Уолли Менгу повезло не больше, чем штурману, хотя он до последней запятой выполнил инструкцию по катапультированию в чрезвычайной ситуации. Он убедился, что ремень безопасности плотно затянут, проверил соединительный замок плечевых ремней, затем правой рукой быстро нажал на кнопку отсоединения воздушного и коммуникационного кабелей.
Наконец он ухватился за рычаг включения двигателя катапульты и сжал его. Три боевых заряда взорвались поочередно, и кресло вылетело наверх с ускорением 18g. Но Менг совершил одну-единственную ошибку - среагировал слишком быстро. Невезучий второй пилот подумал, что Тайнан уже катапультировался, а это было не так.
Крыша над головой Менга - изогнутая пластина из противоударного пластика - все еще оставалась закрытой. Он врезался в нее шлемом, в результате чего сама крыша и шлем раскололись, а сила удара размозжила череп Менга, точно яйцо о край чугунной сковороды. Голова вместе с пробитым шлемом выскочила вверх сквозь крышу и составила компанию воющему ветру, который на скорости четыреста миль в час метался над бомбардировщиком.
Шея Менга, оставшаяся без защиты, дернулась назад под напором ветра, и ее перерезали острые края расколотого пластика. Освободившаяся голова вылетела в ночной мрак, вращаясь, точно блестящий мяч для боулинга, и вскоре исчезла в потоках беснующегося дождя.
Тайнан наконец пришел в себя и попытался хотя бы как-то справиться с самолетом. Он сражался с педалями, уставившись на приборы на панели управления, которые либо мигали красным, либо гасли прямо у него на глазах, когда потоки дождя проникали сквозь разбитую крышу и возникало короткое замыкание.
К тому же ситуацию не улучшали густой дым от зарядов из-под катапульт и кровь, хлещущая из тела Уолли Менга, по-прежнему пристегнутого к тлеющему креслу. Бросив последний взгляд на альтиметр, Тайнан увидел, что "Гусыня" снизилась меньше чем до двух тысяч футов, а искусственный горизонт стал казаться на удивление пологим.
Пожар в двигателе прекратился, но надежды выжить у бомбардировщика не было. "Матушку Гусыню" в любом случае ждал конец. Несмотря на две тысячи футов и пологий горизонт, она должна была через несколько секунд рухнуть на землю. Тайнан проверил ремни, сдвинул крышу, закрыл глаза и произнес одно-единственное грязное ругательство, которое шокировало бы его жену, если бы он был женат. Затем он нажал на рычаг и вылетел вверх, в темное, пропитанное дождем небо над джунглями Юкатана.
НАСТОЯЩЕЕ
3
Финн Райан сидела на жесткой скамье в одном из огромных читальных залов Архива Индий в испанском городе Севилья, а ее деловой партнер и друг, лорд Билли Пилгрим, изучал очередной пожелтевший пергамент, разглядывая его через лупу, совсем как Шерлок Холмс. Перед Финн стоял ноутбук - две разные технологии рядом и одновременно разделенные промежутком времени в пятьсот лет.
- Я думал, что у монахов, которые переписывали документы, почерк лучше, - проворчал Билли, низко склонившийся над манускриптом.
- Ты ведь специализировался в Оксфорде на испанской литературе, - с улыбкой сказала Финн.
- Я специализировался на литературе, а не на перечне белья, отданного в стирку, чем и являются эти каракули, как будто нацарапанные куриной лапой, - сказал Билли. - Списки грузов и пассажиров, транспортные накладные, писульки одного бюрократа другому по вопросу состояния сахарной промышленности. Жуткая скукотища.
- Индиана Джонс в "Последнем крестовом походе" сказал: "Большая часть археологических изысканий проводится в библиотеке".
- Придурок твой Индиана Джонс, - ответил ее светловолосый спутник. - Что-то я не видел, чтобы он сидел и пялился на старые куски пергамента в пыльных комнатах, затерявшихся в мавзолеях вроде этого. Он бегал и щелкал кнутом, сражался с крысами и змеями и стрелял в людей. По-моему, это гораздо веселее.
- А я, не задумываясь, выберу пыльные комнаты, - возразила Финн. - Других удовольствий с меня на некоторое время хватит.
- Наверное, ты права, - не стал спорить с ней Билли.
Во время последнего приключения на них напали в лондонской подземке, яхта Билли была взорвана прямо у пристани в Амстердаме, они едва не погибли во время тайфуна в Южно-Китайском море, и их выбросило на пустынный остров неподалеку от северного побережья Борнео вместе с командой, состоявшей из потомков китайских воинов. И это было только началом неприятностей.
- Возвращаясь к тому, зачем мы здесь: что в старых записях и транспортных накладных говорится про "Деву Марию Заступницу"? - спросила Финн.
- Что в середине июля тысяча пятьсот двадцать первого года корабль попал в ураган и камнем пошел ко дну неподалеку от Ки-Уэста, который тогда назывался Кайо-Уэсо - остров Костей. Через шесть месяцев после этого корабль "Непорочная Дева", прозванный командой "Cagafuego", был отправлен на место катастрофы, чтобы поднять со дна сокровища, коих было немало.
- "Cagafuego"? - переспросила Финн.
- Если тебе интересно, в приблизительном переводе это означает "огненный сортир".
- Забудь, что я тебя об этом спрашивала, - откликнулась Финн. - И что было дальше?
- Они достали со дна практически все и именно по этой причине про обломки забыли. Кроме того, им удалось подобрать одного человека, спасшегося с затонувшего корабля, - монаха-доминиканца Бартоломе де лас Касаса. Кстати, его имя возникает несколько раз. Видимо, он был важной фигурой.
- Неужели это просто совпадение? - пробормотала Финн.
- Совпадение?
- Отец часто рассказывал о человеке с таким именем, когда во времена моего детства работал на раскопках в Мексике и Центральной Америке, - объяснила она. - Тот Бартоломе де лас Касас тоже был доминиканцем и входил в число монахов, которые пришли в Мексику вместе с Кортесом. Собственно говоря, он был исповедником Кортеса и знал все его тайны, включая местонахождение затерянного храма на Юкатане, где Монтесума спрятал большую часть своих сокровищ. Кортес опасался, что королевский двор Испании с помощью инквизиции объявит его еретиком, чтобы наложить лапу на его золото и драгоценности, поэтому никому не говорил, где находится тот мифический город. Все в мексиканской колонии искали его на протяжении ста лет, а потом о нем забыли, и он превратился в сказку. - Финн пожала плечами. - Предполагается, что там имелся какой-то кодекс, но он тоже стал легендой.
- Кодекс?
- Это своего рода книга: длинные, сложенные гармошкой листы аматля - бумаги, изготовленной из коры фикуса, - заполненные ацтекскими пиктограммами. Один из самых знаменитых - Флорентийский кодекс. Испанская инквизиция попыталась его уничтожить, и ей это почти удалось. Еще имеется Кодекс Ботурини, написанный неизвестным ацтеком лет через десять после того, как туда явился Кортес. Всего их в природе около двенадцати штук, и они рассредоточены по всему миру: Принстон, Национальная библиотека в Париже, библиотека во Флоренции.
- А как насчет Ватикана? - спросил Билли, разглядывая в лупу выцветший пергамент.
- У них один из самых знаменитых, Кодекс Борджа. А что?
- В этом манускрипте постоянно упоминается что-то под названием "Cavallo Nero" и Ватикан, а также повторяется фраза: "Tira de la Ciudad Dorado de Cortez" - "Страницы, посвященные Золотому городу Кортеса". Может быть, это один из кодексов, о которых ты, похоже, так много знаешь?
- Вполне вероятно. "Cavallo Nero" переводится с итальянского как "черный рыцарь", - кивнув, проговорила Финн с волнением в голосе.
- Тайное общество?
- Меня бы это не удивило, - ответила Финн. - В особенности если речь идет о доминиканцах. Они были главной силой, которая стояла за инквизицией. Постоянно все вынюхивали… В общем, что-то вроде религиозного гестапо. Внутренняя служба безопасности пятнадцатого века.
- Но это же Испания, а не Рим, - возразил Билли.
Финн покачала головой.
- Все считают, что инквизиция родилась в Испании, но они ошибаются. Она возникла в Ватикане, при Папе Сиксте Четвертом, том самом, что построил Сикстинскую капеллу и восстановил Ватиканскую библиотеку. Инквизиция продолжает существовать, только теперь она называется Конгрегацией доктрины веры. Это самая старая служба Ватикана.
- "Черные рыцари"… Звучит пугающе, - заметил Билли.
- Если они входили в орден доминиканцев и имели отношение к инквизиции, то можешь не сомневаться, они были очень плохими парнями, - подтвердила Финн и принялась постукивать пальцами по столу. - Интересно, он все еще там? - пробормотала она.
- Что и где?
- "Tira de la Ciudad Dorado de Cortez", - пояснила Финн. - Мне интересно, находится ли он по-прежнему в библиотеке Ватикана.
- Может, он туда и не попал, - почти с надеждой в голосе сказал Билли.
- "Золотой город", - медленно проговорила Финн. - Мой отец не сомневался, что он существует, это был его Священный Грааль.
- А мне казалось, что Грааль нашел сэр Галахад, потом Монти Пайтон, а после него Дэн Браун.
- Ты забыл про Индиану Джонса, - рассеянно добавила Финн.
- Похоже, ты на нем помешана, - заявил Билли. - Или дело в Харрисоне Форде?
- Ш-ш-ш, - прошептала Финн. - Я думаю.
Билли Пилгрим беспокойно поерзал на жесткой скамье.
- И почему, интересно, у меня возникло жуткое ощущение надвигающегося рока?
- Прекрати ворчать, - рассмеялась Финн. - Пойдем поищем севильскую версию "Старбакса" и поговорим про Золотой город.
Через двадцать минут молодой человек в белой рубашке с расстегнутым воротом и в джинсах вышел на Пласа-де-ла-Альянса. Он держал в руке маленькую видеокамеру и был похож на туриста, коим в определенном смысле и являлся.
Площадь была маленькой и уютной, с одной стороны на нее выходила стена из рассыпающегося кирпича и камня - задняя часть церкви, стоящей на параллельной улице. На трех других сторонах расположились маленькие лавочки, включая "Старбакс" на углу. Небольшие апельсиновые деревья с яркими оранжевыми плодами росли по периметру площади, защищая ее от солнца.
В центре находился простой фонтан, какими украшены тысячи подобных площадей по всему городу. Вдоль стены старой церкви стояли столы и стулья, молодой человек сел и принялся медленно снимать на камеру площадь.
Складывалось впечатление, что особое внимание он уделил "Старбаксу", занимавшему первый этаж двухэтажного побеленного здания. Он увеличил изображение и остановился на паре, сидевшей за столиком перед кафе. Молодой человек осторожно вывел картинку на крупный план и сделал несколько снимков, пока не убедился, что их вполне достаточно. Заинтересовавшие его люди с серьезным видом разговаривали о чем-то. Мужчина был светловолосый, с телом пловца, широкоплечий и узкобедрый. Женщина - стройная длинноволосая красавица, как будто сошедшая с прерафаэлитской картины "Леди из Шалот".
Молодой человек в белой рубашке еще раз для вида сделал панорамную съемку площади и положил камеру на маленький столик перед собой. Достав из кармана рубашки мобильный телефон, он набрал международный код, потом код Италии и наконец зональный код 379. Затем ввел семизначный номер. Ему ответили после третьего гудка.
- Да? - ответили ему по-итальянски.
Голос был осторожным и взвешенным, - голос человека, наделенного властью.
- Я их нашел, - ответил молодой человек, сидевший на площади. - Наш связник в Архиве сказал, что они искали документы с информацией, касающейся кодекса.
- Любопытно, - заметил его собеседник. - За последний месяц они уже вторые, кто им интересуется.
- Что мне делать? - спросил молодой человек в белой рубашке.
- Ничего. Последи за ними какое-то время.
- Слушаюсь, ваше преосвященство.
- Первые шаги уже сделаны, - сказал его собеседник. - Мы снова в игре после очень длительного перерыва. Мы должны набраться терпения.
- Да, ваше преосвященство.
- Если они станут слишком любопытными, убери их с игровой доски. И держи меня в курсе.
"Убери их с игровой доски. Иными словами, убей", - подумал молодой человек.
В мобильном телефоне раздались короткие гудки. Молодой человек убрал его обратно в карман рубашки и стал наблюдать за парочкой перед "Старбаксом". Потом вдохнул сладкий аромат апельсиновых деревьев и принялся молиться за души двоих, что сидели за столиком неподалеку от фонтана.
4
Макс Кесслер жил в доме 3307 на N-стрит в северо-восточной части Джорджтауна, Вашингтон, округ Колумбия, в двух домах от угла Тридцать третьей улицы и в двух кварталах от магазинов и ресторанов М-стрит. В Джорджтауне таких домов было немного. Он стоял на собственном участке земли и предназначался для одной семьи. Это было его главным достоинством с точки зрения Макса, которого тошнило от мысли о том, что ему пришлось бы делить стену с соседним зданием.
Кроме того, дому добавлял привлекательности тот факт, что в нем жил Джек Кеннеди с 1958 года и до своего переезда в Белый дом. Иногда поздними вечерами, когда Макс разбирал и сортировал свои лучшие находки, он почти слышал голоса Джека и Джеки и почти чувствовал аромат "Флориссимо", любимых духов Джеки, созданных парфюмерным домом "Крид" для Грейс Келли. Иногда он был совершенно уверен, что ощущает роскошный запах недолговечных президентских сигар. Во всех отношениях практичный флегматик, Максимилиан Алоиз Кесслер твердо верил, что в доме обитают призраки двух великих американцев.
Макс Кесслер родился в гостинице "Моника" в шахтерском городке Мисбах на юге Баварии 30 апреля 1945 года, в тот самый день, когда Адольф Гитлер приставил пистолет к виску и совершил самоубийство в Берлине. Отец Макса называл себя Куртом фон Кесслером, хотя не имел никакого права на аристократическую приставку.
Курт фон Кесслер, какого бы он ни был происхождения, являлся полковником "СС" и первым заместителем Рейнхарда Гелена, нацистского штабного офицера и главы разведки, отвечавшего за шпионскую деятельность на территории Советского Союза во время Второй мировой войны.
Когда война докатилась до Германии, Гелен, мастер шпионажа, и его организация перебрались в Баварские Альпы, где ждали прихода американцев, что и объясняет, почему Макс родился в провинции. Когда недавно появившееся на свет ЦРУ предложило Гелену и его группе работать у них, Курт Кесслер, без всякого "фона", вместе с женой и сыном приехал в Америку в рамках широко известной операции "Скрепка", благодаря которой сотни нацистов в послевоенные годы оказались в Америке, причем кое-кто из них был военным преступником.
Курт Кесслер вместе со своим прежним шефом Геленом поселился в Вашингтоне и стал специалистом по сбору разведывательной информации в Южной и Центральной Америке, поскольку продолжал поддерживать связь с десятками прежних приятелей, которые теперь там жили.
Сына Курта, Макса, воспитывали как американца, он учился в американских школах и закончил с высшими баллами Джорджтаунский университет, где специализировался по вопросам Южной Америки и изучал языки. Затем он получил степень по советской политической науке. Макс одинаково свободно и безупречно владел английским, испанским, русским и чешским языками. Разумеется, он разговаривал на высоком немецком своего отца, как уроженец Берлина.
Его отец и мать погибли в автомобильной аварии в 1968 году - Макс только что получил степень. Через две недели после того, как он похоронил родителей, ему предложили работать в ЦРУ.
Он отклонил это предложение в пользу личной независимости и свободы и выбрал для себя работу консультанта, посредника между американским и южноамериканским бизнесом, а также выступал частным советником по вопросам Советского Союза и специализировался на торговых соглашениях со странами Восточного блока.
Воспользовавшись страховкой родителей и собственным трастовым фондом, Макс Кесслер купил дом в Джорджтауне и поселился в нем, устроив там свой офис. Он так и не женился, у него не было детей, любимого времяпрепровождения и друзей. Он никогда не встречался с клиентами да и вообще ни с кем в доме на N-стрит и никогда не готовил еду, предпочитая питаться в ресторанах, которых на М-стрит великое множество. Работа, знания и информация были для него всем. И еще власть.
Макс унаследовал от отца не только деньги и способности к языкам. Курт передал ему свою манию подчинять порядку и каталогизировать каждый аспект собственной жизни. Впрочем, Макс получил в наследство и гораздо менее эфемерные вещи: ему достались архивы отца, которые тот называл "Der Wunderkasten", что в переводе означает "Волшебные ящики".
Всего их насчитывалось пятьсот штук. В каждом лежала тысяча карточек размером три на пять дюймов с аккуратно напечатанными зашифрованными словами (примерно сто пятьдесят слов на каждой карточке), в которых содержались данные из личных архивов Гелена касательно агентов и операций от Владивостока до Москвы и от Ленинграда до Одессы.
Изначально они создавались в качестве копий оригиналов на случай пожара или еще какой-нибудь катастрофы, но в конечном итоге стали билетом, позволившим его владельцу бежать от ужасов конца войны. Собственные копии архива Гелена были эвакуированы на трех грузовиках "Организации Гелена", когда она бежала в Мисбах. Курт Кесслер, раньше Гелена понявший, что гитлеровская Германия потерпела поражение в войне, попросил приятелей из разведывательного управления люфтваффе переснять полмиллиона карточек на пленку в одной из оставшихся кинолабораторий "УФА" в Берлине. Их тайно вывезли из Германии в трех больших бобинах, без труда поместившихся в один чемодан.
Использовав пленки отца в качестве основы для собственной коллекции и разместив их в громадном бомбоубежище на случай атомной войны, которое Джек Кеннеди тайно построил в подвале дома на N-стрит, Макс Кесслер добавил к отцовскому наследству свои досье. За первые десять лет он удвоил размеры доставшегося ему архива, за следующие десять число досье выросло в четыре раза.
С появлением компьютеров в мире Макса Кесслера ничего не изменилось. Он печатал каждую карточку на надежной пишущей машинке "Ай-би-эм икзекьютив", а ленты после использования уничтожал в камине гостиной. В 1990 году Макс купил камеру фирмы "Кодак" для съемки микрофиш, установил ее в подвале и начал медленно и целенаправленно переносить свои досье с карточек на пленку, как до него это сделал его отец.
С тех пор он хранил карточки только за последние пять лет, а остальное отправлял в архив. Макс Кесслер не держал в доме шифр, который использовал для перенесения информации на карточки. Отдельные картотечные ящики, стоявшие в подвале, все до одного были заперты и находились под сигнализацией. Микрофильмы лежали в огнеупорном сейфе, тоже подключенном к охранной системе. Сам вход в бомбоубежище был замаскирован, закрывался на ключ и контролировался сигнализацией.