господин. Прошу вас.
Он низко кланялся - куда только девались его гордость и хозяйская спесь!
Усадив гостя на самое почетное место и приложив руки к груди, Али Акбар заискивающе смотрел на эффенди, готовый предупредить каждое его желание, Перед гостем появились сладости, а чай заварили в красивых, дорогих чайниках, которые подавались в особенно торжественных случаях.
Заметив Мирзу, хозяин приказал:
- Принеси халвы… Быстрее!
Мирза впервые видел хозяина таким возбужденным, суетливым. Он стремглав бросился выполнять поручение.
- Подождите!
Маджид Бек поднял руку и остановил молодого работника. Потом, повернувшись к Али Акбару, зло бросил:
- Принеси сам! Не заставляй юношу делать такую работу! Он достоин нашего уважения. Я пришел, чтобы просить его пойти со мной.
Озадаченный и ничего не понимающий Али замер.
- Ну… - повторил гость.
Наконец Али промолвил:
- Мой господин, если Мирза нужен вам, пожалуйста… Я буду весьма польщен.
Он попятился на кухню. А Маджид Бек подозвал и усадил слугу рядом с собой.
Благообразный, хорошо одетый и причесанный, с изысканными манерами, Маджид Бек оставлял впечатление интеллигентного человека. Расспросив Мирзу о делах, сделал вид, что он приятно удивлен, когда услышал о его учении в Гандже, в Баку, о знакомстве с видными мусаватистами.
- Вам нечего делать здесь, - по-турецки сказал гость. Он говорил уверенно и повелительно. - Вы поедете со мной.
- Хорошо, господин… - послушно согласился Мирза.
Они вышли из чайханы. Маджид Бек вел Мирзу прямо в махаллю Арк, где располагалась мечеть суннитов.
"Видимо, меня ждет вторая встреча… - думал Мирза. - На этот раз имам, кажется, не должен беситься".
Они молча прошли под своды мечети и направились к худжре Садретдинхана. Приветствуя гостя, муфтий встал и, шагнув навстречу, неожиданно заключил его в объятия.
- Прости, родной! В прошлый раз я обидел тебя. Принял за шпиона, подосланного русскими. Но пойми, такая осторожность нужна!
Он улыбался, был вежлив и добр. С достоинством поздоровавшись с Маджид Беком, усадил гостей.
Мирза пробормотал слова почтения и благодарности.
В этой худжре даже Маджид Бек каждым словом и жестом стремился выразить свое уважение к имаму как к святому человеку.
После вежливых вопросов о здоровье, о жизни муфтий поднял край красного исфаганского ковра, на котором он сидел, и достал листок бумаги. Многозначительно улыбаясь, двумя руками протянул его Мирзе, подчеркивая этим значимость письма в голубом конверте с парижским штампом.
Прочитав письмо, Мирза легкой улыбкой попытался скрыть свое волнение. Улыбку можно было истолковать примерно так: разве я нуждаюсь в такого рода протекциях!
Конечно, советская разведка сумела "довести" до Мустафы Чокаева сведения о жизни и делах "молодого националиста" Мирзы Садыкова.
В письме подчеркивалось, что Мирза является одним из верных защитников нации, способным интеллигентом, человеком с большим будущим и поэтому достоин должного уважения и доверия. В конце письма говорилось о необходимости привлечения его к работе в организации "Милли Истиклал".
Услышав о Мирзе, муфтий, конечно, сразу же послал в свой центр запрос: он был слишком осторожен, чтобы доверять сведениям, полученным его шпионами у самого Мирзы. Получив аттестацию за подписью Чокаева, он уже ни в чем не сомневался.
Ведь Мустафа был председателем общества "Туркестан милли истиклал джамияти", главным редактором антисоветского журнала "Ёш Туркестан". Координируя действия своих отделений, размещенных в ряде восточных государств, именно Чокаев объединял эмигрировавших националистов.
Письмо столь высокого лица привело муфтия в доброе расположение духа. Радовало его и посещение влиятельного единомышленника Маджида Бека, подарки, принесенные Али Акбаром, и, конечно, возможность получить образованного, преданного помощника.
- Сегодня у нас праздник, - заявил муфтий. - Давайте-ка я вам приготовлю плов по-ташкентски. Говорят, это у меня получается неплохо!
И он засучил рукава.
За пловом муфтий, адресуя упрек скорее Али Акбару, обратился к Мирзе:
- Служба в чайхане унизительна для вас, это место не достойно столь умного и ученого человека… - Он показал на соседнюю худжру: - Я специально приготовил ее для вас. Вы сможете жить здесь, рядом со мной.
Мирза благодарно склонил голову, а Маджид Бек и Али Акбар поняли это как намек и начали прощаться.
Осторожный Садретдинхан неспроста поселил Мирзу рядом с собой. Не мешает для начала постоянно держать его под наблюдением.
Начался новый период в жизни Мирзы. Он стал секретарем, помощником, правой рукой муфтия Садретдинхана. Первый этап его борьбы завершился успехом. Но главное было впереди.
Мирзе теперь часто приходилось бывать в худжре муфтия. Жилище Садретдинхана напоминало пристанище аскета. Два небольших красных иранских коврика, узкая лежанка, низкий столик, расшатанный письменный стол. Стопки книг, журналов, газет занимали весь подоконник. Ничего лишнего. Единственное, что несколько нарушало строгий и мрачный аскетизм худжры, это зеленый флажок, укрепленный на западной стене. На флажке были вышиты золотыми нитями полумесяц и многоконечная звезда.
Каждое утро, направляясь на молитву, муфтий прежде всего кланялся в сторону западной стены, и трудно было понять, чему он больше поклоняется - флажку или всевышнему. Любуясь золотым шитьем на зеленом поле, муфтий с надеждой в голосе говорил своим сообщникам:
- Когда мы создадим свое государство, такое знамя будет красоваться повсюду в Узбекистане!
Религиозным трактатам Садретдинхан предпочитал "современную литературу". Среди его любимых книг были и полученные из Стамбула писания Троцкого, переведенные с немецкого на турецкий язык бывшим лидером мусаватистского правительства Мухаммедом Амин Расулзаде. В числе журналов на подоконнике красовался мусаватистский ежемесячник "Оташли уй", редактируемый в Стамбуле тем же Расулзаде. Все это служило источником "обогащения духовного мира" муфтия и хранилось так же бережно, как коран.
Когда Мирза ближе познакомился с делами муфтия, Садретдинхану все чаще нравилось приглашать молодого секретаря в свою худжру и проводить вечера в откровенных беседах с ним.
Имам рассказывал о себе, о своих приключениях. В свою очередь он расспрашивал Мирзу о событиях, которые происходили в Туркестане в последние годы.
Его интересовало, как настроены простые люди, как они живут, как относятся к "Милли истиклал". Однажды Мирза с деланной робостью познакомил муфтия с несколькими рассказами и стихотворениями.
Разумеется, муфтий не предполагал, что эти "творения" создавались специально для него.