― Он прав, ― проговорила Хильд; голос странный ― негромкий, ровный, почти ласковый. ― Во мне кровь кузнецов, которые выковали этот меч.
― И сколько же копий воткнули в этого Христа? ― осведомился Финн Лошадиная Голова. ― Слыхал я, что у императора ромеев в Великом городе сотни святынь Христа, от маленького куска ткани с лицом этого бога до венца из колючек. Там есть и копье, которое торчало в боку этого Иисуса, когда он висел на своем дереве.
― Ложь. Настоящее копье у меня, ― бросил Мартин сердито, и Эйнар ударил его в ухо. Маленький монах покачнулся.
― У тебя вообще ничего нет, монах, ― сказал Эйнар голосом холодным и медленным, как ползущий ледник. ― Только твоя жизнь ― и то с моего разрешения.
Хильд покачала головой, словно стряхивая с волос воду.
― Я знаю, где находится меч Атли. Я могу отвести вас туда, далеко на восток, вдоль по реке хазар.
― Ради задницы Одина, где это? ― спросил Эйнар.
― Я знаю, ― вмещался Колченог, возбужденный, как нетерпеливый мальчишка. На этот раз никто не засмеялся ― все помнили расправу с Хрингом. ― Это на Дону.
― На Дону? ― переспросил Эйнар.
― Там земли хазар, ― не унимался Колченог. ― Если мы толкуем о тех хазарах, которые пускают в тебя маленькие стрелы и поклоняются богу иудеев.
― Те же, ― сказала Хильд, и настало молчание, громкое, как грохот молота.
Мы все еще стояли, холодея от неведомого, когда из темного колодца показался один из тех варягов, что сторожили вход.
― Рерик зовет, ― сказал он Эйнару, щурясь от света. ― Что-то стряслось.
― Рерик? Что он здесь делает?
Мы бросились наружу. После пещер тусклое солнце показалось ослепительным. Нас ждали шестеро ― Рерик, Вальгард Скафхогг и еще четыре варяга. Мой отец с мрачным лицом шагнул вперед, и я увидел сквозь прореху в рубахе у него на плече глубокую кровоточащую рану.
― Пришел один из кораблей Старкада, ― сказал он, ― со Старкадом и Ульф-Агаром. Был бой. Убиты восьмеро наших.
― Как вы сумели отвести "Сохатого" вшестером? ― спросил Эйнар.
Мой отец молчит, трет лицо; прежде чем он продолжает, мы все понимаем, и к горлу подкатывает ком.
― Никак. Мы высадились, Старкад наступал нам на пятки. "Сохатый" остался гореть у берега.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Теперь уже почти все поняли, что над Эйнаром тяготеет его судьба, и причиной тому клятва, которую он нарушил. Эйнар тоже понимал, но сейчас ему нужна была его команда ― сильнее, чем когда-либо прежде, ― и потому он встретил удар судьбы с отвагой воина и хитрым расчетом, достойным Локи.
― Ладно, ― молвил он с кривой ухмылкой и окинул взглядом ошеломленных и злых варягов, оказавшихся без корабля на враждебном берегу. ― Помните, мы ― Обетное Братство.
Повернулся и пошел прочь, а солнце умирало на краю мира, цепляясь за вершину горы.
Послышался гул спора, в котором одно слово побивало другое. Исчерпав доводы, несколько человек из тех, кто последовал бы за Эйнаром и в Хель, снова взвалили на плечи свою ношу и поспешили за ним. Их длинные тени раскачивались. Среди них был мой отец. Потом и остальные потянулись следом, ругая все на свете и особенно эту проклятую гору.
― Подожди, я перевяжу тебя! ― крикнул я отцу.
Он обернулся и не смог сдержать усмешки, увидев мою перемазанную рожу.
― Тебе нужно вымыть за ушами, парень! ― рявкнул он, и я рассмеялся вместе с ним и выхватил последнюю чистую исподнюю рубаху из своего тюка, чтобы сделать перевязку. Рана была длинная, опасная и кровоточила.
― Секира, ― проворчал отец.
― Не надо бы тебе лезть вперед, старик, ― сказал я с улыбкой.
И тут я увидел, что его глаза полны отчаяния. Он потерял "Сохатого". Я ощутил всю его боль, но помочь мог, лишь старательно перевязав рану.
― И что теперь? ― спросил я, когда он отвел взгляд.
Отец сразу же понял, о чем речь.
― Так или иначе все увидят правду, ― спокойно сказал он. ― Эйнар нарушил клятву, и боги отбирают у него удачу. Так что теперь каждый поймет, во что ему обойдется такой проступок.
― Эйнар нарушил клятву Эйвинду, так что я могу нарушить свою клятву Эйнару, ― сердито отозвался я. ― И ты тоже. И каждый. Боги, конечно же, не найдут в том вины.
Отец ласково погладил меня по руке, словно я все еще был ребенком.
― Ты не успел понять, парень. Воспользуйся тем даром, за который тебя ценит Эйнар, я буду тобой гордиться.
Сбитый с толку, я только вытаращил глаза. Остальные, ворча и продолжая споры, взваливали на плечи свой скарб и шли наверх по горе, в свете сумерек.
Отец улыбнулся и сказал:
― Можешь ты нарушить клятву Эйнару и сохранить ее передо мной?
И тут до меня дошло, что имел в виду Эйнар. Клятва связала нас, мы дали ее друг другу, а не только ему. И чем более тяготела над ним судьба, тем яснее становилось, что бывает, когда нарушают клятву. Но чем более тяготела над ним судьба, тем больше страдал каждый из нас. Все замыкалось в круг, как змей, обвитый вокруг Мирового Древа, ― хвост во рту.
Отец кивнул, по лицу увидев, что я осознал безысходность этого круга.
― Клятва, ― сказал он, ― могучая вещь.
Я размышлял об этом всю дорогу, пока мы не остановились на склоне Кузнечной горы, увидев Эйнара. Он сидел один, обхватив руками колени, спрятав лицо под вороновыми крыльями своих волос. Здесь же раскинули стан. Костров не было, разговаривали мало, проверять мечи и ремни в темноте было невозможно, и, закутавшись в плащи, люди легли спать.
Интересно, думал я, чувствуют ли и они странность этой судьбы: отряд, связанный клятвой с нарушителем клятвы, следует за полоумной в поисках сокровища, больше похожего на сказочное. Скальд не осмелился бы сделать из этого сагу из страха быть осмеянным.
Но, как я понял позже, на деле их гораздо больше угнетало, что вместе с "Сохатым" сгорели морские сундуки со всем содержимым.
Скапти и Кетиль Ворона проверили, выставлены ли часовые, дав мне отдохнуть после трудных свершений прошедшего дня. Я сидел и думал о нашей судьбе, не в силах расстаться с этой мыслью, как голодная собака с обглоданной костью. Я так погрузился в это занятие, что не заметил, когда, прижимая древко копья к себе, точно дитя, подошла Хильд, тихая и величавая.
Она ничего не сказала, просто села не рядом со мною, а чуть в отдалении. В темноте я чувствовал присутствие Мартина, наблюдающего, выжидающего, и порадовался, что Скапти по-прежнему держит его на привязи.
Рассвет утонул в молочном вареве клубящегося по земле тумана, который всех разбудил. Как бы там ни было, обречен Эйнар или нет, когда речь идет о битве, он не делает ошибок. Он поставил нас выше тумана, и каждый, кому вздумалось бы красться наверх, рано или поздно вышел бы из этой каши на голый скалистый череп горы, и тогда неизбежно наткнулся бы на нас.
Конечно, некоторые рвались убраться отсюда, но Кетиль Ворона, Скапти и другие растолковали: слишком поздно. Старкад послал людей вслед за Рериком и уцелевшими с "Сохатого". Он приближается, и будет битва.
За все это время Эйнар ничего не сказал, хотя утром его увидели уже на ногах, одетым для сражения, в темно-синем плаще, скрепленном великолепной круглой серебряной фибулой с красными каменьями. Он провел утро глядя вниз, в туман, поглаживая усы, а остальные разбирали свои пожитки, сызнова проверяли и перепроверяли ремни и щиты.
Потом, точно ветер завыл, донесся звук мычащего рога, отдаленный и мрачный.
― Это неумно, ― пробормотал Валкнут. ― Он созовет всех деревенских.
Рог прозвучал опять, ближе. Эйнар круто повернулся, так что взвился синий плащ, и указал молча на Кетиля Ворону, Скапти, Валкнута и меня. Он посмотрел на нас на всех глубоко запавшими, точно рудничные шахты, глазами, а потом заговорил, едва разжимая зубы.
― Скапти, стереги монаха. Старкаду прежде всего нужен он. Орм, ты тоже держи женщину при себе. Брондольв Ламбиссон рассказал ему многое, но он мало что знает о женщине и ничего о том, как она ценна для нас. Валкнут, разверни стяг и береги его.
Он замолчал, повернулся к Кетилю Вороне, вялый взгляд которого не изменился при встрече с глазами Эйнара.
― Если я погибну, ― добавил он, ― ты отведешь Обетное Братство туда, где сгорел "Сохатый". Корабль Старкада там. Считаю, что там и надо их полностью уничтожить.
У него один корабль, он оставил при нем охрану, так что у него, думаю, сотня человек здесь, и вероятно, десятка полтора-два стерегут драккар. Есть возможность захватить судно, и следует это сделать.
Он снова замолчал и криво улыбнулся.
― Никто не избежит своего рока, ― прорычал он, ― но нет причин облегчать Норнам работу, и я отсрочу день, когда три сестры перережут нить нашей судьбы.
Мы смотрели, как он зашагал прочь, и никто не проронил ни слова. Впервые он почти признал свою участь, и это пугало. Мы разошлись и занялись каждый своими делами.
Меня беспокоила Хильд. Не мог же я привязать ее к себе, а значит, придется стоять рядом с нею, чтобы не вздумала сбежать. Это означало, что я не смогу встать в стену щитов. У нас каждый меч на счету, и я, одетый в кольчугу, мог впервые попасть в доблестный передний ряд, хотя те, кто становился там, называли себя Погибшими. А так, уныло подумал я, вместо настоящего боя плечом к плечу, мне предстоит стеречь девку.
― Вид у тебя, как у дующегося мальчишки, ― насмешливо сказала она. ― Только землю еще носком поколупай!
Я виновато посмотрел на нее, потом усмехнулся тому, насколько она права. Я ― воин в переднем ряду! Она села и принялась старательно чинить остатки моего плаща. Я увидел, что на ней мужские штаны, которые в последний раз я приметил в тюке Валкнута. Увидел и то, что она спокойна, собранна и совершенно не похожа на прежнюю полоумную, закатывающую глаза.
На самом деле ― слишком спокойна. Когда она повернулась и широко улыбнулась, у меня не просто екнуло сердце ― я содрогнулся, потому что в этом было что-то неестественное.
― Когда настанет час, ― сказала она, ― мы побежим по этой дороге.
И указала влево, на заросший кустарником склон.
Я не успел ее ни о чем расспросить, потому что рядом раздался звук рога. Нос Мешком и Стейнтор перебежали на крыла строившегося ряда, с шумом сомкнулись щиты, и выросла стена. Воздух сотряс воинственный клич, стяг, хлопая на ветру, развернулся. Вытянув шею, я увидел, как вышедшие из тумана тоже строятся в ряд. Над ними тоже взвился стяг, и словно в лицо плеснуло ледяной волной ― на нем также был Ворон. Мы сражались со своими, все слова уже сказаны, и ничего не изменишь.
От их ряда отделился один, подняв руки, чтобы показать, что те пусты. Его великолепный позолоченный шлем поблескивал в сером воздухе, поверх длинной кольчуги пылал красный плащ. Он подошел ближе, сдвинул шлем на затылок и открыл копну рыжеватых волос и такую же рыжую бороду. Светлые, как лед, глаза над широкой улыбкой ― Старкад.
― Эйнар! ― крикнул он. ― Твой корабль ― пепел; людей у тебя мало. Отдай монаха и то, что ты нашел здесь, и можешь идти, куда хочешь.
Эйнар кивнул, словно обдумывая предложение.
― Похоже, ты думаешь, что прав. Но все же ты говоришь, а это значит, что ты не вполне уверен в победе, даже имея столько людей. Без сомнения, тебе рассказали об Обетном Братстве и ты боишься. С тобой ли Брондольв Ламбиссон? Пусть он поведает тебе о том, каково иметь дело с Давшими Клятву. А лучше пусть покажет тебе свои штаны и дерьмо на них.
Послышался грубый хохот, ряды позади Старкада заволновались, раздвинулись, чтобы пропустить Брондольва Ламбиссона. Тот был облачен в кольчугу, защищен прекрасным шлемом и щитом, лицо ― багровое от гнева, но его слова не долетали до Давших Клятву, поэтому они насмехались над ним, бряцали мечами о щиты, пока он не замолчал.
― Кажется, ты решил, что кары твоей судьбы заслуживают все, кто рядом с тобой, ― произнес Старкад.
Слова прозвучали как свист плети и должны были сбить с ног. Но отвага и рассудок не покидали Эйнара, даже когда казалось, что вороны выклевывают ему глаза.
― А... ты говорил с Ульф-Агаром, я думаю, ― сказал он, вытягивая шею, словно хотел заглянуть за спину Старкада. ― Этот предатель здесь?
Неохотно, нетвердой поступью вперед вышел хорошо вооруженный человек в кольчуге. Он ничего не сказал, но посмотрел зло и направил меч на Эйнара.
Эйнар грустно покачал головой.
Гибнут стада, родня умирает,
и смертен ты сам; но смерти не ведает
громкая слава деяний достойных .
Его голос звенел, когда он читал эти старые строки, и даже я увидел, как Ульф-Агар дернулся от стыда и ярости. Эйнар ледяным голосом добавил:
― Добрая слава ускользнула от тебя, Ульф-Агар, сколько ты за ней ни гонялся. Память, может быть, останется. Но помнить тебя будут клятвопреступником, недостойным даже стоять рядом с такими, как Орм Убийца Белого Медведя.
Настала моя очередь смутиться, когда Давшие Клятву закричали, славя мое имя и ударяя мечами о щиты.
Но Старкад вскоре пришел в себя, и улыбка вновь ожила на его лице.
― Ну что же, кажется, нам не избежать битвы на этом голом склоне! ― крикнул он громко, чтобы слышали все. ― Но зачем терять хороших людей? Давай мы с тобой покончим с этим, Эйнар Черный. Если одолею я, твои люди вольны уйти или присоединиться ко мне. Если верх возьмешь ты, мои люди могут перейти к тебе.
Эйнар задумался, понимая, что не может отказаться, не потеряв чести.
― Когда, ― сказал он, выделив голосом это слово, ― я возьму верх, твои люди уйдут. Мне не нужны псы Синезубого. Разве что Ульф...
― Согласен, ― сказал Старкад.
И я увидел, что Ульф-Агар побледнел, губы его зашевелились, но он ничего не сказал, понимая, что его презирают даже те, кто стоит у него за спиной.
И вот Старкад подошел, а ряды его воинов и не всколыхнулись. Он сбросил плащ, вынул меч с красивой рукоятью, выставил свой новый щит, изукрашенный вьющимся узором, и пару раз легко стукнул по его краю мечом.
Эйнар, скинув плащ, обнажил свое оружие и снял с плеча щербатый иссеченный щит. Оба настороженно кружили, приседая к земле, потом рванулись вперед. Лязг металла ― сошлись. Эйнар сыпал удары, сокрушая прекрасный щит. Старкад отступил, упал, ударил по ногам Эйнара, так что тот едва успел отскочить.
Так и шло, пока оба не начали тяжело дышать. Стало ясно, что Старкад сильнее и крепче. Но его щит был почти уничтожен, и у меня затеплилась надежда ― до тех пор, покуда (все согласились потом, что это и вправду было поразительно) Старкад не ударил сбоку тяжелой рукоятью в тыльную сторону щита Эйнара и этим мощным движением его не выбил.
Эйнар, не будь глупцом, отпрыгнул назад, но следующий удар разрезал петли, и ему пришлось отбросить остатки щита. Кровь брызнула из раненой руки. Старкад по-волчьи оскалил зубы и закрылся щитом, нацелив на противника меч.
Эйнар попятился, затем отступил еще, потом внезапно рванулся вперед, мечом скользнул вдоль лезвия, отводя оружие Старкада в сторону и сметая щит соперника. Он несся головой вперед, и его шлем, как осадный таран, размолотил бы нос Старкада, когда бы не железный наносник.
Старкад упал на спину. Я вспомнил, как ударился головой о железный край горна, и представил, что он чувствует. Яркие огни и тошнота: он был обречен.
Но он откатился, и удар Эйнара лишь вспорол ему ногу от колена до верха сапога, так что Старкад взревел от боли. Отбиваясь, он спутал ноги Эйнару, и тот упал. Они бешено молотили ногами и руками, но удары не достигали цели.
И тут ряды людей Старкада раздвинулись, послышались воинственные крики.
Поначалу мы подумали, что противник решил предательски напасть. Потом увидели каких-то чужаков, летящие копья и дротики. Шлемов на нападавших не было, никакого настоящего оружия тоже, только дротики и длинные ножи. Людей было очень много, они высыпали из редеющего тумана прямо позади дружины Старкада. Это проснулись жители деревни Коксальми.
Эйнар и Старкад расцепились, задыхаясь и не спуская глаз друг с друга. Старкад, ругаясь, захромал прочь, опираясь о меч. Кровь текла из носка его сапога.
― Позже, ― выдохнул он.
Эйнар увидел, что происходит, вскочил, завернулся в плащ и отдал быстрые приказания. Давшие Клятву понемногу рассеивались, отступая с поля боя, где с деревенскими дрались люди Старкада. Я взял Хильд за руку, подумав, что, похоже, Эйнар прав ― некоторые боги еще держат его сторону, а Норны покуда не закончили прясть нити нашей судьбы.
― Сюда, ― сказала Хильд почти весело, и я вспомнил, похолодев, ее недавнее спокойствие.
Она будто знала: деревенские выслали людей на край, и те бежали слева от меня, а Хильд тянула вправо, в заросли. Но я остановился, когда притопал Скапти, таща на привязи Мартина.
Двое деревенских бросили копья в нашего здоровяка. Я видел, как они вонзились в тело. Видел ― и не мог этому поверить. Копье пробило ему затылок и вышло через рот, Скапти замер, споткнулся, потом попытался протянуть руку назад и вытащить копье, но не сумел. Черная кровь хлынула потоком, он изумленно посмотрел на меня и рухнул на землю; все было кончено.
Я хотел броситься к нему, но Хильд удержала меня и потащила за собой. Я видел, как Мартин выдернул конец привязи из скрюченных рук Скапти. Наши взгляды встретились, злобно схлестнулись, а потом он пустился бежать.
Ошеломленный, я спотыкался по склону вслед за Хильд. Скапти больше нет...
Мы выбрались на ровное место, кое-как скатившись по каменистой осыпи, задыхаясь и хватая ртами воздух. Но Хильд слишком разогналась и соскользнула с берега в реку, резко вскрикнув.
В отчаянии я бросился к воде, увидел, что Хильд барахтается на мели и озабочена лишь тем, чтобы удержать это проклятое богами древко копья, а не своим спасением. Сердитый и напуганный, я схватил ее за волосы и вытащил на берег.
― Ты всегда годился для этого дела, ― с издевкой произнес кто-то рядом.
Ульф-Агар вышел из кустов. Он потерял шлем и щит, но все еще был в кольчуге и вооружен длинным грозным мечом.
― Теперь, кажется, тебе выпало поймать и оттрахать труп, ― добавил он.
Он пошел на меня, волоча ногу, раненную мечом в драке на складе в Бирке.
Я вспомнил тот остро пахнущий плесенью полумрак: вот Ульф-Агар, обливающийся потом, вертит перед людьми Старкада брусок красного раскаленного железа ― оно оставило на всем его теле медленно заживающие рубцы.
Я вспомнил, как он прикрывал меня со спины, пока я глупо ломился в дверь, которую мог запросто открыть, если бы пошевелил мозгами. Я слышал, как он кричал мне, пытаясь объяснить, и кровь брызгала из его разбитого рта. Это наихудшее из возможных ранений, особенно для такого человека ― зубы ценнее серебра, потому что без них молотишь лишь кашу, а настоящие мужчины жуют мясо и хлеб. И в этом тоже виноват я, как считал Ульф-Агар.