- Господин Мустафа Чокайбек, основавшись в Париже и сплотив вокруг себя таких же приверженцев нации из эмигрантов, создал известную вам "Милли истиклал". Ее признало французское правительство, выделило специальное место для ее расположения в Париже, официально названное "Туркестан". Люди, связанные с "Милли истиклал", по возвращении из Парижа заявляют: "Я был в Туркестане". И кто бы ни поехал во Францию, спрашивает: "Где Туркестан?" Разве это не является для нас гордостью?! В парижском "Туркестане" вокруг господина Чокаева сплотилась способная молодежь. Вам еще придется услышать имена заместителя председателя организации - доктора Тахира Шакири Чигатая и секретаря Абдул Вахаб Уктая. Влияние комитета сильно. В его отделениях, разбросанных в различных государствах, таких, как Турция, Иран, Египет, Афганистан, Индия, работают видные деятели. Представительство в Берлине связано с генеральным штабом Германии и держит тесную связь с влиятельными кругами… Мы выбираем своих людей из числа эмигрантов и готовим их для выполнения особо важных поручений.
Мирза понял, что имел в виду муфтий. Разумеется, во всех отделениях идет подготовка для засылки в Советский Союз шпионов, диверсантов и целых вооруженных банд.
- Если председатель общества господин Чокаев в Париже, то Тахир Шакири Чигатай и Абдулла Вахаб Уктай издают книги, брошюры и журнал "Ёш Туркестан" в Берлине. Эти книги и брошюры переводятся на английский, немецкий и французский языки. Турецким отделением "Милли истиклал" руководят доктор Маджетдин Ахмадбек и Абдулла Тавакали, в Афганистане - Хашим Шоик и Мухетдин хан Тура, в Индии - Алтин хан Тура и Азам Хашим. В Иране, как вы сами видите, - ваш покорный слуга. Наш штаб - это мечеть и худжра, в которой мы сидим…
Муфтий задумался… Но, видимо, не все аргументы были приведены. И он продолжал:
- Помните послания, которые мы адресовали господину Чокаеву, и его ответ?
Мирза, отлично помнивший эти документы, понимал, что излияния муфтия - для него клад. Он пожал плечами, всем своим видом говоря: "Откуда мне это помнить?"
- В секретном письме Мустафе Чокаеву, - поднял палец муфтий, - мы писали, что готовимся к наступлению на Советский Союз. Мы спрашивали, откуда оно начнется. Теперь вспомнили?
- Да, да, теперь, кажется, припоминаю.
- Ну вот. Вспомните и ответ господина Чокаева: "Наступление на Советский Союз начнется с востока… В связи с этим необходима тщательная подготовка эмигрантов-мусульман и установление связи и контакта их с русскими белоэмигрантами". - Палец Садретдинхана качался у самого носа Мирзы. - Мы неплохо сотрудничаем с руководителями русских белоэмигрантов Хайдар Хаджой и Грумницким. Их связи с английской разведкой могут существенно помочь нам. В первую очередь я имею в виду оружие.
- Все это понятно, однако замечу, что Хайдар Хаджа и сам проявляет инициативу в дружбе с вами.
- Вы еще ребенок. У Хайдар Хаджи и Грумницкого есть свои расчеты. Они также борются против Советов и прекрасно понимают, что в исходе этой борьбы мы, мусульмане, будем играть важнейшую роль. Теперь ясно? - назидательно проговорил муфтий.
Мирза кивнул и попытался как можно естественней улыбнуться.
- Таково положение дел, мулла Фархад. Чем больше вы будете вникать в практические дела, тем сильнее поверите в нашу победу.
Муфтий был явно в хорошем настроении.
В тишине раздались крики первых петухов.
- Неужели подошло время утренней молитвы? - муфтий выглянул в окно, затем посмотрел на часы: - Да. Чуть больше пяти. Вот видите, дорогой Фархад, сколько мы беседовали. Прямо-таки настоящий чигатайский кружок. Ну, что ж, я буду готовиться к утренней молитве, а вы идите немного отдохните, хорошо? Хотя сон и напасть, но он же и покой.
Взяв рукопись, Мирза поклонился и вышел из худжры.
Отдых был коротким.
В Мешхеде зимние вечера особенно тоскливы и длинны. С раннего вечера и до самого утра все вокруг покрывается беспросветной завесой темноты и мертвым молчанием… Эта гнетущая тишина господствует над безликими, кривыми и одинокими улочками. И лишь по улице Арк, в одной из худжр мечети суннитов теперь всегда горит огонек… Это не спит Мирза Садыков. Он день и ночь неутомимо работает. Нужно переписать рукопись муфтия. Ведь этот страшный документ касается судеб тысяч людей и безопасности Советского государства. Он освещает кипучую деятельность десятков змеиных гнезд, свитых во многих странах.
Предрассветную тишину нарушает лишь скрип калама: Мирза переписывает каждую страницу рукописи в двух экземплярах.
С одним из них он не расстается…
Не успел наступить конец месяца, как секретарь обрадовал своего хозяина.
- Пожалуйста, господин… - Он положил оригинал и переписанную рукопись на низенький столик двумя руками, как этого требует восточный обычай.
- Вы безмерно обрадовали меня. Труд и талант преодолевают любые препятствия. Я благодарен своему верному помощнику.
- Вы преувеличиваете, господин. Я весьма польщен.
Лицо муфтия сияло. Он с какой-то мягкой улыбкой осторожно взял рукопись и быстро перелистал с первой до последней страницы, пробегая по ним своими цепкими глазами. На последней странице было написано; "Муфтий Садретдинхан Шариф Ходжа Казы Оглы", - и оставлено место для подписи.
- Вам бы тоже следовало расписаться здесь.
- Мне думается, - поклонился Мирза, - достаточно одной росписи вашей столь почитаемой и священной персоны. Пусть мусульманский мир преклоняется перед трудом того, кто сам был и автором, и переписчиком!
- Хорошо, благодарю! Ваша мысль верна. Теперь нужно написать сопроводительное послание на имя господина Мустафы Чокаева.
Муфтий продиктовал секретарю письмо, полное высокопарных оборотов, выражавших почтение и уважение к адресату.
Потом он попросил:
- Отправьте как можно быстрее все в Париж.
И муфтий, и Мирза были спокойны за судьбу рукописи "Истории нашей национальной борьбы". Муфтий, доверяя аккуратности своего секретаря, не спрашивал о ней.
Ну, а Мирза Садыков знал, что копия этого документа через доктора Хамадани была срочно переправлена в Москву.
БРАТЬЯ
Отбывшие в край далекий и чужой
Терпят униженья, терпят гнет большой.
Узбекский эпос "Алпамыш"
Иранское отделение "Туркестан милли истиклал" активизировало свою деятельность. Это чувствовалось по обстановке, которая царила в мечети. Появились новые люди. Порой, не совершив молитвы, они торопились скрыться в худжре муфтия, где о чем-то долго беседовали с ним.
Да, в резиденции, вероятно, готовились к большим делам. Муфтий, несмотря на занятость, помнил о своем секретаре.
- В город я вам не советую выходить… - предупредил он.
- Я так редко бываю там, - ответил Мирза. - Сделаю покупки и сразу же возвращаюсь.
- Правильно… Будьте осторожны, сын мой, я беспокоюсь о вас… Ходить без тазкиры сейчас опасно.
Однако, муфтий даже не сделал попытки оформить паспорт на имя Фархада Али Заде. Видимо, у него были на этот счет свои соображения.
Мирза стал реже бывать в городе. Только утром он отправлялся на базар в Поян-хиабан и, вскоре возвратившись, снова принимался за работу.
Анализ всех документов, поступающих от Мустафы Чокаева, переписка с центром и другими эмигрантскими националистическими организациями, а также с особо важными личностями теперь были доверены секретарю.
Все депеши в центр и письма государственным деятелям Муфтий диктовал Мирзе. Из резиденции почти каждый день в Париж, Берлин, Стамбул, Варшаву, Лондон и в другие города шли послания по различным каналам, в том числе и специальными курьерами.
В свою очередь Мирза через свои каналы отправлял в Москву копии этих писем и депеш.
Работать приходилось много, и теперь все чаще в худжре секретаря по ночам горел свет. Связь была обширной. Кроме центра, секретарь готовил письма немецкой, французской и английской разведкам, президенту Польши маршалу Пилсудскому. В посланиях были добытые всевозможными путями сведения о Советском Туркестане, взамен которых муфтий получал материальную помощь.
Однако денег он не копил. Франки, фунты, доллары, марки, золотые монеты проходили через его руки словно вода сквозь желоб водяной мельницы. Кому? Куда? Неужели муфтий, проводивший всю свою жизнь в мечети, привыкший к ее законам, стал щедрым?
Хотя Садретдинхан различными обещаниями, уговорами, шантажом, порой угрозами завлекал в свои сети обманутых людей, он знал, что одними речами многого не достигнешь, и поэтому не жалел денег. Муфтий понимал, что для разбойников, убийц и шпионов, подготавливаемых из числа эмигрантов для засылки в Советский Союз, гораздо приятнее звон золота, чем тысячекратное повторение "бисмиллах".
Внимательно шарили по лицам прихожан острые глазки… Они задерживались на минуту, чтобы оценить человека, прикинуть - на что он способен.
…Мадаминджан и Расулджан, которые только изредка посещали мечеть суннитов, теперь не пропускали ни одной из пяти ежедневных молитв. Братья были сыновьями наманганского торговца мануфактурой Наджима. После того как у них отобрали земли, сады и имущество, скупой Наджим собрал все свои пожитки и даровал на поддержание войск ислама тысячу золотых, а сам, не пережив потери богатства, ушел из этого мира. Его сыновья, поверив всяческим выдумкам, с большим трудом добрались до Мешхеда.
Приехав сюда с верой в "райскую жизнь" на чужой земле, они вскоре растратили свой сбережения и в конце концов стали подручными у парикмахера. Но это лишь в мизерной степени облегчило их существование.
Муфтий знал многое о своих прихожанах. Узнал он и о том, что братья находятся в крайне тяжелом положении. Однажды после вечерней молитвы муфтий пригласил их в свою худжру.
Много слышавшие о "почтенном человеке", учившем их "чистосердечному поклонению аллаху", братья застыли перед имамом в подобострастном приветствии с прижатыми к груди руками.
Только что прошла первая вечерняя молитва. До следующей осталось не так уж много времени.
- Идти домой нет смысла, - улыбнулся муфтий. - Лучше побеседуем у меня в худжре до последней молитвы.
Разве могли отказаться от такого приглашения молодые мусульмане!
Их тронуло внимание имама. Вопросы его были традиционны: о жизни, о здоровье.
С этого вечера Мадамин и Расул стали ежедневно проводить время между вечерними молитвами в худжре муфтия. Постепенно он начал преподносить братьям первые уроки "политической грамоты", не забывая лишний раз оказать им сердечное внимание.
- Здесь мы живем только заботами чужестранцев о наших нуждах и благополучии. У нас всех одна судьба, одна цель.
И муфтий давал братьям что-нибудь из поступивших в мечеть приношений.
- В этих пожертвованиях есть и ваша доля.
Мадамин и Расул благодарили, кланялись и, уходя из мечети с подарками, готовы были молиться на Садретдинхана.
- Вы наш пир… - искренне говорили наманганцы.
Постепенно, не спеша, подходил муфтий к основной цели.
- Не истосковались по дому? - спросил он во время одной из вечерних бесед.
- Истосковались! Да еще как, господин! - в один голос ответили братья.
- Что вы скажете, если я помогу вам вернуться?
Наманганцы не верили своим ушам; пораженные, они мгновение молча смотрели на муфтия, а придя в себя, стали восклицать:
- О, если бы, господин, вы помогли! Мы до самой смерти молились бы на вас.
- Полно, не нужно… Я ведь готов помочь вам только из добрых намерений, - проговорил муфтий, удовлетворенный тем, что добыча идет в расставленную сеть.
Теперь оставалось лишь затянуть ее.
- Я знавал вашего покойного отца, - продолжал Садретдинхан. - Он был одним из верных людей нации. Но Советы не дали ему спокойно пожить на старости лет. Ради достижения общей цели ваш отец пожертвовал воинам ислама все свое имущество и себя. Порадовать дух столь почтенного отца - святой долг сыновей.
Затем муфтий протянул солидную пачку денег.
- Вот ваша доля из последних приношений в мечеть…
Обрадованные наманганцы низко кланялись, покидали худжру, все еще не зная, что скрывается за этой "добротой".
Но их радость была недолгой. На другой день по окончании полуденной молитвы муфтий позвал Мадамина и Расула к себе и заговорил в открытую.
- Вы поедете на родину. Но вам придется выполнять кое-какие наши поручения…
- Какие? - тревожно спросил Мадамин.
Расул тоже растерянно смотрел на муфтия. Братья начали догадываться, в чем дело.
- Вы встретитесь с нашими друзьями и продолжите дело отца… - спокойно произнес муфтий. - Вы отомстите Советам…
Не давая братьям опомниться, муфтий коротко рассказал о шпионской деятельности, ждавшей молодых людей на родине.
- Господин, здесь мы будем выполнять любую вашу работу. Однако такое поручение нам не по силам и не по душе… Простите нас, - умоляюще заговорил Мадамин.
Лицо муфтия сделалось страшным. Не случайно он часто употреблял поговорку: "С помощью дубины и медведя можно сделать муллой".
- Идите, - сурово сказал он, - завтра до девяти хорошенько подумайте, а потом приходите.
Когда они покидали худжру, муфтий угрожающе добавил:
- Эй, юноши! Помните, все, что было сказано, - остается здесь. Одно слово - и не сносить вам головы!
- Слушаемся, господин. Мы сами это поняли.
На следующий день, когда Мадамин и Расул виновато переступили порог, в худжре, кроме муфтия и его секретаря, сидел неизвестный туркмен с багровым, медным лицом. На голове каракулевая папаха, одет в несколько красных халатов. Молодые люди помимо воли нет-нет да и задержат испуганный взгляд на Хан Казы.
Указав на коврик у низенького столика, муфтий пригласил:
- Садитесь, юноши!
На столике лежала толстая книга, обернутая в желтый холст. Рядом расположился Хан Казы. Он сделал вид, будто ему неудобно сидеть, и поднял полу халата, обнажив деревянную кобуру маузера. Немного подумав, он вытащил оружие и положил перед собой.
Братья, как подсудимые в ожидании приговора, сидели, опустив головы, и лишь временами бросали взгляды то на коран, то на маузер.
Во взглядах был один вопрос: "Что с нами теперь будет?"
- Ну как? - муфтий первым нарушил молчание. - Вы подумали?
Над умоляющими глазами запорхали ресницы.
- Или вы изменили свое решение?! - повысил голос муфтий и перевел взгляд с Хан Казы на стол…
Братья и без этого окрика и красноречивого взгляда уже хорошо поняли, на что намекает муфтий. Они в самом деле были в безвыходном положении.
- Господин, наша судьба в ваших руках. Что бы бы ни приказали, мы выполним… - опустив голову, сказал Мадамин.
- Баракалля! Вот это другой разговор, дети мои! - муфтий даже улыбнулся. - Ничего с вами там не случится. Мы вас наставляем на путь истинный - путь религии и нации. Вы поедете на родину. Не надо бояться, трус - недруг аллаха. Просто скажите всем, что вам надоела эмиграция, чужбина и вы возвратились. С божьей милостью, все будет хорошо.
После этого вступления свободно вздохнувший муфтий приступил к оформлению "командировки".
- Садитесь рядом со мной и приложитесь к священному писанию… - приказал он братьям.
Они взяли в руки коран и, то целуя желтые листы, то прижимаясь к ним головой, по очереди повторяли за муфтием слова клятвы. Когда церемония завершилась, Садретдинхан обратился к Хан Казы:
- Вставай! Быстро отправляйся и сделай все, что я тебе говорил!
Хан Казы знал свои обязанности. Покинув худжру, он отправился в сторону Кучана и Буджнурда. Там он встретился с Муллой Мухаммедом и Кульджан Ишаном, уточнил место перехода через границу и имена сопровождающих. До возвращения Хан Казы Мирза по приказу муфтия изготовил несколько экземпляров фотографий Мадамина и Расула, велел им поставить свои подписи под бумагой, где говорилось об их беспрекословном подчинении.
Фотокопии этих документов через Хамадани, разумеется, сразу же были отправлены в Москву.
Муфтий начал "просвещать" братьев. Ежедневно между молитвами он инструктировал их, приказывал повторять, куда они должны явиться, с кем встретиться и какие задания выполнять в первое время.
- Вы должны будете каждый день твердить, что бросили родину по недомыслию. Но если вдруг, не приведи аллах, вас задержат и заключат под стражу, не падайте духом: наши спасут.
Затем муфтий наставлял братьев, какими способами, не привлекая к себе внимания, собирать информацию о стране Советов, о военных мероприятиях, о случаях недовольства новым строем. Особенно интересовали муфтия слухи, компрометирующие партийных и советских работников: за это Садретдинхан получал от своих хозяев хорошую плату.
- Как только доедете и благополучно устроитесь, - сказал на прощание муфтий, - будете ждать нашего связного. Его пароль: "Отец шлет привет, просит возвратить долг".
Религиозными наставлениями, обещаниями будущих благ имам успокаивал свои жертвы.
Наконец для переправы их через границу все было подготовлено, и наманганцы в сопровождении Хан Казы ушли в направлении Кучана.
На советской стороне "гостей" уже ждали пограничники и чекисты…
ДРАГОМАН
О мой учитель! Как сокращают, взгляни,
счет нашей жизни двуличные ночи и дни.
Хакани
В одну из пятниц, после молитвы, к имаму пришел необычный человек. Все прихожане приходили в мечеть в национальной одежде, этот же похожий на казаха шестидесятилетний старик был во френче английского образца, в крагах и в пенсне. Всем своим обликом и выправкой он напоминал отставного военного.
Шагая рядом с муфтием, он закинул руки за спину и внимательно слушал собеседника, словно боялся упустить хотя бы одно слово. Пройдя двор мечети, они направились к худжре. Незнакомец шагал твердо, решительно: видимо, он бывал здесь не раз.
Муфтий, поддерживая гостя за локоть, пригласил в худжру и попросил Мирзу:
- Сынок, устрой-ка нам крепкого чаю!
Когда чай был подан, муфтий представил Мирзе уважаемого гостя.
- Это господин Хайдар Хаджа, уважаемый человек, известный толмач и драгоман. Кстати, он тоже из Самарканда!
Гость равнодушно выслушал высокопарные слова в свой адрес. Его вид словно говорил: это еще не все.
Но когда муфтий подчеркнул, что Мирза его земляк, гость оживился. Он даже переспросил:
- Вы из Самарканда?..
Мирза подтвердил, заметив при этом внезапное волнение драгомана. Казалось, ему хочется задать секретарю муфтия сразу несколько вопросов. Но он сдерживал себя, стараясь сохранить достоинство и спокойствие.
- Значит, вы из Самарканда! - повторил он. - Неужели вы не слыхали обо мне?
- Отчего же, - рассудительно сказал Мирза, - в Самарканде о вас известно всем. Скажу больше: я даже знаком с вашими детьми…